Глава 18

Тридцать долгих лет он жил одной лишь мыслью о мести. Он лелеял ее где-то внутри себя, бережно прикрывая ладонями души еле теплящийся огонек раздора и ненависти, а когда понял, что вместо него в сердце бушует мощный лесной пожар, было уже поздно. После памятной битвы трех армий у стен Мраморного Чертога он почти умер, если бы не старания старого друга… Картина смерти Бари до скончания века, который он отмерил себе, будет стоять у него перед глазами.

Громыхнуло в небе, и яркие огненные стрелы, оставив уродливые и одновременно прекрасные отблески на угольно-черном небе, врезались в толпу красных плащей. Кто-то вскрикнул и, схватившись за лицо, рухнул на землю. Для других смерть приходила быстро, так же, как и для Виллуса, но лекарь Барт избрал другую участь. Час, почти час он плел заклинания, предназначенные для того, чтобы вырвать некроманта из лап его подруги-смерти, отражал атаки тяжелой пехоты, огромных рослых воинов, с ног до головы закованных в броню. Остро заточенные двуручные мечи вздымались как мельничные крылья, стремясь обрушиться на голову маленького суетливого мага. Все, что его могло спасти, – это скорость реакции и легкость движений. В отличие от королевских воинов, лекарь был закутан в свой обычный черный плащ с оранжевой каймой.

– Шире шаг, – надсаженно ревел кто-то из сержантов. Выставив вперед окровавленные мечи и громыхая щитами, закованные в панцири воины шли вперед, оставляя после себя груды изрубленных тел. Грохот копыт обрушился на магический строй с востока, и на правый фланг, на полном ходу, прикрываясь королевской пехотой, налетел авангард королевской конницы, втаптывая людей в землю. Умные, годами обучаемые боевые кони не жалели врагов, разбивая головы и ломая кости могучими копытами. Но и всадники в долгу не оставались и врезались в дрогнувшие ряды магов, как раскаленный нож в масло. Вскоре вытоптанная земля вокруг них с Бари стала красной, будто маковое поле.

Но где же лучники, стрелки Асколъда и Вулъфа? Был дан только один залп, а потом смертельный дождь затих. Может, они боялись попасть по своим, а может, решив, что дело сделано, просто убрались, предоставив заканчивать работу пехоте?

Вцепившись в скользкую от грязи и крови траву, маг попытался подняться и понял, что не может. Несколько воинов короля, чудом сраженные Бартом, лежали на его ногах, приковывая некроманта к земле.

– Барт, дружище, ты где? – выхватив так и не пошедший в дело меч, маг попытался свалить им с ног мертвых, используя в качестве рычага. Но оружие было слишком коротким, едва подхватив на себя вес панциря, оно выскакивало из рук, и труп вновь падал назад, причиняя немало страданий. – Барт, помоги. – Обернувшись, он едва различил ноги друга, торчащие из-под упавшего на него здоровяка-пехотинца. До конца не веря в случившееся, маг отшвырнул ранее неподъемную ношу и, вскочив на ноги, бросился к распростертому на земле лекарю.

Барабанная дробь, послышавшаяся с юга, говорила о том, что в ход пошли арканеры, и теперь началась охота на выживших. Да, его величество был беспощаден к врагам. Ради победы он даже позволил простому солдату нацепить на свой щит печать короля, его покойного батюшки, и грозное и непобедимое воинство, славные выпускники Магического университета и ветераны многих королевских кампаний, в бессилии пятились. Все атакующие заклятия были парализованы. Боевики и некроманты просто не могли пойти против своего сюзерена.

– Бари, не шути так, Бари! – Просвистевшая в воздухе шальная стрела ударила Виллуса в плечо, но тот, рухнув на колени перед телом товарища, не обратил на нее никакого внимания. – Бари, волк тебя раздери! Бари!

