До города Суни добрался почти без приключений. Тугая повязка на ноге да костыль из подручных материалов немного облегчили боль, а сброшенная по дороге броня больше не тяготила и не мешала ходьбе. Несколько раз он присаживался на придорожные валуны и поваленные стволы деревьев, пил дождевую воду, скопившуюся в неровностях камней, а затем вновь вставал и упрямо двигался вперед.
К концу путешествия начали саднить и жечь раны, оставленные когтями драгура. Видимо, тварь была ядовита, длинные острые порезы на груди, лице и шее наемника жгло, раны болели все сильнее. Один раз Суни даже прислонился к дереву, пытаясь собрать волю в кулак и не закричать.
Такой желанный городской частокол из грубо отесанных бревен показался на горизонте ближе к вечеру, когда усталый и измотанный дорогой воин уже отчаялся добраться до поселения засветло. Ворота приграничного городка были уже закрыты, и часовые на вышках разжигали в больших чашах смолу, но у дверей в воротах все еще стоял отряд воинов, придирчиво осматривая каждого пожелавшего проникнуть в город. О том, чтобы перемахнуть частокол, не могло идти и речи. Высоченные бревна в три человеческих роста вышиной были обтесаны сверху, и лазутчик рисковал распороть себе живот, даже если он каким-то чудом мог забраться по скользкой древесине на такую высоту.
Если бы он все же попытался, то почти наверняка был бы замечен отрядами лучников, и нашпигованный стрелами, упал замертво вниз. Падал бы он, конечно, еще живой, но ударился бы о землю уже мертвым. Оставался единственный выход – идти к воротам. В последний раз осмотрев себя с головы до ног, Суни с сожалением расстался с последним оружием, что приберег на крайний случай, – ножом, спрятанным за голенищем сапога, а затем, выйдя на проторенную дорогу, захромал прямо к воротам.
– Стой, кто идет? – тетивы луков скрипнули, и трое из стоявших у ворот направили свое оружие в сторону ковыляющего к ним Суни.
– Помогите! – наемник попытался сделать так, чтобы его голос прозвучал как можно более жалостливо и слабо, но притворяться ему не пришлось. В ушах стоял звон, круги в глазах от постоянной боли, терзающей раны, заслоняли горизонт, к тому же он настолько устал, что еле стоял на ногах.
Не дойдя до настороженных воинов десятка метров, наемник поскользнулся в луже и, рухнув как подкошенный, приложился головой о камень.
– Помер, – кряжистый низкий стражник с длинными густыми усами, заплетенными в косицы, отделился от наряда и, подойдя к лежащему на земле, бесцеремонно потыкал того древком алебарды. – А может, жив? Кат, посмотри.
Тот сплюнул на землю и, присев рядом с путником на корточки, попытался найти пульсирующую жилку на шее. Делал он это крайне неохотно и даже брезгливо, стараясь не испачкать льняную рубаху, торчащую из-под кольчуги.
– Да не поймешь его! – пожал плечами стражник. – То ли жив, то ли мертв.
– Так, может, доктора позвать?
– А что он нам ответит? Всякие разбойники на дороге валяются, а вы меня из-за них от честных граждан Приграничного отвлекаете?
– Да ладно тебе, Кат, может, это отставший от обоза купец? Рубаха на нем дорогая, сапоги добротные. Может, и документ с собой есть какой?
– Эх, нелегкая… – крякнув от натуги, стражник перевернул Суни и принялся обшаривать его карманы. Ловкие, приученные к обыску пальцы сноровисто пробежались по швам и поясу, и вскоре на широкой мозолистой ладони оказались те самые золотые кругляши с ребристым боком. – Старая королевская монета. – Брони Ката взметнулись вверх, и он прикусил монету. – Настоящая. – Губы вояки расплылись в довольной улыбке.
– Ладно, парни, – под завистливые взгляды более трусливых товарищей он отправил деньги в карман. – За вход и проживание этот парень уже заплатил, а мы не душегубы, чтобы вот так просто человека на земле в ночной час оставлять. Затаскивайте его в караулку и вызывайте доктора.
