Глава 3. Предложение

В первом месте Кате отказали из-за отсутствия местной регистрации – простая формальность. У других компаний нашлись свои причины. Потом она снова звонила по объявлениям. Снова ходила на собеседования. После двух недель мытарств работа курьером показалось неслыханной удачей. Но и с ней Катя не справилась: не успевала развозить за день все документы. Через полмесяца – сегодня – ее уволили.

Даже после этого Катя шла с гордо поднятой головой, хотя слезы накатывали. А потом порвалась босоножка. Проковыляв пару метров, Катя выбросила обувь в мусорный контейнер и уже босиком добрела до скамейки перед домом, аренда комнаты в котором заканчивалась завтра.

Одна.

Без денег. Без работы. Без жилья.

Без еды. Без сил.

Когда, казалось, хуже уже не станет, обрушился ливень. И, хотя он был наименьшим из зол, хлынули слезы.

Катя ревела, как плачут дети: громко, навзрыд. Она сидела на скамейке, обхватив колени руками. Дождь промочил одежду, впитался в волосы. Вода забиралась за шиворот и медленно стекала по спине, причиняя почти физическую боль.

Сквозь слезы Катя заметила, как на мутно-зеленом фоне пейзажа появилось еще одно расплывчатое пятно. Она перестала рыдать, зажмурилась, вытесняя слезы, а когда открыла глаза, уткнулась взглядом в светло-серую майку.

Без зонта. Без капюшона. Штанины джинсов, набравших влагу, тянулись по земле.

Его тоже кто-то выгнал с работы?

Ян сел рядом.

Его волосы, тяжелые и темные от воды, прилипли к шее. Янтарный загар углублял прозрачность глаз. Они казались пронзительней, ярче.

Ян протянул флягу. Катя сделала глоток, поморщилась и снова приложила емкость к губам. Отвратительная жидкость, такая же холодная, как дождь, устремилась внутрь параллельно стекающим по спине каплям. Но стало легче.

Дождь хлестал все сильнее.

Ян положил руку на спинку скамейки, словно хотел обнять Катю. Сделал глоток, протянул флягу. Катя макнула губы в горькую жидкость. Коснулась затылком руки Яна и не отстранилась, всем лицом принимая холодные капли.

Ян рассматривал ее медленно, подробно, как букашку под микроскопом. Еще утром Катя бы сжалась под таким взглядом.

– За наше короткое знакомство! – словно чокаясь, она приподняла флягу.

Дождь стихал, тонкий золотистый луч уже щекотал что-то скрытое за пятиэтажками.

– Сбега́ешь?

– Ага. Возвращаюсь домой. Здесь у меня ни жилья, ни работы, ни денег.

Ян запрокинул голову точь-в-точь, как Катя. Некоторое время так и сидел, словно забыл о ее существовании. Потом смахнул ладонью влагу с лица и посмотрел Кате в глаза.

– А ты хотела бы остаться? – спросил он.

– Больше всего на свете!

– Тогда у меня есть к тебе предложение. Пойдем, – Ян встал и протянул ей руку.

* * *

Скука…

И это только начало лета.

Ян плеснул виски в широкий стакан и добавил пару кубиков льда. Бутылку закинул в морозилку.

Скука… Недаром у этого слова неприличная рифма. От такого состояния можно сойти с ума. Или спиться.

Лед быстро таял, рисуя на поверхности напитка прозрачный узор.

Вот он, Ян, стоит посреди кухни и рассматривает жидкость в стакане. Июнь. Четыре часа дня. Это почти черта.

Внезапно накатило ощущение, что воздух густой, мутный, и легкие с трудом справляются с этой субстанцией. Ян распахнул створки окна. Ветер, пропитанный дождем, хлестнул по лицу. Дышать стало легче.

Сделал глоток и поймал себя на том, что ничего не почувствовал. Ни аромата, ни игры послевкусия – за что и любил виски. С таким же успехом он мог хлебнуть воду из-под крана.

Его демон, дикий, свирепый, его лучший компаньон, спал где-то глубоко внутри, свернувшись калачиком, как домашняя тявка.

Вот так, калачиком, обхватив руками колени, на скамейке в парке сидела девушка. Судя по дрожащим плечам, она рыдала. Но незнакомка куда больше заинтересовала Яна, когда он узнал в ней квартирантку.

Последнюю неделю – и, надо полагать, еще те три, что он отдыхал на Кубе, – девочка провела до сведения скул однообразно: исчезала рано утром, возвращалась к семи вечера и сидела взаперти в своей комнате, пока не наступало следующее утро. Пару раз они столкнулись в коридоре: ни улыбки, ни взгляда в глаза. Однажды он застал ее на кухне: Катя ждала, пока закипит чайник. За это время у Яна получилась клещами – образно выражаясь – вытащить из нее имя. Еще минуту назад он даже представить не мог квартирантку босиком, под дождем и в слезах.

