© Г. Канабеев, 2020

© ИД «Городец – Флюид», 2020

© П. Лосев, оформление, 2020

* * *

Все персонажи являются вымышленными, и любое совпадение с реально живущими или жившими людьми случайно.

Посвящается Анне – моей жене, моему критику, редактору и самой большой любви в жизни.

Часть первая

Глава первая

Я долго не решался приступить к описанию событий, участником которых стал, но теперь, когда до развязки осталось времени намного меньше, чем мне представлялось, выбора не остаётся. Кто-то должен рассказать, с чего всё началось, не приукрашивая и не плодя лишних сущностей, как это принято, когда происшествия, бывшие ещё вчера новостями, сегодня уже история.

Род моей деятельности не позволяет называть города, где всё случилось, более того, я не готов раскрывать настоящие адреса. Действительные имена участников также предпочитаю скрыть. Скажем, всё произошло в городе М. где-то между две тысячи семнадцатым и две тысячи двадцатым годами. Я понимаю, что легко можно определить город и узнать настоящие имена людей, о которых я расскажу, но для меня главное, чтобы всё это нельзя было приобщить к доказательствам в суде.

Итак, я – продавец. Хотя от моих покупателей чаще можно услышать презрительное – барыга. Наверное, они по-своему правы, да и кто я такой, чтобы судить их. Если честно, я вообще о них никогда не думал и рассматривал исключительно как источник дохода, не более. Пусть называют как угодно, главное, чтобы оставались покупателями, а я уж как-нибудь справлюсь с гордыней, отдыхая на их деньги в тёплой стране, где круглый год можно носить только тапочки, шорты и футболку.

Мои магазины нельзя найти на улицах, да и в интернете не получится, по крайней мере, в той его части, что индексируется Google и Яндекс. Через привычные поисковые системы можно только узнать название форума, в некоторых ветках которого я развернул бурную деятельность несколько лет назад. Сейчас я имею приличный доход, надёжно защищённый от посягательства бдительных органов правопорядка возможностями криптовалют. Если кто-то захочет ознакомиться с перечнем моих услуг и товаров, пусть устанавливает браузер Tor, и добро пожаловать в нелегальный сегмент интернета. Подробных инструкций я приводить не буду по известным причинам, но общее представление вы теперь имеете. Скажу только, что зарабатываю я благодаря любви наших людей к изменённым состояниям сознания. Если кому-то покажется, что я беспринципен и не гнушаюсь ничем, лишь бы заработать – это не так. Я никогда не продавал ничего, что можно колоть в вену, и того, от чего легко попадают в могилу. Мой продукт взят напрямую из кладовых природы, я предлагаю только траву.

Конечно, меня всегда тревожила перспектива сесть в тюрьму, что обычно и случается с теми, кто занимается подобным, поэтому я предлагал и вполне законные услуги, надеясь, что когда-нибудь откажусь от травы.

Так, в последнее время большой популярностью среди моих предложений пользуются экстремальные клады. Заказывая такой клад, придётся выложить приличную сумму, при этом покупатель даже не знает, что именно получит и будет ли это полезно. Скажу сразу – полезно не будет. Даже наоборот. Скорее всего, это будет эмоциональное потрясение, и чем больше денег будет заплачено, тем сильней оно окажется. Скажем, мой последний заказ. Это был гроб. В могиле, выкопанной в глухом лесу. В гробу труп, конечно, не настоящий, но натурально исполненный человеком, занимающимся созданием подобных декораций для кино. Конечно, можно подумать: «И что тут такого?» Но покупатель-то понятия не имел, что его ждёт. У него были только координаты клада. Место специально выбиралось так, чтобы до него было максимально сложно добраться. Вы когда-нибудь раскапывали могилу? А что-то похожее на могилу? Поверьте, когда лопата глухо стукнет по гробу, когда станет видна красная траурная обивка – проснется вечный животный страх смерти, пусть даже эта смерть чужая. Да, когда гроб извлечён и сбита крышка, когда прошёл первый шок, и стало понятно, что внутри не настоящий покойник, а натуралистическая кукла, вы засмеётесь нервным смехом и, возможно, подумаете, что деньги потрачены зря. Но человек небедный вскоре снова закажет у меня клад и заплатит ещё больше денег. Что произойдет в этом случае, пусть останется коммерческой тайной. Ну а если кто-то не верит, что подобный товар пользуется спросом, рекомендую поискать на YouTube видео по этой тематике.

Одним из моих постоянных клиентов, чьи заказы очень сытно меня кормили, был Андрей Михайлович Цапкин, на нём я бы хотел остановиться подробнее. Не только потому, что Цапкин – мой дражайший покупатель, но и потому, что он сыграл ключевую роль в описываемых событиях.

