Чистилище

– Что это было?..

– Роберт Плант: «Дьявол, твоё царствие падёт». Довольно известная песня… Саундтрек из сериала «Босс». Смотрел?

– Нет, не смотрел. А про что там поётся?

– Ну что-то вроде:

 

Я слышу голос Иисуса, он сказал:

«Дьявол, твоё царствие падёт».

Я слышу голос Иисуса, он сказал:

«Дьявол, твоё царствие падёт…»

 

– И так снова и снова… Одна из тех песен, что без конца и без начала… В Англии и в Америке её часто используют как молитву. А ты что, не понимаешь по-английски?

– Нет.

– Совсем?

– Почти…

– Вот так новость! – Махаллат улыбнулась. – Столько знакомы, а я и не знала. А как же тебя на работу приняли?

Оливий вспомнил, как именно происходил его приём на работу. В мельчайших подробностях. Особенно вспоминалась наколка на спине Лилит. Наколка в виде башни… той самой башни.

А ещё он бесконечно крутил в мозгу то, что, скорее всего, происходило десять лет назад на шестьдесят восьмом этаже, когда ту наколку увидели Фурфур и Пихтион. То было словно наваждение…

– Андрюш! Где ты? – спросила Махаллат, видя, что собеседник мыслями где-то далеко.

– Не важно, – отмахнулся Оливий.

Кафешка, в которой они любили сидеть, располагалась под торговым центром «Афимолл». Место считалась неофициальным географическим центром «Москва-Сити», пересечением подземных дорог и тоннелей. Место не для праздных зевак и туристов, только для своих – «мордоровских». Точного названия кафешки никто толком не знал. Местные называли «Чистилище». Наверное, оттого, что располагалось оно глубже всех остальных и часто именно в нём решались серьёзные вопросы, находящиеся по ту сторону бизнеса, по ту сторону добра и зла. Так случилось и на сей раз…

– Чего хмурые, словно в «Чистилище»? – пошутил-приветствовал Рене Ронове.

Он бухнулся за столик, где сидели Махаллат с Оливием, и водрузил на стол бутылку розового вина.

– «Шато-Ронове-Эгаль»! Лучшее вино Прованса в номинации «Божоле года»! Прошу любить и жаловать! – отрапортовал он.

– Ты, наконец, победил?

– Да!

– Поздравляем! Поздравляем!

– Спасибо! Спасибо!

Откуда ни возьмись возле столика возник хозяин кафе.

– Вы знаете правила: своё спиртное нельзя, – напомнил он.

– Дарю этому прекрасному заведению ящик лучшего французского божоле «Эгаль»! – отчеканил Ронове.

– Другое дело, – улыбнулся хозяин.

– Отметишь с нами?

– Мне работать, но немножко пригублю, – ответил хозяин кафе, уже вовсю орудуя штопором.

Через мгновенье над столом летели восхищённые реплики:

– Озорное!

– Игривое!

– Лучистое!

– Неподражаемое!

– Лучшее божоле, что я пробовал в жизни!

Как только хозяин кафе удалился, Оливий спросил у Ронове:

– Почему «Эгаль»?

– Что?

– Я про название. С «Шато-Ронове» всё понятно. А что такое «Эгаль»?

Махаллат улыбнулась и ответила вместо Рене:

– Во французском ты тоже, как вижу, силен. Эгаль переводится, как «всё равно» или «не важно». Есть такая известная песенка Аманды Лир. Певица долго жила в Провансе. Думаю, раз божоле из Прованса, то и название как-то с ней связано.

Ронове пришёл в восторг.

– В точку! Вино в честь той самой песни!

– Что за песнь такая? – пробурчал Оливий и вынул из кармана смартфон, чтобы погуглить. Однако не понадобилось.

Махаллат вдруг тихонько запела на отличном французском:

 

Toi, tu m'as menti

Ça m'est égal, ça m'est égal

Tu veux gâcher ma vie

Ça m'est égal, ça m'est égal

Tu as brisé mon cœur

Tu me racontes trop d'histoires

Tu fais mon désespoir

Tu peux partir, ça m'est égal

 

Когда она закончила, Ронове и Оливий сидели с вытаращенными от удивления глазами. Девушка подумала, что они ждут перевода, и перевела:

Ты лгал, но мне безразлично, мне всё равно,

Ты испортил мне жизнь, мне безразлично, мне всё равно,

Ты хочешь уйти, мне безразлично, мне всё равно…

– Очередная песня без начала и конца, – весело подметил Оливий.

