Глава 2. Золотое и алое

Отвертеться от бала Грегору, разумеется, не удалось. Он и сам понимал, что первый бал мирного времени – это не только его праздник, что бы там ни говорил Малкольм, посвятивший триумф своему главнокомандующему, но прежде всего праздник всего Дорвенанта. Десять лет войны! Десять лет невозвратимых потерь, постоянного страха за близких, ставшего уже привычным горького привкуса неудач… Да, и раньше Дорвенант воевал, но еще никогда война не была столь невыносимо долгой, словно затяжная болезнь, измучившая и тело, и душу королевства.

И вот, наконец, мир заключен, можно распустить большую часть и так поредевшей за эти годы армии. Кто-то из офицеров уйдет в отставку, другие продолжат служить, но хотя бы смогут уходить в отпуска. Домой, к семьям, где уже подросли едва помнящие их дети… И страна хочет это праздновать! Люди истосковались по радости, они ждали мира и мечтали о нем, как мучительно холодной и голодной зимой ждали бы тепла, первых листьев и проснувшейся надежды на новую жизнь.

Все это Грегор понимал и готов был признать правоту Малкольма и необходимость праздника, который станет рубежом нового, послевоенного времени. Но ради Семерых, зачем королю понадобилось непременно тащить Грегора на пьедестал героя? Судя по славословиям придворных, лорд Бастельеро выиграл войну в одиночку, и только врожденная скромность помешала «герою-некроманту» перенести военные действия на территорию Фраганы, победным маршем дойти до Люрьезы, по пути разметав полки месьоров одним лишь суровым взглядом, и вернуться с фраганской короной… Хвастливый бред болтунов, понятия не имеющих, чего стоила победа!

Так что на бал он приехал не в самом дурном расположении духа, но и далеко не в приятном. Еще и парадный мундир надевать пришлось, а его Грегор терпеть не мог за вызывающую, почти крикливую яркость, несмотря на основной черный тон. Алое и золотое – гербовые цвета, с этим не поспоришь, но очень уж их много. Он же с детства привык, что единственный приличный костюм для некроманта – черно-фиолетовый. Ну, или черно-серебряный, если одеться, как подобает лорду Бастельеро. Все остальное – вульгаритэ, как говорят фраганцы.

Ничего, сегодня он наденет командорскую роскошь, Баргот ее дери, последний раз в жизни! Теперь пусть Райнгартен таскает эти дурацкие наплечники, о которых наверняка давно мечтал!

Грегор почти мечтательно подумал, как вернется домой, снимет ненавистный мундир и отправит его в фамильный гардероб, где не одну сотню лет пылятся костюмы прошлых лордов и леди его семьи. А потом переоденется в привычный камзол и уедет в Академию! И пусть там вот-вот начнутся вакации, и адепты разъедутся по домам, но это даже к лучшему. Наверняка без детей Академия станет куда более замечательным местом!

Он взбежал по ступеням парадной лестницы дворца, уже предвкушая прекрасные праздники Солнцестояния: никаких визитов, только книги, карты, одинокие конные прогулки за город, горячее вино по вечерам, ну и учебные планы, так уж и быть! Стремительно прошел знакомыми коридорами, сдержанно раскланиваясь в ответ на почтительные приветствия встречных, подождал, пока мажордом объявит в широко распахнутые двери, что прибыл его светлость, мэтр-командор и так далее… И ступил на сияющий паркет бальной залы, освещенной сотнями магических огней и простых свечей.

Только сознание того, что на него сейчас устремлено множество взглядов, не позволило Грегору скривиться в отвращении. Повсюду золото, фарфор и зеркала, вазоны с огромными букетами и цветочные венки, висящие на всем, способном их выдержать. Бесконечные гирлянды из шелковых лент с поучительными надписями… Сверкающий хрусталь огромной люстры посередине потолка и вокруг нее двенадцать светильников поменьше – аллегорическое изображение солнца и круга созвездий… А еще буйство красок в нарядах и драгоценностях, смесь ароматов женских и мужских духов, пирожных, вина, курительных трав и благовоний… Смех, разговоры, восклицания, и над всем этим звуки оркестра, наигрывающего мелодию, которую Грегор определил как плод непристойной внебрачной любви военного марша с развеселой итлийской паэраной.

