Глава 10. Декабрь 1900. Баку
Леонид Борисович Красин, талантливый инженер-электрик, руководитель строительства электростанции на Баиловом мысу, успешно сочетающий официальную службу с нелегальной революционной работой, зябко передёрнул плечами и в очередной раз надолго задумался. Что-то его неуловимо смущало в этом госте, хотя все конспиративные формальности были скрупулёзно соблюдены и все меры предосторожности активированы.
“Никитич” – это была не единственная партийная кличка Красина – только что объединил разрозненные социал-демократические группы Баку в единую организацию, наладил постоянную связь между ними, достал и доставил в город оборудование для типографии и теперь нетерпеливо ждал начала серьёзной работы – распространения первой революционной газеты “Искра”, гранки которой должны были прийти из-за границы от Ленина.
Днями инженер Красин управлял строительством электростанции, а по ночам там же происходили встречи с подпольщиками. Пользуясь своим служебным положением, он добывал паспорта, столь необходимые для революционеров. На складах стройки в тайниках уже хранилась кое-какая нелегальная литература и совсем уж законспирированные оружие и взрывчатка.
Действовал Леонид Борисович крайне осторожно. Даже тень подозрения не пала на него ни разу с того дня, когда он приехал в Баку по приглашению своего старого друга, энергетика с мировым именем – Роберта Эдуардовича Классона. И гость, прибывший сегодня на стройку Биби-Эйбатской электростанции с соблюдением всех конспиративных правил, не должен был вызывать никаких подозрений и не провоцировать беспокойства. Но это произошло.
Слушая новости про условия, в которых сейчас живут и работают политические эмигранты, про их междусобойчики и бытовые казусы с такими подробностями и деталями, о которых могли знать очень немногие и отдавая дань поразительной осведомленности, Красин смотрел на гостя своими пронзительными глазами строго и непроницаемо, из-за чего был похож на сфинкса. Леонид Борисович привык, что его непоколебимо прямой взгляд, чувственно раздувающиеся ноздри, решительная жёсткая складка губ, тронутая ироничной улыбкой, действуют на собеседников, как удав на кролика, заставляют сбиваться, смущаться и менять тему разговора. Всегда, но только не в этот раз. Гость будто не замечал гипнотической мимики руководителя бакинского подполья, рассказывая про очередную свару Ленина с Плехановым, про хозяйку-немку, у которой Ильич вынужден столоваться, экономя пфенинги, про мучительное рождение первого номера “Искры”…
– “Старик” подписывает свои записки “ Тулин”? – вроде как рассеянно переспросил Красин.
– Вы отстали от жизни, – ещё шире расплылся в улыбке гость, – сейчас он подписывается “Петров”, иногда даже с двумя “ff” на конце… Но, думаю, в следующем году он придумает что-то пооригинальнее.
– Ваша осведомлённость вызывает восхищение, – кончиками губ улыбнулся Красин, не спуская с гостя пронзительного взгляда.
– Отнюдь, уважаемый Леонид Борисович, – картинно развёл руками гость, – отнюдь. Например, я так и не смог узнать в Тифлисе, кто готовил покушение на царя и из-за чего оно сорвалось. Не поделитесь информацией?
Красин так же развёл руками, явно передразнивая гостя:
– Увы, товарищ. Вы первый, от кого мы услышали эту новость, и сами весьма заинтересованы в дополнительной информации. Врагов у нашего монарха, конечно, хватает, но чтобы в такой глуши… весьма диковинно…
– Да? Жаль, очень жаль… Ну, тогда предлагаю договориться. Первый, кто узнает что-то новое, сразу даёт знать другому. Я ваш адрес знаю. Мне можете писать – Herrn Georg Rittmeyer, Кайзерштрассе 53, Мюнхен, для Мейера. Да-да, не удивляйтесь, у нас со “Стариком” адреса совпадают, так что смело можете ставить в адресаты и его – поверьте, он будет крайне заинтересован…
Дверь неслышно открылась, и в помещение аппаратной, служащее также гостиной, проскользнул ещё один подпольщик – Авель Енукидзе, командированный Красиным следить, не притащил ли гость за собой “хвост”. Авель отрицательно покачал головой и тихо присел в углу, старательно демонстрируя полное отсутствие интереса к происходящему, а Леонид Борисович обратил внимание, с каким интересом посмотрел на Авеля гость… Так смотрят на давно и хорошо знакомого человека… И эта полуулыбка и чуть заметное движение глаз, в которых вспыхнул и сразу же погас дьявольский огонёк… Очень любопытно…
– В любом случае, – уже вслух произнёс Красин, – оборудование для…
– Для Нины, – перебил его гость, – всё оборудование, предназначенное для подпольной печати предлагаю называть “Нина” – так будет проще. “Заказ для Нины”, “Работа Нины”, “Нине требуется обновка”.
– Хорошо, – согласился Красин, – пусть будет Нина… Итак, всё оборудование смонтировано, проверено и готово к работе.
– Прекрасно, – обрадовался гость. – Старик будет доволен. Думаю, – он перешёл на полушёпот, – уже в следующем году вы будете кооптированы в ЦК, так что готовьтесь для более масштабных дел…
Красин в очередной раз удивлённо вскинул брови – такой информацией точно могли владеть только три человека, и всех он знал лично. Но поскольку правила конспирации не предполагали праздного любопытства, назревший вопрос так и застрял в зубах, не вырвавшись наружу.
