Я открыла дверь, и внутрь экипажа ворвался холодный воздух. Не отрывая глаз от занесенного топора, я неловко шагнула на улицу. Слабый солнечный свет свежей кровью стекал по лезвию, воскрешая в памяти недавние события. Кто-то назовет их кошмарами. Глубоко внутри меня пробудилось чувство сродни голоду, однако я быстро подавила его.

– Мисс Уодсворт?

Лакей, поддерживая меня под руку, окинул взглядом толпу забрызганных грязью людей, локтями прокладывающих путь по Вест-стрит. Я моргнула. Чуть не забыла, где и с кем нахожусь. Почти три недели я в Нью-Йорке, но это мне до сих пор кажется нереальным. Лакей облизал потрескавшиеся губы и напряженно напомнил:

– Ваш дядя просил отвезти вас обеих прямиком…

– Это будет нашим секретом, Родес.

Замолчав, я лишь крепче сжала трость и шагнула вперед, уставившись в тусклые черные глаза. Топор наконец опустился, с треском перерубив шею. Палач – светловолосый юноша лет двадцати – высвободил орудие и вытер лезвие о заляпанный кровью фартук.

Его засученные рукава и капли пота на лбу мгновенно напомнили мне дядю Джонатана после вскрытия трупа. Юноша отложил топор и дернул тело козла назад, аккуратно отделив голову от шеи.

Я подалась ближе. Меня удивило, что голова не упала с разделочного стола, а просто откатилась к краю большой доски, не мигая уставившись в зимнее небо. Если бы я верила в жизнь после смерти, то понадеялась бы, что животное теперь в лучшем месте. Далеко отсюда.

Я переключила внимание на тушу. Козла привезли сюда уже освежеванным. Его оголенная плоть походила на красно-белую карту, на которой нежное мясо пересекалось с жиром и соединительной тканью. Я поборола желание тихонько перечислить название каждой мышцы и сухожилия.

Я уже месяц не изучала трупы.

– Как аппетитно.

Кузина Лиза наконец догнала меня и взяла под руку, потянув в сторону в тот момент, когда мясник бросил подмастерью через тротуар набитый мешок. Приглядевшись, я заметила под ногами у мясника тонкий слой опилок. Потом их подметут вместе с впитавшейся кровью. Я хорошо знала этот способ благодаря занятиям в дядиной лаборатории и недолгой учебе в академии судебной медицины в Румынии. Дядя не единственный Уодсворт, которому нравится вскрывать мертвецов.

Рубивший козла мясник прервал свою работу и, окинув нас откровенным взглядом, игриво присвистнул.

– Корсеты я разделываю быстрее, чем кости. – Он поднял нож, не отрывая взгляд от моей груди. – Продемонстрировать, дамочка? Одно ваше слово – и я покажу, что еще могу сделать с такой красивой фигурой.

Лиза рядом со мной застыла. «Дамочками» часто называют женщин предположительно сомнительной морали. Если он думал, что я покраснею и убегу, то сильно ошибся.

– К сожалению, сэр, не очень впечатляюще. – Из ножен на запястье я небрежно достала скальпель, наслаждаясь знакомым ощущением. – Видите ли, я тоже потрошу тела. Но не занимаюсь животными. Я разделываю людей. Продемонстрировать?

Должно быть, что-то в моем лице смутило его. Мясник шагнул назад, подняв мозолистые руки.

– Я не хочу проблем. Просто пошутил.

– Как и я. – Я ласково улыбнулась и повертела лезвие. – Жаль, что вы больше не хотите играть. Хотя я не удивлена. Мужчины вроде вас так напыщенно хвастаются, чтобы компенсировать свою… несостоятельность.

Кузина, потерявшая дар речи, потянула меня прочь. Но экипаж уже уехал без нас, и она тяжело вздохнула.

– Объясни мне, дорогая кузина, почему мы покинули теплый, шикарный экипаж ради прогулки здесь… – Она показала зонтиком на ряды разделочных столов с различными частями животных, завернутыми в коричневую бумагу. – Запах совершенно ужасающий. А общество еще хуже. Со мной никогда в жизни не разговаривали так грубо.