Она хлебнула из фляги, даже не спросив, что там, и у Яна промелькнула мысль: возможно, у нее это не первая фляга. Или квартирантка тоже очень близко подошла к своей черте. Он всматривался в ее лицо, будто видел впервые. Это была другая Катя. Даже не Катя, а Кэт. С глазами настолько серыми, словно в них сгустился дождь. А сама она не чувствовала дождя, не ощущала холода, хотя ее кожа стала бледнее бледного.

Кэт больше не шарахалась от него. Пила с ним виски из одной фляги.

И вдруг она заявила, что уезжает.

Хотел ли он, чтобы Кэт осталась? Определенно, да. И у Яна уже появилась идея на ее счет.

Ян пропустил квартирантку в душ и вежливо подождал свою очередь за дверью спальни. Когда он вышел из ванной, вытирая волосы полотенцем, Кэт уже хозяйничала на кухне: заваривала две чашки чая.

Вообще-то после такого дождя просто чая было недостаточно, но Ян послушно пододвинул чашку к себе.

Кэт пила кипяток маленькими глотками. Ян рассматривал ее, тихонько барабаня пальцами по столу. Она переоделась, натянула на худые плечи красную кофточку. Ключицы торчали, как у цыпленка. Месяц назад она не казалась такой тощей. Кэт подняла взгляд на Яна, но не выдержала ответного и опустила глаза.

Может, он все-таки ошибся? Может, и не было никакой Кэт?..

– Ты когда нормально ела в последний раз?

Кэт пожала плечами.

– Не помню. Наверное, месяц назад. Дома.

– А где твой дом?

– В Бешенковичах.

– Это хоть в Беларуси?

Кэт, наконец, посмотрела ему в глаза – с прищуром, с огоньком, как нравилось Яну.

– В Беларуси, – сухо ответила она.

Нет, Ян не ошибся. В ближайшее время ему точно не будет скучно.

* * *

После душа в голове прояснилось. Впрочем, легче не стало. Просто Катя смирилась с тем, что все кончено. Теперь осознание этого не вызывало слез. В конце концов, скоро время унижений, лишений и страха закончится, и она вернется домой, в свой привычный мир. Не любимый, не желанный, но спокойный.

Подумала, наливая чай в чашку, и наполнила еще одну, для Яна.

Она впервые не боялась, что хозяин квартиры застанет ее врасплох.

Кухня была небольшая, метров десять. Мебель старая, а плита и вовсе древняя. Все вычищено до нездорового блеска. Каждый раз, пользуясь чайником – тоже древним, зеркальным, со свистком, – у Кати возникало желание стереть с него отпечатки своих пальцев.

После душа Ян пришел на кухню одетый – и то хорошо. Пододвинул к себе чашку и, задавая вопросы, долго изучал Катю. Вот по этому она точно не будет скучать. Если чей-то взгляд гладил, то взгляд Яна скреб. Как ногтем.

Ян, наконец, нашел на ее лице то, что искал, и переключился на холодильник.

– Будешь вчерашние каннеллони?

Что такое каннеллони?!

– Буду.

Ян отвернулся, чтобы поставить тарелку с едой в микроволновку, и Катя осмелилась взглянуть на него. Спокойные, расслабленные движения. Ни капли неловкости. Словно он каждый день подбирал на улице девушек.

– Поешь, – Ян поставил блюдо на стол.

Катя втянула носом воздух и невольно прикрыла глаза.

Она уплетала каннеллони, не думая, как выглядит со стороны. Поднимала голову, только когда Ян формулировал очередной вопрос. Отвечала вдумчиво, но коротко – и тотчас запихивала в рот очередной нежнейший кусочек.

– …И никто не может тебе помочь? Родственники? Друзья? – Ян постучал пачкой о стол, вытряхивая сигарету.

Катя обреченно покачала головой.

– Как я и сказал, у меня есть к тебе предложение, – Ян прикурил и, не сводя с Кати глаз, стал вращать зажигалку между пальцами.

– Вы поможете найти мне работу? – с надеждой спросила Катя, отложив вилку на край пустой тарелки.

– Нет, – после паузы ответил Ян. – Я предлагаю тебе сыграть в игру.

Катя насторожилась.

– Под условным названием «Десять желаний», – Ян пустил к потолку струйку дыма. – Десять – мое счастливое число.

Он улыбался, и эта улыбка Кате не нравилась.