Мы – соседи, и в первый раз я увидел Цапкина в продуктовом магазине. В то летнее утро этот немолодой мужчина среднего роста с круглым и тугим, как баскетбольный мяч, животом, густо покрытый уже седой растительностью, стоял возле кассы в одних семейных трусах в мелкий кислотно-жёлтый смайлик и кроксах и пытался доказать кассирше, что плевать он хотел на законы, особенно на тот, что запрещает продажу спиртного до десяти часов утра. Он довёл девушку до такого состояния, что она уже не обращала внимания на, так скажем, неуместный наряд и теперь интересовалась Цапкиным исключительно как человеком, точнее, всеми силами пыталась объяснить доступным ей способом, что ничего человеческого в Цапкине нет, а есть только то, с чем должны разбираться компетентные органы. По её словам, эти органы должны были прибыть с минуты на минуту. Цапкин не растерялся и ответил: «Я тебе сейчас покажу, сука, орган, тот самый орган, которого ты заслуживаешь». И перешёл к делу: натурально спустил трусы и положил член в пластиковую тарелочку для купюр и мелочи. Девушка смотрела на член так, как, наверное, смотрел бы человек на НЛО, настолько невероятен был этот перформанс. Мне казалось, я слышу, как в голове у неё переключается множество тумблеров, пытаясь подобрать нужную комбинацию из приобретённого жизненного опыта и представлений о реальности, дабы хоть как-то объяснить себе происходящее. Прежде чем она опомнилась, Цапкин натянул трусы и вышел из магазина.

Его гладко выбритый череп сиял в слепящих лучах июльского солнца почти так же ярко, как само светило. Несмотря на то, что кроме трусов на Цапкине ничего не было, выглядел он не просто уверенно, а даже величественно. Словно не он, а все люди вокруг неуместны в своих одеждах. Конечно, я забыл, зачем оказался в магазине, и вышел на улицу вслед за Цапкиным. Что-то мне подсказывало, что представление только начинается. И действительно, не успел Цапкин сделать и десяти шагов, как путь ему преградила полицейская машина, откуда выскочил страж порядка. Тут я увидел то, что совсем не ожидал увидеть. Посмотрев на Цапкина, господин полицейский как-то сразу уменьшился в размерах, и мне показалось, будто даже отвесил поклон, неявный, конечно, но в его движениях было подобострастие, словно сработала глубинная холопская память. Подобное смирение можно увидеть на дороге, когда пугливые водители спешат убраться в сторону, заметив в зеркалах заднего вида догоняющий их автомобиль представительского класса. Я не слышал, о чём они говорили, но увидел, как полицейский услужливо открыл заднюю дверь автомобиля и предложил нашему герою присесть. В ответ Цапкин разразился такой отборной бранью, что я не смог бы дословно привести её здесь и не прослыть грубияном. Для завершения картины скажу, что дело происходило практически в центре города, на одной из исторических улиц, точнее, в одном из переулков исторической улицы. Здесь множество посольств, представительств и офисов, здесь самая дорогая недвижимость в городе. Конечно, не сказать, что здесь живут исключительно почётные и уважаемые горожане, зачастую наоборот, но подобные выходки обычному смертному здесь точно даром не прошли бы. «И что делать?» – спросил у неба Цапкин, когда полицейская машина скрылась из виду. Я решил завести знакомство со столь необычным персонажем и осторожно сказал: «Если вы о пиве, у меня дома есть три бутылки холодного нефильтрованного, могу угостить». Цапкин облизнулся, видимо уже почувствовав вкус пива. «Где дом?» – спросил он и стал внимательно меня изучать. Я показал рукой на здание, в котором снимал квартиру. Удостоверившись, что между ним и пивом совсем небольшое расстояние, Цапкин одобрительно улыбнулся и сказал: «Тащи».

В девяностые годы прошлого века, а точнее – в тысяча девятьсот девяносто четвёртом, Андрей Михайлович Цапкин, по его словам, заработал свои первые большие деньги. Он и до этого не был бедным человеком, но только благодаря капиталам семьи Цапкиных. До тридцати лет Андрей Михайлович и не думал, что ему нужно зарабатывать самостоятельно. Но когда отец с матерью решили вернуться на историческую родину – в Израиль, – Цапкин в первый раз задумался: «А что, если всё вдруг закончится?» – и, заняв у родителей необходимую сумму, поставил на улице А. ларёк с сигаретами, и тот простоял двадцать с лишним лет, пока новый мэр не снёс все подобные торговые точки в городе, как портящие исторический облик. К тому времени Цапкин уже не нуждался в доходе от продажи сигарет и держал ларёк исключительно из ностальгии.