– Где остановились?
– Пока нигде. А что посоветуете? Хотя, нет, давайте я лучше не буду вас обременять. Найду сам. Люблю, знаете ли, нестандартные решения. И не ищите меня. Я сам вас найду. Если к вам придёт человек и попросит передать записку или посылку “Нине от Кобы”, то знайте – это от меня.
– И кто такой Коба?
– Простой крестьянин… охотник. Герой повести Александра Казбеги. Не читали? Рекомендую! – и закрыв глаза, гость нараспев продекламировал:
«Коба слыл хорошим охотником, и немало оленей пало от его мажары, но не было случая, чтобы он не жалел убитого зверя или убил бы его просто ради скуки. И теперь он угрюмо чистил свое ружье, в то время как его товарищ, весело напевая, свежевал оленя. Бывало и так, что Коба целыми часами сидел с нацеленным ружьем и, забывшись, любовался резвящимся перед ним зверем.»
– Странный охотник…
– Да, странный… но один из немногих, кто хотя бы старается быть объективным и справедливым… Проводите?
Красин повёл бровью:
– Ладо!
Грузин с совсем не грузинской окладистой бородой вскочил на ноги и жестом указал гостю путь на выход, располагавшийся совсем не там, где вход. Как только они оба покинули помещение станции, Красин подозвал Авеля:
– Проследишь. Обратишь внимание на багаж. Узнаешь, где остановился – организуешь постоянное наблюдение. Записывать всех, с кем перемолвился хотя бы парой слов… Отчёт мне ежедневно. Выполнять!
– Да тут у вас ноги можно переломать, – чертыхнулся гость, перебираясь через залежи строительных материалов.
“Ладо”, или как было написано в его паспорте – Владимир Захарьевич Кецховели, не отвечал, напряжённо думая, как ему правильно вести себя с этим загадочным посетителем. Он заметил настороженность Никитича и, полностью доверяя своему шефу, тоже сделал охотничью стойку на незваного гостя.
– В центре обеспокоены неудачным покушением на царя? – с деланным равнодушием спросил он.
Гость остановился, обернулся, внимательно посмотрел на провожатого, улыбнулся, причём, совсем не так, как улыбался только что на станции, и вдруг на чистом грузинском ответил:
– Обеспокоен я, батоно Ладо, и этого вполне достаточно… И не только этим. Поэтому дам тебе всего один маленький, но очень полезный совет, который поможет сохранить тебе жизнь. Как только в Баку появится английский предприниматель Джон Лесли Уркарт, и Никитич встретится с ним – беги, генацвале. Беги подальше от Баку, а, если сможешь, то и вообще от Кавказа… Хотя… как минимум месяц у тебя, так что пока можно не торопиться… Всё, дальше провожать меня не надо. Тем более, что мне дополнительно выделили такой почётный конвой…
– Где? – удивлённо обернулся Кецховели, внимательно оглядев придорожные кусты и штабели строительного бруса. Не увидев ни единой души, он пожал плечами и уже открыл рот, желая уточнить, с чем связан столь необычный совет, как заметил, что он стоит посреди строительной площадки абсолютно один, и рядом с ним нет никого и ничего, что бы хоть как-то намекало на присутствие ещё одного человека всего несколько секунд назад.
Запыхавшийся Авель появился, когда Ладо уже надоело озираться и прислушиваться.
– Ну? Куда он пошёл?
Ладо неопределённо махнул рукой в сторону города и медленно побрёл назад, отчётливо ощущая, как по животу разливается судорогами волна непривычного страха.
Декабрь 1900. Баку. Вилла Петролеа
Окраины Баку производили впечатление обыкновенного провинциального города. Те же одноэтажные и двухэтажные дома, отвратительно мощёные улицы и тротуары, редкое керосиновое освещение, из-за которого ночью по пригороду страшно ходить.
Ещё непригляднее смотрелся так называемый Чёрный город, лежащий на пути к промыслам, в котором сосредотачивалась вся обрабатывающая нефтепромышленность. Вдоль широких пустынных улиц тянулись высокие каменные заборы, огораживающие многочисленные керосиновые, масляные, химические заводы, резервуары, мастерские. На улицах не было ни мостовых, ни тротуаров, зато по разным направлениям их прорезали глубокие узкие канавы, по которым текла зеленоватая вонючая жидкость, составляющая отбросы разных производств, спускаемые по этим канавам в море.
Но чем ближе к центру, тем чаще рядом с невысокими домами возвышались грандиозные дворцы и пассажи, устроенные со всем комфортом и роскошью новейшей архитектуры, а рядом с жалким керосиновыми лампами – большие электрические фонари, освещающие магазины и фешенебельные кварталы.
Центральные улицы города нефти удивляли архитектурными странностями. Здесь были перемешаны все стили. По соседству с мавританскими дворцами возвышались готические здания. Над одним из них была сооружена башня в венецианском стиле, а над другим – в стиле рококо. Строительство дворцов было слабостью нефтяных королей.