Голова мигом разболелась, и он даже подумал, не отпроситься ли сразу после торжественной части, сославшись на нездоровье, но Малкольм, к которому Грегор подошел, повинуясь этикету, только глянул и, радушно улыбаясь, показал внушительный кулак, скрытый от чужих взглядов.

– Я же терплю, – шепнул его величество, милостиво подавая другую руку, и Грегор, склонившись, почтительно поцеловал золотой перстень с огромным темным рубином – коронную драгоценность Дорвеннов. – Потом вместе напьемся.

Место рядом с ним на троне пустовало, и спросить, где Беатрис, было совершенно невозможно! Выпрямившись, Грегор, не поворачиваясь спиной, сделал шаг назад, как предписано этикетом, и замер возле трона, склонив голову. Оркестр плеснул восторженным воплем литавров, гомон в зале замер…

– Ее величество Беатрис, королева Дорвенанта! – провозгласил церемониймейстер, и наступившую тишину разбил звонкий четкий стук каблучков.

Цок-цок! Цок-цок! Ему совершенно по-мальчишески захотелось вдруг поднять голову – и плевать на этикет! Малкольм пренебрежет, а мнение двора – да кого оно волнует, если можно увидеть Беатрис на несколько мгновений раньше! Он не видел ее десять лет! Не считать же несколько редких, почти случайных встреч, когда он приезжал к королю с докладом, и иногда в дворцовых коридорах мелькала ее далекая тень, почти призрак…

Цок-цок! Цок-цок! И, немного позади и чуть потише, перестук туфелек фрейлин, который он различал болезненно обострившимся слухом. Цок-цок! Сердце отозвалось, забившись в унисон этому стуку восторженно и ошалело, а потом вдруг застучало ровнее, и когда рядом проплыл золотистый кружевной шлейф ее платья, Грегор только вдохнул глубже и быстрее, а потом сразу успокоился.

Все. Она рядом. Вот сейчас он ее увидит. И окончательно поймет, что случившееся с ними было не напрасно, что стоило всего: и этих десяти лет глупой рыцарственной верности, и разлуки, и мучительных злых ночей в армейской палатке, когда он еще не умел справляться с собой и комкал в сведенных судорогой пальцах подаренный ему на прощанье платок, не зная, чего больше хочет, благословить или проклясть свою сумасшедшую безнадежную страсть…

Цокот каблучков замер, на смену ему пришло тонкое сладкое благоухание, поймавшее Грегора, как паутина ловит неосторожную муху, спеленавшее горячим томным восторгом… Она так и не сменила духи! Потом прошелестело расправляемое платье, а он все ждал, не поднимая глаз, и, наконец, услышал бархатный, чуть низковатый для женщины голос, который чуть ли не каждую ночь слышал во сне. Первые пять лет уж точно…

– Приветствую вас, лорд Бастельеро, мэтр-командор главнокомандующий, наш герой и спаситель.

Он снова шагнул вперед, зная, что это правильно, и опять поклонился, но теперь, – Баргот дери этикет! – когда он на глазах у всех поцеловал перстень короля, а не его руку, коснуться губами смуглых нежных пальцев было совершенно немыслимо! Он не может в первую же встречу снова бросить на Беатрис даже тень подозрения!

– Счастлив служить моей королеве, – услышал он собственный бесстрастный голос и снова поцеловал холодную вишневую плоть рубина, теперь уже небольшого и заключенного в изящную золотую оправу.