Улица А. города М. вместе со всеми её переулками была для Андрея Михайловича поистине родной. Все поколения Цапкиных жили здесь ещё с тех времён, когда один из русских царей пожаловал древнему родственнику Андрея Михайловича имение. Позже, когда после революции дом Цапкиных отобрало государство и сделало многоквартирным, семье Андрея Михайловича пришлось ютиться в одной из квартир, что, в принципе, можно считать удачей, учитывая непростое отношение новых властей к зажиточному классу. Но Андрей Михайлович Цапкин не был бы собой, если бы не восстановил историческую справедливость уже в две тысячи первом году, отсудив у государства дом. Цапкин никогда не распространялся, как ему это удалось, но и без его объяснений мне было понятно, что Андрей Михайлович ближе к сорока годам обзавёлся достаточными связями, чтобы без особых трудностей добиваться любых поставленных задач, по крайней мере из тех, что не претендуют на звание высших. Когда наша дружба, спустя несколько месяцев после событий в магазине, окрепла, и Андрей Михайлович стал доверять мне в достаточной мере, я своими глазами видел в гостях у него людей в форме с самыми большими и яркими звёздами на погонах. Нередко Цапкин принимал у себя людей, что мелькают в политическом блоке новостей центральных каналов. Общался он с ними запросто, даже небрежно, но в их глазах я никогда не видел непонимания или строгости, скорее – в них читалось глубокое уважение с оттенком страха.

Отвоёванный дом Цапкин отремонтировал, превратив в один из самых дорогих домов в городе М., и стал сдавать квартиры, стоимость аренды которых достигала таких величин, что их неприлично произносить. Если вы думаете, что Андрей Михайлович Цапкин на этом остановился, то сильно ошибаетесь. Следующий его ход был поистине грандиозным. Цапкин справедливо полагал, что, владея настолько дорогой недвижимостью, он не может всё-таки гарантировать себе безоблачного будущего, и связано это не столько с его личными качествами, сколько с особенностями страны, где мы имеем счастье проживать. Нет, он не обвинял её в несправедливости. Нет, он не роптал и не размышлял о путях спасения, Цапкин с той самой русской обречённостью, на которую способны только евреи и немцы, принялся обеспечивать себе тыл. На всякий случай: не ровен час, опять начнут сносить памятники, которые поставили на место, после того как снесли их в прошлый раз, или начнут тасовать цвета на государственном флаге или снова на могилах умерших вместо крестов будут ставить обелиски со звёздами. Разве можно гарантировать хоть что-то в России в самом начале века, как сейчас? У нас можно гарантировать лет тридцать спокойствия только тогда, когда начнутся шестидесятые годы и далее. И снова рухнет всё, ближе к новому веку, чтобы в следующем, до новых шестидесятых, умирать за вскоре разрушенное будущее. И нет в этом фатума, и нет вины ничьей, просто Родина наша как женщина, у которой вот такие менструальные циклы. Пока эта женщина не начала истекать кровью, не приняв в лоно своё семя очередной национальной идеи, и не понесла, питая через пуповину истории своего спасителя, Андрей Михайлович Цапкин придумал, как ему остаться при своём, а лучше вообще на иждивении, при любом раскладе, включая беременность и выкидыш. А выкидыши у Родины нашей матушки случаются с завидной регулярностью, и это намного страшнее всего остального, ведь не может быть ничего страшнее, чем горе матери, бесконечно любящей как рождённых, так и своих не родившихся детей.

