Глава 17. Призраки и коллеги

Новый знакомец действительно оказался ценным приобретением, как и обещал. Аластор проснулся раньше всех, сказались многолетние тренировки на рассвете, но стоило ему шевельнуться, как Фарелли, спавший рядом, настороженно вскинулся. Сразу же успокоился, поймав взгляд Аластора, кивнул и осторожно, чтобы не разбудить Айлин, выскользнул из палатки.

Когда Аластор, прихватив куртку, тоже выполз в холодную утреннюю серость, итлиец уже успел умыться, судя по слегка влажным волосам, развел костер и хлопотал возле него. Разогрев вчерашнее подобие бульона, протянул Аластору кружку, подал сухарь и еще улыбнулся чуть виновато. Мол, сам знаю, что завтрак скудный, что же поделать! Кружка у них оказалась одна на всех, да и та принадлежала Фарелли, так что Аластор быстро выпил бульон и вернул ее владельцу. Тот последовал его примеру, а потом, вымыв кружку в ручье, слил в нее остатки бульона и пристроил возле костра вместе с парой сухарей, которые они, не сговариваясь, приберегли для Айлин.

Снова сходив к ручью, Фарелли тщательно оттер котелок, вернулся и поставил его с водой на огонь, пояснив:

– Сварю двойную порцию шамьета. У меня есть еще одна фляжка, можно будет налить в дорогу. Правда, придется пить холодным, – вздохнул он, словно холодный шамьет был самой большой их неприятностью.

Аластор кивнул, и Фарелли, видя, что он не расположен к разговорам, отошел к лошадям, принявшись что-то мурлыкать им по-итлийски. Отличный спутник! Услужливый, любезный… Держится сообразно своему положению, но без подобострастия. А что временами взгляды синьора Фарелли на него и Айлин слишком внимательны, и в них мелькает чересчур острый интерес, так при его ремесле это неудивительно.

Из палатки выбралась Айлин, зевая и протирая глаза. Ее волосы, на ночь заплетенные в свободную косу, растрепались, и лицо подруги окружало пушистое облачко рыжих кудряшек. Фарелли, попавшийся у нее на дороге, мигом отвлекся от лошадей, перешел на дорвенантский и восторженно сообщил, что утренняя заря завидует прелести юной синьорины. Итлиец… Оказывается, это все равно что фраганец! Аластор, привыкший к всепобеждающей галантности месьора д’Альбрэ, только усмехнулся и бросил предупреждающий взгляд. Фарелли, поймав его, за спиной Айлин покаянно прижал к сердцу ладонь, и на его выразительном смуглом лице изобразилось возмущение, мол, как вы могли подумать, я из чистого восторга!

Он посмотрел в спину умывающейся Айлин, снова перевел взгляд на Аластора и улыбнулся, а потом слегка поклонился, показывая, что все понял. Вот и отлично! Комплименты – это правильно, Айлин их заслуживает, как ни одна девушка в мире. Но если Фарелли решит, что ему позволено больше…

– А где Пушок? – спросила Айлин, вернувшись от ручья. – Доброе утро, господа. О, шамьет?

Она потянула носом и с восхищением добавила:

– С корицей, да?

– И с корицей тоже, прекрасная синьорина, – улыбнулся итлиец. – Может, синьор Пушок охотится? Я его не видел.

Он подал Айлин кружку с бульоном и сухари, вернулся к костру и принялся сосредоточенно колдовать над шамьетом. Аластор не очень любил в этом напитке специи, но вынужден был признать, что пахнет вкусно. Айлин разом выпила бульон, скривившись, как от лекарства, и теперь грызла сухарь, алчно поглядывая на дымящийся котелок.

– Доедем до следующего города и купим посуду, – сказал Аластор, чувствуя себя ужасно неудобно.

Если бы не Фарелли, сейчас у них не было бы ни кружки, ни котелка с шамьетом, ни палатки. Да и сами они, возможно, возвращались бы в столицу под охраной людей канцлера. Как знать, может, это было бы и лучше? Нет, он ни в коем случае не отказывается исполнить свой долг и закрыть портал! Но Айлин рискует жизнью и терпит столько неудобств! А самая тяжелая часть дороги впереди! Если бы он только мог найти другого мага, отправив Айлин в безопасную Академию!

Пушок вылез из кустов, когда они уже выпили шамьет, перелив остатки во вторую флягу запасливого итлийца, потушили костер, упаковали палатку и оседлали лошадей. Кобылы всю ночь паслись, но им без дополнительной порции овса тоже приходилось несладко, а фураж был на лошадях наемников, захваченных лордом Кастельмаро. Что теперь об этом вспоминать? Хорошо, что сами вырвались.

Аластор посмотрел на виноватую морду пса, все утро напрасно проискавшего дичь, потрепал его по мохнатым ушам и на этот раз успел первым подсадить Айлин в седло. Она всегда так мило улыбается при этом! И неважно, что она боевичка и великолепно может сесть в седло сама. Ему просто приятно оказать ей хоть такую мелкую услугу.

Солнце уже поднялось повыше, высушив росу. Птицы гомонили в кустах и на деревьях, Пушок трусил перед отрядом, деловито принюхиваясь к прохладному воздуху, и лес выглядел таким мирным, словно они выехали на обычную прогулку или охоту. Аластор глубоко вздохнул, пытаясь отделаться от ощущения, что неприятности совсем рядом: ну не верил он, что канцлер и Бастельеро отказались от мысли их остановить. Вот любопытно, эти могущественные лорды действуют вместе или поодиночке? Может быть, имело смысл хотя бы выслушать людей Аранвена? Да нет, они вряд ли были посвящены в планы лорда-канцлера. Тот посланник в трактире должен был только отвезти их в столицу…

Между прочим, отец всегда глубоко уважал канцлера и отзывался о нем с почтением. Значит, лорд Ангус Аранвен не может быть плохим человеком. «Зато он может быть отличным политиком, – мрачно сказал себе Аластор, когда они выехали из леса на большой королевский тракт, ведущий к следующему городу – А политик в таком вельможе просто обязан быть сильнее человека. Но… неужели и канцлер, и лорд Бастельеро, у которых под боком вся Академия, видят одну-единственную возможность закрыть портал, сунув туда Аластора? Почему Айлин придумала другой путь, а они – нет?»

Он сдержал горькую усмешку, понимая, что разгадка лежит на поверхности. Король и оба принца мертвы, единственные законные наследницы – принцессы Алиенора и Береника, дочери Беатрис Итлийской. Всем известно, что лорд Бастельеро влюблен в королеву, но чтит ее супружеские узы. Чтил… Сейчас Беатрис Итлийская – вдова, нуждающаяся в поддержке и защите прав ее дочерей. Конечно, лорд-командор позаботится, чтобы никто не встал между троном и его возлюбленной королевой. Беатрис станет королевой-матерью и регентом своих дочерей до их совершеннолетия, а там… там видно будет! Главное, чтобы единственный бастард Малкольма героически погиб, закрывая прорыв, а уж это лорд Бастельеро ему обеспечит.