Обручальное кольцо. То самое… Предпочтенное ее высочеством фамильному сапфиру Бастельеро – и кто же ее за это осудит? Но она надела его свадебный подарок! Те самые рубины, о которых завистливо и ядовито шептался весь двор, густыми каплями огня сверкали на изящном запястье, оттеняя матовую смуглость кожи и мерцающее золото роскошной парчи, из которой был сшит ее наряд.

Грегор выпрямился, стиснул зубы, слушая ликующие вопли оркестра за спиной. Встретил прямой и спокойный взгляд блестящих темно-карих глаз. Тонкую улыбку едва приподнятыми уголками алых губ. Смоляные завитки на висках – единственную дерзость в гладкой высокой прическе, венчающей ее головку более торжественно, чем ажурная золотая корона – то ли знак власти, то ли изысканное украшение. Без короны она все равно осталась бы самой собой, Беатрис, Алой Розой Итлии… И да, гарнитур она надела весь, не только браслет. Серьги в крошечных изящных мочках. И ожерелье, живое пламя, отзывающееся огонькам свечей, струящееся по камням от одного к другому. Лишь там, где между ключиц горел самый крупный камень, алый блеск уходил в мрачную багровость, скрывая маленькую тайну королевы и влюбленного в нее некроманта. «Диадемы не хватает, – бесстрастно отметил Грегор, – но ее с короной не наденешь».

Словно во сне он ступил на указанное церемониймейстером место по левую руку короля, и праздник начался. Бесконечные перечисления его заслуг, благодарность их величеств и их высочеств – Криспин, светловолосый и долговязый, с восторженными голубыми глазами, похож на отца как две капли воды! – потом поздравления от Ордена… Грегор с некоторым содроганием ожидал, что их может привезти Волански, но, хвала Семерым, Совет Гильдий прислал с этой почетной миссией магистра Кристофа, и седой боевик благодарил его с подкупающей искренностью, у него даже слезы мелькнули в уголках глаз, а Грегору стало томительно неловко. Сколько алых магов, воспитанников Кристофа, он не уберег?

Церемониймейстер прокричал очередную хвалебную оду, и Грегор, повинуясь тихой подсказке из-за спины, преклонил колено перед королем, надевшим ему что-то на шею. Встал и снова вернулся на место, почти равнодушно глянув на это тяжелое, блескучее, раздражающее. Высший орден Дорвенанта – Золотой Лев первой степени. И Грегор – второй в роду Бастельеро, удостоенный этой награды. Сто пятьдесят лет назад его прадед Маркус получил Золотого Льва за остановленную чуму… Что ж, он бы гордился своим потомком, наверное?

Тяжелый золотой диск с эмалевым гербом Дорвенанта – золотой лев на алом поле, увенчанный короной, и лавровые ветви по бокам – висел на шее Грегора, и широкая атласная лента, тоже гербовых цветов и шитая золотом, блестела до рези в глазах. Грегор старался не смотреть на нее, но взгляд тянулся вниз, потому что орден казался чужеродным, мешал, его хотелось снять и убрать подальше, постараться забыть, что цена победы – кровь, столько крови, что она могла бы залить этот пышно убранный зал и перекатываться в нем волнами.

А еще гарь пороховых разрядов, пепел сгоревших дотла тел, дурманно-сладковатая мерзостная гниль – неизменный признак поля боя, как ни старайся убрать и похоронить погибших, и другая гниль – гангренозная, потому что целителей все равно не хватает, они в первую очередь лечат офицеров, а потом у них кончается резерв, и солдатам остается надеяться на мази, продаваемые маркитантками. Потом они приходят к палаткам полевых лекарей, не магов, а так… бывших цирюльников или коновалов, и те хмуро глядят на распухшие и потемневшие конечности, достают скальпели, пилы и кривые иглы, велят выпить карвейна, если достанешь, и зажать зубами толстый кожаный ремень, уже изжеванный теми, кто пришел раньше…