Лицо мага было бледно и безмятежно. Скромная улыбка застыла на устах мертвеца, а из груди, где раньше билось доброе большое сердце, торчала рукоять кинжала.

В ужасе Виллу с схватился за голову. Нет, он не боялся безносой. Долгие годы он забавлялся с ней, считая боевой подругой и верной помощницей, и никогда бы не смог предположить, что она доберется до его друзей. Конечно, рано или поздно умирают все, но не сейчас и не так. В мягкой кровати, в окружении детей и жены, дожив до ста лет, – это всегда пожалуйста. Это даже хорошо… Вдруг некромант замер. Рука его, опустившись на лицо, уперлась во что-то длинное и твердое, торчащее из глазницы. Стрела, черная стрела с белым оперением, вошла в голову и прервала его жизнь. Смерть пришла мгновенно, но Виллус все еще продолжал существовать в этом мире. Он двигал конечностями, говорил, мог мыслить и переживать. Но как?

Схватив стрелу за древко, он с силой рванул ее и поднес окровавленный наконечник с зазубренными краями к уцелевшему глазу.

– Вот ты какая, безносая, – усмехнулся он, затем вдруг кровожадно оскалился и провел кончиком языка по острой кромке наконечника. – Кровь. Кровь чужая, кровь своя. Все едино. – Отшвырнув бесполезное орудие в сторону, он вновь наклонился к телу погибшего товарища и, положив руку ему на шею, попытался нащупать пульс. Поздно. Кинжал пронзил грудную клетку, проскользнув сквозь ребра и пробив сердце.

Оглянувшись на строй пехотинцев, ушедших далеко вперед, некромант поднялся во весь рост и попытался выдернуть вторую стрелу из плеча. Но то ли конечности мертвеца стали не такими гибкими и ловкими, то ли шальной снаряд пришелся в то место, откуда выдернуть ее самостоятельно не было никакой возможности, но удалить стрелу не получилось.

Небосклон вдруг раскрасился всеми красками радуги, в небо взметнулось несколько огненных шаров, и все стихло. Бой был выигран, но какой ценой?

Маг с тоской окинул взглядом поле битвы, где друг рядом с другом лежали поверженные воины. Пехотинцы и конные, некроманты и боевики, лекари и арканеры. Еще неделю назад они дышали одним воздухом, жили рядом и при встрече на улицах Мраморного Чертога улыбались и здоровались, поднимая шляпы и тряся друг другу руки. И вот теперь, сойдясь в смертельной схватке, войне чужой и ненужной, они были мертвы. Лютая злоба медленно, но верно заползла внутрь, туда, где раньше, наверное, жили душа и сострадание, и, поняв, что место не занято, принялась обустраиваться и наводить свои порядки.

Злоба, злоба лютая, затуманивающая взор, заставляющая сжимать зубы до крошева и, сжимая кулаки, с голыми руками бросаться на хорошо вооруженного противника, обрекая себя на смерть. Новые силы влились в вены мага, и если час назад по ним бежала горячая молодая кровь, то теперь ее место заняла ненависть. Схватив тяжелый труп, закутанный в броню, Виллус одним движением, будто невесомую пушинку, вздернул его вверх и, отшвырнув в сторону, бережно поднял на руки тело умершего друга.

– Я не знаю, как ты это сделал, Бари. Каким чудом тебе удалось выдернуть из объятий смерти мое никчемное тело… – некромант осекся. На лице его отразились немыслимые страдания. Знакомый тройной шар, огненная лиса его товарища Дули взметнулась ввысь и рассыпалась на тысячи крохотных магических углей. Строй пехоты сомкнулся, и королевские войска взяли последний магический оплот, шатер великого магистра. Магия распалась в воздухе, а это могло значить только одно. Старого братства трех закадычных друзей больше не существовало. Трое из троих были мертвы.