Но на чьей стороне в этой партии фигура канцлера? Аранвен должен понимать, что разлом необходимо закрыть! Как он собирается это сделать? Пожертововать Аластором или у канцлера есть другие возможности? Но зачем ему тогда Аластор Вальдерон, королевский бастард? Убрать его как угрозу трону или, наоборот, возвести на трон, чтобы править от его имени? Проклятье, какая же мерзость эта политика… С демонами и то проще и приятнее. Главное, посоветоваться не с кем! Айлин – самая умная девушка, которую он знает, но она адептка Академии, при дворе не бывала, да и политикой совершенно не интересуется. Фарелли? Вот его в это все точно посвящать не стоит! Как же не хватает отца или месьора…

«А ты думал, что они всегда будут рядом? – зло спросил он самого себя. – Вечно станут вытирать тебе нос, подсказывать, помогать и оберегать? Собрался всю жизнь прятаться за их спины? Не выйдет. Помнишь, как в шестнадцать лет ты был готов принять самое глупое решение в своей жизни, вызвав на дуэль Бастельеро? Отец тебя удержал, а ты еще обижался на него! Но это время прошло. Теперь только тебе решать и за себя, и тех, кто с тобою рядом. Ты собрался закрыть портал, так иди и закрой его. А разбираться с политикой будешь потом, когда поймешь, чего от тебя хотят. Вот тогда подумаешь, на чьей стороне ты сам! Сейчас от людей канцлера вы оторвались, от Бастельеро, вроде бы, тоже. Осторожности, конечно, терять нельзя… Но до Шермеза еще три-четыре дня пути, если ничто не задержит. И думать нужно не о дворцовых интригах, а о том, чем накормить спутников, за которых ты отвечаешь. Вот прямо сегодня вечером, если считать, что за обед сойдет фляга с шамьетом».

Его снова кольнула мучительная вина перед Айлин. Подруга ехала притихшая и словно погруженная в себя. Даже смотрела непонятно куда, часто косясь в сторону, где никого не было. Опять у нее этот непонятный взгляд, как будто Айлин видит что-то, недоступное Аластору. Может, и видит, она же магесса! Но почему молчит? Это из-за Фарелли? Да нет, итлиец честно выполняет условие не лезть в их дела, на стоянке он не раз оставлял их одних, понимая, что кое-какие разговоры Аластор и Айлин при нем вести не будут. Айлин могла бы рассказать что угодно! Но не рассказывает…

Пушок вдруг метнулся в кусты, оттуда послышалось хлопанье крыльев, истошный птичий крик, и через несколько мгновений пес вынырнул из густого сплетения веток, в которые вломился чудом, не иначе. Из пасти у него свисала дикая утка с перекушенной шеей.

– Пушок, умница моя! – восторженно взвизгнула Айлин, а Фарелли, ехавший по другую сторону от Аластора, уважительно присвистнул.

– Обещаю вам роскошный ужин, благородные синьоры, – весело сказал он, и у Аластора слегка отлегло от сердца.

Во всяком случае, сегодня они не лягут спать голодными! Как это, оказывается, много, если уверен в будущем на целый день вперед.

Будто поняв итлийца, Пушок подбежал к его лошади, виляя хвостом. Фарелли придержал гнедую, Пушок встал на задние лапы, поставив передние на край его седла, и итлиец взял окровавленную и еще слабо трепыхающуюся утку. Свернул ей шею и церемонно сообщил:

– Премного вам благодарен, синьор… Ульв?

Бросил лукавый взгляд в сторону Аластора, хранившего каменное выражение лица, а вот Айлин рядом тихонько фыркнула. Пушок убрал лапы и отвернулся от итлийца, делая вид, что не слышит.

– Синьор Пушок? – предположил тот нарочито льстивым голосом.

Айлин фыркнула уже громче, и Аластор подумал, что больше не станет одергивать Фарелли с его шуточками и комплиментами. Им в дороге и так непросто, пусть Айлин будет хоть немного веселее. Да и забавно это, пожалуй.

– Синьор… собака? – с надеждой предположил итлиец.

Пушок дернул ухом и милостиво на него покосился.

– Понял, – ухмыльнулся Фарелли. – Фамильярностей, дорогой мохнатый синьор, вы не любите. И утиные потроха вас точно не интересуют, м?

– Он иногда грызет кости, – подсказала Айлин. – Просто ради удовольствия, не для еды. А разве утку не нужно сразу ощипать?

– Ее бы замочить, – вздохнул итлиец и обласкал яркую пеструю тушку алчным взглядом. – Иначе, боюсь, от болотного запаха трудно избавиться. И лимонов у меня нет…

– Я думаю, после целого дня в седле мы эту утку и без лимонов с удовольствием съедим, – рассеянно улыбнулась Айлин и опять покосилась в сторону.

Фарелли явно ничего не замечал, и Аластор, может, принял бы это за свою собственную подозрительность, если бы не понял вдруг, что Пушок тоже очень внимательно приглядывается к пустому месту возле стремени Айлин.

* * *

– Красавчик, не правда ли? – с горечью произнес призрак, отставая от итлийца и подстраиваясь к плавному ходу Луны.

Хорошо хоть за стремя взяться не пытался, кобыла и так косилась на него недовольно!

Айлин дернула плечом. Синьор Лучано и впрямь очень красив – ну и что с того? Аластор тоже красавец, хоть и выглядит совершенно иначе. А уж как красив Дарра – словно безупречно совершенная статуя из чистого серебра! Или мэтр Бастельеро, прекрасный и холодный как в мундире, так и в одной домашней рубашке. А если вспомнить милорда магистра Роверстана…

Щеки потеплели и Айлин вздохнула. Все-таки она непростительно легкомысленна! Задумалась непонятно о чем, а ведь призрак наверняка не просто так снова подал голос?

– Он всегда выделялся среди остальных, – неспешно продолжил призрак, паря возле правого бока Луны со свободной стороны. – И очень умело этим пользовался.

Он поморщился и покосился на Айлин, но она старательно держала лицо непроницаемым, а мысли – плотно закрытыми. Эти полезнейшие уроки ей начал давать еще Киран, и Айлин со временем поняла, как же ей повезло с наставником. Призраки легко читают мысли обычных людей и даже магов, если те не умеют их прятать или не считают нужным. Но она вовсе не собиралась позволять незнакомым покойникам копаться в ее разуме!