Он усилием воли отогнал нахлынувшую волну горечи, понимая, что не место и не время для таких воспоминаний. Да, им бы тогда к боевым магам еще пушек, в которых не было недостатка у фраганцев. И хороших лекарей, не обязательно орденских, но хотя бы таких, что могут лечить готовыми снадобьями. И снаряжение…

Если, не приведи Благие, Грегору еще придется воевать, он первым делом велит повесить на главной площади Дорвенанта первого же купца, поставившего в армию паршивое обмундирование и фураж. И… Но это все уже не его забота, верно? Райнгартен отлично справится, он никакой стратег, но сохранить уже добытое сможет, а в хозяйствовании понимает побольше Грегора.

Вот, кстати, и он. Грегор принял приветствие и поклон бывшего заместителя, первым протянул руку и в свою очередь поздравил его сам. Постарался улыбнуться – ни к чему портить людям праздник своим дурным настроением. Эжен Райгартен – его постоянная опора все эти три года, если бы не Грегор, он мог бы и сам оказаться командором. И по возрасту, и по заслугам он подходил для этого куда больше.

Но у них не было возможности и права рисковать, перебирая тех, кто может возглавить армию, как козырные карты – с которой зайти? Им нужна была только победа, и Грегор стал не козырем, а броском игральных костей – все шестерки разом. Ничего, Райнгартен дождался своего командорского жезла, вот и Малкольм его поздравляет, а Беатрис благосклонно улыбается…

Ему казалось, что это никогда не кончится. Пытка персонально для него, остальные ведь явно счастливы и наслаждаются происходящим! Бесконечный поток поздравлений, и всех нужно поблагодарить, поздравить в ответ бывших соратников, на которых сегодня тоже излился дождь монарших милостей. Патенты на офицерские чины с повышением, королевские грамоты для лейб-дворян, закрепляющие наследственное дворянство их потомкам, поместья и ордена… Райнгартен, кстати, тоже получил Золотого Льва, хоть и третьей степени. Что ж, начать карьеру с ордена, которым Грегор ее заканчивает, вовсе неплохо…

– Милорд! – возник рядом церемониймейстер, и Грегор вздрогнул, будто очнувшись. – Позвольте напомнить, что первый танец – ловансьон. Вы открываете бал с ее величеством.

Что? Он – и Беатрис? Проклятье, да, вот уже и гости торопливо расступаются к стенам, освобождая пространство зала. И оркестр наигрывает первые такты, пока еще предупреждая, что торжество вот-вот перейдет в веселье. Но почему не король?

«Потому что почетный гость – ты, болван, – мрачно сказал Грегор самому себе. – Тебе сегодня все привилегии, ты на виду, словно марципановая фигурка на вершине торта, и даже улизнуть потихоньку не получится, потому что с уходом почетного гостя остальные тоже обязаны покинуть бал, а у тебя совести не хватит обидеть всех, кто за тебя искренне рад. Ну, или осчастливить тех, кто рад вовсе не искренне!»

Церемониймейстер исчез, а Грегор, стоящий у ступеней трона, поднял взгляд и снова посмотрел на Беатрис, смутно удивляясь, как мог думать о чем-то, кроме нее? Разве можно хоть в мыслях испачкать ее грязью и мерзостью войны? Она – награда за победу. Пусть всего один танец, положенный ему по этикету, но ведь главное, что она в безопасности и благодарна ему. Она – королева, а он – ее лорд, первый среди равных, герой и победитель, самый молодой главнокомандующий в истории Дорвенанта. Как часто он хотел победить, чтобы вернуться и бросить вражеские знамена к ее ногам, чтобы она поняла, от кого когда-то отказалась ради трона…

Молодой дурак. Побеждать следовало, чтоб ни одна чужестранная сволочь еще лет сто не осмелилась даже кончиком шпаги тронуть его землю! Но Беатрис… Она не виновата, что у него в мыслях мутится и в голову лезет всякая чушь. Она – чистая, гордая, знающая долг королевы… И пусть у них будет этот танец, это ведь совсем немного – за десять лет!