Виллус виновато улыбнулся и, перехватив поудобнее тело Бари, направился в сторону ближнего леса. Там еще не успели сомкнуться отряды арканеров короля, с ног до головы обвешанные магическими печатями. Увидев мерно шагающего по полю мага, они бросились наперерез, раскручивая над головой плетеные петли. Ну откуда им было знать, что столь верный королевский знак, способный связать по рукам и ногам даже архимага, не остановит одноглазого некроманта, несущего на руках поверженного товарища.

Самый смелый из арканеров бросился вперед и, взвизгнув, упал на землю, выставив перед собой руки, вмиг лишившиеся плоти. Второй, почувствовав жжение в голове, вдруг залился воем и тут же лишился глаз, взорвавшихся, как начиненные магическим снадобьем шутейные шары в день зимнего солнцестояния. Третий и последний из прочесывавших поле боя со стороны сигнальных колоколов в ужасе попятился, выставив перед собой дрожащие руки.

– Ты не можешь! – прошептал он, в ужасе пятясь от темной фигуры с залитым кровью лицом. – На мне печать короля! Никто из живущих на этом свете, единожды присягнув короне, не может поднять руку на печать!

– Ты верно подметил, воин… Из живых. – На губах некроманта отразилась ироничная ухмылка. – Но мертвые никому не присягают. Разве что смерти и самому себе.

– Ты убьешь меня, некромант?

– Конечно.

– Одно прошу. Сделай это быстро.

– Чего ради? На тебе печать короля, и это не честный бой.

* * *

Яму для погребения пришлось копать руками, так как магия для подобного занятия не подходила, да и лопату раздобыть было негде. Но мертвым упорства не занимать, и через пять часов усилий под корнями высокой ели появилась могила, куда Виллус поместил тело погибшего друга. На глаза мертвеца легли две золотые монеты старой чеканки, с ребристым боком и простым гербом, остановившим и спеленавшим по рукам и ногам старую добрую магию. Постояв немного на краю ямы, Виллус принялся забрасывать тело товарища землей, а затем, когда гора свежей земли заняла свое законное место, принялся укладывать поверх могилы аккуратно вырезанный мечом дерн.

– Нет, дружище, – бормотал мертвец, тщательно пригоняя дерн по краям. – Твою могилу не найдет ни один из этих предателей и лизоблюдов. Ни одна тварь, будь она жива или мертва, не осквернит твои останки. Я тебе обещаю, Бари, я отомщу. За тебя, за Дули, погибшего у белого шатра. Я отомщу за себя.

Закончив с похоронами, некромант отряхнул руки от налипших на ладони комьев земли и, не видя дороги, молча побрел по опушке леса. В его мертвой голове творилось что-то невообразимое. Мысли путались и все никак не хотели вставать в обычный для них стройный ряд. Жить он теперь мог до того момента, пока самому не надоест. Ни одному некроманту не дано поднять себя из мертвых, но уж если удалось, подпитывать жизнь в мертвой плоти для мага было не самой сложной задачей. Требовалось только понять, что делать дальше, как жить, чем дышать, о чем мечтать. Два его лучших друга, встав на поле битвы плечом к плечу за правое дело, пали в ходе вероломной ночной атаки. Родных и близких у некроманта не было. Еще на втором курсе обучения в магической академии он узнал, что его родовое гнездо сожжено и разграблено кочевниками, а все жители родной деревушки убиты или уведены в рабство. Оставалось только прятаться и ждать, ждать того момента, когда потерявший всякую опаску противник сможет подставиться. И тогда…

* * *

Виллус шел, спотыкаясь и падая, словно немощный новорожденный щенок, пока не набрел на поляну, заполненную людьми.

– Повесить предателя. Сгноить его в выгребной яме! – ревела толпа. Собравшиеся вокруг высокой сосны солдаты потрясали кулаками и били мечами по щитам, производя тем самым невообразимый гул. Вся поляна от края до края была заполнена лучниками и тяжелой панцирной пехотой короля, воняла портянками, потом и кровью только что отгремевшего сражения.

