VI. Знак Рыб

¹²⁷ Фигура Христа не так проста и недвусмысленна, как хотелось бы. Здесь я имею в виду не огромные трудности, вытекающие из сравнения синоптического Христа и Иоаннова Христа, а тот примечательный факт, что в герменевтических письменах Отцов Церкви, восходящих к временам раннего христианства, Христу присущ ряд символов или «аллегорий», общих с дьяволом. В их числе я бы упомянул льва, змею (coluber, «гадюку»), птицу (дьявол = ночная птица), ворону (Христос = nycticorax, ночная цапля), орла и рыбу. Также следует отметить, что Люцифер, Утренняя Звезда, обозначает как дьявола, так и Христа. Помимо змеи, рыба – одна из древнейших аллегорий. Сегодня мы бы предпочли называть их символами, поскольку эти синонимы всегда содержат нечто большее, нежели простые аллегории; особенно это очевидно в случае символа рыбы. Едва ли была просто анаграмматической аббревиатурой ; скорее, это – символическое обозначение чего-то гораздо более сложного. (Как я неоднократно указывал в других своих работах, я не рассматриваю символ как аллегорию или знак, но понимаю его в его прямом значении как наилучший способ описания и формулирования объекта, который не может быть познан полностью. Именно в этом смысле система основополагающих догматов вероучения называется «symbolum» – символ веры, кредо.) Порядок слов производит впечатление, что они имеют своей целью объяснить уже существующее и широко распространенное «Ichthys» – так, символ рыбы, особенно на Ближнем и Среднем Востоке, имеет долгую и богатую предысторию: от вавилонского рыбоподобного бога Оанна и его жрецов, которые облачались в рыбью кожу, до священных рыбных трапез в культе финикийской богини Деркето-Атаргатис и неясностей в эпитафии Аверкия. Данный символ варьирует от рыбы-спасительницы Ману в далекой Индии до евхаристического рыбного празднества «фракийских всадников» в Римской империи. Для наших целей едва ли необходимо углубляться в этот обширный материал. Как показал Дельгер и другие исследователи, в рамках первоначального, сугубо христианского мира идей имеется немало причин для возникновения символики рыбы. Достаточно упомянуть возрождение в купели, где принимающий крещение плавает, как рыба.

¹²⁸ Ввиду столь широкой распространенности символа рыбы, его появление в определенном месте или в определенный момент мировой истории отнюдь не удивительно. Тем не менее внезапная активация данного символа и его отождествление с Христом уже на ранних стадиях существования Церкви заставляют предполагать наличие второго источника. Данный источник – астрология, к которой первым привлек внимание Фридрих Мюнтер. Альфред Джеремиас придерживается аналогичной точки зрения и упоминает, что в еврейском комментарии к Даниилу, написанном в XIV веке, пришествие Мессии ожидалось под знаком Рыб. В более поздней своей публикации Мюнтер относит данный комментарий к Дону Ицхаку Абарбанелю, родившемуся в Лиссабоне в 1437 г. и умершему в Венеции в 1508 г.. В комментарии говорится, что Дом Рыб () – дом справедливости и сияющего великолепия (в ). Далее сообщается, что в anno mundi 2365 произошло великое соединение Сатурна () и Юпитера () в знаке Рыб. Эти две великие планеты, утверждает автор комментария, наиболее важны для судьбы мира в целом и судьбы еврейского народа в особенности. Соединение произошло за три года до рождения Моисея. (Это, разумеется, легенда.) Абарбанель ожидает прихода Мессии в момент соединения Юпитера и Сатурна в знаке Рыб. Он не первый выразил подобные ожидания. Мы обнаруживаем схожие заявления четырьмя веками ранее; так, считается, что Авраам бен-Хия (умер приблизительно в 1136 г.) полагал, что Мессию следует ожидать в 1464 году, во время великого соединения в знаке Рыб; то же сообщается и о Соломоне ибн-Гебироле (1020–1070 гг.). Данные астрологические представления вполне понятны, если учесть, что Сатурн – звезда Израиля, а Юпитер означает «царь» (справедливости). В число территорий, управляемых Рыбами – домом Юпитера – входят Месопотамия, Бактрия, Красное море и Палестина. Сатурн упоминается в Книге пророка Амоса (5:26) как «звезда бога вашего». Иаков Серугский (ум. в 521 г.) говорит, что израильтяне поклонялись Сатурну. Сабеи называли его «богом иудеев». Шабат – суббота, день Сатурна. Альбумасар свидетельствует, что Сатурн – звезда Израиля. В средневековой астрологии Сатурн считался местопребыванием дьявола. Как Сатурн, так и Ялдаваоф, демиург и верховный архонт, обладают львиными ликами. Согласно Оригену, на диаграмме Цельса Михаил, первый ангел Создателя, имеет «львиный облик». Он явно занимает место Ялдаваофа, который идентичен Сатурну, как указывает Ориген. Демиург наасенов – «огненный бог, четвертый по числу». Согласно учению Апеллеса, последователя Маркиона, существовал «третий бог, говоривший с Моисеем, бог огненный; и был четвертый, творец зла». Между богом наасенов и богом Апеллеса, по всей видимости, существует тесная связь, а также с Яхве, демиургом Ветхого Завета.

