Книга: Евангелие от режиссёра
Назад: VI. Что ещё не так с географией? Тивериада
Дальше: IX. Барсик, пчелиный рой, Кирджали, дегустация любви

VII

Тошнота

Маргарита Левий лежала на диване без нижнего белья, вытянув свои длинные ноги. Она тщательно рассматривала их, выискивая вмятинки целлюлита. Телефон зажат между плечом и ухом.

– Петюня, привет. Куда ты послал моего Сергунчика? Куда из-за тебя ускакал мой серенький зайчик? Мне без него грустно, жестокий ты человек.

Хрипловатый голос Петра просипел на манер Высоцкого, пробиваясь через слегка заплетающийся язык:

 

– О-о! Ты вовремя, Мар,

У тебя – Божий дар!

Я весь день,

Как олень,

Убегал от их стаи.

И они отстали

Только у края

Моего рая,

Цифрой в проводах лая.

 

 

Мне теперь невмоготу.

Запиваю «Тошноту»,

А испуганное завтра,

Убежав со страниц Сартра,

Прячась в бокале Шираза,

Хнычет, зараза.

Приезжай, развей мой кошмар,

Мар.

 

– Ты и правда, как загнанный зверь. Всё так плохо?

– Они скоро вычислят, что я не из опричников, не их волчьей стаи, что я… травоядный. И они меня разорвут и сожрут. А Сергей… Что Сергей? Счастливый человек. Занимается творчеством. И почему бы не стать творцом, имея такую жену?

– Вы оба глупые стихоплёты. Но-о я скоро буду. Жди.

VIII

Укус Вараввы

Из записок С. А.

Утро. Возле храма 12 апостолов (Капернаум) сидел на берегу странный тип с вывернутым наизнанку подрясником, немытыми волосами. Он был похож на ряженого юродивого из плохого фильма. Вокруг три-четыре женщины с открытым ртом слушали его. Я подошёл. Он представился Вараввой.

– Странное имя, – говорю.

– Я разбойник, убийца, Варавва.

Из его путаной проповеди женщинам я понял, что он убийца, но неким образом избежал приговора. Другой, невинный, взял вину на себя. Это потрясло Варавву, и он уверен теперь, что приговорённым был сам Христос. Теперь самозваный Варавва искупает вину, скитаясь по святым местам. Но в нём была некоторая странность. Он словно упивался, когда уничижал себя, рассказывая о своих грехах и ничтожестве. При этом все события его жизни происходили в какие-то значимые церковные дни, всё было неслучайно. Словно Богу только и дел было, что подавать ему сигналы с помощью дат и совпадений. Слушатели и особенно слушательницы подпали под его почти гипнотическое влияние. Некоторые задавали вопросы, как ученики учителю. Какой-то неприятный сладковатый запах ощущался от души этого человека.

Меня словно что-то толкнуло, и я спросил, не знаю, почему:

– А ты не рыбак? Чувство, что ты с удочкой не расстаёшься. Только вместо рыб – люди, а удочка – уверенность в собственной святости.

Он впился в меня своими голубыми, большими глазами, словно вкручивал их в меня, и безмолвным напряжением лица передавал всю гамму чувств: как ему горько от моих слов, но он меня любит и никогда не ответит на моё хамство. Но я ведь режиссер и видел игру. Стало противно, что он так пялился, и я без намёков послал его:

– Пошёл ты, святоша хренов. Залюбил глазами.

Он издал высокий звук и бросился на меня, схватив своими гнилыми зубами мою руку. Я безуспешно пытался стряхнуть его с руки, как змею. После удачного пинка ногой он отлетел. Рука жутко болела и кровоточила. Я почти терял сознание от странного ощущения в голове. Вся радость от моего пребывания на святой земле исчезла, и мне захотелось домой.

Глава 6

Хиллель и Шломо

Материалы сценария.

Капернаум. Возле дома, где жил Иисус.

– Шалом, Анания. Столько народу. Случилось ли что?

– Шалом. Из Назарета мать Иисуса с братьями пришли, хотят забрать назорея.

– Он что же, болен? – Ефрем пришёл, услышав гул толпы, и был озадачен.

– Болен? Нет, не заболел… но старейшины и фарисеи говорят, что он закон не исполняет и одержим злым духом. Мол, изгоняет бесов силой их князя, Вельзевула. На него законники ополчились, а из ревнителей есть те, кто грозит убить. Слухи уж до родственников дошли. Мать, вот, всполошилась, пришла. Уверяет, что он не одержимый, а вышел из ума. Она во-он там. Видишь её? Она с братьями его стоит вне, а он в доме.

– Это у него с детства? Это…

– Да кто знает? Он ни мать не признал, ни братьев! Сказал, мол, братья его те, кто слушают слово Божие и соблюдают его.

За неделю до этого.

В доме начальника синагоги возлежали: фарисеи Шломо, Хиллель, Шмуэль и ещё двое учеников Хиллеля; Беньямин и другие книжники; начальник синагоги Ицхак и его сыновья. Один из них записывал, что говорили учителя. Все ждали прихода уважаемых гостей из Переи – многие пришли узнать о новом проповеднике назорее и услышать, что думают о нём старейшины и книжники.

Хиллель. Народ совершенно невежественен. Посмотрите, все верят в эллинские сказки. Думают, что их исцелит воплотившееся божество типа Асклепия.

Ицхак. Что ещё за Асклепий?

Хиллель. Бог врачевания у них, рождённый от Аполлона, которому храм в Ионии стоит. У этих бесов бесчисленных князь один, дьявол, Вельзевул. Эллины его Зевсом называют, а филистимляне Ваалом, что в переводе есть господь.

Шмуэль. Равви, так они считают, что верховный Бог спит и в делах не участвует, а всё поручил господину, Ваалу. Он – управляющий от имени Бога?