Даже если этот покойник уверяет, что имеет самые благородные намерения и хочет всего лишь предупредить прекрасную невинную синьорину о ядовитой гадине, которая втерлась к ним с Аластором в доверие.

Айлин могла бы возразить, что никто к ним не втерся. Ни она, ни Аластор своим доверием не разбрасываются, но промолчала, надеясь, что призрак, повсюду следующий за Лучано Фарелли, расскажет немного больше. И он рассказывал. Правда, тоже постоянно что-то утаивал, Айлин чуяла это всей своей сутью некромантки, но сделать с этим ничего не могла. Не пытать же беднягу!

«Вы сказали, ваше имя – Алессандро Крема? – подумала она отчетливо, позволяя своему мысленному голосу быть услышанным. – Мастер Алессандро Крема? Значит, вы тоже из этой ужасной гильдии убийц?»

– Увы, – вздохнул призрак, которого не видел и не слышал никто, кроме нее, да еще Пушок недовольно дергал ухом каждый раз, как раздавался бестелесный голос. – Я понимаю, что это не служит к моей чести, прекрасная синьорина. Могу лишь сказать в свое оправдание, что как раз убийствами я не занимался. Шипы очень хорошо умеют определять людей на то место, которое им подходит. Я вырос в гильдии, это правда. Но мне всегда нравилось возиться с детьми, я хорошо их понимаю, и поэтому гильдия сделала меня мастером-наставником. Я искал в приютах и на улицах подходящих детей и выкупал их для гильдии. Многих я спас от голода и борделей…

«Это очень достойно, мастер Крема», – согласилась Айлин.

– Алессандро, – улыбнулся призрак. – Прошу вас, милая синьорина, зовите меня Алессандро. Мне будет приятно услышать свое имя из таких красивых губ.

Вместо комплимента Айлин предпочла бы немного искренности, но вытерпела и даже сделала вид, что ей приятно. Улыбаться в пустоту было бы странно, так что она похлопала ресницами точь-в-точь как Иоланда и послала синьору Крема наивный взгляд.

Да уж, кокетничать с призраками ей еще не приходилось!

Айлин отвела взгляд, надеясь, что никто из ее живых спутников не заметит, как она постоянно косится вправо, и подумала, что Алессандро Крема ей не нравится. Хотя странно, он ведь и сам поразительно красив! Ну, был при жизни. Однако она всегда видела призраков плотными, даже путала их когда-то с живыми людьми, пока не научилась безошибочно чувствовать сопровождающие их некротические эманации. Это воспринималось как холод или неприятный запах… Но мастер Алессандро даже с такими приметами был красавчиком, каких поискать.

Высокий, черноволосый и светлокожий, с удивительно правильными чертами лица, словно у классической мраморной статуи, и серыми глазами, но не темно-серыми, как у Дарры, а почти серебристыми. Ровный нос, изящно очерченные губы с той неуловимой долей чувственности, которая делает их притягательными… А вот целоваться с синьором Алессандро почему-то не хотелось. Не хотелось – и все тут! Айлин покосилась в другую сторону, на Аластора и Лучано Фарелли, который ехал слева от него. Всеблагая Мать, о чем она думает! Невеста, давшая слово жениху! Ну и пусть она к нему никогда не вернется, слова чести это не отменяет!

И все-таки Айлин совершенно точно знала, что если бы когда-нибудь… по каким-то неизвестным, но совершенно неумолимым обстоятельствам она поцеловалась бы с Аластором… Да-да, они просто друзья! Конечно, друзья, – и ничего больше! Но если бы вдруг… Ей бы наверняка понравилось! Да что там, если уж думать на эти жутко неприличные темы, она… даже с синьором Фарелли могла бы поцеловаться. Нет, не стала бы! Но могла. А вот с Алессандро Крема, мастером-наставником гильдии Шипов, ни за что. Как бы он ни был красив. И совсем не потому, что призрак.

«И чем же синьор Фарелли выделялся в детстве?» – поинтересовалась она, снова скашивая глаза на призрака.

– Вот, например, в приюте ему никогда не приходилось голодать, – с готовностью отозвался тот. – Милый мальчик Лучано не считал предосудительным очаровать наставников ради лишней миски похлебки. И его совершенно не волновало, что без еды остается кто-то другой.

Айлин едва не фыркнула, вспомнив, как вчера синьор Фарелли отдал им с Алом сухари и намеревался лечь спать именно что голодным. Призрак, между прочим, это тоже прекрасно видел: он же от Лучано ни на минуту не отходит! Разве что сейчас – и то недалеко.

«Люди делятся с другими, если им есть, чем делиться, любезный синьор, – ответила она со старательной доброжелательностью, которой на самом деле совсем не испытывала. – А приют, где голодают дети, это ужасное место! Бедный синьор Фарелли…»

Призрак поднял на Айлин глаза, и на его тонком красивом лице мелькнуло раздражение, мгновенно спрятанное под маской сочувствия.

– О да, конечно, – согласился он торопливо. – Бедное дитя. Так я и подумал, когда забрал его из приюта. Еле-еле успел купить, – пояснил он, и Айлин вздрогнула от омерзения. Торговать детьми – какой кошмар! А мастер Алессандро продолжал, явно не видя в своем рассказе ничего ужасного: – Его готовили для дома удовольствий, прекрасная синьорина. Такие… giovane bello… юные красавчики пользуются в Итлии большим успехом. Он принес бы приюту большие деньги. Впрочем, и так принес. Я забрал его в школу гильдии, окружил заботой и лаской, учил и любил…

«Любили? – уточнила Айлин, которой почудился странный блеск во взгляде, брошенном мастером Алессандро на беззаботно улыбающегося чему-то Лучано. – Вы хотите сказать, что…»

Она почувствовала, как краснеет.

– Я же был его наставником, – торопливо поправился призрак, и Айлин вздохнула с облегчением. – Конечно же, любил как… ученика! Разве наставник не должен любить своих учеников? А этот негодяй убил меня! – почти выплюнул он, глядя в спину синьора Фарелли с такой ненавистью, что если бы ненависть могла убивать – тот уже давно перестал бы дышать. – Подло, исподтишка, в момент, когда я был безоружен, совершенно беспомощен и никак не ожидал удара. Тем более – от него! А ведь ему тогда только сравнялось десять! Посудите сами, прекрасная синьорина, как можно доверять подобному… существу?

В голосе призрака зазвучала столь отчаянная злоба, что в его убийство Айлин поверила сразу же. Никаких сомнений! Так можно говорить только о человеке, которого ненавидишь всей душой, а кого можно ненавидеть больше, чем собственного убийцу?

И все же…

Айлин вспомнился леденящий ужас, который она испытала на дороге в те несколько мгновений, когда лорд Кастельмаро упал с коня. А ведь лорд Кастельмаро был их противником – и она намного старше, чем был тогда Лучано!