¹²⁹ Сатурн – «черная» звезда, в древности известная как «maleficus». «Dragons, serpents, scorpions, vipères, renards, chats et souris, oiseaux nocturnes et autres engeances sournoises sont le lot de Saturne», – пишет Буше-Леклерк. Примечательно, что в число животных Сатурна входит и осел, которого по этой самой причине считали териоморфной ипостасью иудейского бога. Живописным его изображением служит распятие на Палантине. Схожую традицию можно обнаружить у Плутарха, Диодора, Иосифа и Тацита. Саваоф, седьмой архонт, имел облик осла. Именно на это намекает Тертуллиан, когда говорит: «Ибо и вы, как некоторые, воображаете, что ослиная голова есть наш Бог» и «мы… почитаем только ослов». Как мы уже указывали, осел посвящен египетскому Сету. В ранних текстах, однако, осел выступает атрибутом бога-солнца и лишь позднее становится символом подземного Апопа и зла (Сета).

¹³⁰ Согласно средневековой традиции, религия евреев возникла при соединении Юпитера с Сатурном, ислам – при , христианство – при , а Антихрист – при . В отличие от Сатурна, Юпитер – благотворная звезда. В рамках иранских представлений Юпитер означает жизнь, Сатурн – смерть. Их соединение, таким образом, означает союз крайних противоположностей. В 7 году до н. э. это знаменательное соединение случалось в знаке Рыб не менее трех раз. Наибольшее сближение произошло 29 мая 7 года, когда планеты отстояли друг от друга всего на 0,21 градуса – это меньше, чем диаметр полной луны. Соединение произошло в середине комиссуры, «вблизи изгиба в линии Рыб». С астрологической точки зрения оно должно было выглядеть особенно значимым, ибо сближение двух планет было исключительно близким и впечатляюще ярким. Кроме того, с гелиоцентрической точки зрения, оно произошло вблизи точки равноденствия, находившейся в то время между и , то есть между огнем и водой. Соединение сопровождалось тем важным фактом, что Марс находился в оппозиции; последнее с астрологической точки зрения означает, что планета, ассоциируемая с инстинктами, занимала враждебную позицию, что особенно характерно для христианства. Если мы примем расчеты Герхардта, согласно которым соединение произошло 29 мая 7 года до н. э., то солнце – особенно важное при рождении человека – в момент рождения Христа должно было находиться в двойном знаке Близнецов. В связи с этим невольно вспоминается древнеегипетская пара враждующих братьев – Гор и Сет, приносящий жертву и приносимый в жертву (см. сн. 27 о «мученичестве» Сета), в некотором смысле предвосхищающие драму христианского мифа. В египетском мифе на «рабском столбе» приносится в жертву злой. Однако братьев Херу-ур («старший Гор») и Сета изображают иногда в виде одного тела с двумя головами. Планета Меркурий соответствует Сету; это представляет особый интерес в связи с традицией, согласно которой христианство возникло при соединении Юпитера с Меркурием. Во времена Нового царства (XIX династия) Сет появляется в дельте Нила как Сутех. В новой столице, выстроенной Рамсесом II, один район был посвящен Амону, а другой – Сутеху. Предполагается, что именно там трудились рабы-евреи.

