Когда Хаджи-Георгий жил в Константинополе у своего дяди, первого чиновника султана Мехмета II, то обратил ко Христу 50 мусульман, среди которых был один священник, ранее отрёкшийся от Христа.
Несмотря на то что Хаджи-Георгий проводил настолько строгую аскетическую жизнь, внешне он выглядел весьма здоровым. У него было румяное лицо, выразительные глаза. Он разговаривал совсем немного, отрывистыми фразами. Хаджи-Георгий жил очень просто, бедно, не отвлекаясь на внешнее.
В одном из своих писем в 1880 году Хаджи-Георгий повествует: «Двадцатого числа прошлого месяца февраля, когда все святогорцы совершали всенощное бдение, славословили и приносили благодарение Богу за спасение нашего православнейшего императора Александра, с начала этого всенощного бдения, ещё с вечера, я пришёл в исступление духом и находился в нём до утра, и в тот час, когда начиналась Божественная Литургия, я увидел первомученика Христова Стефана, который был облачён в необыкновенно сияющие диаконские одежды. Святой, дотронувшись до моей головы, сильным, очень сладким и утешительным голосом сказал: „Чем ты огорчён, честный старче? Почему ты расстраиваешься, почему так уныл?“ И я, как мне показалось, немного воспрянув от обуревающей меня скорби и уныния, сказал ему сокрушённым голосом: „И как же мне не расстраиваться, святче Божий? Чему радоваться в наши дни, когда мы со всех сторон окружены врагами народа и врагами веры?“» Святой сказал старцу, чтобы он не расстраивался, и, утешив его, рассеял его скорбь и исчез.
В братстве Хаджи-Георгия была постоянно великопостная трапеза. Не только в праздники и в воскресные дни всего года, но и на Святую Пасху они не ели ни рыбы, ни сыра, ни растительного масла, и никогда в своей жизни не пили вина. Когда кто-то из соседних келий совершал поминовение в честь своих родителей и приглашал учеников Хаджи-Георгия, то старец, узнав, что на трапезе предлагали рыбу, сыр и растительное масло, делал лёгкое замечание соседу, что тот нарушает пост его учеников. Хаджи-Георгий в шутку грозился, что впредь не будет отпускать своих учеников к нему. Поэтому, по праву, их келия на Святой Горе имела исключительное название: «Келия постников».
Все современные Хаджи-Георгию великие подвижники, великосхимники и иеромонахи: Иоаким, Григорий, Даниил, Неофит, Герасим и другие – считали его своим духовным отцом.
Старец Хаджи-Георгий своими руками каждую неделю выпекал 100 просфор. Он посылал их келиотам и, таким образом, приобрёл себе имя их великого благодетеля. Отцы были ему очень благодарны. Все иереи, которым он посылал просфоры, в первую очередь поминали на Божественных Литургиях его имя.
Имя Хаджи-Георгия было известно и царской семье. Императрица Мария Александровна в 1879 году благоволила послать старцу Хаджи-Георгию в дар святое Евангелие в золотом окладе, а старец послал ей перед этим письмо и икону святого великомученика Георгия, которую написал сам.
Старец Хаджи-Георгий говорил: «Не верь в добродетели юных, потому что они подобны ветру».
Старец Нестор рассказывал, что его духовник, постриженник Хаджи-Георгия, упоминал о следующем необыкновенном случае. Однажды где-то на Кавсокаливии с обрыва упал на дорогу огромный камень. Собрались отцы, чтобы сдвинуть его с места, но у них не получилось это сделать. Тогда к отцам пришёл Хаджи-Георгий (его прислал на помощь его старец) и – не физической силой, а благодатью Божией – легко откинул камень с дороги.
Среди многих добродетелей, которые украшали простую и чистую душу дионисиатского игумена отца Харалампия, выделялась добродетель милостыни. В ней он не знал пределов. Он всё раздавал. Ни один человек не уходил от него с пустыми руками. «Никакая другая добродетель не уподобляет человека Богу настолько, насколько это делает добродетель милостыни», – так говорит святой Иоанн Златоуст. О многомилостивом старце Харалампии молятся все те, кто был им облагодетельствован. Естественно, и сам он получил милость от Бога. Вечная ему память. Некоторые случаи, которые приведены ниже, показывают величие его милосердия. В те годы его милостыня была чем-то совершенно исключительным. Отцу Харалампию подобало бы называться «Харалампий Новый Милостивый» подобно святому Иоанну Милостивому.
Когда братство отца Харалампия поселилось в келии Буразери, они нашли много золотых монет, оставшихся от живших там русских монахов. Отец Харалампий, поскольку не заработал эти деньги своим трудом, взял их и до последней монеты раздал по монастырям.
Часто, когда у отца Харалампия просил денег какой-то бедняк, он отдавал ему все деньги, которые имелись в кассе братства, и потом им самим не на что было купить хлеба.
В Буразери отцы возделывали огород. Они оставляли полные овощей ящики и корзины на тропинке, которая шла мимо их келии, и прохожие могли брать сколько угодно.