Нет, что бы ни говорил мастер Алессандро, убить человека – очень непросто! А уж тем более – терпеливо выжидать момент и ударить безоружного? Только не в десять лет! И к тому же наставника!

Могла бы она сама убить кого-нибудь из преподавателей? Конечно, не умышленно, а просто не справившись с выбросом силы?

Мэтра Ладецки, ведущего нападение у Алого факультета? Мэтр был очень похож на медведя, и поначалу Айлин его побаивалась, но вскоре поняла, что за звероватым обликом прячется доброе сердце. Мэтр никогда не сердился, если что-то не получалось, и объяснял столько раз, сколько требовалось, чтобы адепт понял заклятие. Он охотно проводил дополнительные занятия, а после урока, хитро улыбаясь, доставал из одного кармана мантии завернутое в промасленную бумагу рассыпчатое печенье с орехами, а из другого – большую фляжку с медовой водой и, посмеиваясь, наблюдал, как адепты дружно уплетают лакомство. Из фляги каждому доставалось ровно по глотку, но как же это было кстати после урока!

Милорда магистра Бреннана, такого доброго и заботливого? Он всегда лично навещал каждого адепта, попавшего в лазарет, притворно хмурился и грозил выгнать на занятия. «Вылечу – и выгоню!» Вот ему случалось ворчать и сердиться, но только потому, что магистр Бреннан любил всех адептов и беспокоился за каждого!

Мэтра Ирвинга, преподавателя нежитеведения? Его обожали все некроманты: к каждой лекции мэтр добавлял интересные случаи из своей или чужой практики, а уроки младших курсов неизменно превращались в увлекательные игры… Айлин невольно улыбнулась, вспомнив экзамен по нежитеведению на втором курсе. Тогда мэтр Ирвинг принес в аудиторию большой ярко разукрашенный мяч, сказал: «Упырь!» – и бросил его Кайлану Саграссу. Кайлан радостно прокричал все, что знал об упырях, добавил «Вурдалак!» – и перебросил мяч Иде…

Пожалуй, это был самый веселый экзамен в ее, Айлин, жизни!

Милорда магистра Роверстана, то есть Дункана? Да об этом и подумать смешно!

«Но ведь было же и другое?» – безжалостно напомнила она себе.

Был же страшный крик мэтра Кирана, горящего фиолетовым пламенем, как ужасный факел! И ледяное торжество в глазах мэтра Бастельеро, подступившие к горлу слезы и невыносимое чувство беспомощности… Пожалуй, если бы не поддержавший ее Дарра, и если бы лорд Бастельеро не отпустил мэтра Кирана…

«Да, – подумала Айлин, чувствуя, как холодно становится внутри. – Если бы тогда я не справилась, если бы случился выплеск… Конечно, мэтр не погиб бы. Он же Избранный! И сильнейший из всей гильдии, наверное… Но я бы попыталась, конечно, попыталась бы! За мэтра Кирана! Или за Аластора, если бы вместо лорда Кастельмаро на дороге оказался бы лорд Бастельеро… Но не просто же так, ни за что?!»

«Я не понимаю, мастер Алессандро», – сказала она призраку мысленно, опять покосившись на Лучано Фарелли.

Тот только что свесился с лошади, попытавшись тронуть Пушка за уши. Волкодав в последний момент отскочил в сторону, а когда итлиец выпрямился, легонько боднул его кобылу мордой в бок.

Возмущенный возглас Фарелли и не менее возмущенное ржание гнедой слились воедино, и Айлин увидела, как даже Аластор, все утро мрачно думавший о чем-то, заулыбался.

– Ах так, синьор Собака! – услышала она веселый голос с едва заметным итлийским акцентом. – Ну, берегитесь! От меня еще ни один пес не ушел… непоглаженным! Вот придете вы спать в палатку, там я вас и под-ка-ра-улю! – с некоторым трудом выговорил он.

Пушок ответил ему снисходительным взглядом, подбежал к ближайшему кусту, напоказ задрал на него лапу и постоял так пару мгновений, а потом обернулся на итлийца. Тот покатился со смеху, и Аластор опять, словно нехотя, улыбнулся.

«Если вы забрали его из этого ужасного приюта, спасли от… публичного дома, – проговорила Айлин, стараясь не покраснеть еще сильнее при упоминании такого места. – Если вы были его наставником и покровителем… Почему он вас убил? Разве это не глупо?!»

– Вы мне не верите, прекрасная синьорина? – с горечью вздохнул Алессандро, отводя взгляд от Лучано и обращая к Айлин красивые и безупречно честные глаза. – Но вы служите Претемной Госпоже, и уж вы-то знаете, что несчастные неупокоенные души вроде меня лишены возможности лгать. Хотите знать, почему он меня убил? Все очень просто. Убить наставника – это невероятное деяние для нашей гильдии, а уж в десять лет! Я не припомню, чтобы кто-то из юных Шипов решился на подобное. После моей смерти Лучано забрал к себе один из грандмастеров гильдии. Синьор Фарелли стал его любимым учеником и воспитанником, избавился разом и от опасных занятий, и от наказаний наставников, и от зависти других мальчиков. Достойная награда, согласитесь? Вот во что он оценил мою жизнь, синьорина!

Лицо призрака исказилось, и Айлин против воли почувствовала жалость. Если все действительно так… Но что-то мешало ей поверить до конца. В конце концов, она ненавидела поступок лорда Бастельера с мэтром Кираном, но и Бастельеро, и сам Лоу в своем дневнике сходились в одном: призраки бывают удивительно коварными и опасными тварями. Да, они не могут лгать. Но порой во лжи нет ни малейшей необходимости, достаточно должным образом сказать правду – и собеседник преотлично обманет себя сам.

«Я не могу взвалить на Аластора еще и это, – подумала она, очень хорошо скрыв эту мысль. – А если то, что мастер Крема сказал вчера вечером, правда, Аластору тем более нельзя ее знать! Я должна все понять и решить сама. Я некромантка, это мое служение и моя ответственность. И ошибиться мне нельзя. Либо я погублю Аластора, доверившись подлому убийце, либо – невиновного человека, если призрак ухитряется лгать. Значит… Значит, надо думать! Рано или поздно маски слетят, и я увижу правду. Только бы не поздно, Претемнейшая, только бы не поздно!»

* * *

– Милорды коллеги, – негромко сказал Эддерли. – Позвольте мне открыть это заседание по праву старейшего. Впрочем, если у кого-то есть возражения, то я охотно передам…

Он запнулся, и Ладецки прогудел со своего места:

– Ну что вы, милорд! Мы все глубоко чтим ваш опыт. Кому как не вам!