К примеру, один из них, Иса бей, любящий всякого рода декоративность, построил свой трехэтажный особняк в виде карточного домика. На фасаде золотистыми буквами было начертано: "Здесь живу я, Иса бей из Гянджи!” Зависть к славе Иса бея лишила сна его соседа. Взяв за основу изображение, увиденное в одной из книг, он построил себе дворец в виде дракона. Вход в дом напоминал пасть сказочного существа. В неё и входили гости владельца. Из ноздрей дракона свисали два фонаря. Они освещали весь экстерьер со стороны фасада, являя в ночное время страшное чудище.
При этом в Баку ни один из нефтяных магнатов не разорился ввиду расточительства. Зарабатываемое владельцами скважин просто невозможно было израсходовать полностью. Жидкого черного золота хватало с лихвой на любые причуды. К сожалению, в их число редко входило обеспечение нормальных условий для тех, чьими руками создавались несметные состояния. Из византийских и готических башен не были видны жилища-казармы, в которых ютилось до 80 человек и не слышен ропот из-за произвола администрации, 12-часового рабочего дня и нищенских – 60 копеек в день – зарплат.
Но была среди бакинских обитателей своя “белая ворона”, и звали её – Товарищество Нобелей, построившее невиданную не только в “нефтянке”, но и крайне редкую вообще в России в начале ХХ века социальную империю. Рабочий день – восемь-девять часов, жилые посёлки с квартирами для семейных рабочих и холостяков, бесплатные школы, детсады, больница, благоустроенный городок “Вилла Петролеа” для служащих компании, в домах горели электрические лампочки, вечерние курсы для рабочих-нефтяников, «Общество нравственного, умственного и физического развития молодых людей» и многое, многое другое.
Управляющий “Виллы Петролеа” после того, как понял, кого просит принять на постой драгунский ротмистр, долго по-рыбьи беззвучно открывал рот, пучил глаза, краснел, бледнел и потел так, что Ратиев уже начал опасаться за здоровье ответственного администратора Нобелей. К счастью, всё обошлось, до обморока дело не дошло.
И после по-восточному долгого извержения всеподданнейших чувств, стороны перешли к конструктивному диалогу, в ходе которого управляющий узнал, что император настаивает на минимуме официоза, категорически просит никого никуда даже временно не отселять, дать возможность сутки отдохнуть, ибо ещё не совсем восстановился после болезни, после чего хотел бы увидеться с присутствующими в городе предпринимателями, согласно прилагаемому списку.
Ещё ранее главноначальствующему Кавказской администрации князю Голицыну было отправлено письмо, подслащённое высочайшей просьбой не обижаться и с обещанием обязательно заглянуть “на огонёк”, как только будет покончено с неотложными делами, с настойчивой просьбой не беспокоить и не беспокоиться.
Первым и главным неотложным делом было озвучено совещание с участием жандармских чинов, уже прибывающих в Баку по распоряжению Ширинкина. Но не менее важной и тоже безотлагательной была встреча с купеческим сословием, а точнее – с нефтепромышленниками, которая должна была состояться уже этим вечером.
Важных поручений хватало и у ротмистра, успевшего посетить местный театр, о чем-то посекретничать с его директором. Князь теперь спешил обратно, нещадно трясясь в открытой коляске.
– Ваше высокоблагородие! – козырнул дежурный вахмистр на въезде на территорию посёлка, – тут к вам проситель! Говорит, что по важному делу.
Ратиев коротко оглядел стоящую на обочине у шлагбаума фигуру в бурке и папахе, из-за которой виднелись только щелочки глаз над иссиня черными бородой и усами, кивнул постовым и неожиданно предложил “этому дикарю” место в своей пролётке.
– Вот видишь! – назидательно приподняв палец, довольно обратился к своему напарнику вахмистр, когда пролётка скрылась за поворотом, – я же тебе говорил, что не простой человек, пусть стоит себе, ждёт, а ты: “в шею, в шею!” А как он тоже на службе, может быть даже на тайной? Вот тогда бы нам обоим шею намылили…
* * *
Попетляв по хитросплетениям улочек “царства Нобелей”, пролётка остановилась у служебного входа главной резиденции, охраняемой морским караулом.
– Со мной, – коротко скомандовал постовым Ратиев, пропуская вперед пассажира.
Ещё немного ступенек, коридор, несколько томительных секунд, пока ротмистр торопливо отпирал дверь в свои апартаменты, имеющие отдельный анфиладный проход в покои государя.
– Николай Александрович! Вы меня с ума сведёте! – с упреком прошептал он, глядя как довольный, как пряник, император, скидывает с себя одежду бродячего горца, – почти сутки никаких известий! Неужели нельзя было никому поручить? Я вас одного больше никуда не отпущу!
– Иван Дмитриевич! Дорогой! – как можно мягче возражал император, стирая платком примитивный грим. – Есть дела, которые нельзя никому поручить, и есть места, где уж точно нельзя появляться с эскортом. Ну, вот представьте, что в деле замешана дама. А я тут с эскадроном казаков! Не комильфо, знаете ли. Вы лучше скажите, в театре всё получилось?