¹³¹ При рассмотрении двойного аспекта Христа необходимо упомянуть текст «Пистис София», также имеющий египетское происхождение. В нем Мария говорит Иисусу:

Когда ты был мал, до того как Дух низошел на тебя, в то время как ты пребывал в винограднике с Иосифом, Дух исшел с Вышины, он вошел ко мне в мой дом, будучи подобным тебе, и я не узнала его и подумала, что это ты. И сказал мне Дух: «Где Иисус, брат мой, чтобы я встретил его?» И когда он сказал мне это, я смутилась и подумала, что призрак соблазняет меня. Но я схватила его и привязала к ножке кровати, которая в моем доме, чтобы мне пойти к вам в поле, к тебе и Иосифу, и найти вас в винограднике, а Иосиф ставил подпорки. И было, когда ты услышал меня, говорящую слово Иосифу, ты уразумел слово, возрадовался, и сказал: «Где он, чтобы я увидел его? Нет, я подожду его в этом месте». Но было, когда Иосиф услышал тебя, говорящего эти слова, он встревожился, и мы пошли сразу, вошли в дом, нашли Дух, привязанный к кровати. И мы взглянули на тебя и на него и нашли тебя подобным ему. И отвязался привязанный к кровати, и он обнял тебя и облобызал тебя. И ты также, ты облобызал его, и вы стали одним.

¹³² Из контекста данного фрагмента следует, что Иисус есть «истина», которая «взросла от земли», а подобный ему дух – «правда []», которая «взглянула с неба». Текст гласит: «“Истина” же есть Сила, которая изошла из тебя, когда ты был в нижних Местах Хаоса. Об этом Сила твоя сказала чрез Давида: “истина взросла от земли”, ибо ты был в нижних Местах Хаоса». Соответственно, Иисус мыслится двойственной личностью, часть которой поднимается из хаоса или hyle, а другая спускается в виде пневмы с неба.

¹³³ Вряд ли можно найти более наглядное изображение или «разделения природ», характерное для гностического Спасителя, чем таковое в астрологическом определении времени. Астрологические предсказания, которые были вполне возможны во времена Античности, указывают на выдающийся двойной аспект рождения, которое произошло в данный конкретный момент времени; отсюда понятно, насколько правдоподобным, должно быть, казался миф о Христе и Антихристе астрологическому интеллекту той эпохи. Весьма древний источник (не позднее VI века), который содержит удивительное свидетельство антитетической природы Рыб, – это Талмуд. В нем говорится:

Через четыре тысячи двести девяносто один год после Сотворения [530 г. н. э. ] мир осиротеет. Последует война tanninim [морских чудовищ], война Гога и Магога, а затем – эра Мессии: лишь по прошествии семи тысяч лет Наисвятейший, да будет Он благословен, вновь воздвигнет свой мир. Раби Абба, сын Рабы сказал: «Согласно учению, это произойдет через пять тысяч лет».

Комментатор Талмуда Шломо Ицхаки (Раши; 1039–1105 гг.) замечает, что tanninim – это рыбы; при этом он предположительно опирается на более древний источник, поскольку подает данное мнение не как свое собственное, как поступает обычно. Данное замечание важно потому, что, во‐первых, преподносит сражение рыб как эсхатологическое событие (подобно битве Бегемота и Левиафана), а во‐вторых, по всей вероятности, является самым ранним свидетельством антитетической природы рыб. Примерно к этому же периоду – XI век – относится апокрифический текст Иоаннова Бытия, в котором упоминаются две рыбы, на этот раз в явно астрологической форме. Оба текста принадлежат критической эпохе, которая началась со второго тысячелетия христианской эры и о которой мы еще будем говорить далее.

¹³⁴ Астрономически 531 год характеризовался соединением и  в Близнецах. Данный знак обозначает двух братьев тоже несколько антитетической природы. Греки понимали их как Диоскуров («мальчиков Зевса»), сыновей Леды, зачатых лебедем и вылупившихся из яйца. Поллукс бессмертен, тогда как Кастору достался человеческий удел. Согласно другой интерпретации, они представляют собой Аполлона и Геракла или Аполлона и Диониса. Обе интерпретации предполагают определенную полярность. В любом случае с астрономической точки зрения воздушный знак Близнецов находится в квартильном, а потому неблагоприятном, аспекте с соединением, имевшим место в 7 г. до н. э. Внутренняя полярность , вероятно, может пролить свет на пророчество о войне tanninim, которых Раши толкует как рыб. Датировка рождения Христа указывает на то, что солнце в это время находилось в Близнецах. Мотив братьев в его связи с Христом обнаруживается уже очень рано, например у иудео-христиан и эбионитов.

