Глава 6

— Света, чего не спишь?

— Игорь, а что именно имел в виду Борис, когда сказал, что ты авось, да передумаешь?

— Ты о чем?

— Ну, он еще добавил, что, тогда мол, заживем! Что это означает, не поняла?

Светлана — это я не понял: ты что, до сих пор не знаешь о моем даре эмоционала?

— Тебе и вправду интересно?

— Очень!

— Ну, в общем, я умею жадры эмоциями заполнять.

— Ты серьезно?! Ты что, самый настоящий эмоционал?!

— Был им. Правда, совсем недолго: все куда-то исчезло.

У меня в кармане постоянно находится несколько пустых жадров. И я, время от времени, сжимаю один из них в кулаке, в надежде почувствовать болезненный укол. Который не похож ни на что. Почувствовать, чтобы обнаружить свой вернувшийся дар. Хотя, возможно, и проклятье — это с какой стороны еще посмотреть.

— Света, а тебе что, никто ничего не рассказывал?

— Нет. Да и времени особенно не было.

— А почему сама у меня не спросила?

— Боялась.

— Боялась? Чего?!

— Тебя же пытаются убить. А вдруг, ты и сам какой-нибудь убийца, за голову которого назначена награда? Мало что ли таких? Боялась в тебе разочароваться.

— Нет, Света, я не убийца — недоделанный эмоционал. Или переделанный.

Безусловно, есть и на моем личном счету несколько человек. Но у кого в этом мире их нет? Наверное, только у тех, кто за периметры поселений даже нос не высовывает. Да и то, как сказать. Это только на Вокзале порядок. В других поселках перестрелки прямо на улицах не редкость. Но даже мой личный счет не делает меня убийцей. Это как на войне — там другие понятия.

— Игорь, а ты сильный эмоционал?

— Был им, Света, был. Говорят, был самым сильным из всех известных.

Мне и с этим не повезло. Для меня, что пустой жадр, что заполненный самим мною или кем-то другим — разницы нет, ничего не чувствую. Так что сравнить себя с другими ни за что не получится.

— Все у тебя вернется, — горячо заверила девушка. — Обязательно вернется, вот увидишь! Главное, что ты не какой-нибудь там подонок. Сладких снов тебе, Игорь.

Сон, который мне приснился, был каким угодно, только не сладким. Во сне я проснулся, а вокруг никого. Ни Грека, ни Гудрона, также как и Славы, Яниса, Светы, Гриши. Вообще никого. И ничего. Ни оружия, ни рюкзака, ни разгрузочного жилета… даже одежды на мне. Судя по тому, что угли в костре остыли, бросили меня давно. Хорошо, вообще не убили. Но что мне теперь делать?! Мало того, от входа в пещеру доносилось мяуканье. В этом мире кошечек нет, и мяукать в нем может только самый опасный хищник — гвайзел. В тот самый миг, когда показалась его скалящаяся морда, я и проснулся. Сердце колотилось так, что, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди.

Наверняка я расшиб бы себе голову об низко нависший свод, если бы не руки Гудрона, которые прижали к земле.

— Теоретик, что с тобой?! — спросил он, все еще удерживая меня за плечи.

И столько в его голосе было неподдельной тревоги, что мне поневоле стало стыдно. За то, что смог в них усомниться, пусть даже во сне.

— Сон дурацкий приснился.

— Со всеми случается, — как мог, успокоил он. — В себя пришел?

— Пришел, — ответил я, освобождая плечи от его рук.

— Слишком долго спать вредно, — заметил возящийся у очага Гриша.

И верно. Судя по положению светила, которое хорошо было видно через высокую щель входа, мы давно уже должны быть в пути. Что-то не так?

— А где остальные? — кроме них двоих, никого не было видно.

— Грек с Профом ушли, будут не раньше вечера. А, возможно, и завтра вернутся. Ну а твоя подружка уроки берет у Яниса, — Гудрон улыбнулся. Но не ехидно, как можно было бы предположить с его характером, и с его языком.

— Куда ушли?

Вчера вечером даже разговора не было, что наша компания может разделиться.

— Дорогу разведать. Вернее, перевал. Посмотреть, что там, перед тем как всем кагалом туда отправляться.

Перевал я помнил отлично. Там даже не перевал — ущелье, которое разрезает горную гряду, образуя проход на другую сторону. Уходя от Вокзала, мы прошли его ночью. Та еще прогулка выдалась! В ущелье и при свете дня черт ногу сломит, а уж в темноте!.. Благо, что на небе хватало звезд.