– Так точно! Сослался на Рождество, на готовящийся сюрприз, на домашний спектакль, одним словом, вот полный набор, – говоря это Ратиев водрузил на стол объёмистый саквояж с аккуратно упакованными накладными бородами, усами, париками и прочими театральными аксессуарами, необходимыми для перевоплощения на сцене и маскировки – за её пределами.
– Прекрасно, Иван Дмитриевич, просто прекрасно, – прищёлкнул пальцами император, – обещаю вам в нашем театре исключительно главные роли. Кстати, знайте, что у вас уже появились поклонники. Регулярно в посёлок будут прибегать и спрашивать вас местные мальчишки. Вы уж привечайте их, не брезгуйте. Информация, которую они принесут, стоит донесений всего жандармского управления.
Декабрь. 1900. Бакинское отделение Императорского русского технического общества
Бакинское отделение Императорского русского технического общества, привыкшее к академическим докладам и диспутам на научно-технические темы, никогда за всё время своего существования не видело такого скопления помпезных экипажей и такой концентрации капитала на один квадратный метр. Впрочем, хватало и тех, кто никаким боком не относился ни к науке, ни к технике, но всё равно рвался послушать доклад, анонсированный крайне скупым объявлением в именных приглашениях: “Нефть в ХХ веке. Проблемы и решения”. Докладчик – «Божиею поспе́шествующею милостию, Самодержец Всероссийский…»
Здание Бакинского отделения ИРТО, где проходили жаркие дискуссии «в пользу газомоторов и паровых машин»
Привычно набивая трубку, император не спеша оглядывал собирающихся магнатов.
"Бакинское нефтяное общество", "Московско – Кавказское общество", товарищество на вере Мирзоева, Торговый дом Асадуллаева. Кланы Лианозовых и Гукасовых, за которыми стоял практически весь серьёзный промышленный и банковский капитал. Председателем правления товарищества «Г. В. Лианозов и сыновья», например, был российский «финансовый гений» Алексей Путилов. Павел Гукасов занимал руководящие должности в 13 российских компаниях и банках…
Но главным творцом нефтепромыслов было, конечно, могучее и непримиримое трио – Нобели, Ротшильды, Манташевы. Особенно колоритно выглядел среди них Александр Иванович Манташев – тифлисский армянин, потомственный купец первой гильдии и голова городской думы, как и положено в его положении – отчаянный филантроп и строитель множества храмов, как в России, так и за рубежом.
Император знал его до этого дня с совершенно некоммерческой стороны. Семейным учителем у этого нувориша работал Степан Шаумян – революционер-подпольщик, будущий бакинский комиссар, который не раз и не два использовал своего работодателя для печати и распространения революционной литературы, на что Манташев откровенно закрывал глаза, явно симпатизируя молодому социал-демократу.
Год назад Манташев от имени съезда нефтепромышленников передал в департамент неокладных сборов Министерства финансов Российской империи докладную записку, изложив в ней перечень мер, благодаря которым Россия может доминировать на мировом рынке нефти. Как и полагалось в Российской империи, предложения какого-то купца были проигнорированы и чиновниками, и царём. Сегодня император решил исправить эту досадную оплошность.
Как всё-таки по-разному смотрят на самодержца министры и промышленники. И те, и другие – зубры подковёрной борьбы. И те, и другие не краснеют от слова “мздоимство”. И все они – циники до мозга костей… Но взгляд чиновника – это всегда взгляд собаки. Породистой или беспородной, паркетной или цепной. А у предпринимателя-миллионщика – глаза дикого зверя. Волка, медведя, лисицы, барсука, но именно лесного жителя. Маркс, Ленин, а потом и сам Сталин писали, что этих людей ничего не волнует и ничего не может волновать, кроме прибыли. Весь смысл их существования – это деньги-товар-деньги штрих… Но что же тогда заставляет этих “хозяев джунглей” строить бессчётное количество храмов и неустанно жертвовать на благотворительность? Страх? Непохоже… Совесть? Не смешите меня…
Император исподволь, но очень внимательно вглядывался в лица собирающихся заводчиков и с прискорбием признавался себе, что не знает и не понимает этих загадочных людей, полностью стёртых с лица Отечества в 1917 году, причём, не всегда, как классово чуждых. Огромное их количество было уничтожено или изгнано по заказу “наших западных партнёров” потому, что представляли собой угрозу как конкуренты.
Уже в тридцатые годы, когда был вскрыт забытый сейф Яши Свердлова, на стол Сталина лёг список подлежащих ликвидации организаторов производства, изобретателей, учёных, инженеров, большая часть которого была аккуратно обозначена траурным крестом – “заказ выполнен”. Среди многих неизвестных в глаза тогда бросилась фамилия купца Второва, прозванного за деловую хватку “русским Морганом”, решившего во время Первой мировой войны проблему снарядного голода и построившего в чистом поле город Электросталь… “Нашим западным партнёрам”, наживающим миллионы на военных поставках “проклятому царизму”, это импортозамещение очень не понравилось, и Второва приговорили, а подручные Яши Свердлова исполнили. Как ему не хватало таких Второвых во время индустриализации!..