Решение оказалось простым и изящным – нужно вплести свою фамилию в историю и культуру. Желательно в ту историю и культуру, что не испачкана политикой, чей авторитет поддерживается государством при любом строе и при любой власти как часть духовной составляющей, как часть культурного кода. Цапкин решил было приобщить свой род к великим полководцам, но, скрупулёзно изучив вопрос, понял, что такие вроде бы незыблемые авторитеты первыми подвергаются нападкам в случае смуты. И прошлые подвиги их ставятся в упрёк, и великие победы оказываются поражениями, а завоевания во имя освобождения преподносятся как банальный захват территории в угоду сиюминутным интересам. Это в лучшем случае, а зачастую великих мастеров ратного дела и вовсе объявляют сумасшедшими, низводя героизм до диагноза. Андрей Михайлович Цапкин, будучи человеком умным, не стал надеяться на авось, он взялся за то, что ценится во все времена, а именно – русскую литературу. Не ту литературу, что была на стыке каких-либо эпох или идей. Не ту, где можно разглядеть идеи красные, белые, чёрные, а за ту её часть, что, в отличие от литературы западной, относящей себя к индустрии развлечений, взвалила на плечи бремя духовности. Из-за этой духовности до сих пор у нас писателя, зарабатывающего деньги на своих произведениях, считают еретиком. Дай волю, с удовольствием сожгут на костре, хоть и нет такой казни в наших традициях. У нас сажали на кол, но время сейчас такое, что даже столь лютое мучение легко могут подвести под статью за пропаганду сами знаете чего. И Андрей Михайлович Цапкин нашёл то, что хотел. Здесь, в городе М., на улице А. есть дом-музей именно такого писателя – настоящего и не про entertainments, а исключительно про духовность. Я, если честно, ничего из него не читал, но, по словам Цапкина, это был наилучший кандидат. Несмотря на гордое имя «дом-музей», само здание и прилегающая к нему территория представляли из себя жалкое зрелище. Хранителем в нём служил какой-то забулдыга, дом два раза горел, но был потушен местными жителями и их же силами отремонтирован. Вот здесь Андрей Михайлович Цапкин мобилизовал весь доступный ему ресурс и не только сначала объявил, а потом и доказал своё прямое родство с писателем, но и добился признания этого теперь уже факта в нужных инстанциях. Цапкин пошёл ещё дальше и, чтобы уж никаких сомнений ни у кого не осталось, издал книгу. На самом деле над книгой трудилось сразу несколько авторов, которые сначала было отказались участвовать в фальсификации, но после предложенного гонорара так рьяно взялись за работу, что книга вышла действительно неплохая. Кто-то из живых классиков разразился хвалебной рецензией, даже где-то в новостях проскочило имя нашего Цапкина. Кто-то в критической статье будто невзначай обронил – «ранний Достоевский», другой известный литературный критик вступил с тем критиком в перепалку, разглядев в произведении Цапкина Гоголя, но не Достоевского. И понеслось, заполыхало! Утихло, только когда уже совсем неосторожный критик сказал, что Цапкин превзошёл Булгакова, и, видимо, задел такие материи, что бушующий пожар, возгоревшийся от сияния новой звезды, затих сам собой. Но этого было достаточно. И вот Андрей Михайлович Цапкин – продолжатель великих традиций русской литературы, мастер словесности и скрытых смыслов, прямой потомок писателя, чей дом-музей на улице А. в городе М., – становится по праву не только хранителем дома-музея, но и владельцем как дома, так и земли под ним.

В руках Андрея Михайловича дом действительно преобразился: отремонтирован так, чтобы не была утрачена аутентичность, и в дом-музей даже наладился некоторый поток посетителей, но ненадолго. Скоро Цапкин закрыл достопримечательность для свободного посещения в целях сохранности исторической, а теперь и духовной ценности, хранителем коей он являлся, и всё для будущих поколений, конечно. А вы что подумали?

Впрочем, Андрей Михайлович Цапкин не стал довольствоваться только ветхим интерьером дома-музея: под фундаментом был вырыт котлован, в котором спокойно поместилось бы трёхэтажное здание. Собственно, оно и было там возведено, а если быть точным – утоплено. Шикарные апартаменты на тысячу квадратных метров со спортивным залом, сауной, бильярдной и многочисленными кабинетами, туалетами, кухнями и спальнями. Обносить глухим забором территорию дома-музея Цапкин не стал, наоборот, сделал всё, чтобы участок хорошо был виден.

Как только Цапкин добился всего, чего хотел, он тут же заскучал. Отсюда его странное поведение в магазине, и отсюда чугунная обшарпанная ванна во дворе дома-музея и длинный мангал, какие ставят в парках на городских праздниках, чтобы не оставить голодными праздношатающихся. Цапкин любил набрать из садового шланга воду в ванну, залечь в неё и смотреть на проезжающие мимо дорогие автомобили с дипломатическими номерами, что следовали в посольство одной из ближневосточных стран, располагавшееся по соседству. Цапкин не без наслаждения наблюдал за удивлёнными взглядами прохожих, не понимающих, что же тут происходит. Почему в самом центре города М. на улице А. образовалось такое непотребство. Откуда здесь деревянный дом, пусть с изысканной резьбой по наличникам, пусть дышащий стариной, но вот этот мужчина голый в ванной во дворе, он вообще кто? Ещё Цапкин любил разжечь мангал, дождаться угля и поставить жариться на шампурах с десяток килограммов дорогущей мраморной американской, а то и японской говядины вагю, от которой на всю округу разносился оглушительный запах мяса, шкворчащего на углях.