Я придержала свой скептицизм относительно её последнего замечания. Мы больше недели провели на борту океанского лайнера, развлекаясь с карнавальной труппой, известной своей распущенностью. Пять минут знакомства с ее молодым хозяином показали, что он воплощение дьявола. Во многих смыслах.

– Я хотела сама посмотреть мясницкий квартал, – соврала я. – Может быть, он подскажет идею главного блюда. Как ты относишься к жареной козлятине?

– После того, как я увидела, как козлу отрубают голову, или до? – спросила она с таким видом, будто ее вот-вот вырвет. – Ты же знаешь, что для этого существуют поваренные книги? Для вдохновения не нужно таких усилий. Или бойни. Клянусь, тебе не хватает смертей.

– Не глупи. С чего ты так решила?

– Одри Роуз, оглянись. Из всех районов города ты выбрала прогулку по этому.

Я оторвала взгляд от ощипанной курицы, которая планировала вот-вот присоединиться к расчлененному козлу, и, стараясь сохранять невозмутимость, осмотрелась. Кровь монотонно капала с множества деревянных столов и разбрызгивалась по земле.

Судя по различным оттенкам потеков, улицы не мыли даже после целого дня активного разрубания животных. В трещинах брусчатки змеились алые и черные прожилки – старая смерть встречалась с новой. Запах меди и экскрементов щипал глаза и волновал сердце.

На этой улице смерть была ощутима. Мечта убийцы.

Лиза обошла ведро с прихваченной инеем требухой. Ее теплое дыхание, тающее в холодном воздухе, напоминало пар от кипящего чайника. Не знаю, что раздражало ее больше: количество внутренностей или их почти замороженное состояние. Я поразилась клубящейся внутри меня тьме – той тайной стороне моей души, которая не испытывала и капли отвращения. Возможно, мне требуется новое хобби.

Боюсь, что становлюсь зависимой от крови.

– Серьезно, давай я найму другой экипаж. Тебе нельзя находиться на улице в такую погоду, ты же знаешь, что дядя сказал про холод. И посмотри, – кивнула Лиза на наши ноги. – Ботинки впитывают снег, как гренки суп. Мы тут замерзнем до смерти.

Я не стала смотреть на свои ноги. Я не надевала свои любимые красивые ботинки с того дня, как меня ранили ножом в бедро. Теперешняя моя обувь была из жесткой скучной кожи без изящного каблучка. Лиза права: ледяная влага, пробравшись в швы, намочила чулки и усилила почти постоянную тупую боль в костях.

– Держи вора!

Где-то поблизости засвистел констебль, и несколько человек выскочили из толпы, бросившись в темные переулки, словно чумные крысы. Мы с Лизой отошли в сторонку, чтобы не стать невольными жертвами карманников.

– Жареного поросенка будет более чем достаточно, – добавила кузина. – Перестань волноваться.

– В том-то и дело, что не могу.

Я вжалась в стену здания, когда мимо пронесся мальчишка, он придерживал одной рукой на голове кепку газетчика, а второй сжимал украденные, судя по виду, карманные часы. Следом бежал полицейский, дуя в свисток и лавируя между лотками.

– Я не могу перестать волноваться. День рождения Томаса через два дня, – напомнила я, как будто не сделала этого уже сто раз за последнюю неделю.

Свист констебля и крики удалились, и мы возобновили свою медленную прогулку вдоль мясных рядов.

– Это мой первый званый ужин, и я хочу, чтобы все было идеально.

Мы с мистером Томасом Кресуэллом – моим несносным, но решительно очаровательным партнером по раскрытию преступлений – избегали разговоров об ухаживании и браке. Я согласилась принять их, если он сначала попросит разрешения у моего отца, и не ожидала такого быстрого развития событий. Мы знакомы всего несколько коротких месяцев – уже пять, – но отчего-то казалось, что всё происходит как должно.