– Твой французский совсем без акцента, – ещё веселей сказал Ронове.

– Пару лет жила во Франции, училась в Сорбонне, – пояснила Махаллат. – А вообще склонность к языкам с детства. Сейчас, конечно, многое подзабыла, но всё ещё неплохо владею французским, испанским, итальянским, португальским. Чуть хуже немецким и английским.

Если для Ронове неосведомлённость была простительна, то Оливий был удивлён по-настоящему.

– Ты никогда не говорила, – смущённо сказал тот.

– А ты никогда не спрашивал, – усмехнулась Махаллат. – Я уже рассказывала как-то про результаты исследований, где написано, что мужчины зациклены на себе. Про женщин их по большому счёту интересует лишь одно – количество её партнёров…

Не успела Махаллат договорить, как в голове Оливия вновь вспыхнули навязчивые фантазии. То купающаяся в незастывшем бетоне троица Фурфур – Лилит – Пихтион. То Махаллат с Маммоном на столе в кабинете начальника.

«Интересно, Ронове тоже видел наколку на спине Лилит? – думал в тот момент Оливий. – И почему он так любезен с Махаллат?»

– Андрей!.. Ау!.. Ау!..

Слова девушки вырвали Оливия из транса ревности. Он очнулся, осмотрелся и понял, что сжимает в руке столовый нож. Сжимает так, словно собирается его использовать.

– Ну и взгляд у тебя сейчас был! – произнёс Ронове. – Как у настоящего демона!

Оливий положил нож на стол и отдышался.

– Бывает иногда, – сказал он. – Мне пить нельзя. Наследственное врубается. Родители алкаши. Померли в психушке. Так что, если чудить начну, не удивляйтесь, не пугайтесь, сразу останавливайте.

– День открытий и откровений, – усмехнулся Ронове. – Похоже, мы становимся настоящей бандой.

Было заметно, что Ронове готовится произнести нечто важное, и он, наконец, сказал:

– Вообще-то я шел сюда не вино пить, а рассказать о том, что у нас очередные крупные неприятности. Сразу несколько банков отказались нас кредитовать…

Рене махнул содержимое фужера в рот.

– Первая тройка вообще заявила, что собирается требовать досрочного погашения взятых ранее кредитов в связи с возможными рисками.

– А мы что, сильно закредитованы? – спросил Оливий.

– Примерно сорок ярдов…

Оливий присвистнул.

– Все крупные компании так живут, – пояснил Ронове. – У всех кредитов выше крыши! Иначе на что строить, на что развиваться? Но не всех вот так вмиг обламывают с кредитными линиями. Речь даже не про «Вертикаль». Речь про бизнес в целом. Скоро замрут все стройки, все проекты…

– А если обратиться в другие банки? – предложил Оливий.

Ронове воздел руки к небу, точнее, к потолку.

– В какие другие? Они все здесь, прямо над нами. В башнях головные офисы всех крупнейших банков страны. Вся финансовая мощь России здесь, у нас.

– И все долги России тоже здесь, у нас! – усмехнулась Махаллат.

– Да уж, – кивнул Ронове. – Если б народ знал, где именно голова финансовой гидры: всех их ипотек, кредитов, штрафов, процентов…

Троица вдруг ненадолго замерла. Над столом пролетела какая-то искра. Пролетела и погасла.

– Видели? – спросила Махаллат.

– Кажется, да, – ответил Оливий.

– Я вроде тоже, – кивнул Ронове.

Осмотревшись, они обнаружили в углу дымящийся кальян и успокоились. Искра, кажется, оттуда.

– Первую десятку банков я уже оббежал, – продолжил рассказ Ронове. – Нас везде вежливо послали. Теперь и остальные последуют примеру. В кулуарах говорят о какой-то директиве из Центробанка и Минфина. Нашим юрлицам поставлена чёрная метка.