Магистры склонили головы, соглашаясь, и Грегор последовал их примеру. Сегодня для него поставили кресло на конце стола, и Грегор слегка нахмурился, поняв, что показалось ему таким странным. Артефакторы так и не выбрали нового главу, и центральное кресло, больше похожее на трон, тоже никем не занято – это понятно. Однако пустых мест за столом оказалось три. Кого нет? Ах да, Роверстана. Странно, кстати.

– Тогда сначала о печальном, – вздохнул Эддерли и сплел перед собой пальцы, положив руки на стол. – Магистр Бреннан, вам лучше всех известно, во что нам обошелся этот день. Прошу вас…

Целитель кивнул, и Грегор увидел, что его шевелюра, где раньше темные пряди еще мешались со светлыми, стала совершенно седой, да и морщин добавилось. Бреннан немного подался вперед, и в те несколько мгновений, пока он еще не заговорил, Грегору стало по-настоящему страшно. Вспомнился коридор, заваленный телами, как ему тогда показалось. Прозрачные восковые лица Аделин и Ирвинга, окровавленная Ида Морьеза… Он вздрогнул и усилием воли отогнал эти видения.

– Двадцать шесть человек, – тихо и очень четко сказал Бреннан. – Девятнадцать адептов, четыре преподавателя и трое служащих. Еще человек десять ранены тяжело, но выкарабкаются, если будет на то воля Милосердной Сестры.

– Двадцать шесть… – почти беззвучно, одними губами повторил Эддерли и осенил себя кругом Семи Благих.

Магистры один за одним склонили головы, а у Грегора перехватило дыхание. Слишком много! Хотя… меньше, чем могло быть. И да, каждый из них на его совести. Но разве можно было иначе?!

– Кто? – уронил он. – Я… видел Ирвинга… Кто еще из мэтров?

– Из ваших – Ирвинг, – отозвался Бреннан. – Солсбери и Орсон – боевики. И Гардиан, стихийник.

«Этому-то как не повезло? Стихийники же в самом бою не участвовали…» – мелькнуло у Грегора, но глупых вопросов он задавать не стал. Война не разбирает, а в тот день Академия воевала каждым человеком, адептом он был, преподавателем или простым конюхом.

– Да примет их Претемнейшая, – сказал он вместо этого, тоже склоняя голову.

– Девятнадцать детей, – выдохнул Эддерли. – Девятнадцать… Благие Семеро!

Он расплел пальцы и на миг закрыл лицо ладонями, а когда убрал руки, Грегору показалось, что немолодое усталое лицо магистра осунулось еще сильнее. Впрочем, голос остался твердым и спокойным.

– Что ж, милорды коллеги, Академия спасла Дорвенну. Мы исполнили присягу Ордена, и никто не назовет эту цену малой. Милорд Райнгартен, – обратился он к стихийнику. – Вам как секретарю Академии надлежит позаботиться о… похоронах. Правда, семьи наверняка пожелают забрать…

– Ирвинг – сирота, – деловито отозвался Райнгартен, делая пометки на листе бумаги перед собой. – И некоторые из адептов – тоже. Их погребение отнести к общим расходам Академии? Или его оплатит Орден сообразно гильдии каждого погибшего?

– Оплатит, – сказал Грегор прежде, чем кто-то успел хоть слово вымолвить. – Милорд Райнгартен, я полагаю, Орден сочтет за честь взять на себя любые расходы. И за сирот, и за всех остальных. Или кто-то против?

Он обвел взглядом присутствующих, благо сидел на самом краю полукруглого стола. Увидел, как коротко кивнули Бреннан, Эддерли и Ладецки. Как недовольно поджал губы алхимик Валлендорф, но ничего, на свое счастье, не сказал. На лице Волански не отобразилось ничего, иллюзорник сосредоточенно рисовал на клочке бумаги карандашом, а Райнгартен, если и хотел возразить, то промолчал. Ну вот и славно.

Проснувшаяся в глубине души холодная злость улеглась, Грегор даже подумал, что ему никто не давал полномочий решать подобные вопросы. Но плевать! Никакими деньгами не купить новую жизнь для тех, кто погиб, защищая Дорвенну. И уж почетные похороны – это меньшее, что Орден может сделать. А если кто-то возразит… О да, вот пусть именно ему, Грегору Бастельеро, и возражают. Прямо в лицо, если осмелятся.

– Магистр Кристоф, – тихо напомнил Эддерли. – Тело все еще в морге. Он королевского рода, его должны похоронить в усыпальнице Дорвеннов…

– Нет, – уронил Ладецки, и все, не только Грегор, с удивлением повернулись к мрачному боевику. – Родерик… Магистр Кристоф оставил завещание. Он просил похоронить его на кладбище Академии. Я его душеприказчик…

Голос медведеподобного великана сорвался, и Грегор с удивлением подумал, что Кристоф, оказывается, был настолько близок со своим заместителем! Кто бы мог подумать? Королевский бастард, боковая ветвь Дорвеннов, образцовый дворянин и маг, всю жизнь посвятивший Академии, и Ладецки, приехавший откуда-то с северо-востока, то ли из полудикой Влахии, то ли еще дальше. Что их могло связывать, кроме общей гильдии? Причем настолько, чтобы Ладецки оговорился, назвав покойного магистра по имени, а тот назначил его своим душеприказчиком. Не Эддерли, с которым был так дружен, а Ладецки! Надо же…

– Воля покойного свята, – кивнул Эддерли. – Академия сочтет за честь хранить его память. Я сам поговорю с Ангусом Аранвеном об этом. Бреннан, – повернулся он к целителю. – Сколько адептов пострадало не слишком сильно?

– Не считая тех десяти? – погладил тоже побелевшую бородку магистр целителей. – У меня в лазарете сейчас полсотни человек. Дюжину выпишу через пару дней, остальным придется полежать подольше. Ничего страшного, но это же дети. Когда они под присмотром, есть хоть какая-то надежда, что не придется ловить их по всей Академии на перевязки. Кстати, магистр Ладецки, будьте любезны зайти в лазарет и объяснить Саграссу, что мне виднее, где ему лечиться. Выдумал тоже, с дыркой в плече возвращаться в карцер. Не знаю, что там у него за проступок, и знать не хочу, но если этот герой еще раз откроет рот, я его ремнями привяжу к постели. Боевики!

– Зайду, – кивнул магистр Красной гильдии, и тут в дверь зала постучали.

Райнгартен нахмурился, однако подошел к двери, открыл ее и обменялся с кем-то парой слов. А затем вернулся к столу с конвертом, который положил перед Грегором, пояснив:

– Курьер от лорда-канцлера.

– Прошу прощения, милорды, – сказал Грегор, торопливо распечатывая конверт.