Когда братство отца Харалампия жило в Буразери, многие отцы, подвизавшиеся на Капсале, были утешены. Они могли прийти в Буразери и попросить всё, что им было необходимо. И сам отец Харалампий давал им больше, чем просили. Когда отцам был нужен мул или ослик для того, чтобы отвезти полученную милостыню в свои келии, отец Харалампий сам шёл запрягать животное. Когда на Божественную Литургию приходили отцы из пустынных келий, отец Харалампий после службы сам бежал к калитке, чтобы не дать отцам уйти, он умолял их остаться на трапезу и давал им с собой съестные припасы. Одному аскету старец как-то дал такой огромный арбуз, что подвижник не смог его поднять.
Однажды старец заехал в женский монастырь на Эпире. Он попросил сестёр ненадолго оставить его одного, чтобы помолиться перед чудотворной иконой Пресвятой Богородицы. Когда он уехал, сёстры с изумлением увидели под иконой конверт со значительной суммой денег. Сёстры пришли в умиление, но и восхитились, поскольку именно в те дни у них была острая необходимость в деньгах.
Когда старец стал игуменом в монастыре Дионисиат, он раздавал милостыню всем. Возле монастырских ворот можно было увидеть пустые кувшины, бидоны, жестяные банки, которые приносили отцы-келиоты, и всё это по заповеди старца братия монастыря наполняли вином, ракией, маслом и раздавали пустынникам вместе с овощами, хлебом и другими продуктами.
Монастырь Дионисиат имел на Халкидики землю – 100 гектаров леса. Когда один знакомый старцу архимандрит попросил его небольшой кусочек земли для строительства исихастирия, отец Харалампий хотел отдать ему половину всех земель – десятки гектаров.
Когда старец был игуменом, он совершал Литургию каждый день. Деньги, которые ему давали за поминовение, он не клал в кассу монастыря, но раздавал их в милостыню.
Когда в монастырь Дионисиат приходил бедняк с пантахусой, старец спрашивал каждого члена Духовного собора монастыря, сколько дать денег этому бедняку. Все названные цифры он складывал и говорил: «И ещё столько же от меня!»
Как-то раз старец наложил на одного юношу епитимью: сделать определённое количество земных поклонов. Молодому человеку это количество показалось огромным. «Ну, ничего, – сказал ему отец Харалампий, – не беспокойся, я их сам сделаю». Юноше стало стыдно, и он исполнил епитимью.
Однажды к отцу Харалампию на исповедь попросился диакон Дионисий Фирфирис. Старец сказал ему: «Если ты хочешь исповедоваться у меня, то сначала закрой лавку». Старец Дионисий послушался отца Харалампия и закрыл магазин церковных товаров, который он держал в Кариес.
Отцу Харалампию рассказали, что один известный священник утверждает, будто лампада в Иверском монастыре возле иконы Пресвятой Богородицы качается не сама, но её раскачивают монахи. Отец Харалампий ответил: «Передайте ему, чтобы он снял рясу и вернулся в мир».
Однажды знакомый старца сказал ему, что Патриарх просит его святых молитв. Отец Харалампий удивился, перекрестился и сказал: «И откуда он меня только знает? – и в расстроенных чувствах добавил: – Горе мне – монаху, у которого есть имя и нет благодати».
Однажды старец оказался на подворье монастыря Дионисиат в Салониках. В тот день возле подворья был базар. Старец вместе с монахом, который его сопровождал, подходил буквально к каждому торговцу и от своего милостивого расположения покупал у него что-то, дабы ему помочь. Проходя мимо торговца, который продавал женскую косметику, старец, по своей великой простоте не зная, что это такое, купил немного и у него, тогда как сопровождавший монах умолял не покупать косметику, чтобы никого не соблазнить.
Старец Харалампий рассказывал: «Когда я, ещё будучи мирянином, пришёл к старцу Иосифу и остался в его аскетерии, первые две-три ночи диавол набрасывался на меня с таким бешенством, что не давал мне ни спать, ни молится. Ложусь – а он как навалится на меня! То как пёс, то словно лев, то похож на человека. Подскакиваю – страшно ведь! И давай молиться. Несколько ночей глаз не сомкнул, а днём правило не могу выполнить – совсем молитва не идёт. Старец спросил меня, и я рассказал ему, что творится. „А ты перекрестись, и – на другой бочок! – говорит мне старец. – Ну его, не обращай на него внимания. Научишься с ним бороться, вообще перестанешь его замечать“. Так я и делал».
«Когда я несколько раз пострадал от своеволия, то увидел, что старец прав, и потом стал вести себя благоразумно. Я даже перестал задумываться о том, что мне делать: „Что скажет старец“. Я не задумывался ни о чём.
– Сделай, батюшка, то, – говорил мне старец.
– Да будет благословенно.
– Иди, батюшка, туда.
– Да будет благословенно.
Как у послушника у меня не было языка – только уши. Старец говорил мне что-то – и я тут же бежал исполнить его заповедь. От этого я принял много благодати. Когда я начал ни в чем не противоречить ни старцу, ни даже братии, меня часто посещала божественная благодать. Я был переполнен благодатью, когда оказывал послушание».
Каждый понедельник, среду и пятницу отец Харалампий вообще ничего не вкушал. Хотя в эти дни он, как обычно, очень много работал, исповедовал братию и мирян, совершал всю ночь бдение со многими поклонами. Когда его рот пересыхал, он пил лишь немного воды.