¹³⁵ На основании всего сказанного выше мы можем предположить, что талмудическое пророчество основано на астрологических предпосылках.

¹³⁶ Античным астрологам было хорошо известно о таком явлении, как прецессия, или предварение равноденствий. Ориген, руководствуясь наблюдениями и расчетами Гиппарха, использует ее как веский довод против астрологии, основанной на так называемых «morphomata» (настоящих созвездиях). Естественно, это не относится к уже проведенному в античной астрологии разграничению между morphomata и  (фиктивными знаками зодиака). Если мы примем 7 тысяч лет, упомянутые в пророчестве, за anno mundi 7000, то получим 3239 г. н. э. К этому времени точка весеннего равноденствия сместится относительно своего нынешнего положения на 18 градусов в знак Водолея, следующий эон. Поскольку астрологи II и III веков должны были знать о прецессии, мы можем предположить, что эти даты были основаны на астрологических соображениях. Как бы там ни было, ученые Средневековья активно занимались вычислениями coniunctiones maximae и magnae, о чем нам известно из трудов Петра д’Альи и Кардано. Петр д’Альи полагал, что первое coniunctio maxima ( в ) после сотворения мира произошло в 5027 г. до н. э., тогда как Кардано относил десятое соединение к 3613 г. н. э.. Оба предполагали слишком большой интервал между соединениями в одном и том же знаке. Верный астрономический интервал составляет около 795 лет. Соответственно, соединение Кардана должно произойти в 3234 г. н. э. Для астрологии, естественно, эта дата крайне важна.

¹³⁷ Что же касается упомянутых 5000 лет, то здесь мы получаем 1239 г. н. э. Это была эпоха, известная своей духовной нестабильностью, революционными ересями и хилиастическими ожиданиями; в то же время она стала свидетельницей основания нищенствующих орденов, вдохнувших в монашество новую жизнь. Один из наиболее сильных и влиятельных голосов, возвестивших о наступлении «новой эры духа», был Иоахим Флорский (ум. в 1202 г.), чье учение осудили на Четвертом Латеранском соборе в 1215 году. Иоахим ожидал снятия седьмой печати уже в относительно ближайшем будущем, пришествия «вечного евангелия» и господства «intellectus spiritualis», наступления эры Святого Духа. Начало этому третьему эону, говорил он, уже положил св. Бенедикт, основатель бенедиктинского ордена (предполагается, что первый монастырь был построен вскоре после 529 г.). Один из последователей Иоахима, францисканец Жерар из Борго Сан Доннино, провозгласил в своем «Introductorius in evangelium aeternum», появившемся в Париже в 1254 г., что три главных трактата Иоахима и есть вечное евангелие и что в 1260 году оно заменит собой евангелие Иисуса Христа. Как мы знаем, Иоахим видел в монашестве подлинного носителя Святого Духа и по этой причине датировал тайное начало новой эры временем жизни св. Бенедикта, который основанием своего ордена оживил монашество на Западе.

¹³⁸ Уже Петру д’Альи время правления папы Иннокентия III (1198–1216 гг.) казалось весьма значимым. Около 1189 года, утверждает он, завершился очередной цикл обращения Сатурна («completae anno Christi 1189 vel circiter»). Он выражает сожаление, что папа осудил трактат аббата Иоахима, а также еретическую доктрину Альмарика. Последний – философ-теолог Амальрик из Бена (ум. в 1204 г.), участвовавший в широко распространенном движении Святого Духа того времени. Именно тогда, сообщает Петр д’Альи, возникли доминиканский и францисканский нищенствующие ордена, «что было великим и чудесным достижением для церкви христианской». Таким образом, он подчеркивает те же явления, которые и мы считаем характерными для той эпохи, и рассматривает эту эпоху как предсказанную астрологией.

