Кап. Кап. Кап.

Непрерывный звук капель вытащил меня из беспокойного сна. Еще не открывая глаз, я поняла, что насквозь продрогла. Я лежала на чем-то твердом, словно лед.

Кап. Кап. Кап.

Глаза отказывались открываться, веки казались слишком тяжелыми. На краю сознания зародилась нарастающая паника. Я не могу подняться не из-за усталости. Прошло несколько мгновений, мысли путались, но тем не менее назойливо гудели. Мне не хватало кусочка головоломки. Распущенные волосы защекотали шею, и по телу прокатилась дрожь. Когда я их распустила? Клянусь, по моей коже ползали змеи или черви. Может быть, даже опарыши. И я ничего не могла с этим поделать. С каждым вздохом воображаемые стены давили все сильнее. Меня похоронили в могиле?

Кап. Кап. Кап.

«Открой глаза!» – подумала я, придя в ярость от того, что губы отказываются произносить слова. Я больше не в своем теле? Не понимаю, почему оно не слушается. Разум бился в тревоге, но я оставалась неподвижной. И тут все встало на свои места. Меня одурманили. Я попыталась сесть, но какая-то злобная сила давила коленями на спину, не давая подняться.

Прошло несколько ужасающих мгновений, и пальцы шевельнулись. Воодушевившись, я уперлась ладонями в матрас и поняла, что ночью меня положили на пол. Пальцы скользнули по утрамбованной земле. Я перекатилась на бок и ощупала пол в поисках подсказок, но отдернула руку. Я вляпалась во что-то мокрое.

– Т-томас? – наконец сумела прошептать я и потянулась в темноту к якорю, который удержал бы меня в этой жизни, этой действительности, этом времени. Мне не хотелось возвращаться в пустоту. Не хотелось думать о крови, которая наверняка покрывала мои руки.

Кап. Кап. Кап.

На меня обрушились видения: Томас лежит выпотрошенный и обескровленный. Фрагменты воспоминаний? Страх подстегнул меня и вытолкнул из морока. А может, это была любовь? Нет на земле силы более мощной, ничего такого же могущественного, как любовь. Ни ненависть, ни страх никогда не придадут столько сил. Я собрала эти мысли, вцепилась в них и, оттолкнувшись, села, разглядывая темную комнату.

Где-то за спиной мерцала одинокая свеча. Окружающее постепенно прояснялось, и я моргнула. Похоже, это какая-то кладовка или подвал. Судя по тому, что мне удалось рассмотреть, капало, к счастью, всего лишь из старой протекающей трубы.

Я ссутулилась, сосредоточившись на более важном вопросе: как я здесь оказалась и почему меня одурманили? Память воскрешала новые образы, но я не до конца верила им. Человек с рогами. Шипение. Комната без звуков. Теперь, когда я очнулась, все это казалось фантазиями.

За исключением того, что мое нынешнее местоположение определенно было кошмаром.

Я посмотрела на свою одежду – тонкую ночную сорочку – и застыла. Штанов, которые я привезла из Румынии, не было. Как и ножен со скальпелем. Меня кто-то раздел. Он прикасался ко мне, и я даже не могла позволить разуму осознать надругательство над своей личностью, иначе сорвусь. Желудок сжался от отвращения, так что пришлось подавить тошноту. Я закрыла глаза и заставила себя дышать. Не поддаваться ужасу. Я выживу и заставлю его страдать.

Я осторожно ощупала голову – нет ли шишек или ран. Кто-то распустил мой узел и вытащил шпильки. Я нахмурилась, расчесывая узлы пальцами в надежде найти пропущенную шпильку. Ничего.

Я заставила себя расправить плечи, движение привело тело в состояние боевой готовности. За которой быстро последовала тошнота. Я согнулась пополам и сосредоточилась на том, чтобы успокоиться, медленно дыша, пока не удостоверилась, что меня не вырвет.

Очертания комнаты становились четче: действие наркотика заканчивалось, и зрение прояснялось. То, что сначала показалось мне подвалом, больше походило на лабораторию. Под кожу впился осколок страха.

– Нет.

Я трусливо зажмурилась. Но потом заставила себя вспомнить о том, что привело меня сюда. За кого я сражаюсь. Это помогло осознать, что я не боюсь. Я способна на гораздо большее, чем думала.

Не раз я получала удары от тех, кто не верил, что я способна на большее, чем мило улыбаться. Из-за моего любопытства меня называли скандальной и презирали за то, что я следую зову сердца. Пришло время рассказать себе другую историю. Ту, в которой я героиня, сражающаяся против обидных слов и сомнений.