Два монаха посетили монастырь Дионисиат. Они сказали братии, что хотят увидеть своего знакомого игумена отца Харалампия, и братия ответили, что он у себя в кабинете. Монахи постучали в дверь со словами: «Молитвами святых отец наших…» Старец приоткрыл дверь, высунул голову в коридор и с естественной простотой сказал: «Погодите, погодите маленько, мне осталось ещё 25 земных поклонов – и я закончу своё правило». Старец прикрыл дверь, закончил поклоны, а затем просто и от сердца позвал их к себе. Отцы восхитились акривией в аскезе и простотой святого старца.
Однажды старец Харалампий вместе с одним монахом собирали в лесу перегной из-под деревьев, а мимо по тропинке ехал человек на лошади. Лошадь испугалась и сбросила наездника вниз. Тот начал поносить отца Харалампия самыми последними словами. Старец, слушая его ругань, не говорил ни слова и пребывал в мирном расположении духа.
Старец говорил: «Маленькое нерадение приводит к большому нерадению, а затем – к падению. Маленькое понуждение себя приводит к большому понуждению, и впоследствии – к освящению».
«Мы, духовники, пойдём в адскую муку за излишнее снисхождение».
Старец особо любил монахов, которые много молились по чёткам. Один из них во время шестичасового всенощного бдения совершал 120 чёток-трёхсотниц.
Старец был таким чистым и несоблазняющимся человеком, что говорил: «Если даже меня положить спать среди толпы женщин, я ничего не почувствую». За всю жизнь у старца только один было раз ночное осквернение.
Старец Харалампий совершенно не знал, что такое плотские грехи. Он об этом узнал только как духовник. Когда старец слышал на исповеди о тяжёлых плотских грехах, он с детской простотой и любопытством переспрашивал: «Правда? Неужели люди такое делают?»
Один брат часто ссорился с игуменом Харалампием. Отец Харалампий приходил к его келии утром, стучался в дверь, а тот по упрямству ничего не отвечал. Тогда игумен смиренно упрашивал его: «Отче, открой, пожалуйста, чтобы мы с тобой помирились, и я мог служить Божественную Литургию» – и клал перед ним земной поклон.
Старец говорил: «Кто хочет жить в пустыне, сначала должен стяжать слёзы. Если у монаха нет слёз, то жить одному ему нельзя».
Старец говорил: «Ум на службе должен сосредотачиваться на молитве Иисусовой, а не на чтении и пении».
Старец Харалампий физически был очень крепким человеком и по нескольку часов мог молиться, стоя на ногах. На Божественной Литургии он постоянно плакал, и его лицо изменялось, становилось подобным ангельскому, так что его нельзя было узнать. Когда Божественная Литургия заканчивалась, его лицо принимало обычный вид.
Старец Харалампий-чёточник рассказывал: «В Малой Азии жила одна старушка, у которой была чудотворная икона, исцелявшая и турков, и христиан. Во время войны 1922 года эта старушка взяла чудотворную икону и, когда турки резали людей направо и налево, добралась до Афин, оставшись незамеченной. Благовонным миром от иконы эта старушка исцелила больного человека».
Ещё старец рассказывал: «Зимой 1943 года в Афинах, где я жил как мирянин, была очень сильная нужда в самых необходимых продуктах; кроме этого, зима была очень суровой. Много людей умерло. Тогда я часто посещал благочестивую монахиню-старушку, в доме которой находилась древняя икона Пресвятой Богородицы из Малой Азии. На этой иконе было много подвесок, которые оставляли люди, давая Пресвятой Богородице какой-то обет. Некоторые из этих подвесок были драгоценными. Мы голодали, и однажды я сказал:
– Слушай-ка, Мария, а давай продадим золото от иконы и купим что-нибудь поесть.
– Это золото Пресвятой Богородицы, и я не могу его трогать. Если бы Матерь Божия хотела дать нам поесть, то дала бы.
И вот, только монахиня произнесла эти слова, один из браслетов, подвешенных к иконе, сам поднялся и приклеился к стеклу киота, словно хотел выйти наружу. Она посчитала это знаком от Пресвятой Богородицы, продала браслет, и мы купили продукты, которые спасли нас в ту тяжёлую зиму».
Когда отец Харалампий стал монахом в Казанской келии на Капсале, он сильно подвизался. Старец был высокого роста и крепкого телосложения. Один монах из Хании похвалился, что он делает 3 000 земных поклонов в час, и старец пытался ему подражать, но по неразумию заработал себе грыжу. Когда отец Харалампий состарился, то говорил: «Я вёл себя неразумно. Богу такие чрезмерности не нужны».
Старец говорил: «Великое дело – молитва Иисусова. Каждый раз, когда мы молимся „Господи Иисусе Христе…“, мы словно просим: „Помяни мя, Господи, во Царствии Твоем“».