– Чтоб алчные ростовщики отказались от такого клиента, как Ад? – удивилась Махаллат. – Похоже, это тот самый сюрприз, про который нам пел Ариэль.

– Плохо пел, кстати, – улыбнулся Ронове. – Твоё пение в сто раз круче.

– Спасибо, – улыбнулась Махаллат.

Оливий чуть было вновь не схватился за нож.

– Но как такое вообще возможно?

– Правительство сменилось. Наши лоббисты слетели со своих должностей, в том числе и в Минфине. Думаю, цепная реакция распространится и на другие ведомства. Нас будут дожимать, пока не подпишем документы.

– А если и потом не остановятся? – предположила Махаллат.

Ронове замер в раздумьях, глядя куда-то на дно бутылки с вином.

– Тогда разбежимся кто куда. У меня есть винодельня и дом в Провансе. Тот самый дом, кстати, где жила певица Аманда Лир. Буду продавать вино, водить экскурсии…

– Так её дом вроде б сгорел вместе с мужем, – осторожно напомнила Махаллат.

– Мои французские родственники его восстановили. Дом, конечно же, а не мужа. Приобрели в виде пепелища за бесценок. Лет за пять отстроили заново. Однажды туда нагрянула сама Аманда Лир. Сказала, что видеть дом снова для нее и счастье и пытка одновременно. Расписалась на стене, подарила раритетную сорокопятку с синглом «Эгаль» и укатила в Париж.

Махаллат повертела бутылку, словно пытаясь высмотреть в ней тень знаменитой певицы.

– А у меня вот из всего имущества только «мерседес», – девушка положила свою руку на руку Ронове. – За который я ещё так и не отблагодарила…

Ронове в ответ осторожно улыбнулся. Видимо, вспомнил нож в руке Оливия.

Тот тоже не дремал.

– Награду винодела, как с «мерседесом», провернул? – резанул острее ножа Оливий.

Ронове спал с лица. Махаллат одёрнула руку.

– Андрей, как ты можешь?

– Потомственному алкоголику всё можно! – рубанул вдруг в ответ Ронове.

Глаза мужчин налились, словно гребни петухов перед боем. Казалось, рукопашной не избежать. Но тут вдруг откуда ни возьмись возник Молох.

Он водрузил свои огромные ручищи бойцовским петухам на плечи и произнёс:

– Вижу, я вовремя. Из-за чего сыр-бор?

– Вино обсуждаем! – буркнул Ронове.

– Букет слишком резкий! – поддержал Оливий.

Молох бросил взгляд на взбудораженную Махаллат, всё понял и неожиданно для всех произнёс следующее:

– Согласен на все сто. Букет действительно резкий. Иногда даже слишком резкий. А ещё дьявольски красивый. Сравнится с ним может разве что другой букет. Тот, что сейчас на совещании с Маммоном и юристами.

Странное наблюдение-заявление вмиг умерило бойцовский пыл.

– Что, не ожидали подобных метафор? – Молох улыбнулся. – Думали, я только кости умею ломать да чиновников с крыш сбрасывать? Это, кстати, был тонкий комплимент в сторону Маши, нашей дорогой Махаллат. Мне она давно нравится…

– Комплимент очень тонкий, – саркастически восхитился Оливий. – А кто ж второй букет?

– Ясно кто – Лолита, наша дорогая Лилит. Я таких, как Лилит с Махаллат, никогда не видел. А уж всякого повидал. Было дело, вышибалой работал в модном ночном клубе. Каких там только девиц ни встречал: белых, чёрных, коричневых, аристократок, интеллектуалок, хабалок, деревенщин, в общем, разных… Но вот таких, как они, точно нет! Сущие дьяволицы – в хорошем смысле слова.

– Вот спасибо! – заулыбалась Махаллат, радуясь неожиданному росту числа поклонников. – Может, выпьем за это?

Остатки вина в бутылке быстро улетучились.

– А что, в ночные клубы действительно ходят аристократки? – спросила Махаллат, чтобы окончательно разрядить обстановку.