— В обход не пришлось бы топать, — высказал свои опасения Гриша. — Чего не хотелось бы.

Не то слово! Крюк получается еще тот. К тому же по таким местам, куда добровольно не сунешься.

Светлану с Янисом я обнаружил у самого входа в пещеру. Он что-то втолковывал девушке, а сама она целилась в невидимую для меня цель через оптику.

«Настойчивая девушка, — думал я, глядя на ее сосредоточенное лицо. — С таким рвением действительно научится постоять за себя».

И еще ко мне пришла мысль, что абсолютно ее не ревную. Почему? Настолько доверяю Янису? А может, все дело в том, что нет у меня к ней особых чувств? Безусловно она мне нравится. И характер хороший, и фигурка что надо. Но такого, чтобы при одной мысли «а вдруг они там!..» хотелось бы вскочить на ноги, и броситься их разыскивать, нет и в помине. Настолько доверяю ей самой? Возможно, и так.

Первым меня заметил, конечно же, Янис. Это опыт, благодаря которому он, впрочем, как и другие, всё еще живы: чем бы ни занимался, и насколько увлеченно этого бы ни делал, не забывай контролировать обстановку вокруг себя. Опасность может возникнуть отовсюду: сзади, сверху, с боков, из-под земли… Клыкастая, когтистая, ядовитозубая… какая угодно. Причем настолько бесшумно, что можешь не услышать ее с расстояния в пару шагов. И потому необходимо постоянно крутить головой по сторонам и задирать ее вверх все то время, когда не смотришь под ноги, и вперед.

— Толковая ученица! — сообщил мне Янис с таким видом, как будто полностью одобряет мой выбор. Мол, выбирал — выбирал я себе подругу, остановился на Светлане, и не прогадал.

— Доброе утро, Игорь! — поприветствовала меня девушка. И тут же переключила внимание на своего наставника. — Янис, а упреждение — это что такое? — и, выслушав ответ, — Так, понятно. А от чего оно зависит? От скорости движения объектов? Ясненько. И сколько его нужно брать? В зависимости от дистанции? А как понять это в прицеле? Там столько галочек и всяких черточек разных.

Янис посмотрел на меня вопросительно: может быть, сам? На что лишь развел руками. При всем желании у меня не получится также замечательно, как у тебя самого: иметь дела с оптикой приходилось постольку поскольку. И пошел назад в пещеру, откуда уже наносило запахом варева. Приятно так наносило — Гриша готовить умеет.

Грек со Славой вернулись на следующий день к вечеру. По их лицам сразу стало понятно, что хороших вестей не ждать. Так и случилось.

— Ущельем не пройдем, — объявил Грек. — Там на выходе со стороны Вокзала, сейчас пост на постоянной основе. Не по Теоретика душу, конечно же — перквизиторы зачастили. Серьезный такой пост — человек десять, не меньше. Кстати, радиофицированный.

— Ну так и перквизиторы — опасность серьезная, — сказал Янис.

И все молча с ним согласились: серьезней некуда. Будь их вдвое больше, точно подмяли бы всех под себя.

— Может, стоит Теоретику внешность изменить? — предложил Сноуден.

— Ага, сделаем ему пластическую операцию, — тут же согласился с ним Гудрон. — Иди, Гриша, стерилизуй инструменты. Ножи, топоры… клещи на всякий случай тоже не забудь. А заодно и всем остальным — Греку, мне и так далее. Чтобы уж точно никого не признали. Недельки три здесь отсидимся, чтобы опухоль с рож спала, и пойдем. Еще можно с боем прорваться. Нет, ну а что? Положим всех на посту, затем заявимся на Вокзал, а в нем убивать никого нельзя, и потому нас не тронут. Там и будем сидеть, пока не сдохнем от старости.

— Ладно, завелся, успокойся! — Гриша уже и сам был не рад своему предложению.

— А если в обход вдоль хребта? — предложил Слава Проф. — Как будто бы там и еще проход имеется.

— Ты дорогу к нему знаешь? — живо поинтересовался Грек.

— Я — нет. Но Борис однажды говорил, что ему известно.

Все посмотрели на Гудрона.

Тот покачал головой.

— Что, от своих слов отказываешься? — Гриша был рад отомстить.

— Не отказываюсь. Тут в другом дело. Слышал я, что он действительно есть. И даже примерно представляю, где его искать. Но не более того. Мы его месяц можем разыскивать, но так и не найти.