Большинство девушек моего круга выходят замуж в двадцать с небольшим, но я ощущала себя старше, особенно после событий на борту «Этрурии». Получив разрешение, Томас отправил моему отцу письмо с просьбой о личной встрече, чтобы объявить ему о своих намерениях. Теперь отец вместе с тетушкой Амелией едут из Лондона в Нью-Йорк, и время официальных ухаживаний, за которыми последует помолвка, все ближе.

Не так давно при одной мысли о браке меня словно сдавливало невидимыми решетками, а теперь я вопреки всякой логике тревожилась, что что-то может помешать мне выйти за Томаса. Однажды его уже чуть не отняли у меня, и я готова убивать, чтобы не допустить этого снова.

– К тому же… – Я достала из сумочки письмо от парижского шеф-повара и игриво помахала им перед Лизой. – Мсье Эскофье особо подчеркнул, что надо приобрести лучший кусок мяса. И не дяде же с больной ногой мучиться, – добавила я, чуть сильнее опираясь на трость. – Так что давай беспокоиться об этом буду я.

Лиза уже готова была поспорить, но, зацепившись взглядом за нависший над нами конвейер, молча поднесла к носу надушенный платок. Мимо нас ползла лента с крюками. Бесконечная петля щелкающих шестеренок и лязгающего металла, на которую мясники подвешивали крюки с мясом, вносила свой вклад в уличный шум. Лиза задумчиво смотрела, как отрубленные конечности рывками продвигаются в здания, где их, без сомнения, продолжат рубить.

Скорее всего, она подыскивала еще одну причину, по которой мне следовало остаться дома и лежать, но я и так достаточно отдохнула за те недели, что мы находились в Нью-Йорке. Нет необходимости выслушивать от других, что я могу делать, а чего больше не могу. Я и сама прекрасно это понимаю.

И хотя я действительно хотела, чтобы восемнадцатый день рождения Томаса стал особенным, меня мучило не только это. Дядя не разрешил мне покидать бабушкин дом, опасаясь, чтобы я не повредила ногу еще больше, и я сходила с ума от безделья и скуки. Праздник пойдет на пользу не только Томасу, но и мне.

Однако я была благодарна кузине: они с Томасом по очереди развлекали меня чтением вслух моих любимых книг и игрой на фортепиано. Они даже поставили несколько пьес, которые в равной степени меня развеселили и ужаснули. Кузина обладала голосом соловья, а вот пение Томаса удручало. Мартовский кот и тот берет ноты приятнее. По крайней мере это доказывало, что и его способности не безграничны, а это меня бесконечно радовало. Без Лизы с Томасом и моих книг все было бы гораздо хуже. Путешествуя по страницам романов, я не горевала по тому, чего мне не хватало.

– Повара твоей бабушки способны сделать покупки в соответствии с указаниями мистера Ритца. Разве не они порекомендовали нам мсье Эскофье? Это не то зрелище, которое стоит видеть перед примеркой платья. – Лиза кивнула на глаза, которые выковыривали из головы козла и складывали в миску, одновременно вспарывая его живот, чтобы удалить внутренности. – И не важно, насколько ты привычна к виду крови.

– Смерть – часть жизни. Наглядный пример. – Я дернула подбородком в сторону свежего мяса. – Останься козёл в живых, и мы умрем с голода.

Лиза сморщила носик.

– Или просто научимся питаться растениями.

– Героический поступок, но растениям все равно придется умереть, чтобы ты выжила.

Я проигнорировала приступ боли в ноге, когда особенно ледяной порыв ветра пронесся над Гудзоном и врезался в нас. Серое подбрюшье неба набухло, обещая еще больше снега. Казалось, снег идет уже месяц. И я неохотно признала, что дядя был прав: вечером меня ждут последствия сегодняшней активности.

– Все равно примерка через двадцать минут, поэтому у нас полно времени, чтобы…

Сверху из окна выплеснули ведро помоев, и мужчина в темно-коричневой визитке и такого же цвета котелке отпрыгнул в сторону, едва избежав нежелательного душа. Он врезался прямиком в меня, отчего моя трость отлетела в сторону, приземлившись рядом с его медицинской сумкой, набитой знакомыми инструментами. Забыв про сумку, мужчина удержал меня за руку, не дав рухнуть на наши вещи и напороться на что-нибудь острое.