– Полно! Клубы у них вроде чистилищ. Типа, как у нас с вами вот эта забегаловка, – сказал Молох, повертев головой в поисках вывески кафе. – Всё время забываю, как она взаправду называется. Ну да шут с ней. Примерно в таком же чистилище я с женой своей познакомился. Она у меня, между прочим, из рода княжеского, из декабристов, из Трубецких. Махровая аристократка!

Слушатели чуть закаменели.

– Молох и аристократка, сюжет этой песни… – вдруг нараспев произнёс Молох. – Понимаю, верится с трудом. Мне самому иногда не верится.

Но что-то она во мне нашла. Сексуальный я, наверно…

Все улыбнулись. Молох внешне напоминал гориллу. Но кто ж их поймёт, этих аристократок.

– Кстати, вы знаете, что существуют четыре правила, которые отличают аристократов от всех остальных людей? – спросил вдруг Молох.

Слушатели покачали головами.

Тогда Молох поднял вверх указательный палец и с выражением продекламировал:

Первое: аристократы не торгуются.

Второе: аристократы верят.

Третье: аристократы уважают низшие сословия.

Четвёртое: аристократы достойно пьют.

Все вдруг перестали улыбаться, задумались.

Молох продолжил:

– Я подпадаю под третье правило: «уважают низшие сословия». Только вот за что меня уважать? Родился в самом бандитском районе Челябинска. Кем ещё мог вырасти, кроме бандита? Отслужил в армии в горячих точках, горячее которых не сыскать. Приехал искать лучшей доли в Москву. Сразу попал в Солнцевскую ОПГ. Однажды чуть не загремел на тюремные нары, но Маммон помог, отмазал. На работу в ночной клуб устроил. Там и встретил её – свою аристократку. Удивительно, но она и все её родственники как-то сразу меня приняли. И за то время, что живём вместе, ни разу не упрекнули, не постеснялись, не попытались переделать, не заставили испытать неловкость.

Молох тяжело вздохнул.

– Не скажу, что я счастлив от этого. Наоборот, иногда хоть вешайся. Постоянно кажется, что где-то тайно, за спиной они смеются надо мной, издеваются. Я даже прослушку несколько раз ставил. Ничего! Ни разу плохого слова не сказали! Будто чувствуют, что за ними следят. А знаете, как с ними больно на рынок ходить? Им же там всё втридорога продают, обманывают, просроченный товар втюхивают. А те в ответ улыбаются и благодарят. Я несколько раз скандал закатывал. Жизни пытался учить. А им что об стенку горох. «Надо верить», – говорят. Представляете: «Надо верить!»

Молох снова вздохнул.

– А я вот не понял насчёт «достойно пьют», – признался Оливий. – Не пьянеют, что ли?

– Я тоже в это правило не врубаюсь, – Молох пожал плечами. – Мои-то совсем не пьющие.

Он бросил унылый взор на опустевшую бутылку с лучшим эльзасским божоле и крикнул:

– Водки нам… пожалуйста!

Затем он присел за столик и, чуть наклонившись, заговорщицки прошептал:

– Не представляете, сколько раз хотелось их всех поколотить и даже замочить! Только работа и спасает. Приходишь в башни, а тут менеджеры, сжирающие друг друга заживо, заговоры, скандалы, банкротства, корпоративные разборки. Джунгли! Настоящая жизнь! Такая, как есть!

Молох нагнулся ниже и прошептал ещё тише:

– Я вообще человек воцерковленный, молитвы знаю, службы посещаю. Но мне всё равно иногда те жмурики, которых мы с башни сбросили, в снах являются. Ругаются, угрожают. Я уже столько денег отнёс в Храм Христа Спасителя, он тут неподалеку, а эффекта ноль. Вроде бы самый главный храм – должно помогать. Нет, не помогает! А у вас как? Видятся вам те жмурики?

Выбранная тема слегка обескуражила. Никто уже давно не задавал друг другу подобных вопросов. Все свыклись с мыслью, что те чиновники заслужили подобную участь. Взяточники и коррупционеры стояли на пути проекта «Вертикаль», мешали преднамеренно, а значит, приговорили себя сами. Сбрасывание с «крыши мира» превратилось в культ, обряд, ритуал, священное жертвоприношение. И если первый случай произошёл почти случайно, то второй и третий были отрепетированы и осуществлены с особым расчётом и цинизмом. То были клятвы кровью…

– Я даже не помню их лиц и фамилий, – признался Ронове.