«Я не стану бояться», – мысленно повторяла я, пытаясь встать на колени и морщась от нового воспоминания и жгучей боли. Я забыла, что снова повредила кости. Я ощупала ногу и с облегчением поняла, что это не повторный перелом, а всего лишь сильный ушиб. Настроившись сбежать до возвращения дьявола, я встала на ноги и осмотрелась. «Не бойся».

Хороший настрой, однако, как и большинство сфер моей жизни, он оказался обманчивым, когда мне открылся истинный ужас моего положения. В этом подвальном помещении я была не одна.

На плите, словно подношение богам на каком-то нечестивом алтаре, лежал труп женщины. На половине лица отсутствовала кожа. Ярко-красное мясо и белые сухожилия блестели в приглушенном свете. Вторая половина лица будто застыла в вечном крике.

Я зажала рот ладонью, пытаясь сдержать собственный крик, пока меня не обнаружил дьявол. Я смотрела на останки прелестной Минни.

Однако частичное отсутствие лица было не самым страшным, что с ней сотворили. Я медленно оглядывала то, что осталось от ее тела, подмечая белеющие кости в тех местах, где были срезаны полоски кожи. Перед мысленным взором мелькнул козел из мясницкого квартала Нью-Йорка.

Похоже, одну ногу опустили в чан с серной кислотой – от нее ничего не осталось, кроме лохмотьев обожженной кожи и едкого запаха тухлых яиц. Сера. Я снова вдохнула и сразу пожалела об этом, поскольку в нос ударила сладость разложения. Тошнотворный аромат, хуже всех, что мне доводилось нюхать.

Я проснулась в аду. И ад пах гниющей плотью и будто полнился бесконечными криками.

Я была на грани истерики, сердце бешено гнало кровь по венам. Я с усилием обвела взглядом остальное помещение. Свежий выброс адреналина уничтожил все следы отравы в организме. Мое тело подчинялось законам природы: оно приготовилось сражаться или бежать.

Тени и пыль кружились и танцевали в собственном зловещем ритме, заставляя сердце колотиться еще безумнее. Натаниэль устроил у нас дома тайное логово для своих темных дел, но оно не сравнится с этим замком, возведенным из крови и костей.

Вдоль стен стояли бочки, некоторые побольше, другие поменьше. Над одной торчала горка человеческих черепов, на которую я вытаращилась, не представляя, скольким людям пришлось умереть, чтобы набралось такое количество черепов, что они не помещаются в бочки. Подавив отвращение, я продолжила осматривать то, что, наверное, было сотнями жертв. В маленьких бочках могли поместиться…

Разглядев маленький череп, я зажмурилась. Это Перл? Каким монстром надо быть, чтобы убить ребенка? Я знаю каким. Это тот же человек, который расчленял женщин и оставлял их бесформенными кучами, словно мусор. Тот, за которым мы охотились и которого по глупости посчитали мертвым. Это помещение очень напоминало тайную лабораторию брата и тем не менее казалось совсем другим. Лаборатория Натаниэля была мрачной и извращенной, но она служила науке. А здесь… всего лишь склеп, полный смерти. Сувениры и трофеи. Место пыток.

В мерцающем свете блеснул кусочек металла. Я медленно подошла к нему и тут же пожалела. Это был любимый серебряный гребень моего брата. Я перестала дышать. Не знаю, как он оказался у Холмса, но я не сомневалась, что это вещь Натаниэля. А значит, Потрошитель побывал в нашем лондонском особняке после смерти моего брата.

Хоть мне этого и не хотелось, но я мысленно вернулась в ту страшную ноябрьскую ночь, когда обвинила брата в преступлениях, которые он, по моему мнению, совершил, и прокрутила в уме все подробности, словно в кинематографе.

Я объявила, что Натаниэль – Джек-потрошитель.

Я обвинила его в кровавых деяниях. Но, как не единожды предостерегал меня Мефистофель во время адского карнавала, мне нужно было остерегаться того, что разум выдумает свою историю. Теперь я знала, что так и произошло, но почему брат не сказал правду?

Я закрыла глаза, вспоминая подробности той ночи. Сначала Натаниэль казался удивленным, но быстро овладел собой. Он говорил и говорил, словно придумывал на ходу. Но почему? Зачем брать на себя нечто невыразимо ужасное, если ты не виновен? Его принудили? Что на него нашло?.. Ответ обрушился на меня так неожиданно, что я ахнула. Все просто, но я никак не могла осознать. Только одна сила на свете обладает такой властью.