– У меня для вас две новости. Одна хорошая, а другая плохая, – медленно начал свою речь император, заметив, что все собрались и уже устали играть в гляделки. – Хорошая – Баку на пороге ХХ века превратился в мировую нефтяную столицу. Плохая новость, к сожалению, звучит точно также…
"Два шага в сторону. Внимательно посмотреть на реакцию… Да-а-а-а, на этих зубров такие дешёвые приёмчики не действуют, даже не моргнули. Хорошо, кавалерийский наскок не удался, переходим к планомерной осаде."
– В целом по России в этом году добыча нефти достигла семисот миллионов пудов и составила больше половины всей мировой добычи. США пока за нами не угнаться, там добыто 555 млн. пудов. Заглядывая вперед, сразу предположу, что это далеко не предел. Потребление нефти обязательно будет расти, а вместе с тем и прибыли. Инвестиции в отрасли окупаются стремительно. Я тут специально подобрал справочку…
Император вроде как замешкался, перекладывая листки в своей папке, внимательно сканируя атмосферу аудитории. О! Цифры пошли – заинтересовались. Да и видно, что слегка удивлены. Самодержец, использующий статистику – это для них ново и непривычно. Ну, что ж, тогда так и продолжим.
– Вот, к примеру, британские предприниматели Мур-Джонсон-Вернер сумели выкупить за пять миллионов рублей принадлежавшие компании Тагиева нефтепромыслы, заводы по производству керосинового масла и серной кислоты, нефтяной трубопровод, нефтетранспортный флот, парк железнодорожных цистерн, а также нефте-керосиновые склады. В полном согласии, с участием и с соизволения британского двора, в Лондоне было создано "Общество добычи жидкого нефтяного топлива в России" – "Олеум".
Только за первые четыре месяца работы "Олеум" принёс своим учредителям чистую прибыль на сумму свыше трёх миллионов рублей. А менее, чем за год англичане получили уже семь миллионов чистогана. Знаете, что это значит? Давайте я зачитаю слова другого англичанина – публициста – Томаса Джозефа Даннинга:
“Обеспечьте 10 процентов, и капитал согласен на всякое применение, при 20 процентах он становится оживлённым, при 50 процентах положительно готов сломать себе голову, при 100 процентах он попирает все человеческие законы, при 300 процентах нет такого преступления, на которое он не рискнул бы, хотя бы под страхом виселицы”.
"О! Маска бесстрастности пробита. Да, царь бросающий цитаты из Даннинга вслед за Марксом, причём, такие скандально известные – это необычно. А как вам, господа, промышленники, вот такая провокация?"
– Баку – прекрасный город. Бакинские промыслы – это бриллиант в короне империи. Неудивительно, что на это сокровище обратил внимание такой капитал, рядом с которым состояния подданных Российской империи, как бы велики они здесь ни казались, смотрятся крайне скромно… – Император скользнул взглядом по аудитории и добавил вполголоса, сделав вид, будто нечаянно вырвалось, – как чаевые в трактире….
Поднявшийся шум в зале император приглушил поднятой рукой, не отрывая глаз от человека с забавной прической на прямой пробор, карими, почти черными, глазами над орлиным носом и несуразно всклокоченной бородой, смотрящейся крайне нелепо на ухоженном лице. Человек заметил взгляд императора и опустил голову, покусывая губу и скрывая улыбку. Всем своим видом барон Эдмон Джеймс Ротшильд показал, что оценил шутку императора и прекрасно понял, что последние слова были адресованы именно ему.
– Это совсем не стыдно и не должно быть обидно, – продолжил император, прекратив гипнотизировать взглядом барона. – Но это факт, который надо признавать и с которым надо считаться. Образно говоря, вековым трудом нашего народа в России построена красивая, прочная повозка. “Птица-тройка” – как сказал великий Гоголь. И вот теперь навстречу нашей тройке на полном ходу летит грохочущий паровоз. Что будет при лобовом столкновении, кому-то надо объяснять?
Купцы, привыкшие к сложным расчётам и не только финансовым, обладали достаточным воображением, чтобы представить себе в красках результат встречи гужевого транспорта с грубой машиной. Шум затих. На императоратора уставилось множество вопросительных взглядов, не понимающих, зачем он рассказывает им эти страсти.
– Я пригласил вас не для того, чтобы пугать, – коротко махнул рукой император с зажатой в ней трубкой. – Я прекрасно знаю, что все вы не из робкого десятка и можете за себя постоять. И, уж точно, я не стал бы вас собирать, чтобы стращать присутствующим здесь бароном Ротшильдом. Я пригласил вас, чтобы поговорить о том, как выжить самому и помочь выжить другим. Как это сделать вместе?
Проблема в том, что нефть из инструмента обогащения стремительно превращается в инструмент политики, и её роль в этом качестве будет только возрастать. Конечно, если сейчас прогуляться по отечественным полям и весям, это утверждение покажется слишком смелым. Даже здесь, в Баку, нефть является не главным источником тягловой силы. Но это только сегодня. Изменения нарастают стремительно. Что будет завтра – хорошо видно тем, кто побывал в наиболее технически передовой стране мира – в Северной Америке.
Уже сейчас всё чаще и чаще нефтепродукты используются в качестве топлива, демонстрируя своё неоспоримое преимущество перед традиционным углём и дровами.