Первые такты ловансьона полились по залу, и Грегор взлетел по ступеням, не чувствуя ног. Отдал положенный поклон Малкольму и, дождавшись его разрешающего кивка, опустился на одно колено перед Беатрис, протянул руку ладонью вверх. И когда смуглая маленькая ладошка с аристократически длинными холеными пальчиками опустилась на его ладонь, вздрогнул, ожидая… сам не зная чего. Может быть, что небеса разверзнутся, и Семеро Благих благословят его перечеркнуть эти десять лет? Или, напротив, Баргот явится, грозя карами за любовь к чужой жене?

Беатрис улыбнулась ему нежной загадочной улыбкой и встала, подхватив другой рукой подол парчового платья цвета старого золота. Блеснуло ожерелье на ее шее. Всюду сегодня это золото и рубины, красные, как кровь. Королевские цвета Дорвенанта, цвета победы…

Под звуки ловансьона они спустились со ступенек прямо в бальный зал, и Грегор уверенно повел Беатрис в танце, краем глаза видя, как вслед за ними выстраиваются другие пары.

* * *

– Красиво, правда? – спросил отец, осадив лошадь у самых дворцовых ворот, и Аластор завороженно кивнул.

Он, конечно, всегда знал, что дворец должен быть красивым, это же не просто замок, а сердце Дорвенанта! – но знание это было спокойным, как вызубренные правила этикета. А сейчас от восторга перехватывало дыхание и замирало сердце.

Дворец сиял. Ровно светились магические осветительные шары от самых ворот до широких ступеней, а выше, на парадной лестнице, они сливались в две сплошные полосы, озаряя все вокруг серебристым светом, будто в каждом шаре была заключена маленькая луна.

У них в поместье тоже были осветительные шары. Целых два! В отцовском кабинете и в гостиной. А здесь… десятки шаров! А может, сотни?

Светились высокие узкие окна – праздничным разноцветьем витражей, и Аластор даже зажмурился, впервые поняв, что значит «красиво так, что глазам больно».

Отец понимающе хмыкнул.

– Погоди еще, вот войдем!

Каково же внутри, если снаружи так…. так… так волшебно?! Аластор замер, впитывая глазами все вокруг, словно это было последним, что он увидит в жизни. Но всего на секунду, не больше!

Не хватало еще, чтобы кто-нибудь приметил его замешательство и принял за неотесанного провинциала!

Он торопливо спешился и по примеру отца бросил поводья подбежавшему конюху.

Лакей, встречающий гостей, почтительно распахнул дверцу кареты, и отец помог матушке спуститься на тщательно убранную, бесснежную брусчатку двора.

Следуя его примеру, Аластор подал руку Мэнди, потом – Лоррейн, и кучер тронул поводья, спеша освободить место для следующей кареты.

Сестры, последний месяц только и твердившие, что о представлении ко двору, вдруг оробели, вцепились в обе его руки: Мэнди – в правую, Лоррейн – в левую, и Аластор от души понадеялся, что, по крайней мере, перетягивать его они не начнут!

На широких мраморных ступенях, ведущих к высоким, в два человеческих роста, не меньше! – дворцовым дверям, Аластор чуть не поскользнулся, успел уже представить, как кубарем катится вниз, увлекая за собой сестер, – и тут же выправился. Нет уж, он в ногах не запутается!

Двери распахнулись, как по волшебству, и Аластор, придерживая холодные от волнения руки девочек, вслед за родителями нырнул в море теплого золотого света, заливающего длинный коридор.