Старец все дни напролёт плёл чётки, творя молитву Иисусову. Летом он выходил во двор и полулёжа усаживался в ямке, которую выкопал, чтобы его не жгло солнце. Отсюда он получил прозвище «в яме сидящий». В своём более чем почтенном возрасте старец очень заботился об огороде, хотя у него была грыжа размером с кулак, которая его мучила; он подвязывал её куском рясы. Вдобавок старец сделался горбатым от многолетней аскезы, и поэтому каждое движение было для него чрезвычайно болезненным. Старцу предлагали поехать в мир и сделать операцию, потому что состояние его было опасным, но он вежливо отказывался, говоря: «Ничего страшного. Это мой канон. Если Богу угодно, со мной не произойдёт ничего плохого». Старец, как он сам говорил, «страдал от четырнадцати болезней» и при этом жил в полуразрушенной келии, которая была готова упасть, и, когда шёл дождь, через дырки в крыше лилась вода.
Однажды к старцу Харалампию пришёл молодой монах, чтобы купить у него чётки. Этот брат переживал сильное искушение и был очень взбудоражен. Старец вместо того, чтобы послать его внутрь каливы за жестяной банкой, в которой хранились чётки (как он поступал обычно), с огромным трудом вылез из своей ямы и сам пошёл внутрь. Когда они вошли в каливу, отец Харалампий сказал: «Знаешь, отче мой, когда я был молодым монахом в монастыре Эсфигмен, демон ополчился на меня с таким-то искушением». После этого отец Харалампий начал с точностью описывать состояние, в котором находился юноша, словно сам был на его месте, а также давал ему советы, как бороться с этим искушением. Отец Харалампий, многими словами подвигнув юного монаха к духовной борьбе, в завершение серьёзно сказал ему: «Я поделился с тобой всем этим, чтобы ты не отчаивался, не опускал руки и продолжал борьбу».
Старец говорил: «Часто, когда я сижу здесь и плету чётки, ко мне приходят бесы и меня искушают. Я осеняю их крестным знамением, и они убегают, но недалеко. Я вижу, как они сидят и ждут, когда я согрешу помыслом, чтобы снова прийти ко мне. Надо очень много молиться, чтобы бесы ушли далеко. Смирение нужно. Если ты смиришься, то в ту же минуту становишься мудрецом».
«Будем молиться за всех, кроме врагов Божиих, то есть еретиков. О последних будем лучше просить так: „Если хочешь, Господи, просвети их“».
«Неверующим людям я не говорю серьёзных духовных слов, чтобы они не пошли в большую муку. Ведый и не сотворивый биен будет много».
«Однажды в Ватопеде я хотел выйти из монастыря, но была ночь и я ничего не видел. Я мог сломать себе ногу. Тогда внезапно передо мной явился некий сияющий юноша. Свет, исходивший от него, освещал всё вокруг: ямы и пропасти, в которые я мог бы упасть. Потом он исчез. Как мне сказали, это был святой Евдоким».
Старец Харалампий жил просто, аскетично, с молитвой Иисусовой и псалмопением на устах. Он был мирный человек и давал очень добрые советы, практические и духовные, при этом его руки не переставали плести чётки. Он научился плести чётки и ночью, без света.
Когда старец жил в келии святого Харалампия в Кариес, то на его кровать лилась вода сквозь дырки в крыше. Он прибил к потолку какие-то доски, сверху подсунул полиэтилен, и так вода стекала рядом с его кроватью.
Старец говорил: «От поста ноги монаха должны подгибаться в коленях».
Один юноша пришёл к старцу, чтобы купить у него чётки на 100 узелков. Старец спросил его: «Эти чётки для твоей сестры?» И действительно, юноша хотел подарить эти чётки своей сестре. Старец добавил: «Я вплету в узелок красную нить – цвет девственности, потому что твоя сестра станет монахиней». Так и случилось: через несколько лет сестра этого юноши стала монахиней.
«Бог говорит: Я потреблю всех делающих беззаконие. Но святые падают пред Богом на колени и умоляют Его: „Мы тоже грешники, прости нас, Господи наш“, и так Бог останавливает Свой гнев».
«Если ты поисповедуешься в своих грехах, то они выскользают у беса из лап, и даже если он хочет, не может ничего сказать. Грехи растворяются, то есть Бог их прощает. Но для этого надо исповедаться с чистотой, и не жалея себя, иначе станешь лукавнующим, а лукавнующие истребятся, как говорит Священное Писание. Исповедуйтесь с искренностью. На исповеди думай о том, что ты говоришь о своих грехах Самому Христу».
«Будем творить молитву Иисусову, потому что она изгоняет искусителя. Если мы творим молитву Иисусову, то сатана теряет силу. Молитва съедает его подобно рубанку, она его разрушает. Враг борет нас тогда, когда это попускает ему Бог. И сколько мы живём, пока наша душа находится в теле, будем вести эту брань. Когда мы его победим и не будем жить по собственной воле, Бог даст нам место одесную Себя в Своём Царстве».
«Великое дело – иметь молитву Иисусову: „Господи Иисусе Христе, помилуй мя“. В молитве Иисусовой есть всё: и спасение души, и телесное здравие, и просвещение, и благодарение. Будем творить молитву Иисусову».
«Молитва без парения ума есть дело совершенных. Монах должен вместо богослужений суточного круга совершать 33 чётки-сотницы и ни о чём не беспокоиться. Пусть его искушает диавол с помощью помыслов – монах должен собирать свой ум воедино. Однажды святитель Василий Великий пообещал дать полную золотых монет скуфью священнику, который совершит одну Божественную Литургию, не отвлекаясь на помыслы. И одному священнику удалось совершить Божественную Литургию и сохранить свой ум нерассеянным. Но незадолго до отпуста ему на ум пришла скуфья, полная золотых монет. Так он их потерял».