Кстати, если уж запах мяса от Цапкина начинает проникать во все переулки, закоулки и тупики, значит, сегодня у Андрея Михайловича гости. Как же я любил вечера у него. Когда город вспыхивает огнями, когда глазницы окон светятся нежным домашним светом, ещё и душистая зелень на деревьях, дурманящий аромат самой середины лета, и Цапкин в ванне во дворе дома-музея, что твой Архимед. Было в этом что-то величественное, что уже не казалось капризом избалованного деньгами и влиянием немолодого мужчины. Чувствовалась натуральная философия, и любой бы мог найти в таком действе скрытый смысл или посыл. Что, собственно, один раз и случилось. Какой-то модный фотограф сделал несколько снимков Цапкина в окружении гостей во дворе дома-музея, среди которых пресса рассмотрела известных личностей и не только в масштабах города М. Там была популярная певица, принципиально не дающая интервью и, по слухам, предпочитающая в качестве половых партнёров женщин, одной из которых является известная актриса. Там же засветился известный писатель, в существовании которого вообще до тех пор сомневались и считали его литературным проектом. Говаривали, что писатель выглядел именно так, как на редких фотографиях, разбросанных по сети: короткая стрижка, тёмные очки, несмотря на то, что дело происходило вечером. Те фотографии Цапкина вызвали живейшее обсуждение в интернете, многие задавались вопросом, кто же такой этот Цапкин на самом деле. Не найдя разумного объяснения, сошлись на том, что всё это последствия литературного таланта Андрея Михайловича, кто-то даже обронил: «гений».

Сам я никогда не напрашивался в гости к Цапкину, пока не произошло событие, в корне изменившее моё поведение. Я не только стал с нетерпением ждать приглашения в гости от Андрея Михайловича, но и, не скрою, искал возможности попасться ему на глаза. И всё после того, как к нему приехала и временно остановилась пожить Марианна Думкина. По паспорту ее звали Мариной, но она представлялась исключительно Марианной. Думкиной к тому времени было тридцать лет – возраст, когда женщина поистине прекрасна: с неё уже сошли наросты девичьей простоты и короста завышенных ожиданий от жизни. А внешность стала такой, какой, возможно, будет до самой смерти с небольшими поправками на старость, но вряд ли уже произойдёт в организме катаклизм, способный изменить её до неузнаваемости, как бывает с женщинами в промежутке между двадцатью и тридцатью годами. Цапкин говорил, что Думкиной он приходится отчимом. Оказалось, что была в биографии Андрея Михайловича и женитьба. Он рассказывал, что с ним случилась та самая настоящая любовь, определение которой никто не может дать, но все её жаждут, ищут и надеются на неё как на спасение; любовь, что сродни чуть ли не просветлению. По словам Андрея Михайловича, никакого просветления там нет, есть только невыносимое ощущение, что так продолжаться вечно не может, и оттого жизнь становится мучительной, что невозможно сохранить что-то по-настоящему важное, дарующее счастье. Такая любовь обычно сгорает в огне ревности, такая любовь превращает людей в безумцев и почти никогда не делает их по-настоящему счастливыми.

Цапкин считал, что ему повезло: большое, яркое чувство и не растрачено из-за непостоянства, присущего человеческой природе, не омрачено сомнениями и не испорчено временем, но расплатиться за это пришлось горем и слезами. Супруга Андрея Михайловича Татьяна Думкина погибла в автокатастрофе через два года после свадьбы. Фамилию Цапкина она так и не взяла, объясняя это тем, что смена фамилии – это смена судьбы, а на такой шаг она не готова. Цапкин, бывало, говорил мне, что вот взяла бы фамилию Андрея Михайловича и была бы жива сейчас. Марианна Думкина – дочь Татьяны Думкиной от первого брака. Когда погибла мать, Думкиной-младшей было шесть лет. Девочку забрала к себе жить в город С. на берегу моря бабушка, которая почему-то сомневалась в том, что Цапкин Андрей Михайлович может быть достойным отчимом, даже несмотря на то, что Цапкин безгранично любил девочку, словно родную дочь. И ещё сильнее стал любить после гибели жены, считая, что его Татьяна продолжает жить в Марианне. С тех пор Цапкин так и не женился, отдавая теперь предпочтение женщинам лёгким, не обязывающим и ценящим не столько Андрея Михайловича, сколько возможности, что он им предоставлял за время, проведённое с ним.

Конечно, Марианну Цапкин всячески баловал и не позволял забыть себя. Бабушка спустя несколько лет после гибели дочери полюбила Цапкина, убедившись в его серьёзности по отношению к Марианне. Думкина-младшая никогда ни в чём не нуждалась, но помимо финансовой помощи Цапкин принимал немалое участие и в воспитании Марианны, а та в свою очередь искренне любила Андрея Михайловича и называла отцом. Куда делся биологический отец Марианны Думкиной, история умалчивает.