Сердце вдруг застучало, как перед боем. Или в тот день, когда он делал предложение Беатрис. Предложение, о котором сейчас вспоминал с тоскливым стыдом и злостью… Аранвен отыскал бастарда и Айлин Ревенгар?! Что еще может быть настолько срочным, чтобы посланный потревожил магистров Ордена?

«В провинции Вермер снежная буря погубила посевы на корню. Треть всего будущего урожая пшеницы в Дорвенанте и почти половина урожая овса утрачены. Севернее Мервиля открылся разлом, из которого непрерывно лезут демоны и разбегаются по окрестным лесам. Горожане просят прислать регулярные войска. Из Дильмаха доносят о банде разбойников, которые осаждают и грабят дворянские усадьбы. Судя по донесениям, в составе банды есть маги-боевики. Совет глав Трех дюжин состоится сегодня в шесть часов пополудни».

Как всегда у Аранвена, кратко, точно и исключительно по делу. Грегор стиснул зубы, увидев приписку в конце листа: «Известные вам особы были замечены в Мервиле, однако смогли ускользнуть. Я продолжаю заниматься их поисками».

Были замечены! Смогли ускользнуть! Пр-р-роклятье! А канцлер полагал, что так легко поймать одну из лучших адепток Фиолетовой гильдии? Грегор поклялся бы чем угодно, что за этими сухими строчками, в которых так и читалась холодная досада, кроется куда больше, чем готов рассказать Аранвен. От Кастельмаро Айлин «ускользнула», швыряясь красными и фиолетовыми заклятиями! Что ей люди канцлера? Пр-р-роклятье, трижды проклятье! Следовало бросить все и искать ее самому! Но как?

Он еще раз перечитал записку. Грядущий голод в Вермере, а то и по всей стране, демоны в Мервиле и банда в Дильмахе. И это лишь начало. Аренвен просит его о помощи как лорда-протектора, единственное оружие канцлера в борьбе с той частью Трех дюжин, которая даже сейчас думает лишь о собственной выгоде. Райнгартен наверняка отказал ему в запрошенной военной поддержке, а в отсутствие короля канцлер не может принудить главнокомандующего к повиновению. Зато протектор еще как может!

Нет, никак нельзя сейчас покидать столицу. Он просто не имеет права. Хоть на части разорвись, но каждой из этих частей найдется работа в Дорвенне.

– Ничего особенного, милорды, – сказал он, видя, что глаза всех, кроме Волански, устремлены на него. – Обычные текущие дела.

Магистр иллюзорников увлеченно складывал кораблик из листа бумаги. Вот кому ни до чего дела нет. Грегор почувствовал глухое раздражение. И надо же было погибнуть Кристофу, а не этому бесполезнейшему существу, явно чьей-то марионетке на посту магистра гильдии?! Кстати, а где же все-таки Роверстан?

– Тогда предлагаю перейти ко второму делу, ради которого мы собрались, – так же деловито сказал Райнгартен и подчеркнул карандашом то, что писал у себя на листе. – Позвольте напомнить, что все запланированные траты на похороны, лечение и пособия семьям должен заверить Великий Магистр Ордена. Ваш покорный слуга таких полномочий не имеет. Соответственно, с выборами Архимага затягивать больше нет никакой возможности.

– В Совете отсутствуют два магистра из семи, – подал голос Валлендорф. – Правомочно ли будет решение, принятое без них?

– А никто не виноват ар-р-тефакторам, что они никак не могут выбр-рать магистр-ра, – раскатисто проговорил Ладецки, и Грегор с ним полностью согласился. – Сколько же их можно ждать?

– Пяти голосов из семи вполне достаточно, – подтвердил Эддерли. – Жаль, что отсутствует магистр Роверстан…

– А где он? – поинтересовался Грегор, подумав, что сейчас вопрос будет звучать вполне уместно. – Мне казалось, что у него достаточно дел в лазарете.

– Вам, дорогой мой Грегор, дай палец, так вы всю руку оттяпать норовите, – фыркнул Бреннан. – Магистр Роверстан, дай ему Милосердная Сестра здоровья, и так нам очень помог. Но какой толк в лазарете от разумника, если у него нет зеленой силы? Резать уже никого не нужно, а с лечением мы теперь сами справимся. – Он с удовлетворением посмотрел на Грегора, онемевшего от такого выговора, и закончил: – Магистр Роверстан просил передать, что вынужден взять отпуск по семейным обстоятельствам.

– По… семейным? – зачем-то уточнил Грегор.

Ему до этих пор ни разу не приходило в голову, что у Роверстана есть семья. Он ведь не женат! Или имеются в виду иные родственники?

– Да-да, у людей бывают семьи, – сварливо подтвердил Бреннан, словно прочитав его мысли. – И в этих семьях случаются разные обстоятельства. Дункан – старший сын из четырех, а у него еще и сестры имеются, и родители живы. Нисколько не удивляюсь, что кому-то из них могла понадобиться помощь магистра. Кстати, совсем забыл! – Голос Бреннана приобрел какое-то сверхъестественное ехидство. – Дункан как чувствовал! И лично вам, Грегор, просил передать, если поинтересуетесь, что после улаживания семейных дел он намеревается съездить на целебные воды, подлечить печень.

– Печень? – снова повторил Грегор, чувствуя себя полным болваном. – На воды? Сейчас?!

«Роверстан с ума сошел? – подумал он со смесью злости и растерянности. – Нашел время лечиться! На водах! Да если он действительно болен, хотя чем может заболеть этот бык, обратился бы к целителям… Но он собрался на воды! Бред какой-то…»

– Ну что поделать? – развел руками Бреннан с полнейшим спокойствием и даже, кажется, одобрением. – Если печень! Я бы никому не посоветовал пренебрегать собственной печенью. Даже вам, дорогой Грегор. Хм, особенно вам. Очень, очень вредно, знаете ли. Характер портится просто удивительно!

Грегор закрыл глаза и напомнил себе, что проклинать коллег – дурной тон. Особенно старших. Особенно целителя, который считается существом беззащитным и потому имеющим право на некоторое снисхождение. Хотя Баргота с два Грегор после Морхальта поверит сказкам о беззащитности целителей. Ну, Бреннан! Сам пусть проверит печень, ехидна…

– Понимаю, – открыв глаза, процедил он, стараясь смотреть куда угодно, только не на каменные физиономии магистров. – Печень – это важно. Иначе что мы будем делать, если у нашего дорогого магистра Роверстана испортится характер? Что ж, если этот важнейший вопрос решен, хотелось бы разобраться с остальными пустяками. С выборами Архимага, например.

– Да-да, – прервал Райнгартен их пикировку. – Будьте любезны, коллеги! Раз уж магистр Роверстан отсутствует по уважительной причине, начнем выборы без него. Кстати, напоминаю, что в подобном случае член совета магистров не может не только голосовать, но и являться претендентом на пост Великого Магистра.