¹³⁹ Дата основания монастыря в Монте-Кассино очень близко подводит нас к 530 году, который пророчества, содержащиеся в Талмуде, полагают критическим. По мнению Иоахима, именно тогда было положено не только начало новой эре, но и новому «состоянию» мира – эпохе монашества и царству Святого Духа. Его начало по-прежнему приходится на сферу Сына, однако Иоахим психологически корректно полагает, что новое состояние – или, как сказали бы мы, новая установка – должно вначале проявиться в виде более или менее латентной предварительной стадии, за которой затем последует fructificatio, «пора цветения и плодоношения». Во времена Иоахима о плодоношении говорить было еще рано, однако всюду можно было заметить необычное волнение человеческого духа. Каждый ощущал ветер пневмы; это была эра новых и неслыханных идей, распространяемых катарами, патаренами, конкорриччи, вальденсами, Нищими из Лиона, бегардами, Братьями Свободного духа, орденом «Хлеб через Бога» и всеми прочими аналогичными движениями, как бы они ни назывались. Их явное возникновение приходится на начало XI века. Собранные Ханом документы того времени проливают яркий свет на идеи, циркулировавшие в этих кругах:

Также они верят, что они суть Бог по природе без разграничения… и что они вечны…

Также, что не нуждаются они ни в Боге, ни в Божественности.

Также, что они суть царствие небесное.

Также, что они незыблемы на новой скале, ничему не радуясь и ничем не тревожась.

Также, что человеку надобно следовать внутреннему побуждению, нежели каждодневно проповедуемой истине Евангелия… Говорят они, что в Евангелии содержатся поэтические материи, не соответствующие истине.

¹⁴⁰ Этих немногих приведенных примеров должно быть достаточно, чтобы показать, какого рода дух вдохновлял эти движения. Последние состояли из людей, отождествлявших себя (или отождествляемых) с Богом, считавших себя сверхлюдьми, критически подходивших к евангелиям, следовавших подсказкам внутреннего человека и понимавших царство небесное как нечто внутри себя. Таким образом, в некотором смысле они исповедовали весьма современные взгляды, однако вместо рационалистического и политического психоза – болезни наших дней – страдали религиозной инфляцией. Не следует приписывать данные экстремистские идеи Иоахиму, даже если он участвовал в этом великом брожении духа и был одной из его выдающихся фигур. Мы должны спросить себя, какой психологический импульс заставлял его самого и его последователей лелеять такие смелые ожидания, как замена христианского откровения «вечным евангелием» или вытеснение второй ипостаси Господа третьей, которая будет править в новой эре. Такая мысль кажется настолько еретической и подрывной, что она никогда не пришла бы ему в голову, не чувствуй он поддержки революционных течений эпохи. Скорее, он ощущал ее как откровение Святого Духа, чью жизнь и порождающую силу не могла остановить никакая церковь. Нуминозность этого чувства усиливалась временным совпадением – «синхроничностью» – эпохи, в которую он жил, и начала периода «антихристовой» рыбы в знаке Рыб. Как следствие, возникает соблазн расценивать движение Святого Духа и центральные идеи Иоахима как прямое выражение зарождающейся тогда антихристианской психологии. Так или иначе, осуждение Церкви вполне понятно, ибо его позиция по отношению к Церкви Иисуса Христа близка к открытому бунту, если не откровенному отступничеству. Однако если мы отнесемся с некоторым доверием к убежденности этих новаторов в том, что ими двигал Святой Дух, другая интерпретация становится не только возможной, но и весьма вероятной.