«Бог хочет смирения. Какие бы добродетели мы ни совершали, если нас спросят, как идёт наша духовная жизнь, мы должны отвечать, что мы недостойные рабы. Если ты скажешь: „У меня всё в духовной жизни хорошо“, то ты всё потерял. Думать и говорить так – это гордость. Поэтому на Часах мы и читаем: Не жив яше посреди́ до́му моего́ творя́й горды́ню, – то есть в доме гордых Бог жить не хочет».
«Для спасения души мы должны жить по закону Божию, ходить в церковь, прощать нашего ближнего, что бы он нам ни сделал. Следовательно, добрые дела и вера – это всё. Не будем отчаиваться. Отчаяние – это диавол».
«Именем Иисусовым сокрушаются фаланги демонов. О имени Иисусове во Втором Пришествии преклонится всякое колено. А некоторые прельщённые говорят: „Что же мы будем поклоняться имени?“ Апостол Павел имеет в виду, что мы должны поклоняться Самому Христу, а не имени. Однако Христос неотделим от Своего имени. Его именем апостолы совершали чудеса».
«Однажды днём я делал мелкие работы во дворе своей келии, упал и ударился ногой. Поднявшись, я увидел перед собой какую-то рожу, которая мне ухмылялась. „Что тебе здесь нужно?“ – спросил я. Ответа не было. „Кто ты?“ – снова спросил я. И как только начал делать рукой крестное знамение, рожа исчезла. „Ах ты, вонючий пёс! – сказал я диаволу. – Так это был ты, это ты поставил мне подножку?“»
«Я видел диавола как зверя и видел его как паука. Видел его своими собственными глазами, не во сне, и просил Бога утвердить меня в вере».
«Давайте не будем углубляться в богословие, а поговорим о практической стороне духовной жизни. Однажды на всенощном бдении в монастыре Кутлумуш я увидел святого дня, одетого в диаконские облачения. Он трижды выходил на солею, а потом исчез. Причастившись, я ожидал увидеть, как диакон потребляет Святые Дары, но в алтаре был только священник. Когда я спросил, то мне сказали, что сегодня служба совершалась без диакона».
«Бог радуется, когда мы говорим нашим ближним слова душевной пользы».
«Старец Паисий имел благодатные дарования. Своей молитвой он разверз уста немому. Он был смиренномудрый человек. Он изгонял бесов, исцелял людей. Он был нестяжателем. Ему приносили письма целыми сумками. Он был аскетом, он постился и молился. Однажды некий юноша угнал машину и мчался так быстро, что ещё немного и разбился бы насмерть. Он увидел старца Паисия, и тот выхватил его с дороги целым и невредимым, спасши ему жизнь. Этот юноша говорил: „Я видел отца Паисия“. А ещё один человек, которого свёл с ума бес, пришёл к учёному диакону. Диакон говорил-говорил ему разные духовные вещи, но не мог помочь его душе. Тогда этот человек пришёл к старцу Паисию, который сказал всего несколько слов, и тот улетел от него как на крыльях. Старец исцелил его. Отец Паисий был святой человек. Ему делали много операций, удалили лёгкое, он переживал самые настоящие мучения. Он был человеком добрым, милостивым, смиренным. В двух словах – святой Паисий».
«В своей жизни я видел много бесов, а также много святых, ангелов. Все эти видения Бог давал мне для того, чтобы я утвердился в вере. Но недавно, когда я переселился в монастырь Ставроникита, диаволу удалось-таки меня обмануть. После этого случая я попросил Бога, чтобы Он помогал мне различать и постигать явления наяву, потому что снам я и так не доверяю».
«Будем молиться, чтобы лукавый не победил нас. Однажды я увидел его в образе змея, наложил на него заклятие крестом, и он ушёл. В другой раз он появился в виде дикого темнокожего разбойника, он схватил меня за горло и стал душить. Я осенил его крестом, и он исчез. Лукавый является в разных видах».
«Ангелы и бесы парят в воздухе, словно носимые ветром. Они не могут упасть: они духи. Ангелы очень красивы. Их лики – янтарного цвета».
«Не будем сильно спешить, потому что если спортсмен бежит слишком быстро, он задыхается и потом останавливается. Иными словами, не надо показывать себя чересчур благоговейными. Будем совершать своё поприще с рассуждением и смирением, чтобы Бог нам помогал. И молиться надо Богу! Тебе что – не хватает того, что мы пойдём в рай, и ты хочешь каких-то высших степеней? Если Бог нас помилует, то мы пойдём в рай».
«Когда я жил в гостях в монастыре Ставроникита, то в мою келию приходили монахи и просили духовных наставлений. Однажды на Пасху приходит один монашек, одетый в новую рясу. Я говорю ему:
– Ну, добро пожаловать, монашек, что пришёл послушать слов Божиих.
Он тут же изменился внешне, и я понял, что это бес.
– Запрещаю тебе пред Господом нашим Иисусом Христом!
Он попятился назад, сделался очень злым и исчез».