Грегор едва успел удивиться, что кто-то всерьез может рассматривать кандидатуру Роверстана, как Эддерли негромко уронил:

– Жаль. Очень жаль. Может быть, мы все-таки отложим выборы? Нечестно лишать Дункана подобной возможности.

«Да они издеваются? – ошелемленно подумал Грегор, видя, как Ладецки и Бреннан кивают с совершенно серьезными лицами. – Роверстана – в Архимаги? Вот это уж точно бред! Неужели Совет решил сорвать выборы? Зачем?! Но представить, что кто-то в здравом уме проголосует за разумника? Невозможно!»

Он посмотрел на Райнгартена, застывшего на своем месте с каким-то удивительно холодным и спокойным лицом, и понял: возможно. Потому что Кристоф погиб, а Ладецки слишком недавно стал Красным магистром, он не дворянин и даже не дорвенантец. Потому что Эддерли, как сказал тот же Райнгартен, отказался наотрез, а он ведь был самой логичной кандидатурой. Бреннан? Он хорош на своем месте, но представить его в кресле архимага Грегору не хватало воображения. Валлендорф? Даже не смешно. Пожалуй, меньше шансов только у Волански. Но тогда получается, что кандидатов остается только два? Райнгартен и… Роверстан?! И Эддерли с еще двумя магистрами за Роверстана?!

– Согласен, – уже серьезно и без тени недавнего ехидства сказал Бреннан. – Магистр Роверстан должен быть в числе кандидатов.

– Это не соответствует Уставу, – с холодной четкостью сообщил Райнгартен и добавил: – Прошу прощения, что приходится напоминать столь очевидные вещи. Член Совета, который отсутствует в момент выбора, не может избираться. Нет голоса – нет кандидатуры. К тому же магистр не давал согласия занять пост в случае избрания.

По узким губам стихийника скользнула быстрая улыбка, а Эддерли, напротив, нахмурился.

– Вот поэтому я и предлагаю подождать, – уронил он, однако снова заговорил Валлендорф:

– Милорд Райнгартен совершенно прав. Дела Ордена не позволяют отложить их на потом. При всем уважении к магистру Роверстану, мы понятия не имеем, когда он вернется. Не говоря уж о том, что Совет не обязательно выберет именно его. Мне кажется, есть куда более достойные кандидаты.

И посмотрел на Райнгартена так умильно, что Грегора едва не стошнило.

– Милорд Эддерли, – торжественно сказал стихийник, словно не замечая этого взгляда. – Вы позволите предложить почтенному Совету вашу кандидатуру? Со всем уважением к вашему опыту и авторитету!

«Отличный ход, – оценил Грегор, чувствуя себя как на театральном представлении. – Этьен ничем не рискует, зато выглядит красиво. Ах, Эддерли, ну согласитесь! Кому еще, как не вам?»

– Простите, милорды коллеги, – тихо уронил пожилой некромант под обращенными к нему взглядами. – Я не в силах нести такое бремя. Возраст… К тому же недавно я окончательно понял, что не обладаю нужными качествами для этой должности. Прошу вас не тратить свой голос на меня, я все равно откажусь. Полагаю… – Он запнулся, а потом проговорил очень медленно и с удивившей Грегора настойчивостью, словно хотел что-то кому-то подсказать: – Раз уж мы выбираем среди присутствующих, давайте сделаем это мудро.

– Хм… – отозвался целитель и замолчал.

Грегор увидел, как тревожно блеснули глаза Райнгартена, однако стихийник промолчал тоже.

Пройдя вдоль стола, он раздал всем, кроме Грегора, по простому листку бумаги и карандашу, а потом монотонно проговорил:

– С вашего разрешения напоминаю соответствующий пункт Устава. Вы можете проголосовать за любого кандидата, включая себя. Голос можно отдать только за того человека, который присутствует здесь. К сожалению, по этому правилу магистр Роверстан исключается из числа кандидатов.

«А ведь он это не зря напоминает, – сказал сам себе Грегор. – Неужели все-таки… Ну да, Райнгартен очень много потерял в мнении магистров, когда не принял на себя ответственность за решение развернуть потоки. Но неужели Совет готов избрать Роверстана, лишь бы не стихийника? Бред! Выбрали бы уж тогда Бреннана, что ли. Да, он простолюдин с вульгарными манерами, но хотя бы глава почтенной гильдии, да и человек достаточно ответственный. А Роверстан, покинув Академию, лишил себя даже призрачного шанса заполучить звезду Великого Магистра. Правильно лишил, конечно, вот ему на этом посту точно не место. Но любопытно, стоило ли оно того?»

Он пошевелился, удобнее усаживаясь в кресле, и с досадой подумал, что приглашение на выборы – это, конечно, честь. Но потраченное время можно было использовать гораздо выгоднее. Например, съездить к Аранвену пораньше и выяснить все насчет «известных особ». А заодно и о том, как лорд-канцлер ухитряется получать со всей страны новости, если порталы не работают. Ладно, откуда-то приезжают обычные гонцы, но ведь канцлер был уверен, что успеет предупредить своих людей в каждом городе на пути Вальдерона и Айлин.

Шесть магистров тем временем написали на бумаге свой выбор, и пятеро из них просто сложили листки пополам. Волански, не удовлетворившись этим, мгновенно свернул из своей записки кораблик и с идиотской улыбкой подал его Райнгартену, который снова прошел вдоль стола. Стихийник был внешне спокоен, только губы сжаты чуть сильнее обычного. И Грегор опять не мог не подумать, каково будет Райнгартену управлять Советом, который так явно не хотел его избрания. Мелькнула даже мысль, что стихийник может не набрать большинства голосов. Наверняка не наберет! Но он может проголосовать за себя сам, если не побрезгует. И Валлендорф наверняка за него тоже. Два голоса из шести – это очень мало, если остальные голосуют за кого-то одного. И неплохой шанс, если магистры отдадут голоса за разных кандидатов. Грегор прекрасно понимал, что всего через несколько мгновений все разъяснится, но дорого бы дал, чтобы заранее узнать, кого назовет тот же Эддерли вместо Роверстана. Бреннана? Ладецки? Выбор невелик. Ну не Волански же, в самом-то деле!

– Милорд Бастельеро! – обратился к нему Райнгартен, у которого только блеск во взгляде выдавал нетерпение. – Вы здесь единственное незаинтересованное лицо. Не окажете ли честь зачитать наш выбор и подсчитать голоса?

«Ах, вот для чего меня пригласили», – усмехнулся Грегор, но поднялся и поклонился, церемонно проговорив:

– Сочту за честь, милорды.