Помолчали. Затем Грек заговорил снова.

— Ничего в голову не идет. Знаю только, что и здесь долго оставаться нельзя. Вопрос времени, и на пещеру наткнутся.

— Может, не всем на Вокзал пойти? Паре — тройке, как тогда, на Самолет? — высказал идею Янис. — Закупиться и они смогут, — и сам же ее отринул. — Признают ведь, даже если одного послать. Со всеми вытекающими.

— Мозговой штурм? — предложил Слава. И пояснил, как я понял, для одного Сноудена. — Это когда, чтобы решить проблему, которая кажется не решаемой, предлагаются самые бредовые или даже абсурдные варианты. Сами по себе они мало что значат, но каждое из них может дать толчок к какой-нибудь стоящей мысли. Вот она-то и станет выходом. Игорь, ты чего улыбаешься?

— Да так, — сделал я попытку уклониться от ответа. — Вспомнился мне свой собственный бред. Потому и смешно.

— Говори-говори! — начал настаивать Слава. — В том-то вся и суть, что любой бред может оказаться выходом. Или, по крайней мере, ключом к нему.

А подумалось мне, после слов Грека про голову в которую ничего не идет, вот что. Голова не обязательно должна быть моей. Достаточно заменить ее похожей. Еще и награду потребовать.

Мол, думали они, думали, да и решили, что плетью обуха не перешибешь, после чего оставили Теоретика без головы. Не тащить же меня полностью в качестве доказательства? Ну а то, что голова по дороге попортилась, в здешнем климате легко допустимо. Анализа ДНК в этом мире не сделает никто. И зубной карты, в которой написано, что третий нижний моляр с пломбой, тоже не достать. Тут даже цвет глаз необязательно должен быть идентичным. Так, общее сходство черт лица. Ну а я пережду, сколько понадобится, где-нибудь в безопасном месте. В идеале — со Светланой. В том случае, если она сама будет согласна. Все-таки, наилучший выход для нее — оказаться со всеми на Вокзале. Света нарочно или ненамеренно проболтается там, что голова совсем не моя? Не в самый же первый день. Должно хватить времени, чтобы запастись всем необходимым, а потом вернуться и меня забрать. Есть и еще вариант. Если постараться, все можно обстряпать так, что девушка полностью будет уверена — голова принадлежит именно мне. Получится лишнее подтверждение от, в сущности, постороннего нам человека.

— Все равно ее негде взять, — вместо всех объяснений, сказал я.

— Кого именно?

— Голову, похожую на мою. Чтобы принести ее в качестве доказательства. Не убивать же ни в чем не повинных людей?

Мне казалось, придется объяснять все подробно. Но нет. Они переглянулись между собой, после чего Янис уверенно заявил.

— Не поверят.

— Так она же испортиться успеет.

— Игорь, дело не в этом.

— А в чем тогда?

— В том, что никто не поверит, что мы смогли так поступить. У нас есть определенная репутация, которой мы дорожим. Именно с ней в связи, и не поверят. Безусловно, мы не Праведники, но края наблюдаем отчетливо. И еще. Кто из нормальных людей после такого захочет с нами дела иметь? Никто. И опустимся мы тогда на уровень того же Кощея. Или хуже того — перквизиторов.

Все они как один, согласно кивнули. Синхронно так, как будто отрепетировали, а затем дождались нужного сигнала, чтобы уж точно вместе.

О Кощее, кстати, моем тезке — Игоре, я слышал. Если судить по рассказам о нем — удивительной беспринципности человек. И жаден невероятно. Ну а с перквизиторами мне даже сталкиваться приходилось. Те вообще за гранью. Отмороженные бандиты в сравнении с ними — ангелочки с крылышками.

И о Праведниках Янис не просто вспомнил. Есть здесь такие, именно с большой буквы. Считают, что угодили сюда за грехи. Действительные ли, мнимые, но именно за них. Как сказал Гудрон: «Правильные они чересчур. Причем настолько, что тошнит от них. Отсюда и Праведники».

— Так совсем же не обязательно, что вы меня. Мало ли что может со мной произойти? Упал — шею свернул, бахнул в себя от безысходности, на гвайзела нарвался…

И снова никто даже не задумался.

— Тоже не вариант. Ты сам в это поверил бы?

— Если честно — не знаю.