Во время бездождия старец Харалампий говорил: «Мы нуждаемся не в дожде – мы нуждаемся в Боге».
Иеромонах Харитон, духовник и исихаст, живя в келии святого Нила (там в 1872 году он принял великую схиму и стал священником), очень сильно подвизался. Весь день он трудился с отцами, ухаживая за масличными деревьями и выполняя другие крестьянские работы их келии. Он очень много постился. Ночью отец Харитон не ложился отдыхать, а в своей стасидии совершал бдение. Его старец Иерофей Патмосский был рассудительным старцем и советовал отцу Харитону поселиться в келии святого Василия: «Если ты хочешь продолжать такую аскетическую жизнь, то не оставайся здесь, у преподобного Нила, тут сыро – заболеешь. Иди лучше к святому Василию».
В последний период своей жизни отец Харитон жил в пещере святого Афанасия на Вигле с тремя послушниками: иеромонахом Космой, его братом по плоти иеродиаконом Дамианом и монахом Афанасием. Старец Иоаким из ватопедской келии Вознесения Господня рассказывал: «Их устав был аскетичным и исихастским. Они ели один раз в день растительную пищу без масла; обычно – фасолевый бульон с сухарями. Но для большего безмолвия они применяли устав преподобного Пахомия: каждый из них брал свою тарелку, шёл в келию и вкушал пищу в одиночестве.
Обычно они вставали за полчаса до полуночи. Совершив монашеское правило в своих келиях, они вместе читали утреню в церкви, после чего совершали Божественную Литургию, во время которой пели медленно и торжественно. Великое повечерие они совершали ежедневно.
Монахи отца Харитона были очень послушными и безупречными. Они отличались трезвением. Днём братия не видели друг друга: молитва, послушания и переписывание рукописей.
Иеромонах Харитон жил в тайне. Люди о нём не знали. Старец так устроил свою жизнь, чтобы она была скрыта от внешних. Он не ходил ни в монастыри, ни в магазины. Только келия, церковь и переписывание рукописей. Всенощное бдение они тоже совершали одни, в пещере. Отец Харитон был затворником, он избегал бесед с другими отцами, а принимал только на исповедь. Все относились к нему с почтением».
Однажды учёные из Италии посетили Великую Лавру и беседовали с отцом Афанасием Камбанаосом, врачом. Отец Афанасий, благоговевший перед иеромонахом Харитоном, рассказал итальянцам о нём, и те захотели увидеть старца. Отец Харитон побеседовал с ними на итальянском языке, а когда они вернулись в Лавру, то сказали отцу Афанасию: «Ты нам рассказывал о нём с благоговением, но своими глазами мы увидели гораздо больше».
На жизнь братство отца Харитона зарабатывало с большим трудом своим рукоделием – они были портными. Приношений они вовсе не принимали, лишь брали совсем немного продуктов в благословение из Лавры.
Однажды ночью в октябре 1905 года старец Харитон пригласил отцов своего братства в пещерную церковь на полчаса раньше, чем обычно. Как только они вошли внутрь, началось землетрясение, и их келии, находившиеся при выходе из пещеры, обрушились в пропасть. Это было то самое ужасное землетрясение с девятью человеческими жертвами и многими разрушениями, которое запомнилось многим. Но благодаря прозорливому дарованию отца Харитона его братство и сам он спаслись.
Иеромонаху Харитону русские паломники и монахи приносили много продуктов, денег, церковных сосудов, но он ничего от них не принимал по причине монашеской акривии.
Однажды отец Харитон заболел и, уходя в Лавру, сказал своим послушникам: «Никогда не просите Бога, чтобы Он дал вам болезни, потому что вы можете не выдержать боль и начать роптать. Однако, когда к вам придёт немощь и боль, терпите и славословьте Бога».
Блаженнопочивший старец Иоаким из ватопедской келии Вознесения Господня, который какое-то время жил с послушниками иеромонаха Харитона, говорил: «Я напоминал себе об отце Харитоне, и это удержало меня на Святой Горе».
Тот же старец Иоаким рассказывал: «Когда в братство отца Харитона пришёл младший брат иеромонаха Космы, то старец спросил отца Косму: „Ты сможешь ухаживать за своим братом, или мне послать его в другую обитель? Учти, Бог попустит тебе как епитимью заботиться в старости о твоём брате“. Иеромонах Косма согласился, чтобы его брат остался в их келии, и пообещал, что даст ему всё необходимое. И действительно, пророчество отца Харитона исполнилось: впоследствии отец Дамиан (так брат отца Космы был назван в монашестве) покалечил себе руку и не мог заниматься рукоделием, тогда иеромонах Косма служил ему и ухаживал за ним.
Отца Хризостома, насельника монастыря Григориат, с огромным трудом убедили принять посвящение в иеромонаха и стать членом Духовного собора (у монастыря была острая нужда в священнике). Он всегда служил с великим благоговением и умилением. Когда в монастыре были рукоположены новые иеромонахи, он по собственной воле ушёл из Духовного собора и оставил священство. Его благоговение было таким, что с того дня, как он оставил священнослужение, он больше ни разу не вошёл в алтарь.