¹⁴¹ Иными словами, как Иоахим полагал, что «состояние» Святого Духа тайно началось со святого Бенедикта, так и мы можем высказать догадку, что новое состояние было скрыто предвосхищено в лице самого Иоахима. На сознательном уровне он, разумеется, считал, что претворяет в реальность состояние Святого Духа, – так же и святой Бенедикт не имел в виду ничего другого, кроме как укрепить Церковь и углубить значимость христианской жизни через монашество. Однако бессознательно – и с психологической точки зрения, вероятно, именно так и было – Иоахим мог быть охвачен архетипом духа. Нет никаких сомнений в том, что его деятельность была основана на нуминозном опыте, характерном для всех, кто одержим архетипом. Иоахим понимал дух в его догматическом смысле как третью ипостась Господа (иначе и быть не могло), но не в смысле эмпирического архетипа. Данный архетип не обладает единым значением: он изначально являлся амбивалентной двойственной фигурой, которая, породив в рамках движения Святого Духа наиболее противоречивые манифестации, впоследствии вновь возникла в алхимическом понятии духа. В свое время гностики уже имели достаточно четкие представления об этой дуалистической фигуре. Следовательно, весьма естественно, что в эпоху, которая совпала с началом эры Рыб и которая была, так сказать, обречена на двусмысленность, поддержка Святого Духа в его христианской форме должна была одновременно содействовать и проявлению архетипа духа со всей характерной для него амбивалентностью. Было бы несправедливо относить столь достойную личность, как Иоахим, к фанатичным приверженцам революционных и анархических волнений, в которые во многих местах превратилось движение Святого Духа. Скорее, мы должны предположить, что Иоахим, сам того не осознавая, открыл двери новому «состоянию», религиозной установке, призванной возвести мост над пугающей пропастью, разверзшейся между Христом и Антихристом в XI веке. Именно антихристианская эра виновата в том, что дух стал недуховным, а архетип постепенно выродился в рационализм, интеллектуализм и доктринерство, ведущие прямиком к трагедии современности, нависшей над нашими головами, словно дамоклов меч. В древней формуле Троицы, какой ее знал Иоахим, догматическая фигура дьявола отсутствовала, ибо тогда, как и теперь, он влачил сомнительное существование где-то на окраинах теологической метафизики в форме mysterium iniquitatis. К счастью для нас, угроза его прихода была предсказана уже в Новом Завете, ибо чем меньше его признают, тем он опаснее. Кто заподозрит, что он скрывается за такими звучными именами, как общественное благосостояние, пожизненная гарантия, мир между народами и т. п.? Он прячется за разного рода идеализмом, за «-измами» в общем, причем самый опасный из них – доктринерство, самая бездуховная из манифестаций духа. Нынешней эпохе необходимо примириться с фактами – такими, как они есть, с абсолютной оппозицией, которая не только разрывает мир на части в политическом плане, но и порождает раскол в сердце человека. Нам нужно вернуться назад, к изначальному живому духу, который в силу своей амбивалентности является посредником и соединителем противоположностей, – идее, занимавшей умы алхимиков на протяжении столетий.

¹⁴² Если эон Рыб, что кажется весьма вероятным, управляется архетипическим мотивом враждующих братьев, то приближение следующего платоновского месяца, а именно Водолея, должно констеллировать проблему союза противоположностей. Тогда уже будет невозможно рассматривать зло как недостаток блага; мы будем вынуждены признать его реальное существование. Данная проблема не может быть разрешена ни философией, ни экономикой, ни политикой; ее способен решить только отдельный человек, через свои переживания живого духа, чей огонь сошел на Иоахима, одного из многих, и, несмотря на все современные заблуждения, был передан им дальше. Примером того, как символы развиваются на протяжении эпох, может служить торжественное провозглашение Assumptio Mariae, свидетелями которого мы стали уже в наши дни. Побудительный мотив здесь исходил не от церковных властей, выжидавших почти сто лет и тем самым доказавших свои сомнения, а от католических масс, которые все яростнее и яростнее настаивали на подобной эволюции. В основе их настойчивости, несомненно, лежит потребность архетипа в реализации.

¹⁴³ В последующие годы отголоски движения Святого Духа захватили четыре выдающихся ума, имевших громадное значение для будущего. Это были Альберт Великий (1193–1280 гг.); его ученик Фома Аквинский, философ Церкви и адепт алхимии (как и Альберт); Роджер Бэкон (ок. 1214 – ок. 1294 гг.), англичанин, предвосхитивший индуктивную науку; и Майстер Экхарт (ок. 1260–1327 гг.), независимый религиозный мыслитель, чьи труды переживают сейчас возрождение после шести веков забвения. Некоторые люди справедливо видят в движении Святого Духа предшественника Реформации. Примерно в XII–XIII веках мы обнаруживаем зарождение латинской алхимии, философское и духовное содержание которой я постарался прояснить в моей книге «Психология и алхимия». Упоминавшийся выше (абз. 139) образ «незыблемости на новой скале» имеет удивительное сходство с центральной идеей философской алхимии, lapis philosophorum, рассматриваемым как параллель Христу, «скале», «камню», «краеугольному камню». Присциллиан (IV в.) говорит: «Христос для нас скала, Иисус для нас краеугольный камень». Алхимический текст повествует о «скале, по которой трижды ударил жезл Моисея, и вода излилась из нее». Lapis называют «священной скалой» и описывают как имеющий четыре части. Согласно св. Амвросию, вода из скалы – прообраз крови, пролившейся из бока Христа. В другом алхимическом тексте упоминается «вода из скалы» как эквивалент универсального растворителя, aqua permanens. Кунрат, в свойственных ему цветистых выражениях, говорит даже о «Petroleum sapientum». Наасены называли Адама «скалой» и «краеугольным камнем». Обе эти аллегории Христа упоминают Епифаний в своем «Ancoratus» и Фирмик Матерн. Данный образ, равно распространенный как в церковном, так и в алхимическом языке, восходит к Первому посланию Коринфянам (10:4) и Первому посланию Петра (2:4).