Коридор, кстати, был самым обычным! Ну, разве что магические светильники…

Но Аластора вновь охватило такое волнение, что он почти и не заметил, какому именно лакею отец передал матушкин бархатный плащ, а он сам – накидки сестер. Мэнди и Лоррейн, как только что сбросившие кокон бабочки, немедленно принялись расправлять платья и трогать прически, завистливо косясь друг на друга. Видимо, в очередной раз решили, что у другой платье лучше. Зря матушка не велела им пошить одинаковые наряды, как предлагал Аластор! Нет же, для Мэнди заказали белое с голубым, а для Лоррейн – точно такое же, но голубое с белым, и девчонки до бала успели дюжину раз перемерить оба платья, поссориться, поменяться, снова решить, что хотят старое… Хотя какая разница, если они обе похожи в этих кружевах то ли на фарфоровых нарядных кукол, то ли на пирожное со взбитыми сливками?

– Позвольте ваше приглашение, – обратился к отцу высокий мужчина в темном камзоле со скромной отделкой гербовых цветов.

Мажордом, наверное?

Отец невозмутимо протянул приглашение – плотный лист с королевским вензелем в нижнем правом углу, присланный только сегодня утром.

Между прочим, совершенно скандально поспешно присланный, если Аластор правильно помнил уроки этикета – ту их часть, что касалась приглашений в гости! Приглашение в королевский дворец присылается за неделю до визита, но никак не в то же утро!

Да и касаются такие личные королевские приглашения обычно Трех Дюжин, а не верных короне, но все-таки не столь родовитых провинциальных дворян, ничем за последнее время не отличившихся – чем можно отличиться, больше пятнадцати лет проведя в собственном поместье?

«А ведь отец вовсе не удивился такой странной милости, – подумал Аластор. – Только переглянулся с матушкой и велел всем готовиться к балу… И матушка тоже приняла это как должное, хотя дворцовый этикет она знает куда лучше учителя, не зря до свадьбы была фрейлиной! И тот разговор, подслушанный в поместье…»

Мысль оставила странное послевкусие: как будто перед глазами картина, разрезанная на много кусочков, но совместить их и увидеть целое, все никак не получается… Он торопливо провел ладонями по собственному новенькому камзолу, стараясь, чтоб это вышло незаметно, поймал теплый успокаивающий взгляд матушки и улыбнулся ей в ответ. Все будет хорошо, ну конечно!

– Лорд и леди Вальдерон с детьми! – торжественно провозгласил мажордом, распахнув двери бального зала, и Аластору на миг показалось, что он очутился не во дворце, а в их собственном саду, которым так гордилась матушка – яркие наряды дам и девиц превращали их в настоящие цветы!

Пышное убранство зала так и било в глаза, ослепляло, не давало толком рассмотреть ни одного лица, и Аластор не без труда вспомнил, что разглядывать никого и не следует.

Необходимо с достоинством пройти к возвышению у противоположной стены, склониться в большом праздничном поклоне перед королевской четой и дождаться, пока не разрешат выпрямиться. А затем быстро, но неспешно, отступить и смешаться с другими приглашенными. Ох, только бы ничего не напутать! Впрочем, сестрам, наверное, еще страшнее, а ведь их даже подбодрить нельзя… ну да ничего, справятся!

– Не торопись, – тихо сказал отец. – Сначала будут поздравлять мэтра-командора Бастельеро, это бал в его честь.

Ну точно, как он мог забыть! Аластор едва не покраснел от досады и стыда. Ведь это же было в приглашении! Он взглянул в другой конец зала, где на возвышении стоял трон. Фигуры короля и королевы с такого расстояния было сложно рассмотреть, да еще все время их кто-то заслонял, так что Аластор увидел только ярко-голубое и золотое пятна, а рядом с ними – человека в черном мундире с яркими оплечьями. Мэтр-командор! Сам знаменитый лорд Бастельеро, Избранный Претемной Госпожи, герой войны…

Сердце снова сладко захолонуло, ведь отец наверняка найдет случай представить его не только королю. И Аластор увидит вблизи человека, спасшего весь Дорвенант! Ну почему он родился так поздно?! Еще несколько лет, и он обязательно успел бы тоже повоевать под началом мэтра-командора! Пусть он не маг, но простые офицеры в армии тоже нужны! А отец воевал всего пару лет, еще до того, как лорд Бастельеро принял командорский жезл, и о войне говорит скупо, из него слова лишнего не вытянешь. А матушка, вспоминая о том времени, вовсе бледнеет и торопливо благодарит Семерых, что для Вальдеронов все закончилось так быстро.