Вот отчёт морского ведомства: Расход нефтяного топлива в два раза меньше, чем английского угля “кардиф” самого высокого качества. Для закачки в трюмы судна насосами 200 тыс. пудов нефти требуется всего час, тогда как для загрузки такого же количества угля – 12 часов. С одинаковым запасом топлива судно на нефти может покрывать расстояние вдвое большее, чем на угле. Тепловой эффект при сгорании нефтяного топлива в полтора раза выше, чем угля. Процесс подачи нефти почти исключает ручной труд, а это означает сокращение численности команды машинного отделения и снижение уровня грязи и пыли.
А теперь посчитайте, сколько потребуется нефти для перевода на неё только одного военного флота. А ведь есть ещё флот гражданский. Нефть обозначает свою победную поступь не только на море, но и на суше. И я говорю не про осветительный керосин. Двигатель внутреннего сгорания уже сейчас по всем параметрам превосходит паровой и гарантированно вытеснит его в ближайшие 20–30 лет. Самобеглые коляски, не сомневаюсь, скоро полностью заменят конную тягу. Американцы Харт и Парр разработали двухцилиндровый бензиновый двигатель для трактора, а значит, крестьянскую лошадку тоже придётся отправлять на пенсию.
И всё это нефть, нефть и ещё раз нефть. Она стремительно превращается в кровь экономики ХХ века…
«А теперь можно выдохнуть, сделать паузу, достать трубку, не спеша раскурить… Загудели. Громко и басовито. Такое впечатление, что по залу носится огромный шмель. Надо закрепить полученный эффект и перевести, наконец, разговор в практическую плоскость.»
– Наверно, это даже интересно – чувствовать, что твоя работа влияет на политику, – вслух продолжил император, лукаво склонив голову и обводя глазами купеческое собрание. – Но есть одна неприятность – политика тоже заинтересовалась вашей работой и будет влиять на неё всеми имеющимися средствами. Этого не надо бояться. Это просто надо учитывать, как один из факторов риска.
Недружественное поглощение, соблазнительные кредиты с внезапным требованием срочного погашения, биржевые скандалы – все эти привычные для вас способы конкурентной борьбы политики дополнят свежими и непривычными: бунтами и стачками, диверсиями и вредительством, арестами грузов и людей, и, наконец – войнами, которые тоже есть продолжение политики, только другими средствами.
Но в первую очередь нас будут направленно и настойчиво ссорить. Работников и работодателей, предпринимателей и власть, христиан и мусульман, евреев и русских, татар и армян… Причём, тут не надо много стараться. Мы и так друг друга не очень любим, не так ли? Но одно дело – тихо не любить. А нас будут пытаться заставить друг друга убивать. И всё ради того, чтобы занять ваше место на рынке и ваши промыслы на земле, а может, и вместе с землёй.
Я сразу хочу предупредить, что схватки за нефть не избежать. И как на любой войне, тут будут свои безвозвратные потери. Так что желающие мирной жизни ещё могут поменять род деятельности на что-то более спокойное. Ну, а всем остальным я хотел бы предложить договориться о совместных действиях, которые, надеюсь, позволят выжить в агрессивной среде. Готовы выслушать?
Зал, превратившийся в одно большое ухо, был готов. Очнулись даже те, кто накануне “нарушал безобразия и пьянствовал водку”.
– Несмотря на торжество нефти в будущем, следующие три года будет не до смеха. Начавшееся в 1900 году падение цен продолжится, объёмы заказов будут падать. Я предлагаю заместить выпадающие заказы казёнными закупками, причём готов законтрактовать вашу добычу сразу на длительный срок… на десять или даже на двадцать лет.
Но у меня есть встречные условия. Меня не устраивает качество работы и глубина переработки нефти, из-за чего потенциальная прибыль выливается в море. Я не буду учить вас, как добывать и перерабатывать нефть. Всё должны делать специалисты. А специалистов надо учить. Поэтому я предлагаю учредить университет нефти и газа, где будут готовиться и повышать свою квалификацию инженеры нефтехимической индустрии, вестись научные исследования, формироваться братство единомышленников, имеющих общие цели и одинаковый образовательный тезаурус… Честно говоря, я бы тоже с удовольствием в таком учреждении подучился, чтобы не чувствовать себя полным дилетантом в вашем окружении.
Шевеление. Короткие смешки. Благодарные взгляды. Грубая лесть действует безотказно. Это хорошо. Тогда продолжим:
– Но одного университета мало. Поэтому я предлагаю под эгидой учебного заведения создать целую сеть средних учреждений для подготовки техников и мастеров, которые непосредственно руководят работами на промыслах и в цехах… назовём их техникумы. Однако, и техникумов тоже недостаточно. Низкая квалификация и неграмотность рядовых рабочих не даст внедрить ни новые технологии, ни новое оборудование. Поэтому необходимы ремесленные школы.
Есть мнение, что трёхуровневая система подготовки специалистов, работающая по единым стандартам, по единым методикам сможет насытить нефтяную промышленность грамотными специалистами, которым будут по плечу самые смелые проекты. Таких людей будет труднее рассорить и подкупить. Они будут знать себе цену, но её придётся учитывать и вам, и нам.