— Вот и я не знаю, — сказал Грек. — Ясно одно: назад, на базу в Фартовый, нам пути нет. Туда дорога вдвое длиннее, даже если пойти на Вокзал в обход. И в ущелье не сунешься. Давайте действительно мозгами пошевелим. Глядишь, что-нибудь да получится.

Не получилось. Спать легли далеко за полночь, и все это время судорожно пытались придумать что-нибудь толковое. В конце концов, инициатор мозгового штурма Слава Проф согласился с тем, что даже такой метод срабатывает не всегда.

— Хотя, возможно, нам единственной мысли и не хватило. Единственной, — в заключение сказал он. Но, как все не тужились, родить еще одну, так и не смогли.

Тем не менее, решение было принято: попытаться найти проход в горах, о существовании которого Гудрон знал лишь понаслышке. Или обнаружить перевал, который позволил бы нам оказаться на другой стороне горной гряды. Глядя на заснеженные вершины гор, я размышлял над тем, что хотелось бы все-таки обнаружить проход. Лезть в горы без надлежащего снаряжения, или даже просто теплой одежды, попахивало самоубийством.

— Ну что, потопали?

Это фраза Грека была мне так же привычна, как, например, манера Гриши постоянно морщить лоб во время разговора. Или Светланы вначале улыбаться на каждый заданный ей вопрос, а уже затем отвечать. Или как особенность Славы Профа. Тот, когда размышляет, шевелит указательным пальцем правой руки. Как будто перебирает им пришедшие ему в голову мысли, и им же отбрасывает ненужные. Сам я, когда о чем-нибудь думаю, почему-то держу сжатым правый кулак. Еще и прячу внутри него большой палец.

Согласно представлениям восточной медицины, каждый палец соответствует внутреннему органу. Мизинцы, например, сердцу. Заболит оно, и тогда следует начать их массажировать. Не помню, что там насчет указательного, среднего и безымянного, но большой палец имеет связь с мозгом. Получается, пряча его внутрь кулака, я подсознательно пытаюсь спрятать свои мысли. Но почему прячу всегда один? Логичней было бы оба. Кстати, левая рука — это правое полушарие. Убей — не помню, за что оно отвечает: за логику или креатив? Что именно я пытаюсь скрыть?

Правда, Слава был категоричен — полнейший бред. При решении любых задач, мозг ничего не делит на полушария. И вообще, куда важнее количество нейронов в тех полях, которые отвечают за то или иное. Отсюда, как ни старайся, не быть тебе, например, великим футболистом или скрипачом, если природа не наделила большим, чем обычно, количеством нейронов в центрах тонкой моторики. А такие вещи даются нам от рождения, и тут как лотерея — либо выпадет, либо нет.

— Путем невероятных усилий — ежедневными многочасовыми занятиями, можно достичь высокого уровня, примеров хватает. Вот только одаренному от рождения повышенным количеством нейронов в нужных полях человеку, даже не прилагай он особых усилий, этот уровень дастся легко. А затем он уйдет еще выше, скажем так — на недосягаемую высоту.

— Что, настолько все грустно? — спросил Янис.

— Не настолько, как казалось бы, — пожал плечами наш Проф. — Каждый человек по-своему индивидуален. Главное, помочь ему определиться с тем, в чем именно его индивидуальность и заключается. Ведь в таком случае не будет горьких разочарований, когда чему-либо потрачено немало времени и усилий, а результат — так себе. Хотя и там все не слава богу.

— Это еще почему?

— Потому что человек встанет перед выбором: заниматься тем, к чему лежит душа, но особого мастерства он не достигнет. Или тем, к чему предрасположен, но никакого удовольствия это занятие не доставляет. Такие вещи совпадают далеко не всегда.

— А помочь с определением ему уже можно?

— Потенциально великих чемпионов в спорте, научились определять с достаточно большой степенью вероятности. С другим — сложнее, но все к тому и идет.

Когда монотонно вышагиваешь в середине цепочки, не забывая, однако, зорко поглядывать по сторонам, в голову лезет всякое. Но, по крайней мере, хоть немного, но абстрагируешься от окружающей тебя действительности. От одуряющей жары, постоянно лезущих в глаза москитов, пропотевшей под разгрузкой футболке, и постоянно прибавляющем в весе рюкзаке. А самое главное забываешь о том, что в любой момент откуда-нибудь издалека, или наоборот, из-за ближайшего куста может раздаться выстрел. После которого тяжелая пуля разорвет мою глупую голову так, что только ошметки в разные стороны и полетят.