Посреди поляны на одном из толстых суков большой ели была привязана веревка, на которой, очевидно, предполагалось вздернуть какого-то негодяя.

– Вешайте его, и всего делов! – не унимались одни.

– Отрубить ему руки, он не достоин звания командора! – вторили другие, брызжа слюной и размахивая оружием в опасной близости от лица.

– Сжечь! – верещали третьи, чем еще больше подливали масла в огонь.

Осторожно сняв плащ, Виллус собрал его в тугой сверток и засунул за отворот куртки. Покопавшись по карманам, он нашел в одном из них старый носовой платок и прикрыл им глаз на манер повязки.

– Что происходит? – осторожно поинтересовался он, выходя из кустов и обращаясь к первому же попавшемуся воину.

Тот обернулся, смерив его придирчивым взглядом, и, поняв, что перед ним не военный, а щуплый грязный мужичонка, процедил сквозь зубы:

– Дезертира вешать будут. Ты, кстати, часом не того?

– Да что вы, – усмехнулся Виллус, пожимая плечами. – Я даже не военный. Ну, посмотрите на меня.

– Тогда ладно, – пехотинец хохотнул, показав ряд неровных желтых зубов. – Тогда смотри. Детям своим потом будешь рассказывать, как нехорошо предавать своих.

– Предавать, – зубы некроманта скрипнули, в единственном глазу полыхнул огонь злобы и отвращения, но солдат этого уже не видел. Он обернулся к своим и, засунув два грязных пальца с обгрызенными ногтями в рот, залился залихватским свистом.

– Ату его, парни! Поднять на копья!

Толпа вдруг взорвалась негодующими криками и разбушевалась пуще прежнего.

Четверо королевских гвардейцев под барабанный бой вывели осужденного. Высокий, статный красавец с породистыми чертами лица носил форму королевских стрелков, а командорская лента на правом плече куртки свидетельствовала о его высоком положении. Стрелок шел с высоко поднятой головой, уверенно ступая по земле, под которую его в скором времени закопают. В глазах человека не было ни капли страха или сожаления. Он не раскаялся в своем поступке и гордо шел на казнь, зная, что его ожидает. Его, офицера, хотели вздернуть на суку в лесу, словно вора или братоубийцу.

– По-хорошему, вам бы всем здесь болтаться, – Виллус обвел взглядом ликующую от предстоящего развлечения толпу. Они все еще хотели крови, как будто мало ее было пролито на поле боя. Но там была работа, за которую новый король хорошо наградит, отсыпав немало серебряных монет, а тут – просто развлечение на потеху толпе.

Наконец королевские гвардейцы и приговоренный достигли импровизированного эшафота, невидимые барабанщики смолкли. На сцене появился еще один участник действа, невысокий толстый тип в пышно разукрашенном парчовом жилете и черных брюках, заправленных в высокие кожаные сапоги для верховой езды. Голову его прикрыла широкополая шляпа с бантом, а с плеча свисала плетеная сумка.

– Слушайте, – возвестил он хорошо поставленным зычным голосом профессионального оратора. – Слушайте и не говорите, что не слышали! Сегодня, в этот праздничный для нас день мы казним клятвопреступника и негодяя, мерзкого дезертира и труса – Асколъда Азарота, человека, ранее командовавшего ротой королевских стрелков его светлейшего величества короля Антуана Второго!

– Это ложь. – Стрелок поднял вверх скованные руки, и цепи на запястьях громко звякнули в тон новому хозяину. – Да, я Асколъд Азарот, командир роты королевских стрелков, коего вы знаете под прозвищем Злой. Но я не знаю никакого короля Антуана. Я и мои стрелки присягали его величеству Матеушу Третьему, ныне покойному. Я знаю принца Антуана и его недавно умершего брата Кориона, но продолжаю утверждать, что король под именем Антуан Второй мне неизвестен.