– Вы вывели Россию на первое место в мире по добыче нефти. Я считаю своей обязанностью, пользуясь сложившимися обстоятельствами, поднять на первое место академическую науку и образование, без которых сохранить лидерство не представляется возможным… Сейчас за счет императорской помощи содержится целая сеть театров… Думаю, будет правильным перенаправить эти средства на организацию и содержание образовательных учреждений. Но один я все равно не справлюсь и прошу… Нет, я даже настаиваю, чтобы ведущие компании по добыче и переработке нефти приняли самое активное участие в формировании передовой системы образования, где не будет никаких сословных привилегий и никаких других глупых ограничений для желающих его получить.
У вас тут много товариществ. Я предлагаю вам организовать вместе со мной еще одно, которое будет заниматься всем вышесказанным… И не только этим…
Чтобы помочь руководителям предприятий, я хочу предложить освобождать от налогов и податей те средства, которые идут на новые технологии и новое оборудование, но при условии, что все это должно быть отечественным…
Как видите, я готов потесниться сам и потеснить бюджет ради развития нужной всем промышленности. Прошу и вас сделать то же самое. Предлагаю пересмотреть ваши личные планы по финансированию разнообразных культовых сооружений и изящных искусств в пользу развития отечественной промышленности и науки…
Император краем глаза заметил, как бешено строчат что-то в своих блокнотах присутствующие инженеры с повадками журналистов, окинул взглядом округлившиеся глаза большей части гостей, вздохнул, покачал головой и продолжил.
– Вторая проблема – качество жизни. И это не менее важно. Мы гостим в прекрасной “Вилле Петролеа”, где созданы изумительные условия для работников. Сердце радуется, когда видишь эти аккуратные домики, искусственные зелёные оранжереи. Я прекрасно знаю, что вся эта красота и все удобства имеют чёткое экономическое обоснование. Хороший инженер не поедет работать туда, где не создано ничего для жизни и отдыха. А остальные?
Или вам не нужны высококвалифицированные специалисты? Или вы считаете, что сможете конкурировать на равных, не создавая благоприятную среду обитания?
«А вот этого они от царя точно не ожидали, – подумал император, глядя на реакцию присутствующих. – Ну что ж, сейчас предоставим им понятное для них пояснение.»
– В другое время я бы ограничился удивлением, но, как уже было сказано выше, ваша работа и деятельность предприятий сегодня – это вопрос политический. И именно исходя из интересов всей империи, я крайне заинтересован в распространении передового опыта товарищества Нобелей на всю отрасль. Вы скажете, что вы умеете считать деньги и этот опыт приведёт к дополнительным затратам. Согласен! Это действительно дополнительные затраты. Однако…
Ещё одна пауза…
«Пусть зреют. Да, вижу в глазах целый список причин, почему это делать не надо… Сейчас-сейчас… Сначала выскажу свои аргументы,» – пришпорил свои мысли император..
– Однако я тоже умею считать деньги и мне гораздо дешевле, – он специально выделил последнее слово, – государству гораздо дешевле создать нормальные условия для рабочих сегодня, чем подавлять их бунты и стачки завтра. Если кто-то захочет заняться подсчётами, чтобы опровергнуть моё мнение, прошу в безвозвратные потери от конфликтов с рабочими включить репутационные потери всего государства и мои лично.
«Так, поникли. Понимают, что в ущерб репутации монарха можно вписать практически любую цифру. Снова потянуло холодком. Ладно, сейчас отогреем.»
– Предлагая вам заниматься повышением качества жизни ваших работников, я ни в коем случае не хочу оставлять вас наедине с этой проблемой. Она общая для каждого отдельного предприятия и государства в целом. Скажу даже больше – уверен, что только частными силами глобальную проблему повышения качества жизни населения не решить. Поэтому мы прямо здесь и сейчас учредим специальный фонд и назовём его “Фонд народного благосостояния”, чтобы он координировал и софинансировал социальные проекты, а в будущем – полностью выкупил у вас жилой фонд и объекты социального обеспечения, чтобы не нагружать предприятия не свойственными им функциями. Чтобы не плодить лишнюю бюрократию, я сам займусь формированием этого фонда и сам буду его курировать. Надеюсь возражений не будет?
Возражений не было. Был полный слом шаблонов и масса вопросов. Высшая власть, которую предприниматели воспринимали в лучшем случае, как один из инструментов в конкурентной борьбе, причем не самый дешёвый и не самый поворотливый, ассоциировалась исключительно с затратами, всевозможными благообразными пожеланиями и духоподъёмными декларациями, которыми положено было восхищаться, но им абсолютно не обязательно было следовать.
Тёртые калачи, для которых мздоимство было не пороком и не грехом, а просто одной из статей накладных расходов, прекрасно чувствующие разницу между намерениями и делами, испытывали естественное недоверие к каждому произнесённому императором слову и неестественное любопытство к такому оригинальному общению монарха не с самыми знатными подданными.