Райнгартен подал ему пять записок и бумажный кораблик, на котором тоже было что-то написано. Грегор развернул его первым, с насмешливой неторопливостью стараясь не повредить листок. Знал бы Орден, от чего и кого зависит его судьба!

– Дункан Роверстан! Белая Гильдия! – прочитал он и показал измятую бумажку всем присутствующим.

– Магистр Волански, – с усталой терпеливостью сказал Райнгартен иллюзорнику, который, высунув кончик языка, упоенно трудился над следующим корабликом. – За Роверстана голосовать нельзя. Его здесь нет.

Волански глянул на него с искренним сомнением, а надпись на бумажке в руках Грегора поблекла, на миг выцвела и сразу появилась вновь. Теперь она гласила: «Все равно Роверстан».

Грегор пожал плечами и показал всем бумажку.

– Магистр, назовите кого-нибудь другого, – с потрясающим терпением попросил Райнгартен.

Бумажка мигнула и сообщила: «А может, все-таки Роверстан, а?»

– Магистр Волански, кажется, издевается, – раздраженно сказал Грегор, бросая листок на стол.

Тот обиженно мигнул и стал совершенно белым.

– Полагаю, милорды, – сдержанно сказал Эддерли, – мы можем в данном случае отступить от правил и посчитать магистра Волански воздержавшимся. Ничего, пять голосов – это все равно большинство Совета. Все согласны?

Магистры закивали. Волански, ничуть не расстроившись, расправлял кораблик.

Грегор развернул следующий листок, прочитал:

– Этьен Райнгартен! Оранжевая Гильдия!

Показал его всем. Развернул еще один.

– Этьен Райнгартен! Оранжевая Гильдия!

Покосился на стихийника. Спокойствие того все-таки дало трещину, скулы Райнгартена слегка порозовели. Грегору вдруг стало совершенно неинтересно, кто победит. Детские игры какие-то! Он быстро открыл третью записку, глянул на имя. Закусил губу и поднял взгляд на присутствующих, с тихой холодной злостью пытаясь определить, чья это дурацкая шутка. Магистры смотрели на него в ответ. Задумчиво, удовлетворенно, насмешливо и непроницаемо… Все, кроме Волански, – тот упоенно играл с корабликом.

Грегор, не читая имя вслух, быстро развернул два оставшихся листка. На всех трех оно было одинаковым.

– Милорды магистры… – выдохнул он. – Простите, но это не смешно!

Райнгартен подошел к нему и заглянул в бумажки. Валлендорф крутил головой из стороны в сторону с тревожным видом, иногда заискивающе глядя на стихийника, а тот сжал губы в ниточку и побледнел. Грегор его понимал…

– Это невозможно, – сказал он, четко выговаривая каждый звук. – Позвольте напомнить, что я не могу быть кандидатом на пост Великого магистра. Архимаг избирается из членов Совета! Я не глава гильдии, я обычный преподаватель!

Три бумажки жгли ему руку. На каждой было выведено: «Лорд Грегор Бастельеро, Фиолетовая гильдия».

– Это невозможно! – выкрикнул он, срываясь, и только тут Эддерли очень ровно и словно нехотя сообщил:

– Устав Совета требует избрать Архимага из присутствующих. Вы же не станете отрицать, что присутствуете на Совете, лорд Бастельеро?

– Я не магистр! – огрызнулся Грегор и оглянулся на отошедшего Райнгартена.

Ну что он молчит?! Пусть вспомнит и приведет соответствующие пункты Устава! Но стихийник молчал, только побледнел так, что казался больным.

– Уставу это не противоречит, – размеренно уронил Бреннан. – Собственно говоря, поэтому на выборы Архимага и не допускаются посторонние. В истории Ордена были случаи, когда Великим магистром становился обычный маг, минуя ступень магистра. Все по традициям. Три голоса за вас при двух за лорда Райнгартена и одном воздержавшемся.

Они все смотрели на него, кроме Волански. Грегор поймал тень бессильной ненависти в глазах Райнгартена, которую стихийник тут же спрятал. Валлендорф глядел, как побитая собака. Но во взглядах остальных тоже не было никакой радости.

«Я замена, – с убийственной ясностью понял Грегор. – Они хотели видеть на этом месте Роверстана. У него было бы четыре голоса из семи. Или даже пять, если бы разумник проголосовал сам за себя, как Райнгартен сегодня. Но Роверстан бросил все и уехал, и они выбрали меня, чтобы не выбирать Райнгартена. Почему?! Почему не его?! Неважно. Главное, что я знаю точно: я всего лишь замена».

А ведь он когда-то думал стать Архимагом. Не сейчас, конечно! Лет через тридцать… Сначала – магистром гильдии, когда Эддерли оставит этот пост. А потом… Не ради привилегий или выгоды! Просто это было еще одной вершиной, которую Грегор взял бы ради чести рода, а потом, совершив что-то значительное, достойно ушел, как с поста командора.

Но этот пост бросили ему, как милостыню.

– Вы забыли еще об одном, милорды, – сказал он, не скрывая злость. – Я и так облечен властью и долгом лорда-протектора. Быть Архимагом – это слишком большая ответственность.

– Это ненадолго, – послышалось вдруг.

Волански поднял голову от кораблика, которым елозил по столу, осмотрел присутствующих и снова опустил взгляд к бумажной игрушке. Грегору даже показалось, что он ослышался, и эти слова принадлежат не иллюзорнику, но все остальные смотрели на Волански с таким же недоумением.

– Полагаю, наш уважаемый магистр Волански хотел сказать, что пост лорда-протектора – это не навсегда, – с бледной улыбкой пояснил Райнгартен. – И он безусловно прав. Лорд Бастельеро, к моему глубочайшему сожалению, ваши полномочия протектора когда-то закончатся. Следовательно, это не причина для отказа. Поздравляю вас, милорд.

И он первым глубоко поклонился. Остальные магистры встали и последовали его примеру.

Грегор бессильно смотрел, как склоняется перед ним верхушка Ордена, самые сильные маги мира и его бывший наставник в том числе. У непрошеной и нежеланной победы был отвратительный вкус кражи. Она была чужой! Как трофей, завоеванный кем-то другим, а потом отданной за ненадобностью! Омерзительно! Грегор совершенно точно знал, что даже если Роверстан никогда не скажет об этом ни единого слова, они оба будут знать правду. И Совет, разумеется, тоже! А он еще думал, как себя должен чувствовать Райнгартен!

– Благодарю, милорды, – сказал он мертво и поклонился в ответ. «Что бы ни случилось, это не причина терять лицо», – учил его дед. – Я высоко ценю ваше доверие и постараюсь его оправдать.

«Это не навсегда…» – продолжало звучать в ушах то ли обещанием, то ли предостережением.