Глашатай смерил говорившего спокойным пренебрежительным взглядом и, дождавшись, пока он умолкнет, откашлялся в кулак.

– Азарот, – тихо процедил он. – У вас еще будет возможность поговорить. Не нарушайте процедуру.

– Видали, – стрелок сплюнул на землю и обвел взглядом притихшую толпу, но ни один из собравшихся на поляне и еще минуту назад призывавших устроить самосуд не рискнул поднять головы. – Тогда продолжай лгать, глашатай.

Убедившись, что приговоренный наконец замолк, толстяк тряхнул бантом на шляпе и продолжил, не изменяя интонации:

– Данный предатель обвиняется в том, что пренебрег присягой, данной им короне, и отвел роту стрелков в сторону, а затем приказал и вовсе отступить, зачехлив луки. После того, как на поле брани явился главнокомандующий, он оскорбил его на словах, но и этого предателю показалось мало. Ко всем своим преступлениям он присовокупил еще одно, покушение на старшего офицера! Признаете ли вы это?

– Ах, вот, значит, почему лучники не стреляли? – прошептал, не отрывая взгляда от стрелка, мертвый некромант. – Смельчак. Благородный дурак. Идиот, каких свет не видывал.

Над поляной тем временем повисло гробовое молчание. Тишина была такая, что, казалось, еще чуть-чуть, и можно будет услышать, как растет трава или дышит пролетающая над верхушками деревьев птица.

– Признаю, – наконец произнес Аскольд, не переставая улыбаться. – Но все несколько не так, как описал господин глашатай. Я воин, а не мясник. Я не буду бить по людям, прикрываясь королевской печатью. Маги в этом бою не могли ничего, кроме защитных и заградительных заклятий, так как их кодекс чести и верность короне не позволяли им ответить в полную силу. Все, надеюсь, признают, что на поле не было атакующих заклинаний?

Несколько робких «Ага» прозвучало среди толпы и тут же затихло.

– И после этого вы хотите сказать, что кто-то из этих парней смог замыслить и воплотить в жизнь убийство принца? Вот и я не поверил. Я добрался до своей роты, прямо с передовой. Я был первым, кто выстрелил в мага, решившего поднять тревогу, и я первым приказал отступать. Потом же пришел этот напыщенный мужеложец командующий… – некоторые из собравшихся на казнь постарались скрыть свои усмешки. Все в столице отлично знали, как и почему командующий Баскет выбился в офицеры, а потом резко пошел вверх по карьерной лестнице. – И знаете, что этот урод заявил? Что я трус и предатель! Это я-то, ветеран трех королевских кампаний, имеющий благодарность и золотую перевязь отваги, врученную мне королем Матеушем Третьим?

– И что же вы сделали? – наконец не выдержал глашатай.

– Как что? – удивился Асколъд, потрясая над головой кандалами. – Сбросил этого урода с седла, положил на колено и высек пучком стрел. Пусть знает, зачем мужику зад нужен.

Молодецкий хохот сотни глоток сотряс поляну. Пехотинцы и стрелки, держась за животы и утирая выступившие слезы, складывались пополам или просто падали на землю, представляя, как командующий Баскет со спущенными штанами лилового парадного мундира получает свое, перегнувшись через колено командора.

– Хватит! – глашатый окончательно потерял самообладание. – Еще один выкрик или хохот в толпе, и первый, кого я замечу, последует на виселицу за Азаротом!

Это помогло утихомирить толпу, и на поляне вновь воцарилось почтительное молчание.

– Значит, вы признаете свою вину?

Стрелок повел плечами.

– Если вы хотите сказать, что моя вина в том, что я отказался стрелять в скованных клятвой, – да, признаю. Если вы утверждаете, что я врезал по роже хаму и мужеложцу, – да, признаю. Если вы намекаете на то, что я игнорирую несуществующую присягу несостоявшегося короля, – да, признаю.