– Не понимаю.

– Суть такова: ты должна выполнить десять моих желаний. И пока длится игра – комната за мой счет.

У Кати внутри все ухнуло от обиды и разочарования. Еще минуту назад казалось, что выход найден, что сейчас все решится само собой…

Она встала из-за стола.

– Мне это не подходит.

– У тебя столько ограничений! – с легким раздражением произнес Ян. – Даже странно, что ты такая… округлая. Тебе бы больше подошла форма пенала.

Ох… как же это грубо!

Катя рванула к двери – Ян ухватил ее за запястье.

– Сядь и дослушай!

Катя осталась, но не села.

– Ты ничего не теряешь. Если что-то не понравится, выйдешь из игры в любой момент. Но если выполнишь все десять желаний, сможешь жить в этой комнате, сколько захочешь. Бесплатно.

Из этого не могло получиться ничего хорошего. Стать чьей-то рабыней за бесплатную комнату? Лучше вернуться.

В свой маленький серый город.

Чтобы жить на крошечную зарплату.

Умирать со скуки.

Знать сюжеты всех сериалов.

Каждую минуту мечтать о большем.

Завидовать знакомым, приезжающим летом в гости.

Ненавидеть себя за это.

Умереть в одиночестве через много долгих, муторных лет, потому что она никогда, никогда не найдет подходящего мужчину.

Катя опустилась на стул.

Самое главное, она могла выйти из игры в любой момент. Собрать вещи – делов-то на пять минут – и вернуться к себе. Соглашаясь, она и в самом деле ничего не теряла.

– Раз вы так азартны, у меня есть дополнение к правилам. Я выполняю ваше желание, а вы мое. И пока вы его не выполните, игра не остановится. Это будет честно.

Ян улыбнулся.

– Договорились!

Он протянул руку – Катя крепко ее пожала. Так учат в книгах о том, как стать богатым.

– А мы можем заключить настоящий договор? Я хочу быть уверена, что вы не станете меня выкуривать… – Катя посмотрела на струйку дыма, исчезающую у потолка, – …что ты не станешь меня выкуривать, если я выиграю. Мне нужны гарантии.

– Настоящий договор? С которым, в случае чего, ты сможешь пойти в суд? – покачав головой, Ян затянулся (что, похоже, очень непросто сделать, когда улыбаешься). – С трудом могу представить такой договор. Зато могу дать честное слово.

– Оно учитывается в суде?

– Оно учитывается. Но не в суде. Я игрок и умею держать слово. Обещаю, что в случае победы ты получишь свой приз. И я не стану тебя выкуривать.

– И ты, в отличие от меня, не сможешь просто так выйти из игры. Выходишь – комната моя.

– Согласен. А ты обещаешь не таскать сюда своих друзей – вообще никого. Ни во время игры, ни после.

– Договорились, – Катя тяжело вздохнула. – У нас должны быть четкие правила. Очень подробные.

Сигарета в пальцах Яна нарисовала в воздухе замысловатую фигуру.

– Конечно. Пункт первый. Формулируя желания, нельзя говорить «никогда» и «всегда». Желания выполняются только, пока длится игра.

Катя принесла из комнаты блокнот с ручкой. Записала. Поставила жирную точку.

– Пункт второй. Нельзя рисковать жизнью игрока.

– Заметано, – согласился Ян. – Пункт третий. Нельзя отменять следующим желанием предыдущее. Пункт четвертый. Нельзя жульничать, неправильно интерпретировать желания. Пункт пятый. Желания надо выполнять в полном объеме. Шестой. Их нельзя пропускать или дарить.

– Седьмой, – подхватила Катя. – Желания должны быть выполнимыми. Нельзя просить подарить квартиру на Манхэттене, иначе на его выполнение уйдет вся жизнь.

– И ремарка: когда желание сформулировано, ты говоришь «это мое желание». После этого никакие корректировки не действуют. Пиши-пиши…

И Катя писала. Иногда они замолкали, придумывая новые условия. Катя смотрела на оконное стекло, за которым густились серые сумерки, и, когда Ян делал затяжку, видела в смутном рисунке кленов отражение вспыхнувшей сигареты, похожее на звезду. Потом звезда исчезла: Ян распахнул окно и сел на подоконник.

Сумерки стали сиреневыми. В листьях кленов путались огни зажженных окон далеких домов. Желтые, оранжевые, голубые. Воздух, влажный, прохладный, заползал на кухню, вытесняя тяжелый сигаретный дым.

О чем думал Ян, машинально поднося сигарету к губам? Словно погружался глубоко в себя. Словно в нем и в самом деле была бездна.