– Я помню, но сплю спокойно, они заслужили, – сказал Оливий.

– А я помню только, что у последнего изо рта воняло, словно из преисподней, – произнесла Махаллат. – Он всё время пытался засунуть мне в рот свой противный язык. Иногда аж тошнило…

Оливий автоматически схватил нож.

– Вы целовались?..

Глаза Махаллат сузились то ли как у кошки, то ли как у змеи.

– Прекрати, – приказала она тихо-тихо. Оливий тут же положил нож и прекратил.

– Хорошенькая у нас подобралась компания! – резюмировал результаты копаний в совести Молох. – А вообще я сюда шёл не за тем, чтобы душу изливать. Психоанализ как-то случайно врубился. Я пришёл узнать, что мы будем делать дальше? Проглотим плюху от Ариэля и его райской банды или предпримем что-то в ответ?

– А что с их оружием? – спросил Ронове. – Они ж явились в башни вооружённые! Это что, сойдёт им с рук?

Молох грустно улыбнулся и ответил:

– Мы, конечно же, вызвали полицию. Те приехали прямо в разгар их долбаного семинара. Всё обыскали. Но никакого оружия не нашли. При них имелись только муляжи нагана и двух маузеров, сделанные из папье-маше.

– Они из того папье-маше стреляли! – возмутился Ронове. – Какого чёрта?

– Я в оружии хорошо разбираюсь. Точно знаю: к нам они пришли с боевыми пистолетами. Но по пути на сорок третий этаж успели подменить их на муляжи.

– А как они проникли с оружием в здание? – спросил Ронове.

– Пока неясно.

– Здорово! – усмехнулся Ронове. – Ну а камеры? У нас же камеры повсюду, в том числе и в переговорной, где они размахивали этим своим «оружием революции»?

– Камеры не работали…

Все переглянулись и хотели высказать очевидную мысль о предательстве, но их опередили.

– Похоже, в наших рядах предатель! – раздались два голоса одновременно.

Это к столику подошли Фурфур с Пихтионом.

– Вы так тихо шепчетесь – на весь «Мордор» слышно, – улыбаясь, сказал Пихтион. – Что пьёте?

– Вино, которое кончилось, и водку, которую всё никак не принесут…

– Тогда мы, как обычно, всех спасём, – заявил Фурфур, доставая из своего фирменного портфеля фирменный же коньяк.

– Аристократы достойно пьют! – усмехнулся Оливий.

– Что?

– Да так… Только что спорили про аристократию. Про четыре правила, которые отличают аристократов от остальных людей.

– Про предательство что-нибудь было? – поинтересовался Пихтион.

– Ни слова…

– А зря! Предательство – верный спутник правящих классов, конкуренции и прогресса, – Фурфур разлил коньяк по имеющейся таре. – Чем выше забираешься, тем выше уровень предательства. В башнях с этим и так нормально, но та зловонная субстанция, в которую нас макнул носом Ариэль, просто высший сорт! Враг знал о нас буквально всё. Вплоть до спрятанных дробовиков и гитары в шкафу. Мы же про врага не знаем ничего. Три ряженых клоуна назвались посланцами Рая, покуражились и безнаказанно ушли. Причём не спрятались в страхе, не залегли на дно. Они просто спустились на несколько этажей вниз и сидели там на долбаном семинаре, ничего и никого не боясь. Что вообще происходит?

– Уверен, Маммон знает больше нас, – заявил Ронове. – Видели, как он разговаривал с Ариэлем насчёт того, кто возомнил себя Богом? Кажется, речь шла о конкретном человеке? Кто-нибудь знает, о ком?

Команда обменялась вопросительными взглядами.

– Мы надеялись, вы нам расскажете, – от лица старожилов стола сказал Молох. – Вы же у нас по части всяких там юрлиц, договоров и бенефициаров.

– Знаем не больше Гугла, – ответили Фурфур и Пихтион.