Ладно, положим, отцу и вправду необходимо было вернуться, чтобы заниматься делами семьи, но Аластор мог бы его сменить, будь он чуть старше! И кто знает, может, его бы тоже чествовали сейчас за что-нибудь героическое! А теперь… он безнадежно упустил свой случай прославиться. Если нет войны, героем не станешь, разве что совершить что-то совсем уж небывалое, например, прикрыть короля от кинжала подлого убийцы… Но это уж совсем глупые детские мечтания: рядом с его величеством всегда столько верных подданных, что случись даже какому-то негодяю оказаться рядом, уж точно обойдутся без Аластора. Не быть ему героем в мирное время, а новой войны все-таки совсем не хочется. Эх, ну почему отец не согласился надеть хотя бы военный мундир вместо камзола! Ведь имеет право!

«Сынок, ну какой из меня военный? – снова прозвучал в ушах Аластора добродушный голос отца. – Оставим эту честь тем, кто ее действительно заслужил. Запомни, Вальдероны не наряжаются ради почестей, нужно быть, а не казаться. Истинные твои заслуги у тебя никто никогда не отнимет, потому что они – награда сами по себе…»

Церемониймейстер зачитывал поздравления от королевской семьи и Ордена, Аластор жадно рассматривал тех, кто подходил к трону, уже не смущаясь, потому что рядом все занимались тем же, а отец тихо подсказывал:

– Его королевское высочество Криспин…

По наследному принцу Аластор только мазнул взглядом. Подумаешь, принц! Обычный мальчишка, светловолосый, долговязый, ровно ничем не выделяющийся. Сними с него камзол королевских цветов и гербовую цепь – от самого Аластора ничем не отличишь! Интересно, ему тоже хотелось на войну? Наверное, да, но королевскому наследнику это и вовсе не светит, еще меньше, чем наследнику Вальдеронов.

– Магистр Красной гильдии, лорд Кристоф…

На лорда с таким именем Аластор глянул внимательнее и слегка смутился. Кристоф – одно из традиционных имен Дорвеннов, королевской семьи. И то, что кто-то носит его вместо родового имени, означает, что этот кто-то – королевский бастард. Надо же, а на короля совсем не похож, невысокий и сухощавый. Зато глава магов-боевиков!

Дальше пошли обычные придворные, большинство имен – из Трех дюжин, и их Аластор знал, разумеется, как всякий дворянин. Он даже смог опознать нескольких человек раньше, чем их назвал церемониймейстер, вспомнив родовые признаки знатнейших семей и их гербовые цвета. Вот этот высокий пожилой лорд с длинными волосами бледно-золотого цвета и холодным лицом, словно изваянным из мрамора, явно Аранвен. И одет, разумеется, в серое с серебром.

– Лорд-канцлер Аранвен, – подтвердил рядом отец. – Второй человек в королевстве после короля.

Как – второй? А мэтр-командор Бастельеро?!

Толпа, постепенно продвигающаяся к трону, уверенно несла их с собой, словно поток воды, подхвативший игрушечный кораблик – Аластор до сих пор любил вырезать такие и пускать по ручью, текущему у них в поместье. Вот еще несколько шагов… и еще…

Наконец, подножье трона оказалось перед ними, и сердце Аластора заколотилось часто-часто, а руки захотелось спрятать за спину, но рядом был отец, матушка и сестры, не мог же он опозорить их неподобающим поведением!