Хиллель. Сейчас не время уроки давать. Уважаемым людям это ни к чему, а вам не к спеху. Завтра приходите с вопросами.

Шломо. Уважь их, Хиллель. Да и мы послушаем. Ты жил у язычников в Тире, много о них знаешь. А мы здесь с ними дел не имели. Ждать гостей за беседой легче.

Хиллель. Если вы не возражаете… Помнишь, Шмуэль, как Илияху пророков Ваала заколол?

Шмуэль. Да, равви. Пророки Ваала лгали, что Творец уснул, а все дела отдал наместнику. А Илияху их спрашивал: может, это ваш Ваал спит?

Хиллель. Этим вопросом Илияху возвращал им их ложь о спящем Боге. А к народу взывал: Признайте, что наш Господь – Бог. Все ведь знали, даже язычники, что с неба кто-то ими управляет, и называли его Ваалом, господом то есть. И ещё давали ему разные имена. Но наш Господь – Бог Авраама, Исаака и Иакова, который управлял нами с самого исхода из Египта, и ещё раньше, он есть Бог всех, Творец, Всевышний. То есть нами сам Бог правит, никому он нас не перепоручал. Псалом вспомните: Признайте, что Господь – Бог, что он нас создал, что его мы, что мы народ его, паства его! Что думаешь об этом, равви Беньямин?

Беньямин. Да что тут думать? Ясно, что другими народами ангелы управляют, а не Бог. Народы их господами называют. А над нами – только Бог, он сам наш господин.

Шломо. Позвольте слово сказать. Вспомните, как прогневался Бог на народ из-за золотого тельца и сказал: Не пойду с вами, пошлю пред тобою ангела, и прогоню хананеев, аморреев, хеттеев, ферезеев, евеев и иевусеев, и введёт он вас в землю, где течёт молоко и мёд; ибо сам не пойду среди вас, чтобы не погубить мне вас на пути, потому что вы народ жестоковыйный. Народ возрыдал, а Моисей отделился от них и поставил свой шатёр вне стана, который назвал скинией откровения. В ней он хранил ковчег откровения и скрижали. Моисей упросил Бога идти с ним, и Бог тогда сказал: Сам я пойду, и введу тебя в покой. Моисею обещал, заметьте, уважаемые. Моисею, а не всему народу! И пошёл с Моисеем! А народ только следовал за Моисеем, и имел в своем стане скинию собрания для принесения жертв. Так кто дал им закон, Бог или ангелы? И кому они приносили жертвы в пустыне?

Беньямин. Но после смерти Моисея и Иисуса Навина скинию откровения присоединили к походному храму, скинии собрания и назвали Святое святых, и боялись входить в неё, чтобы не умереть. И мы верим, что сам Бог с нами и после Моисея, а не ангелы. И что Бог нам дал закон, а не ангелы, и не ангелам мы служим, принося жертвы, но сам Бог есть наш Господь. Ему мы служим, когда выполняем постановления закона о жертвах. Шломо, не смущай учеников такими речами!

Шломо. Я не смущаю, Бог не нуждается в защитниках – это ещё Иов сказал. Так что слушайте: если Моисей отделился от стана, чтобы идти с Богом, а жертвы приносили в стане, то разве не ангелами был дан закон о жертвах?

Хиллель. Шломо, ты и правда зашёл в речах далеко.

Все смутились. Ученики слушали с явным интересом, но опустили головы и не показывали вида. Хиллель раскраснелся и был явно возмущён речами Шломо, но пока сдерживал себя. Один из учеников продолжал невозмутимо вести запись разговора.

Шломо. Бог оставил народ служить ангелам после греха с тельцом. И не ангелам ли жертвы приносились нашими отцами? Как сказано: Бог же отвратился и оставил их служить воинству небесному. И ещё Бог спрашивает через пророка: Дом Израилев! Приносили ли вы мне заколения и жертвы в продолжение сорока лет в пустыне? Мы знаем, что приносились жертвы в пустыне, но вопрос: кому? И некоторые из фарисеев говорят, что мы приняли закон при служении ангелов, а от Бога – только десять заповедей. Выходит, этот назорей, который творит чудеса, нарушает законы, данные через Моисея ангелами, а не самим Богом. А Бог сначала хотел, чтобы мы все были священниками и народом святым, но этот завет так и не был заключен, не так ли?

Хиллель. Шломо, да ты что, его последователем стал? Оправдываешь беззаконника? Считаешь, что закон нам на время дан, и не Богом, а ангелами? Да ты что себе позволяешь?

Шломо. Но скажи тогда, равви, какой силой назорей Иисус изгоняет бесов и исцеляет хромых и даже прокажённых? Разве не перстом Божьим он это делает? А если нарушает постановления о субботе или другие, то нарушает данное нам ангелами! Разве не так?

Хиллель. Не может перстом Божьим исцелять беззаконник. Это он силой Веельзевула делает.

Шломо. Хиллель, но это ты хулишь Бога! Только Бог благ и подаёт благо людям. Веельзевул не творит благо. А признавая это за Ваалом, ты присоединяешься к язычникам. Они верят, что боги их врачуют, и за это приносят им в благодарность жертвы. Чем ты тогда от них отличаешься? Если силой Веельзевула можно изгонять бесов, то кому приносить жертву благодарности?

Хиллель вскочил и набросился на Шломо. Шломо некоторое время пытался защищаться, но затем был вынужден покинуть собрание. Остальные сочувствовали Хиллелю, авторитет которого был высок в Иерусалиме. Только двое из присутствующих встали и вышли из дома вслед за Шломо.

Назад: VI. Что ещё не так с географией? Тивериада
Дальше: IX. Барсик, пчелиный рой, Кирджали, дегустация любви