Отец Хризостом был великим понудителем себя. Каждую ночь он поднимался очень рано, чтобы совершать своё правило: поклоны и молитву по чёткам. Затем он спускался в храм к началу богослужения. После службы он шёл работать, а трудился он очень много и не довольствовался возложенными на него послушаниями, но выполнял и другие работы, чтобы изнурить своё тело.
Отец Хризостом обновлял келии, принадлежавшие монастырю; по горным тропинкам на своих плечах он носил туда тяжёлые грузы: доски, брёвна и камни. Игумен монастыря называл его «гражданином пустыни». Отец Хризостом обновил и принадлежащую монастырю келию святых Апостолов, и туда на плечах он носил тяжёлые каштановые доски, а расстояние до этой келии большое и тропинка идёт вверх.
Однажды ночью, когда отец Хризостом спал в келии святых Апостолов, он услышал, как вокруг бьют в било. Старец проснулся, и ему показалось, что он в монастыре и начинается служба. Когда же он увидел, где находится, то понял, что это бесовское искушение, и начал молиться по чёткам.
Однажды старец увидел сон, что он принимает мученичество за Христа и ему отрезают голову. Когда он проснулся, ему стало очень горько, что это сон, а не действительность.
Однако Благий Бог исполнил его желание – и старец заболел раком головного мозга через год после своего сновидения. Жуткие боли он терпел с мужеством, и из его уст не выходило ни одного намёка на ропот. Когда его кто-то приветствовал, он сжимал руку с такой силой, что казалось, вот-вот её сломает. Он делал так по причине своей боли. С этими мученическими страданиями доблестный подвижник Христов иеромонах Хризостом скончался в 1992 году в возрасте 59 лет.
Старец Хризостом Катунакский был родом из Восточной Фракии, из села, находившегося по соседству с Силимврией – родиной святителя Нектария Эгинского. Он встречался со святителем, когда тот однажды проходил через их село. На Катунаках, в келии «Достойно есть», отец Хризостом жил в великой бедности. Чтобы заработать на хлеб, старцы на целые месяцы посылали его трудиться в монастыри. Кроме того, он занимался рукоделием: вырезал деревянные ложки и расчёски. Он позаботился о своих старцах, которых было трое и которые в относительно молодом возрасте (60 лет) умерли от туберкулёза. Последний, третий старец, находясь при смерти, увидел некого белокурого юношу – своего ангела-хранителя – и затем предал Богу свою душу.
Отец Хризостом рассказывал: «Когда скончался старец соседней келии Карцонеев, то братия этой келии раздала всем отцам, жившим неподалёку, по турецкой лире, чтобы они молились об упокоении его души. Однажды иеромонах Ефрем Катунакский спросил меня: „Ты турчанку-то отрабатываешь?“ А поскольку я ухаживал за своими старцами, у меня не было времени молиться по чёткам об упокоении души старца келии Карцонеев. Тогда я пошёл к ним и вернул золотую монету обратно».
«Однажды на Пасху я поехал в паломничество в Иерусалим. Это было за год до аварии на Чернобыльской АЭС. В Иерусалиме в храме я увидел икону Пресвятой Богородицы, которая плакала. Это видели многие люди, в том числе араб-полицейский. К иконе подошёл Патриарх, облачённый в архиерейские одежды, и ваткой вытер с неё слёзы Пресвятой Богородицы. Потом я видел, как Пресвятая Богородица на этой иконе закрывает и открывает Свои глаза. В другой раз я переночевал в приделе Уз Христовых, где находится колонна, к которой привязали и бичевали Господа. Я своими ушами отчётливо слышал удар бича. Я видел благодатный огонь в виде светлых лент, рассекающих воздух в храме и зажигающих свечи, которые люди держали в руках. Наша вера велика и жива!
Отец Христодул Катунакский, послушник великого старца Каллиника Исихаста, не был последователем своего старца в созерцательной жизни, но унаследовал его деятельную монашескую жизнь. Он подражал ему в аскезе; смолол свою жизнь на жерновах послушания, и поэтому имел добрый конец. За два дня до кончины старец Христодул сказал одному посетителю: «Я живу надеждой. Пресвятая Богородица поможет». Когда старец это говорил, его глаза были мокрые от слёз.
После кончины старца Христодула иеромонах Ефрем, совершив о нём сорокоуст, преисполнился о нём великой радостью. Он говорил: «Ну и Христодул! Ну и Христодул! Он ведь сейчас в райской радости!»
Вот некоторые советы старца Христодула: «Не относитесь с нерадением к своим духовным обязанностям. Исполняйте их всегда. Сюда на Святую Гору мы пришли не проветриться, а научиться монашеской жизни».
«Будем иметь любовь между собой, будем оказывать послушание. Жизнь монашеская означает „простите“ и „да будет благословенно“. Отсечение своей воли – это нож, это мученичество, но так должно быть, иначе нельзя. Великое дело – доставить покой своему старцу и принять его благословение. Не будем слушать своего помысла, но будем слушать то, что говорит нам старец. Послушание своему помыслу есть послушание диаволу. Послушание старцу есть послушание Христу».
«Не будем интересоваться другими: что они делают и как живут. Пусть перед вашими глазами будет спасение вашей души. Я прожил на Святой Горе столько лет и ничего не сделал, но, по крайней мере, я был внимателен к тому, чтобы не интересоваться другими. Поэтому сейчас я беззаботен».