В шестнадцать лет с Марианной приключилась жуткая история, вылившаяся в продолжительную болезнь. Её похитил, держал в подвале своего дома и две недели насиловал в особо извращённой форме недавно освободившийся из тюрьмы за подобное же выродок. Несмотря на то что насильник был схвачен, судим и получил срок, несмотря на то что заботами Андрея Михайловича перспективы отсидеть и выйти у него не было, несмотря на то что урода позже обнаружили повешенным с забитой в анус бутылкой из-под водки – всё это не вывело Марианну Думкину из глубочайшей клинической депрессии. Да и могло ли? Не всегда даже самая страшная месть приносит человеку покой, иногда месть должна остаться несовершённой, чтобы придавать смысл дальнейшей жизни. И тут на помощь Марианне пришла бабушка Анастасия Геннадьевна.

Во времена Советского Союза Анастасия Геннадьевна, имея докторскую степень по медицине и биологии, трудилась на благо родины в спецотделе КГБ, занимающемся синтезом и изучением психотропных веществ. Она была ответственна за демитилтриптозин и для более плотного изучения вопроса была командирована в Перу, где в традициях местных народов демитилтриптозин, или – упрощённо – ДМЗ, потреблялся в шаманских ритуалах как напиток аяуаска – отвар из лианы, с добавлением листьев растения чакруна, – который сами шаманы называли «лоза духов». Получающийся напиток содержал настолько убойную дозу демитилтриптозина, что шаманы не только общались с духами, но и постигали истинные смыслы человеческого существования и причины возникновения вселенной.

Проведя в Перу несколько лет и вернувшись обратно, Анастасия Геннадьевна Думкина синтезировала ДМЗ из обычной мимозы. Из той самой пресловутой мимозы, что все мы видим ранней весной в руках уличных торговок и мужчин в ботинках с квадратными мысами, в мятых брюках с лоснящейся мотнёй, в бесформенных куртках и, как правило, в кепках. Мужчины спешат домой, сжимая в кулаке несчастные цветы, и не подозревают, что кто-то где-то из этого неказистого букета может извлечь вещество, которое могло бы изменить всю жизнь этих мужчин, этих добрых, бесконечно любящих мужчин, и всю жизнь их уставших женщин с грустными, но прекрасными глазами.

То, что происходило дальше, больше похоже на байку, чем на реальную историю, но я рассказываю только то, что слышал сам, а поведал об этом мне Андрей Михайлович Цапкин и не доверять ему у меня нет основания.

После возращения из Перу Анастасия Геннадьевна уволилась из органов и вернулась из города М. в город С, где родилась. Цапкин рассказывал, что Анастасия Геннадьевна устроила в подвале своего дома лабораторию по синтезу демитилтриптозина. Зачем ей это было нужно – неясно: она не пыталась заработать денег на продаже, наверное, всё было организовано для личного потребления.

Когда с Марианной Думкиной случилась беда и врачи никак не могли вывести её из депрессии, после того как она несколько раз пыталась уйти из жизни, но все попытки оказались неудачными, она замолчала и не произнесла ни одного слова за три года. Марианна не выходила из дома, при виде незнакомых людей впадала в истерику, и Цапкин уже собирался класть её в психиатрическую больницу, но Анастасия Геннадьевна начала давать ей ДМЗ. Я не знаю эффекта от приёма этого вещества, никогда не пробовал, не собираюсь и вам не советую, но с Думкиной-младшей произошли совершенно чудесные изменения. Уже после третьего приёма она стала выходить и подолгу гулять по городу. После четвёртого – заговорила, а после пятого – окончательно поправилась. Да не просто поправилась, а стала совершенно другим человеком. Сначала Марианна ударилась в йогу, затем в практики холотропного дыхания. Спустя год Марианна уехала в Индию, и до Андрея Михайловича частенько доходили слухи о некой русской девушке в штате Гоа в Индии, к которой, словно к истинному гуру, многие мечтают попасть. Марианна Думкина даже внешне изменилась. Из бледной, худой, болезненной девушки получилась сильная, напитанная знанием и каким-то лучащимся из неё здоровьем женщина.

После Индии Марианна Думкина переехала в город М., где открыла школу йоги, ретритный центр и организовала в нём несколько групп, в которых обучала холотропному дыханию. Через год умерла Анастасия Геннадьевна. Цапкин боялся, что Думкина снова впадёт в депрессию, но Марианна на удивление легко пережила смерть бабушки.