А потом он вернулся. С нажимом затушил окурок – едва не впечатал в пепельницу.

– Думаю, будет честно, если последнее желание останется за мной. Так что начинай первой.

– Хорошо, – Катя заерзала на стуле. – Итак…

Что-то простое… То, чего бы мне очень хотелось…

Взгляд упал на тарелку, и Катя вспомнила, как час назад едва удержалась, чтобы не собрать пальцем оставшийся после каннеллони соус.

Ужин… Но надо мыслить логично. Сегодня наемся, а завтра буду голодной.

– Для того, чтобы играть в твою игру, нам стоит лучше узнать друг друга… – начала она.

Ян пустил к потолку струйку дыма.

– Продолжай.

– Поэтому я хочу, чтобы ты приготовил мне завтрак. Утром, – Катя замялась. – То есть ближайшим утром. Завтра.

Ян чуть склонил голову на бок. Он едва сдерживал улыбку.

– Завтра завтрак. Я понял. Это твое желание.

– Да. Такой сытный завтрак… Я должна остаться довольна, – поспешно добавила Катя.

– Это обязательное условие, чтобы желание считалось выполненным. Тот, кто его загадал, должен остаться довольным. Ты будешь довольна.

– Отлично! – Катя легонько хлопнула в ладоши. – Тогда договорились.

– Давай подытожим. Завтра я готовлю тебе вкусный и сытный завтрак, и мы общаемся.

– Да, завтрак с общением.

– Это твое желание.

– Да.

– Скажи: это мое желание.

– Это мое желание.

– Отлично, тогда до завтрашнего завтрака, Кэт.

* * *

Как-то сразу стало понятно: заснуть не получится. Он чувствовал волнение, даже трепет, которого не переживал, кажется, со школьной скамьи.

Ян поймал себя на том, что улыбается.

Воздух после дождя был нежным и бодрящим – идеальным для ночной прогулки. Яну казалось, будто он давно таскал за собой какой-то тяжелый рудимент вроде гигантского хвоста, как у тираннозавра, и сегодня вечером этот хвост отвалился. С ним произошло что-то несущественное, но этот пустяк запустил невидимый механизм, и огромные ржавые шестеренки, громыхая и скрипя, стали вращаться, наполняя энергией и жаждой жизни.

Ян снова улыбнулся, легко сбежал по ступенькам к озеру.

Днем здесь все было иначе. Студенты загорали, пряча пиво в пакеты. Гоняли велосипедисты. Мамы выгуливали малышню. А ночью, когда в этом летнем театре опускался занавес, сцена преображалась. Луна не плескалась на водной глади, а тонула, мутным пятном завязнув в водорослях. Орали лягушки. Набережная местами зияла выбоинами, местами уродливо щетинилась вздувшимся асфальтом. Ее освещал больничный свет пары уцелевших фонарей. Под ногами скрипело стекло.

Ян не променял бы этот ночной маршрут ни на какой другой. Здесь каждое движение, каждый шорох щекотали нервы.

Здесь было легко думать.

Но сегодня Ян не думал ни о чем. Просто шел, размашисто и быстро. Раньше он обходил озеро за три часа. В этот раз уложился в два.

Он возвращался мимо пятиэтажек с редкими зажженными окнами, по кармашкам-парковкам, заставленным автомобилями в несколько рядов, через дыру в заборе, по рынку между ребер пустых прилавков. Оставалось обогнуть стройку. Дом уже виднелся, подмигивал окном спальни Кэт.

Где-то рядом залаяла собака. Ян, не останавливаясь, обернулся, сделал еще пару шагов – как вдруг земля по-библейски разверзлась, и он провалился в открытый люк. Ни ограды, ни красной ленты.

Воды по пояс. После секундного шока стало смешно. Пришлось сделать несколько глубоких медленных вдохов, чтобы успокоиться: от каждого движения ребра, ушибленные при падении, словно пронизывало током. Даже дышать было больно – не то что смеяться.

Огляделся. До поверхности – метра полтора. Ни лестницы, ни выступов. Проверил намокший телефон. Без признаков жизни. Медленно, чтобы не провоцировать боль, достал пачку сигарет из нагрудного кармана куртки, хотя обычно носил в боковом. Повезло.

Да, с таким везением только в казино и ходить.

Усмехнулся, прикуривая. Выпуская дым, посмотрел на небо. Там висели огромные звезды, в городе их обычно не видно.

– Э!.. – попытался выкрикнуть Ян, но запнулся: в груди глубоко и протяжно заныло.

И сколько мне здесь торчать?

Звезды заслонила собачья морда, вскоре над ней появилась косматая мужская голова.

– Слышь, чувак? Помощь нужна?