¹⁴⁴ Таким образом, новая скала занимает место Христа так же, как вечное евангелие должно было занять место послания Христа. Через сошествие Святого Духа, , сыновство, внедряется в каждого индивида, так что каждый, обладающий Святым Духом, будет новой скалой, согласно Первому посланию Петра, 2:5: «И сами, как живые камни, устрояите из себя дом духовный». Таково логическое развитие учения о Параклете и сыновстве, как явствует из текстов Луки (6:35): «И будете сынами Всевышнего», и Иоанна (10:34): «Не написано ли в законе вашем: “Я сказал, вы боги?”». Уже наасены, как мы знаем, пользовались этими аллюзиями и тем самым предвосхитили весь путь исторического развития – от монашества к движению Святого Духа, от Theoloqia Germanica к Лютеру и, наконец, от алхимии к современной науке.

¹⁴⁵ Но вернемся к теме Христа и рыбы. Согласно Дельгеру, христианский символ рыбы впервые появился в Александрии приблизительно в 200 г.; аналогичным образом, крещальную купель довольно рано стали называть piscina (рыбный садок). Это предполагает, что верующие были рыбами, на что намекают и Евангелия (например, Матф., 4:19). Христос хочет сделать Петра и Андрея «ловцами человеков» и использует чудесную ловлю рыб (Лк., 5:10) как парадигму миссии Петра.

¹⁴⁶ Непосредственно астрологический аспект рождения Христа подчеркивается в Матф., 2:1 и далее. Волхвы с востока были звездочетами; увидев необычное созвездие, они сделали вывод о таком же необычном рождении. Эта история доказывает, что, вероятно, уже во времена апостолов на Христа смотрели с астрологической точки зрения – по крайней мере, связывали его с астрологическими мифами. Второй вариант подтверждают апокалипсические высказывания Иоанна. Поскольку этот крайне сложный вопрос уже обсуждался специалистами, более компетентными, чем я, мы в состоянии поддержать нашу аргументацию надежно установленным фактом, что следы астрологической мифологии можно различить в историях земной и неземной жизни Спасителя.

¹⁴⁷ Прежде всего это связь с эрой Рыб, о которой свидетельствует символика рыб либо одновременно с Евангелиями («ловцы человеков», рыболовы в качестве первых учеников, чудо хлебов и рыб), либо сразу после, в послеапостольский период. Данная символика изображает Христа и верующих в него в качестве рыб, рыбу в качестве пищи на агапах, крещение как погружение в рыбный садок и т. д. На первый взгляд все это указывает не более чем на тот факт, что символы и мифологемы рыбы, которые существовали всегда, ассимилировали фигуру Спасителя; другими словами, это был симптом ассимиляции Христа в мир идей, превалировавших в то время. Однако в той мере, в какой Христос рассматривался как новый эон, всякому, кто был знаком с астрологией, было очевидно, что он родился как первая рыба эры Рыб и был обречен умереть как последний овен (, агнец) уходящей эры Овна. Матфей (27:15 и далее) передает данную мифологему в форме древней жертвы бога времен года. Примечательно, что партнер Иисуса по обряду носит имя Варавва, «сын отца». Есть некоторые основания для проведения параллели между напряжением противоположностей в ранней христианской психологии и тем фактом, что на зодиакальном знаке Рыб часто изображаются две рыбы, движущиеся в противоположных направлениях; однако это возможно только в том случае, если их разнонаправленное движение датируется дохристианским периодом, или хотя бы современно Христу. К сожалению, мне неизвестны какие-либо изображения того времени, которые могли бы дать нам какую-либо информацию о расположении рыб. На прекрасном зодиакальном барельефе в Малой Митрополии в Афинах знаки Рыб и Водолея отсутствуют. Существует одно изображение рыб, датируемое приблизительно началом нашей эры, которое определенно не несет признаков христианского влияния. Это – небесная сфера из Фарнезианского атласа в Неаполе. Первая рыба, изображенная к северу от экватора, расположена вертикально и головой указывает на небесный Полюс; вторая, помещенная к югу от экватора, расположена горизонтально и указывает головой на запад. Изображение соответствует астрономической конфигурации, а потому натуралистично. На зодиаке из храма Хатхор в Дендере (I век до н. э.) рыбы присутствуют, но обе смотрят в одну сторону. На планисфере Тимохариса, упомянутой Гиппархом, изображена лишь одна рыба. На монетах и геммах императорского периода, а также на митраистских памятниках рыбы либо повернуты в одну сторону, либо движутся в противоположных направлениях. Полярность, которую приобрели рыбы позже, вероятно, связана с тем, что в астрономической констелляции первая (северная) рыба располагается вертикально, а вторая (южная) – горизонтально. Они движутся почти под прямым углом друг к другу и тем самым образуют крест. Данное контрдвижение, неведомое большинству самых древних источников, активно подчеркивалось в христианские времена, что наводит на мысль об определенной тенденциозности.