Когда я в первый раз познакомился с Марианной, не скрою, я был поражён её красотой и энергией, которой было пропитано каждое её движение, каждое слово. Я был заворожён её улыбкой, да что там, я был влюблён, но это была настолько странная для меня любовь, что иногда я сомневался, что слово «любовь» уместно в этом случае. Любовь – это, прежде всего, жажда обладания, если мы не говорим о любви матери к ребёнку, так вот, я не хотел ею обладать, более того, боялся вообще чего-либо, что могло бы нас связать, и уж тем более не хотел бы жить с ней. Это была простая, но необъяснимая любовь к существующему в этом мире человеку, независимо от того, рядом он или нет.

Конечно, я искал встречи с ней и ждал, когда она навестит Цапкина, но зачастую, когда её визиты откладывались, даже радовался. Радовался, что она снова – всего лишь образ, который можно и нужно любить на расстоянии. «Держи дистанцию, – говорил я себе в такие моменты, – это правильно». И вот Марианна Думкина снова остановилась у Андрея Михайловича Цапкина.

В тот вечер Цапкин традиционно запалил мангал. Количество мяса, приготовленного для шашлыка, намекало, что гостей будет много. Цапкин наполнил ванну во дворе тёплой водой, улёгся в неё в семейных трусах, усыпанных жёлтыми смайлами, и время от времени просил меня подкидывать под ванну угли из мангала. Марианна Думкина сидела неподалёку под яблоней в позе лотоса, заткнув уши наушниками.

Кроме меня, Думкиной и Цапкина во дворе было ещё двое мужчин. Что-то мне подсказывало, что военных. Наверное, то, что, несмотря на тёплую погоду и неформальную обстановку, оба были в костюмах. Не при галстуках, конечно, и под пиджаками футболки, а не рубашки, но тем не менее. Тот, что постарше – лет шестидесяти, судя по выбеленной сединой голове, – держался с достоинством, каким отличаются мужчины, всю жизнь посвятившие военной службе. Насаживая мясо на шампур, он короткими рублеными фразами отдавал команды второму, который явно был младше, как возрастом, так и званием. «Налей водочки. Так, и мне. Лук, лук из маринада подцепи. Нормальное колечко возьми, потвёрже. Всё учить надо. Пей. Закусывай. Так. Мне налей. Вилку, лук. Так, давай». Я решил, что старший минимум в звании генерала. Мне показалось занятным, что водку военный наливал генералу из фляжечки с двуглавым орлом, которую аккуратно доставал из внутреннего кармана пиджака и так же аккуратно убирал обратно. Видно было, что фляжка явно куплена не в военторге и, похоже, искусно выполнена из серебра, ну а орёл, как полагается, – золотой.

Когда дрова в мангале прогорели, господа военные поставили мясо жариться, Думкина закончила медитацию, или чем она там под яблоней занималась, и принесла из дома несколько бутылок вина. Солнце скрылось за горизонт, но ещё подсвечивало самую его кромку у земли. Это был один из прекрасных летних вечеров в городе М., когда никуда не хочется спешить, когда хочется, чтобы он подольше не заканчивался, когда время словно остановилось, а скорее – вообще никогда не существовало.

– Кстати, – начал Цапкин, обращаясь ко мне, – а господа офицеры про твою честь, стало быть.

У Андрея Михайловича была странная особенность речи – при любом удобном случае говорить «стало быть».

– Хорошо, – сказал я, с удовольствием отметив про себя свою догадливость по поводу рода деятельности гостей Цапкина. – Чем могу быть полезен?

– Стандартное предложение для начала, ну, ты понимаешь.

– Понимаю.

– Стало быть, договорились, – Цапкин откупорил бутылку вина и отхлебнул из горла, не вылезая из ванной.

Тот, про кого я думал, что он генерал, смотрел на меня неодобрительно. Я подумал, что это из-за сомнительности услуг, которые я предлагаю. Тем страннее мне казалось то, что он решил за ними ко мне обратиться.

– А чем вызван интерес, если не секрет? – спросил я так, чтобы вопрос казался заданным сразу всем.

– Скучно, – ответил генерал и повертел шампуры с мясом над углями. – Хочется какого-то развлечения.

– Разве сейчас в армии может быть скучно? – вмешалась в разговор Думкина и стала греть руки над мангалом, хотя вечер был чрезвычайно тёплым.

– Скучно не всегда оттого, что ничего не происходит, иногда становится скучно от однообразия происходящего, да, Дим? – генерал словно проигнорировал Думкину, превратив ответ на вопрос в обращение к своему сослуживцу, и, не дав тому ответить, продолжил: – Вот Дмитрий у нас боевой лётчик, например, недавно вернулся из Сирии. Спросите, не скучно ли ему там было?