Восстанавливая равновесие, я не отрывала глаз от торчавшей из сумки пилы для костей. Еще там лежало что-то похожее на архитектурный чертеж. Возможно, он врач, который проектирует собственные медицинские кабинеты. Убедившись, что падение мне не грозит, мужчина отпустил меня и быстро поднял свою сумку, засунув медицинские инструменты обратно и свернув чертеж.

– Прошу прощения, мисс! М-меня зовут Генри. Я не хотел… мне действительно надо научиться смотреть, куда иду. Сегодня моя голова забита миллионом вещей.

– Да. Надо. – Лиза подхватила с земли мою трость и так сердито посмотрела на мужчину, что тетушка Амелия ею гордилась бы. – С вашего позволения, нам нужно идти.

Мужчина обратил внимание на кузину и захлопнул рот, хотя я не уверена, была ли тому причиной ее красота или всё же характер. Она откровенно разглядывала его, пока он, похоже, собирался с мыслями.

– Извините нас, мистер Генри, – сказала она, снова беря меня под руку и откинув карамельные волосы самым высокомерным образом, – мы опаздываем на очень важную встречу.

– Я не хотел…

Лиза совершенно не собиралась слушать про его намерения; она повела меня по лабиринту мясников и лотков, другой рукой держа бледно-зеленые юбки и зонтик. Такой темп оказался для меня слишком быстрым, и в конце концов я вырвалась и увела ее с Вест-стрит.

– Что, во имя королевы, это было? – спросила я, показывая на мужчину, от которого мы практически сбежали. – Ты же знаешь, что он не собирался в меня врезаться. И мне показалось, что ты произвела на него впечатление. Если бы ты не была такой чудовищно грубой, мы могли бы пригласить его на праздник. Разве не ты вчера говорила, что хотела бы с кем-нибудь пофлиртовать?

– Да. Говорила.

– И все же… Он вежливый, немного неуклюжий, но безобидный и, похоже, обладает легким характером. Не говоря уже о том, что он симпатичный. Разве тебе не нравятся брюнеты?

Лиза закатила глаза.

– Хорошо. Если хочешь знать, «Генри» слишком похоже на «Гарри», а я пока завязала с мужчинами, чьи имена начинаются на «г».

– Это абсурд.

– Как и прогулка по улице мясников в январе в светлом платье, но разве я жалуюсь, дорогая кузина?

Я подняла брови.

– Ладно, я не сдержалась! – воскликнула она. – Ты знаешь, как я нервничаю из-за встречи с мамой, особенно после моего короткого побега с карнавалом.

При упоминании о «Лунном карнавале» мы обе ненадолго притихли, молча вспоминая магию, шалости и разгул, которые он привнес в наши жизни всего лишь на девять дней на борту «Этрурии». В этом отношении карнавал оправдывал свой слоган на афише. Несмотря на доставленные проблемы, я всегда буду благодарна Мефистофелю и его урокам, намеренным или нет. К концу того проклятого круиза все мои сомнения по поводу брака с Томасом исчезли, как иллюзионист во время представления.

Уверенность придавала сил.

Лиза поплотнее закуталась в манто и кивнула на соседнюю улицу.

– Нам надо поторопиться в бутик «Догвуд-Лейн». Любая портниха, учившаяся в модном доме Уорта, не одобрит, если ее заставят ждать. Ты же не хочешь, чтобы она выместила свое раздражение на твоем бедном платье?

Я вытянула шею, надеясь еще разок увидеть мясницкий ряд, но мы уже ушли от забрызганной кровью улицы. Я набрала воздуха в грудь и медленно выдохнула. Действительно ли скука и праздник Томаса единственные причины моего интереса к одному из самых кровавых районов Нью-Йорка? Прошел почти месяц с тех пор, как мы работали над делом об убийстве. Три благословенные недели без смерти, разрушений и ужаснейших в мире зрелищ.

Что должно быть поводом для праздника. И тем не менее меня беспокоило странное ощущение.

Если бы я не знала лучше, то решила бы, что оно похоже на приступ разочарования.