Чувствуя слабость и головокружение, Суни открыл глаза и уперся взглядом в дощатый потолок лачуги. Как он тут оказался и что здесь делает, он решительно не помнил, но сухая солома на топчане и свежие повязки, пропитанные отвратительно пахнущей мазью, говорили, что он добился своего. Трюк с потерпевшим нападение прошел успешно, пусть даже и без его участия. Наверное, добрые стражники сжалились при виде плачевного состояния путника и… Руки наемника прошлись по карманам, и, откинувшись на топчан, он печально усмехнулся. Золото, найденное рядом с телом драгура-мертвяка, пропало все, до последней монеты. Стража – оплот и поддержка маленького, затерянного в предвечных лесах городка – была ничуть не хуже, но и не лучше всех остальных и готова была обобрать кого угодно, будь то немая старуха или немощный путник, подвергшийся нападению разбойников.
Впрочем, известие о пропаже золота Суни не расстроило. Легко пришло, легко ушло. Своего он добился и сейчас имел крышу над головой, и добрый уход, вместо того чтобы попасть в грязный и холодный каменный мешок. Осмотревшись, Суни увидел, что находится в комнате не один. Топчанов там было как минимум четыре, все убранство комнаты целиком мешала увидеть деревянная ширма, выглядевшая в сером убранстве лечебницы инородным телом.
Ближайшее ложе было пусто, а вот через одно, тихо посапывая во сне, лежал другой пациент. Румяный розовощекий крепыш в добротной одежде и кожаных сапогах, свернувшись калачиком на жестких досках, мирно посапывал, распространяя запах молодецкого перегара. Рядом с ним стояла корзина, из которой доносился специфический запах снадобий и трав, сопровождавший любого не магического лекаря на всей территории Срединного королевства. Порой именно по такому запаху его и можно было узнать. Терпкий, чуть горьковатый, с тонкой примесью чего-то острого, он служил первым звоночком для входящего в трактир или гостиницу. Дзынь-дзынь! Доктор тут!
Сон, однако, у крепыша был на удивление чуткий, и как только Суни пошевелился, человек открыл глаза и мутным взглядом уставился на пациента.
– Живой, – как бы разочарованно заключил мужчина. – Столько мази на тебя извел, столько припарок. Думал, если не выживешь, с ума сойду. И угораздило же тебе с драгуром поцапаться!
– С драгуром? Да с чего ты взял, лекарь?
Суни еще не отошедший от снадобий, вяло покачал головой и с интересом уставился на собеседника.
– Что я, драгуровых шрамов не видел? Живем-то где? Предгорье. Частокол высоченный, не стража, а армия целая, даже свой маг имеется для решения особо спорных вопросов.
– И часто ты видишь такое?
Врач встал, охнув, поискал глазами воду, но то ли он был сражен зеленым змием раньше, чем успел позаботиться о себе, то ли ему просто не пришло в голову поставить себе на утро кружку студеной воды, и, кроме спирта да микстур, ничего жидкого в помещении не было.
– Нечасто. Еще реже после такого выживают, и уж совсем невероятно, когда очнувшийся после снадобий бедняга в своем уме. Ты вот как себя чувствуешь?
– Как бифштекс. – Суни поморщился и попытался сесть, но мгновенно был остановлен окриком лекаря.
– Куда, дурак! Лежи, кровь не будоражь! Столько яда из тебя вчера вышло, что диву дался. Давно ты с ним поцапался?
– С кем?
– С тварью, дурья твоя башка. Да ты не бойся, говори прямо. Мы же, врачи, как маги, все между мной и клиентом. Даром что не лекарь, но уж так карта легла. Ну, так что, давно?
– А сколько я тут лежу?
– Вчера тебя у ворот эти ухари нашли, стражники наши.
– А сейчас сколько?
– Да ближе к вечеру.
– Сутки… сутки почти минули.
Лекарь встал и, удивленно присвистнув, поплелся к выходу.
– Ну ты, парень, даешь. Нам бы больше таких людей, мигом бы нечисть из предгорья вывели да разбойничий сброд извели.
Суни пожал плечами и болезненно поморщился из-за начавшей саднить раны.
– Я сейчас, – скрипнув дверью, лекарь высунулся наружу. – Водицы попью и вернусь, и ты мне все расскажешь. Денег у тебя все равно нет, я проверял. Так хоть историей своей побалуешь.
