– Ты же говорил, что у тебя нет кошек, – она возмущенно вскинула нос, ее голову потянуло назад, и она чихнула.
Я, понимая, что все рушится, изображал на лице недоумение, но этот гаденыш вылез и оглушительно урчал мне в ухо.
– Это не кошка, это кот, – попытался оправдаться я.
– Да какая разница, – она пятилась к двери, – сейчас мне все лицо раздует, передавит горло, и я сдохну здесь.
– Мне очень жаль.
Мне и правда было жаль. Вика мне нравилась. Мы уже несколько раз вместе возвращались со школы. И сегодня я пригласил ее в гости. Она жила в соседнем дворе. Слушала меня и смеялась моим шуткам. И мне даже вдруг показалось, что она примет все мои странности, и мы сможем быть вместе. Но на это я только горько хмыкнул. Я знал, что этому не бывать. Никогда.
Вика ушла, но я все стоял в прихожей и в оцепенении смотрел на закрытую дверь.
Марцелас мурчал все настойчивее. Этот негодяй опять хотел есть. Понуро я поплелся на кухню и достал из холодильника кошачьи консервы. Родители уже давно смирились. Покупали их исправно. Но мне это дорогого стоило.
Марцелас стал меня покусывать. Я все пытался его хоть как-то урезонить. Но слова не помогали. Все это было бесполезно. Если он хочет есть, то меня вконец измучает, но своего добьется.
Я поставил на стол его тарелку. Открыл банку и вывалил все ее содержимое. Это было желе с говядиной и печенью. Сам я печенку терпеть не мог. Меня всего даже от одного запаха выворачивало. Но Марцелас ее обожал.
Кота уже трясло от нетерпения.
Тоскливо вздохнув, думая о Вике, я сел за стол и начал с урчанием есть.
Родители водили меня от одного специалиста к другому. Воспринимали меня по-разному. Кто-то прописывал мне таблетки, кто-то советовал лечить меня током. Другие рекомендовали, пока я совсем не слетел с катушек, пристроить меня в больницу. Родители упрямились или же не могли выбрать из множества вариантов наиболее для них приемлемый.
Это могло бы продолжаться вечно, но попалась одна усталая врачиха. Взяв меня за подбородок, она попросила открыть рот и заглянула внутрь:
– Кот там?
Я утвердительно замычал.
– Большой? – спросила с сомнением и в следующее мгновение хмуро продолжила: – Хм. А да, вижу.
Потом она долго разговаривала с родителями, а я сидел в коридоре снаружи, играя с котом. Родители вышли от нее измученные, но успокоенные. И взглянули на меня со слабой надеждой.
Накормив кота, я вернулся в коридор за портфелем. Без настроения потащил его в комнату. Сел за стол и вытащил математику. Но Марцеласу было все не успокоиться, он то игрался со стеркой, то ловил кончик карандаша. Не в силах бороться с ним, я смотрел в окно на двор. Там, казалось, никого не было. Каменная скучная коробка. Асфальт. Канализационные люки. И что-то неясное в дальнем углу. Саня Сапог. Так и есть. Нос перебит, от этого и кличка. Жестокий и дикий переросток. Опять ловит голубей. Ставит пустой ящик из овощного ларька на палку, тянет от нее веревку. Только вот незадача, голубей в этом дворе уже нет. Всех перебил.
Сапога замечает Марцелас. Он смотрит на него пристально. Я чувствую, как нервно подрагивает его хвост. Быть может, он даже ничего и не помнит. Слишком он был мал тогда. Хотя я так не думаю. Будь Сапог размером с мышь, судьба бы его была предрешена, но даже и так, я слышал, что кошки во сне крадут дыхание, и люди уже не просыпаются никогда.
Мне было пять лет. Я боялся Сапога. Он чувствовал это. Огромный, вездесущий. Он мог вдруг появиться из-под земли, ударить кулаком под дых и, завороженно усмехаясь, смотреть, как я корчусь. Двор был наполнен постоянной угрозой. От него было не убежать и не спрятаться. Как только он появлялся, я застывал, не в силах пошевелиться, и уже словно со стороны наблюдал за тем, что должно было произойти дальше.
Иногда он выглядел дружелюбным. Он мог шутливо ударить кулаком по плечу, и пусть все так же больно, но все-таки терпимо. Тогда он показывал что-нибудь необычное. Это мог быть старинный рубль или черная монета с немецким крестом, иногда это была волосатая гусеница или плоская батарейка с лампочкой, загоравшейся, стоило только соединить контакты…
В тот раз это был котенок.
– Хочешь? – ласково улыбаясь, спросил он.
Я кивнул. И внутри весь сжался. Я готов был броситься к нему и умолять, ползать у него в ногах, лишь бы он не сделал этого. Но я знал, что ничего на него не подействует…
– Держи, – он взмахнул рукой и со всей силы швырнул его на асфальт.
Я опустился на колени и осторожно прикоснулся к переломанному телу, из которого с последними судорогами уходила жизнь. Я видел себя и маленького котенка, которого я взял на руки, прижал к груди и там спрятал. Поднявшись с земли, я посмотрел на Сапога и понял, что мне больше не страшно. Мир изменился. Я смотрел на него пристально. И от этого взгляда он почувствовал себя странно, он замахнулся на меня рукой, но, не добившись от меня привычной реакции, с неловким смешком почесал затылок. А потом, развернувшись, пошел прочь, не понимая, почему ему не по себе рядом со мною.
Быть может, я и не смог бы убить его тогда.
Котенок внутри затих. Я понес его домой. Не говоря ни слова, я прошел на кухню. Достал молоко из холодильника, поставил блюдце на пол.
Удивленные родители вскочили со своих мест.
– Что ты делаешь? – вскрикнула мама.
– Я кормлю котенка.
Я, стоя на корточках, лакал молоко из блюдца.
Сделав математику, я решил почитать. Но все не мог никак сосредоточиться. Сколько ни думал, все не мог понять, что со мною происходит. Было тревожно, что-то, словно подвешенная на нитке бумажка, не давало мне покоя. И вдруг я вскочил от вспыхнувшей в голове мысли:
– Аллергия!
Аллергия Вики – доказательство реальности Марцеласа.
Теперь мама и папа поверят мне. Я радостно начал плясать по комнате. Кот проснулся и недовольно поднял голову. А я подхватил его, стал вертеть, пока он не вырвался и не убежал от меня куда-то вглубь.
В этот момент раздался звонок в дверь.
Я, очнувшись от собственной радости и недоумевая, кто это может быть, пошел открывать, не забыв при этом навесить цепочку.
За дверью стояла Вика.
– Я выпила дома лекарство от аллергии. Ну что, показывай своего кота.