Фурфур вытащил из кармана какую-то бумажку и прочёл:

– РАЙ, Российская Ассоциация Инвесторов, создана тридцать лет назад. Основная деятельность: кредитование, финансы, биржи. Управляет крупными портфелями нефтяных и газовых компаний. Последние годы крен в сторону строительного бизнеса. Владеют несколькими архитектурными бюро, которыми спроектировано в общей сложности более ста объектов. Когда-то намеревались вкладывать деньги в строительство одной из башен «Москва-Сити», но посчитали инвестиции долго окупаемыми и отказалась. Бенефициары неизвестны.

– Статья из википедии. Ни о чём, – резюмировал Молох.

– А так оно и есть, – согласился Фурфур. – В их Ассоциации масса юрлиц, но истинных бенефициаров выявить не удалось. Слухи ходят самые разные, но вскрыть райские офшоры пока ни у кого не получалось. В своё время это пытались сделать Минфин, Центробанк, МВД и даже Международная Комиссия по ценным бумагам за сомнительные сделки на биржах. Но у всех случился облом.

– Бога не увидеть, в него нужно верить, – усмехнулся Оливий.

– Не богохульствуй! – то ли в шутку, то ли всерьёз произнёс Молох.

– А если подойти логистически? – предложила Махаллат. – Где-то же у них есть головной офис?

– Нигде, – усмехнулся Пихтион. – Есть сотни офисов ассоциативных членов, разбросанных по стране. Основная часть, конечно же, в Москве. Их около двухсот. Ещё сотня рассредоточена по России. И двадцать два офиса в крупных городах мира, где есть биржи. Председателя Ассоциации меняют каждый год. Ещё ни разу им не был один и тот же человек.

– А проследить финансовый след?

– Кто это сделает? Силовики? – спросил Пихтион. – Отец Лилит уволен. Ещё неизвестно, кто придёт ему на смену.

– А если наш следак? – предположил Молох.

– Какой следак?

– Ну тот, что ведёт расследование по делу о прыгунах? Он же вроде в большом авторитете…

– Таких, как он, не назначают, – твёрдо сказал Пихтион. – А если вдруг назначат, то нам крышка. Ясно ж, кем инициированы все эти отставки и новые назначения…

– Лес пойдём валить. Если что, я умею пилить дрова, – грустно пошутил Молох.

На шутку даже не среагировали.

– Так от кого же всё-таки прилетел Ариэль? – спросил Оливий. – От кого он всё узнал? Про отставку правительства, про увольнение отца Лилит, даже про наши будущие проблемы с банками. Кто он, этот Бог? Как его имя?

– Плотников Павел Львович, – раздался вдруг за спинами голос Маммона.

От неожиданности кто-то опрокинул фужер.

– Да что ж вы все сегодня так подкрадываетесь, – вытирая салфеткой коньяк со стола, произнёс Ронове.

– А вы чего разорались на весь «Мордор»? – смеясь произнёс Маммон. – Тоже мне конспираторы. Нашли, вообще, где собраться на тайную вечерю. В самом эпицентре слухов и сплетен. А еще потом удивляемся, откуда враги обо всём знают.

– Про это место как раз никто и не подумает, – заявил Ронове. Именно он был инициатором встречи в «Чистилище».

– Так кто же такой этот Плотников? – спросил Оливий, копаясь в смартфоне. – Интернет выдаёт то актёров, то программистов, то архитекторов…

Из-за спины Маммона вдруг вынырнула Лилит: – Ищи среди архитекторов.

Лилит осмотрела стол:

– Что пьёте?

– Водку и коньяк…

– Мне сами знаете, что… – сказала она, вмиг увидев перед собой фужер с коньяком.

– Звонил отец. Его вышвырнули в отставку, – произнесла она, осушив содержимое. – Но вы, так поняла, уже в курсе.

Фурфур налил ещё, но Лилит поставила фужер на стол:

– Достаточно… Впереди важная встреча… Она обвела взглядом аудиторию и сказала:

– Хорошо, что все в сборе. Надо решить, покоримся ли мы «Судьбе»?

– Черта с два!..

– Ни за что!..

– Пошли они!..

– Не в таких передрягах бывали!..

– Вломим врагу по самые…

Лилит загадочно улыбнулась:

– Тогда, думаю, всем пора узнать про «Судьбу».