Дождавшись, пока лекарь уберется прочь, Суни встал и поискал глазами сапоги. Благо обувь стояла рядом с топчаном, но вот рубахи и пояса видно не было. Также на глаза не попадалось ничего, что могло бы сойти за оружие. Ни ножа, ни топора, ни крепкой веревки, которой, накинув на шею неприятеля, можно было сломать горло. Хитрый доктор, а в напускной безмятежности лекаря наемник сразу засомневался, убрал из поля зрение любое колющее и режущие оружие, оставив без присмотра только корзину со снадобьями. Покачиваясь от слабости и держась руками за стену, воин побрел к позабытой корзине и, с трудом присев, начал копаться в содержимом. Результат был предсказуем. Ничего. Бедный сельский врач не имел возможности хранить микстуры и спирт в стеклянной посуде и емкости использовал обычные, вроде долбленой тыквы или дубленого желудка коровы.
– М-да, – печально вздохнул Суни и, выпрямившись, схватился за стену. Голова пошла кругом, в глазах заплясали цветные пятна, и содержимое желудка, готовое вырваться наружу, резко заявило о себе. – В таком состоянии не повоюешь.
За спиной Суни скрипнула дверь, и в проеме появилась довольная физиономия врача. В одной руке он сжимал глиняный кувшин с пивом, другой же бережно прижимал к груди жирную куриную ногу с чесноком, чей запах мгновенно распространился по комнате, вызвав у наемника новый приступ тошноты.
– А ты крепче, чем я думал. – Врач усмехнулся и вцепился крепкими зубами в прожаренное куриное мясо. – Оружие ищешь? Так ты не ищи. Мы же всяких из-за частокола приносим. Бывают и люди лихие, и честные торговцы, и воины вроде тебя.
– Я не воин, – покачал головой Суни, но получил только едкий хохот и фырканье лекаря.
– Кому ты голову морочишь? На теле живого места нет от шрамов. Не воин, так солдат, беглый. Следовательно, дезертир. Вот только мне на твою жизнь прошлую плевать с самого высокого крыльца. Я тебя подлатал, так рассказывай про драгура.
– Что? – удивился наемник. – И стражу звать не будешь?
– Не-а, – врач довольно затряс головой. – Чего ради? Ты сейчас так слаб, что любой ребенок в три счета уложит тебя на обе лопатки.
– Как зовут-то тебя?
– Лариус.
– А я Суни. Будем знакомы. – На удивление сильная сухая ладонь крепыша встретилась с ладонью наемника. – Все еще хочешь знать про драгура? – Новый кивок. – Ну, слушай, коли не противно. Да, ты прав, я не торговец. Наемник. Дела веду честно, за спинами товарищей не прячусь. Случилось нам с друзьями найти заказ на постоялом дворе в соседнем городе, что в глубине извечного леса. Вот только так случилось, что один из нашей компании приболел. Сидим мы в кабаке, думаем, где взять четвертого, и тут на сцене появляется он.
– Драгур? – Лариус отхлебнул из кувшина и протянул его наемнику.
– Может, и драгур, – с благодарностью приняв хмельной напиток, Суни с наслаждением припал к горлышку. – Тогда этого было не понять. Бледноват был, но ведь не южанин или степняк. Крепкий такой детина.
– А что дальше?
– Слушай. Слушай и не перебивай.
Рассказ Суни затянулся за полночь. За это время врач расчувствовался и притащил пациенту пару жареных куриных ног, а себе еще пару кувшинов пива и, устроившись на лежаке на манер степняков, скрестив ноги невероятным для нормального человека образом, восторженно слушал рассказ, поддакивая и делая удивленные глаза.
– …Вот так все и было, – закончил наемник, намеренно упустив из повествования личность нанимателя и сумму, что тот пообещал солдатам удачи за доставку свертка. – Тварь к нам подослали, а кто и как, понять не могу. Как справился с ней, тоже особо не помню. Все как будто в дурном сне. Выжил, как сам видишь, только на упорстве своем.
– А деньги?
Покопавшись в кармане, лекарь достал оттуда одну из мертвецких монет и подкинул ее на ладони.
– Это не мое, – покачал головой Суни, но врач только махнул рукой.