¹⁴⁸ Хотя доказать какую-либо связь между фигурой Христа и началом астрологической эры Рыб невозможно, одновременность появления рыбной символики у Спасителя и астрологического символа нового Эона кажется мне достаточно важной, чтобы оправдать особое к ней внимание. Если мы пытаемся проследить сложные мифологические разветвления данной параллели, то делаем это с целью пролить свет на многообразные аспекты архетипа, который проявляет себя, с одной стороны, в личности, а с другой – синхронистично, в момент времени, предопределенный заранее, еще до рождения Христа. В самом деле, задолго до этого архетип был написан на небесах посредством проекции, дабы затем, «когда свершится время», совпасть с символами, порожденными новой эрой. Рыба принадлежит дождливому зимнему периоду, как Водолей и Козерог (). Как знак зодиака она, таким образом, ничем не примечательна. Она вызывает изумление только тогда, когда в силу прецессии точка весеннего равноденствия перемещается в этот знак и тем самым открывает эру, в которой «рыба» становится именем для Бога, ставшего человеком, родившегося как рыба и принесенного в жертву как овен, имевшего учениками рыболовов и хотевшего сделать из них «ловцов человеков», накормившего толпу чудесно приумноженной рыбой; Бога, который сам поедался как рыба («пища, превосходящая по святости») и последователи которого именовались «рыбками», «pisciculi». Предположим, если угодно, что довольно распространенное знание астрологии объясняет по меньшей мере часть такой символики в определенных гностико-христианских кругах. Однако это предположение неприменимо, когда речь заходит о свидетельствах, изложенных в синоптических евангелиях. Доказательства подобному там отсутствуют. Нет никаких оснований полагать, что эти истории суть замаскированные астрологические мифы. Напротив, создается впечатление, что эпизоды с рыбой представляют собой вполне естественные события и не наделены неким тайным смыслом. Это простые и естественные истории, в связи с чем возникает вопрос: а не появилась ли вся христианская символика рыб так же случайно и непреднамеренно. Точно так же можно говорить о случайном совпадении этой символики с наименованием нового эона, особенно если учесть, что эра Рыб, кажется, не оставила явных следов в культурах Востока. Я не могу с полной уверенностью утверждать, что это так, поскольку слишком мало знаю об индийской и китайской астрологии. С другой стороны, тот факт, что традиционная символика рыбы делает возможным верифицируемое предсказание, сделанное уже в Новом Завете, вызывает определенный дискомфорт.

¹⁴⁹ Северная, или восточная рыба, в область которой точка весеннего равноденствия вступила в начале нашей эры, соединена с южной (или западной) рыбой так называемой комиссурой. Последняя представляет собой полосу слабых звезд, образующую средний сектор созвездия, по южному краю которого медленно двигалась точка весеннего равноденствия. Точка пересечения эклиптики с меридианом между двумя рыбами приходится примерно на XVI век – эпоху Реформации, крайне важную для истории западных символов. С тех пор точка весеннего равноденствия прошла по южному краю второй рыбы; в ходе третьего тысячелетия она вступит в созвездие Водолея. Астрологически обозначение Христа как одной из рыб предполагает его отождествление с первой, вертикально расположенной рыбой. В конце времен за Христом следует Антихрист. Вполне логично, что начало энантиодромии должно приходиться на середину пути между двумя рыбами. Мы видели, что так оно и есть. В непосредственной близости от второй рыбы начинается эпоха Возрождения, а вместе с ней приходит и дух, который достигает кульминации в наше время.