«Любите безмолвие и молчание. После своего рукоделия или послушания идите к себе в келию. Будем читать, будем исследовать себя, чтобы открыть свои страсти и всегда будем творить молитву Иисусову».
«Мы, монахи, имеем столько особых благословений, но эти благословения налагают на нас и большую ответственность в сравнении с людьми мирскими. Для святогорцев есть отдельное место в аду».
Старец Хрисанф из кутлумушской келии святого Георгия рассказывал: «На Святую Афонскую Гору я пришёл в 1934 году 18-летним юношей. Я пришёл в монастырь Григориат к игумену Афанасию, человеку добродетельному. Войдя в игуменский кабинет, я перекрестился. „Сынок, – сказал мне старец, – я ведь тоже человек“. В монастыре Григориат я прожил 12 лет. Ещё послушником я вместе с диаконом Пахомием из Григориата ходил в келию „Достойно есть“, чтобы исповедоваться у иеромонаха Иоанна. Когда в первый раз мы вошли в его келию, отец Иоанн приветствовал меня: „Ну, Георгий, заходи“. Отец Иоанн был очень добродетельным духовником. Однажды его послушник, который был бесноватым, хотел застрелить отца Иоанна из ружья. Пуля пробила окно и прошила скуфью духовника, но голову не задела.
Посетил я однажды скит святой Анны и встретил там старчика – Гавриила, иеромонаха. 75 лет ему было – а в мир со Святой Горы ни разу не выезжал! Оттуда отправился я в кутлумушскую келию святого Георгия. А там другой старчик – 85 лет ему было, Ананий звали. Так вот, он в своей келии 50 лет прожил, семь кутлумушских игуменов пережил… А когда я состарился и слёг, то меня забрали в Кутлумуш. Здесь я застал 35 монахов. Один старчик, отец Харалампий, уставщик, имел святую душу, да и другие отцы тоже были добродетельными: старец Афанасий, старец Прокопий».
«Монах должен быть внимателен к послушанию старцу, к правилу, посту и Божественному Причащению. Он должен думать, зачем он пришёл на Святую Гору и ради чего стал монахом».
«Монах, нерадивый к правилу, подобен выброшенной на берег и подыхающей рыбе».
«В одной келии в пустыне творилось что-то неладное. Диавол переворачивал всё верх дном. Мы пошли в эту келию с одним духовником. Он прочитал заклинательные молитвы – и диавол оттуда ушёл».
Духовная жизнь человека – необъяснимая тайна для других. Она известна только Богу, поэтому мы не должны судить внешне. Часто внутри человек не таков, каким он кажется снаружи. Это подтверждает пример старца Хрисанфа из монастыря Кутлумуш. Он выглядел и вёл себя так, что все отцы считали его монахом, достойным жалости.
Старец Хрисанф полюбил не мыться. Он за все годы своей монашеской жизни ни разу не мылся и ни разу не расчёсывал волосы. Он никогда не постригал ногтей, которые впились в пальцы и стали похожи на когти орла. Обычно во время богослужения он сидел в притворе соборного храма и со вниманием слушал, что пели и читали. Когда певчие и чтец ошибались, он их поправлял. Когда священник выходил в притвор покадить, отец Хрисанф показывал ему неприличные жесты.
Однажды отец Хрисанф заболел и лежал на койке. Братия захотели постричь ему ногти и вообще привести его в порядок. Отец Хрисанф начал сопротивляться и сделал вид, что хочет своими огромными ногтями вырвать глаза у монаха, который за ним ухаживал.
В другой раз отец Хрисанф увидел из окна своей келии пономаря и закричал ему, что пора бить в било. Пономарь ответил, что ещё рано, и тогда отец Хрисанф начал показывать ему неприличные жесты и поливать его своим обычным сквернословием (старец нередко «омывал» отцов разными грубостями и пошлостями). У отцов не оставалось сомнений: старец Хрисанф – или сумасшедший, или прельщённый. Но когда старец скончался, Бог показал следующее. Его немытое лицо просияло необыкновенно прекрасным и сладким светом. Отцы в изумлении стояли, с недоверием глядели на него и спрашивали себя: «А может быть… старец Хрисанф был юродивым ради Христа и просто притворялся сумасшедшим?»
Монах Хрисогон из монастыря Кутлумуш в один год по своей собственной воле ушёл на первые три дня Великого поста в лес и там постился. Когда он вернулся в монастырь, его лицо было искажено дикостью и злобой. Он ни с кем не разговаривал и закрылся у себя в келии. Точно не известно, что с ним произошло, однако он впал в прелесть, потому что он больше не хотел вкушать антидор и причащаться. Все монахи считали его сумасшедшим. Он состригал у себя волосы, сбривал бороду и говорил разные безумства.
В конце жизни он попросил об исповеди, но не мог говорить – его язык заплетался. Рассудительный игумен, который пришёл поисповедовать отца Хрисогона, спросил его, верует ли он в Отца, Сына и Святого Духа. Тот с большим трудом смог ответить «Аминь». Игумен спросил, хочет ли он причаститься, и отец Хрисогон утвердительно кивнул головой. Он причастился и тут же скончался.