– Вчера тебя на последнем издыхании ко мне Кат с дружками притащил. Положил, помахал ручкой да попытался дать деру. Но я-то не простак, вижу, у кого деньги могут быть, а у кого их никогда не водилось. Поймал я этого гуляку за шиворот да потолковал с ним по-свойски. Ты уж извини, денежки мы твои поделили, но Кат – дурак, деревенщина неотесанная. Для него что старое королевское золото, что новое – все едино. Для меня же совсем другое дело. – Зажав монету между пальцев, Лариус поднес ее к теплящемуся язычку пламени вечной свечи. – Особая это монета. Золота честного, а печать королевская в этом виде использовалась лет тридцать-сорок назад, при покойном короле Матеуше. Я такие всего несколько раз видел. В глубоком детстве на ярмарке, когда мой покойный батюшка в добровольно-принудительном порядке отправил меня в подмастерья к врачу-травнику, и другой раз с месяца три назад, у одного гоблина.
– Иди ты! – всполошился Суни. – У гоблина? Но разве это не бабушкины сказки?
– Вот и я так думал, – расплылся доктор в хитрой улыбке, поднеся кувшин к губам с пивом. – Читал о народе предгорий, гордом и свирепом, но в ходе гражданской войны так изморившем себя, что сгинул полностью? И тут такая незадача. Гулял я по зимнему лесу в поисках одной сильнодействующей, но редкой травки, которую разве что по зиме и найдешь. Забрел далеко от Пограничного и наткнулся на охотничью сторожку. Ну, думаю, чего по ночи по лесу идти? Путь не близкий, да и стужа. Заночую-ка я на заимке, а с утра в путь. Ну, суть да дело, сижу в избушке, грею очаг да поправляюсь спиртом, и тут вваливается он. Сам здоровенный, будто королевский гвардеец, если не больше, широкий и зеленый, и смотрит так недобро… Сказать, что я тогда перепугался, значит ничего не сказать. С жизнью простился, всех родственников своих вспомнил, всем обидчикам мерзости их простил, и это буквально за то время, пока гоблин лук у входа ставил.
– А дальше?
– А там еще веселее. Поставил он лук, скинул шубу и сел, значит, передо мной в одном кожаном жилете. Смотрит и щурится, а глаза такие голодные-голодные.
– А дальше?
– Ну, налил, выпили. Потом еще по одной. После третьей оказалось, что зеленый не такой уж и плохой парень. Людей просто не любит… В конце концов, за что их жаловать? Выпили еще, познакомились. Его, значится, Урхом звали. А я возьми да скажи, что я врач. Вот он обрадовался, не описать. Чуть в пляс не пустился.
– Болен, что ли, был?
– Зеленый-то? Да нет, здоров как бык. Но его хозяин поручил ему коренья да травы собирать, а он же предгорный, в них ни бельмеса. Принесет что не то, хозяин осерчает да хворостиной по горбу. Так вот…
– А деньги эти, значит, от него?
– Да именно. У гоблина их полный кошель был. Приметные такие денежки. Он ими за мои услуги и расплачивался. Я ему лечебные гербарии, он мне звонкую монету. Монета вот только не простая. За такую печать недолго и в острог загреметь. Не жалуют ее у нас.
– Неужели гоблин натравил драгура? – ужаснулся от пришедшей в голову мысли Суни.
– А вот это вряд ли, – Лариус покачал головой и стал устраиваться на ночлег, на том же топчане, на котором встретил рассвет. – Урх парень простой, добросердечный. По сути, дите малое. Он и заклятий-то никаких не знал, а драгура сотворить лишь магу под силу, да и то не всякому.
– А хозяин его? – вспомнил наемник слова врача. – Ну, тот, что хворостиной… Может быть, он – маг?
– Может… – Лекарь сонным взглядом обвел комнату и окончательно упал на топчан, положив кулак под голову. – Я же не спрашивал. Мне платят, я делаю. Ну, я спать… Да и тебе советую. Утро вечера мудренее.
– Спи, спи. – Суни сел на свой топчан и почесал подбородок. – Мага нам еще на хвост не хватало. Сначала этот старикашка с поручением и деньгами, потом драгур, теперь вот сказочный гоблин. Еще его таинственный хозяин. Час от часу не легче. Слушай, брат лекарь, – Суни хлопнул себя по ноге и тут же сморщился от боли, потревожив рану под повязкой. – А может, ты меня с этим гоблином познакомишь? Мы же с ним как-никак воины, общий язык найдем.
– Может, и познакомлю, – сквозь сон прошамкал Лариус. – Только уж больно Урх нелюдим. Нашего брата не любит, а если и привечает, то только жареным.
– Но ты же до сих пор живой?! Или не так?
– Так, – врач сладко зевнул и закрыл глаза. – Я-то живой, но полезный. В травах разбираюсь.