Любовь.

Не обязательно романтическая любовь. Скорее всего, моему брату так не хватало настоящего товарища, что его заманили на темный, нездоровый путь. Думаю, убийца разглядел в нем жажду любви и дружеского участия и сыграл на этом. После маминой смерти Натаниэль сломался эмоционально, я этого не видела, а вот кое-кто другой разглядел.

И использовал это против него.

Брат бредил наукой, Франкенштейном и воскрешением мертвых. Возможно, эта темная тайна оказалась бременем более тяжелым, чем я думала. Он мог поделиться своими стремлениями с тем, кто, как он считал, поймет. Кто не станет судить. Кто поощрял его безумные убеждения. И все время прятал кинжал за спиной.

Если это правда… во мне вскипела ненависть. Я с наслаждением убью этого дьявола не только за Томаса, но и за брата. Натаниэль никогда не был доктором Франкенштейном, его обманом превратили в творение. Которое взяло на себя вину создателя.

Не знаю, как Натаниэлю это удалось, но своей ложью он запутал и Томаса. Я снова мысленно увидела, как Томас в панике врывается в лабораторию и успокаивается, только увидев меня. Тогда я не поняла глубину его страха и насколько в его выводы вмешались эмоции.

Я была и силой, и слабостью Томаса Кресуэлла.

Когда он боялся за мою безопасность, его выводы были поспешными, не такими бритвенно острыми, как в отсутствие эмоциональных привязанностей. Он заявил, что порезы на пальцах Натаниэля выдавали в нем Потрошителя, но что, если этому было другое объяснение? Брат работал с острыми металлическими деталями, которые вставлял в свои устройства. Это могло оставить такие же ранки. Я открыла глаза, увидев улики в совершенно ином свете.

– Боже милостивый.

У ужаса есть свой вкус. Резкий и металлический, очень похожий на кровь. Все волоски у меня на теле встали дыбом, как будто оно надеялось отрастить крылья и взлететь. Если кто-то помогал Натаниэлю создавать его лабораторию, то все недоработки наверняка учтены. Этот дом сам по себе оружие, готовое уничтожить тех, кто посмел перешагнуть его порог.

Наш дом был пробным образцом, этот – грандиозным шедевром.

Я бросила взгляд на черепа и частично освежеванное тело бедняжки Минни. Если это помещение находится под отелем, то я всего лишь в маленьком секторе подземного лабиринта. Отель занимает целый квартал. Я чуть не рухнула на колени. Выбраться живой будет почти невозможно. Может быть, моей истории суждено закончиться именно так, в этой земной версии ада? Может, если я сдамся, кровожадная ярость убийцы утихнет?

Я отвела глаза от искалеченного трупа когда-то живой и веселой Минни. Меня ждет та же судьба? Развороченного трупа, в котором с трудом можно узнать человека. Воспоминание о корчившемся от яда Томасе боролось со страхом. Я пообещала вернуться к нему. Я не позволю этому смертоносному замку или его хозяину победить.

Осматривая помещение на этот раз, я искала предметы, которые помогли бы сбежать. К моему большому удивлению, трость с драконом лежала у одной из бочек. Я подобрала ее, стараясь не смотреть на скелеты.

Чтобы передвигаться как можно незаметнее, я порвала подол на ленты и обмотала ими конец трости. Не глядя на застывший в крике труп, я обошла помещение, задерживая дыхание при каждом глухом ударе трости о пол. Не идеально, но так сложнее услышать мои шаги.

Я подкралась к двери и приложила ухо к холодному металлу, прислушиваясь к движению снаружи. Так я стояла, изображая статую, пока здоровую ногу не закололо иголочками. Ни звука. Я медленно нажала на ручку.

Металл проехался по металлу со звуком, который показался мне слишком громким в удушающей тишине, и я поморщилась. Замерев, я ждала, что Холмс распахнет дверь, отбросив меня назад, но ничего не произошло.

Воодушевленная своей маленькой победой, я навалилась на дверь и поднажала, приготовившись радоваться свободе. Заперто. Конечно. Мне захотелось пинать дверь, колотить по ней тростью до тех пор, пока или она, или я не покоримся судьбе.

«Успокойся, – приказала я себе, как это делала Лиза после сорванной свадьбы. – Думай».

Я развернулась и, прислонившись спиной к двери, осмотрела помещение с нового ракурса. Ближе к углу ютилась маленькая дверка, почти скрытая бочками с костями. И в отличие от двери за моей спиной, она была открыта.

Быстро напомнив себе не бояться, я покралась к спасению.