– Ваше императорское величество, – первым пришёл в себя и решил пользоваться случаем, словоохотливый Александр Манташев. – Думаю, я выражу общее мнение, если скажу, что все присутствующие здесь честные промышленники-миллионеры согласятся поддержать ваши предложения…
– Это очень хорошо, уважаемый Александр Иванович, – остановившись напротив коммерсанта, удивил присутствующих император знанием его отчества, – что вы не боитесь открыто заявлять свою позицию, хотя на вашем лице написана изрядная доля недоверия… Это неплохо. Здоровый скепсис не мешает делу… Среди определенных кругов, например, есть мнение, – император наклонил голову и взгляд его стал иронично-лукавым, – что промышленники сначала становятся миллионерами, а только потом – честными. Но мы же не будем в своих делах руководствоваться сплетнями и слухами не так ли? Давайте встретимся тет-а-тет и подискутируем на эту тему…
– Уважаемые господа! – повысив голос, обратился уже ко всем присутствующим император, – мне было очень приятно познакомиться с вашим обществом. Но столь краткое знакомство считаю абсолютно недостаточным. Пользуясь случаем, прошу разрешения посетить ваши предприятия… и, на сколько хватит сил, пообщаться поподробнее с каждым из вас. Сообщите, пожалуйста, Ивану Дмитриевичу наиболее удобное для вас время, когда сможете принять меня. А сейчас – давайте поблагодарим хозяев бакинского отделения русского технического общества, предоставивших такое уютное место для сегодняшней встречи…
* * *
– Его Императорское Величество ждёт вас! – чётко по-военному отрапортовал драгунский ротмистр и распахнул дверь кабинета.
Барон Эдмон Ротшильд сделал несколько шагов и застыл в нерешительности. Он был чрезвычайно скептически настроен по отношению к русскому монарху. Царю недавно исполнилось 30 лет и его репутация в глазах банкиров была очень далека от позитивной. Избалованный, взбалмошный, недалёкий денди, увлеченный охотой, парадами и своей молодой женой. Что с таким обсуждать? Вдохновенная речь царя на встрече с нефтяниками ни в чём не убедила и ничем не тронула Ротшильда. Её вполне мог написать Витте и убедить произнести перед подданными. Рисовка. Игра в демократа. Речь лейбориста перед выборами в парламент слушается не менее увлекательно…
Нет, с русским монархом, закоснелым в своей державности и замшелых пустых догмах про народность и православие, договариваться точно не о чем. Такого можно и нужно использовать в своих целях, что и собирался сделать Эдмон, вполне тонкий психолог, отличный переговорщик и дотошный физиономист.
Но сейчас, стоя перед императором и глядя ему в глаза, барон чувствовал, как теряет привычное спокойствие и самообладание. Строгий, но скромный военный френч, без каких-либо властных регалий он еще мог бы отнести на попытку произвести эффект демонстративным аскетизмом. Но глаза! На Эдмона смотрели глаза не молодого великосветского любителя лёгкой жизни. Они больше напоминали взгляд отца – такой же холодный, жёсткий, пронизывающий до пяток, как у хищника, много повидавшего и давно живущего по законам джунглей, где выживает сильнейший, а любая ошибка неминуемо ведёт к гибели.
Никогда не служивший в армии барон почему-то поймал себя на мысли, что ему хочется вытянуть руки по швам, встать по стойке “смирно” и, задрав подбородок, выкрикнуть что-нибудь всеподданнейшее, вроде “Рад стараться, Ваше Императорское Величество!” или “Как прикажете, Ваше Императорское Величество!” Уставившись в пол и стряхнув с себя наваждение, Ротшильд, коря себя за минутную слабость, всё-таки попытался произнести заготовленную речь про всецелое одобрение и полную поддержку, но был мягко остановлен императорским прикосновением к своему плечу.
– Уважаемый барон, полно-те, – как расшалившемуся ребёнку, произнёс он, и, взяв Ротшильда под руку, повлёк его к столу, где лежали какие-то бумаги, стояла ваза с фруктами и запотевшая бутылка с вином. – Мы ещё успеем наговорить друг другу банальностей во время официальных приёмов. Вы очень занятый человек. Я тоже не совсем располагаю собой. Так может потратим это скромное время на гораздо более важные вопросы, чем дежурные и не совсем искренние комплименты?
Произнося последние слова, император развернулся и снова впился своими стальными глазами в Эдмона, который с ужасом почувствовал, как от этого взгляда откуда-то из глубины живота поднимаются и растекаются по всему телу необъяснимые волны страха.
– И о чем со мной желает говорить Ваше Величество? – выдавил из себя барон, полностью забывший и заготовленную речь, и свои шикарные приёмы перехвата инициативы во время беседы.
– Я хотел бы поговорить с вами, дорогой барон, про еврейское поселенческое движение в Палестине и про необходимость восстановить справедливость, возродив, наконец, государство Израиль…
Князь Ратиев, начавший уже через два часа беспокоиться и заглянувший объявить о следующем посетителе, застал императора и его гостя ползающими по разложенной на полу карте Ближнего Востока, один конец которой был придавлен пустой бутылкой, а другой – блюдом для фруктов. Посередине карты, прямо поверх надписей Британской и Османской империй краснел небрежно обведенный овал с надписью “Э́рец-Исраэ́ль”, а “высокие договаривающиеся стороны” активно спорили, является ли зона Суэцкого канала историческими землями, завещанными ещё Иакову, и что об этом может подумать королева Виктория…