– Он признался, – глашатай облегченно вздохнул и, вытащив из кармана платок, обмакнул им выступившие на лбу крупные капли пота. – Гвардейцы, по приказу его величества Антуана Второго стрелок королевских войск Асколъд Азарот приговаривается к смерти через повешенъе. Приступить к исполнению приговора!

– Я бы не советовал торопиться.

От тихого и спокойного голоса многие вздрогнули и зябко поежились. Десятки глаз обратились к невысокому человеку с лицом, испачканным кровью. Не спеша, но и не сильно затягивая, тот вытащил из-под полы куртки испачканный кровью и грязью синий плащ и, аккуратно набросив его себе на плечи, двинулся к месту казни.

– Некромант, мятежный некромант, из этих… – пронесся по толпе боязливый шепот, и, сторонясь странного пришельца, здоровенные, закованные в броню вояки боязливо жались друг к другу, образовывая перед магом проход.

Подойдя к приговоренному, Виллус посмотрел на того снизу вверх и скинул с лица платок.

– Так, значит, это ты тот самый стрелок?

– Как?.. – На лице Азарота отразилось недоумение, смешанное с ужасом.

– Не бойся, командор. Рука твоя по-прежнему тверда и глаз остер как никогда. Ты сделал свою работу, и, как всегда, великолепно.

– Но если я…

– Правильно. Я мертв. Теперь же я тебя отпускаю. Иди и помни, что жизнью ты обязан мне, мертвому некроманту, чью жизнь ты прервал своей стрелой.

– Парни, да он один! – взревели из задних рядов. – Поднять мага на клинки! Ату его!

Воины схватились за рукояти мечей и подались вперед, словно прорвавший плотину водяной поток. Толстяк-глашатай отпрыгнул в сторону и, забившись в корни дерева, закрыл голову руками. Даже гиганты-гвардейцы, до последнего момента не потерявшие самообладания, пошатнулись и попятились под напором толпы.

– Беги! – Некромант нарочно встал к Асколъду так, чтобы стрелок мог отчетливо рассмотреть развороченную стрелой глазницу. – Для своих ты больше никто. Самое лучшее, что тебе грозит, – это смерть на виселице, будто ты не воин, а подзаборная пьянь. – По пальцам мага пробежали всполохи черного пламени, лицо вдруг разгладилось и приняло умиротворенное выражение.

– Да, я один! – расхохотался он. – Но вы не представляете, что вас ждет!

Аскольд сглотнул набежавшую слюну, с ужасом глядя, как первый стрелок, решивший поднять на мага лук, падает вниз, крича, будто раненый зверь, и закрывая ладонями вдруг почерневшее лицо. Второй, третий – смерть несчастных глупцов, все еще надеющихся на королевскую печать, была страшной и мучительной. Отмиравшая плоть лоскутами сползала с еще живых людей, другие, пораженные чумой или проказой на последнем ее шаге, падали на колени, захлебываясь кровью и пытаясь глотнуть немного свежего воздуха. Третьи, не чувствуя ног, падали на собственные мечи. Иные же, сходя с ума, в неистовом безумстве вцеплялись в горло своих же товарищей и зубами рвали живую плоть.

Видеть все то, что творил мертвый некромант, Аскольд больше не мог. Подбежав к трясущемуся от страха глашатаю, он протянул руку.

– Ключи… Ключи от замка на цепях?

– У меня их нет, – тонко пискнул толстяк. – Они у гвардейцев… У кого, я не знаю…

Бывший командор оглянулся и побледнел. То, что разыгрывалось перед его глазами, не мог бы описать ни один человек. Лич стоял в центре всего этого буйства и хохотал, разведя руки в стороны. Он упивался своим могуществом, ему это нравилось, он ликовал.

– К банши ключи. – Наклонившись к земле, стрелок подхватил первый попавшийся меч и бросился в чащу.