– И как там, Дмитрий? – спросила Думкина.

– Скучно. Подъем, завтрак, полетели. Или не полетели. Тогда вообще скучно.

– Вы так запросто об этом говорите. – Мне показалось, что Думкина сердится.

– А как об этом говорить? – вмешался генерал.

– Я не знаю, как об этом должен говорить человек, который каждый день сбрасывает бомбы на живых людей, но, мне кажется, не вот так вот.

– А как? С придыханием?

– То есть вы нормально себя чувствуете, убивая людей? – Марианна явно набирала обороты.

– Да люди ли это? – Генерал немного успокоился и вернулся к переворачиванию шашлыка.

Цапкин с живым интересом наблюдал за происходящим, не вылезая из ванной и время от времени прикладываясь к бутылке.

– Все люди, – Думкина сказала это тихо, и мне показалось, что она загрустила.

– Это долг, моя дорогая, да, Дим? – ответил генерал.

– Да, долг и приказ, – согласился тот. – А люди или нет, я не знаю, наверное, люди, раз у них руки и ноги есть. Но я людей не вижу. Максимум – разбегающиеся в разные стороны силуэты. А зачастую так и никаких силуэтов. Я могу даже не знать, что там люди. Есть только координаты цели. А над облаками всё, что под ними, почему-то кажется несущественным.

– Вы патриот, Дмитрий, да? Слова-то какие: долг, приказ.

– И облака, Марианна, ещё облака. Разве можно быть военнослужащим и не быть патриотом? – спросил Дмитрий.

– Ну что, как там мясо? Готово, стало быть? – перебил Цапкин, выбираясь из ванной. – Тогда я за более подходящим напитком, – сказал он и ушёл в дом.

Через пару минут Андрей Михайлович вернулся с двумя бутылками водки «Белуга» и подносом со стопками. Бутылки и стопки, хранившиеся, видимо, в морозилке, тут же покрылись инеем. Мясо источало такой аромат, что я сглотнул слюну в предвкушении.

Под водку и шашлык Думкина продолжила спорить с военными. Я бы не сказал, что в этом споре были негативные нотки, но явно господа офицеры и Марианна Думкина оказались по разные стороны баррикад. Я перестал вникать в суть разговора, полагая, что темы патриотизма, религии и политики самые неблагодарные: в них невозможно достичь единства, здесь нельзя ни о чём договориться, можно только остановиться и прекратить разговор. А Думкиной, как мне показалось, этот разговор доставляет удовольствие. Отдадим должное господам офицерам, особо они не напирали, но и не сказать, что в речах их было снисхождение, скорее искреннее уважение. Я любовался Марианной, ухватывая только обрывки фраз, – Думкина занимала всё мое сознание. Я, если честно, несколько раз представил такое, что самому стало стыдно. Скажу только, что в фантазии этой присутствовали мы с Марианной под той яблоней, где немного раньше она сидела.

Когда мясо было съедено, водка допита и пришло время расходиться, Цапкин взял меня под локоть и отвёл в сторонку:

– Организуешь моим друзьям, стало быть? – спросил он.

– Конечно, без проблем, – ответил я.

– Только пусть всё будет в лучшем виде, как для себя прошу.

Мне показалось странным такое уточнение от Андрея Михайловича, раньше он никогда не сомневался в качестве моих услуг. Я ещё раз сказал, что всё будет хорошо, и уже собирался уходить, когда к нам подошла Марианна. Цапкин вернулся к военным, оставив нас вдвоём. Когда Цапкин ушёл, Думкина немного растерялась, словно не понимая, зачем она подошла и что делать сейчас, когда Цапкин оставил нас наедине.

Между нами возникла та неловкая пауза, что бывает между мужчиной и женщиной, когда оба понимают, о чём пауза, но не понимают, зачем она и чем её заполнить. Я в этот момент подумал, что такие паузы можно заполнить только самим собой. Наверное, желание заполнить хоть чем-то любую продолжительную паузу от того, что не хочется проваливаться в самого себя слишком глубоко. Особенно, когда рядом стоит кто-то ещё, кто так же пытается не провалиться в себя и повиснуть в пустоте. И становится страшно от этой пустоты, мучительно и горько, но в то же время и сладко, потому что длится она всего лишь мгновение. Кто-то обязательно улыбнётся, моргнёт, кашлянет и наполнит пустоту движениями и мыслями. Пустота исчезнет, но останется странное ощущение, что оба всё поняли. А на самом деле поняли? В общем, в таких случаях кто-нибудь обязательно ляпнет глупость.

– Хороший был вечер, правда? – спросила меня Марианна.

– Да, вечер замечательный, – согласился я.