13. Будь что будет

К ноябрю 1944 года Эрл Уолтер и шестьдесят шесть парашютистов из 5217-го разведывательного батальона оказались в «стратегическом резерве». Их отправили в Голландию, на Новую Гвинею. Там было жарко, но довольно спокойно. Самое яркое событие – это переименование их батальона в Первый разведывательный батальон. Но новое название ничего не изменило. Ничего не изменило и повышение – Уолтер получил чин капитана.

Шли месяцы. Войска союзников под командованием генерала Макартура отвоевывали Филиппинские острова – один за другим, от Лейте до Лузона, от Палавана до Минданао. Война продолжалась, и парашютисты 503-го и 511-го полков совершали опасные и героические вылазки на Коррехидор и Лузон.

А тем временем Уолтер и его люди изнывали в Голландии от жары и безделья. Девизом батальона были слова «Бахала та!». На филиппинском диалекте тагалог они означали «Будь что будет!». Чем больше проходило времени, тем тяжелее становилось. Уолтер и его люди страдали от того, что им просто нечего было делать.

Ожидая приказа в Голландии – за тысячу восемьсот миль от Манилы, – люди Уолтера требовали от него новостей. Их родные и близкие остались на Филиппинах. Им хотелось освобождать родину от захватчиков. Эта миссия была для них почетна и желанна. Они стремились отомстить японцам за два года оккупации. Они хотели отомстить за марш смерти Батаан 1942 года, когда японцы убили и замучили тысячи захваченных в плен филиппинских и американских солдат, которым пришлось пешком пройти сто миль до концентрационного лагеря. Газеты пестрели сообщениями о военных преступлениях. В душах солдат жили одновременно и страх и ненависть к японцам. Но никто не испытывал этих чувств сильнее, чем люди из батальона Уолтера. Один из них, капрал Камило «Рамми» Рамирес, сам пережил ужасы Батаана, но, к счастью, ему удалось бежать.

Уолтер изо всех сил пытался поддерживать воинский дух. Он устраивал изнурительные пробежки вокруг Голландии, чтобы ноги солдат окрепли для приземлений на парашютах. Но в глубине души Уолтер боялся, что это пустая трата времени. Он боялся, что, когда его спросят, что он делал на войне, ему придется ответить: «Ничего особенного».

«Солдаты приходили ко мне и говорили: «Лейтенант (тогда я был лейтенантом), когда, черт побери, мы отправимся на Филиппины?» – вспоминал Уолтер. – А я отвечал: «Сразу же, как только я смогу нас отсюда вытащить». С точки зрения Уолтера, помешало им то, что японцы отступали быстрее, чем ожидалось. И уникальная особенность его подразделения – знание местного языка, разведывательные навыки и навыки парашютистов – оказалась ненужной.

Уолтер предлагал командованию план одной вылазки за другой, но постоянно получал отказ. Он изо всех сил пытался победить американскую военную бюрократию, предлагая планы парашютных рейдов за линию фронта. О своих планах он рассказал знакомому – лейтенанту, который оказался сыном генерала Кортни Уитни. Уитни всячески поддерживал партизанскую войну на Филиппинах и был ближайшим доверенным лицом Макартура.

Когда и этот план не принес результатов, Уолтер предпринял следующий. 13 марта 1945 года он написал откровенное письмо самому генералу Уитни. В нем Уолтер жаловался на то, что его подразделение никак не используется, и просил перевести его в боевые части на Филиппины. Если же это невозможно, то он был готов перевестись в любую боевую часть в Европе или другом месте, пока не станет слишком поздно – война могла закончиться со дня на день.

«Как вам известно, сэр, – писал генералу Уолтер, – я прибыл на этот театр боевых действий по собственной просьбе. Я добивался этого назначения, а теперь вижу, что мои просьбы были бессмысленны». Изложив свое дело, Уолтер подчеркивал, что он осознает, что нарушил субординацию – отправил письмо через голову своего командира: «Я нарушил границы, но боюсь, что эту черту я унаследовал от отца».

Похоже, Уитни оценил пыл молодого лейтенанта. Две недели спустя Уолтер получил теплое письмо от бригадного генерала. В нем он объяснял молодому офицеру, что в войне за Филиппины играют роль гораздо более важные вещи, чем личные амбиции – пусть даже продиктованные смелостью и лучшими намерениями. Уитни советовал Уолтеру продолжать тренировки в своем подразделении для вторжения в Японию. В целом письмо было достаточно лестным и убедительным. «Подготовка ваших парашютистов для активной службы вызывает искреннее изумление, – писал генерал. – Вашими способностями в этой области восхищены все офицеры нашего штаба… Я советую вам сделать все возможное для поддержания боевой формы своих людей. Запаситесь терпением. Уверен, что ваше желание использовать свои способности в боевой обстановке будет удовлетворено в ходе предстоящих кампаний».

Письмо Уитни вдохновило Уолтера. Он написал ответное: «Я взял на себя смелость прочесть ваше письмо моим парашютистам. Оно вселило в их сердца уверенность и боевой дух. Все они хотят исполнить свой долг и готовы взяться за любое задание, сколь сложным бы оно ни было. Гарантирую, что мы исполним его в точности. Солдаты будут в отличной боевой форме и исполнят свой долг, когда это будет необходимо. Благодарю вас за то, что вы вселили уверенность в сердца моих солдат и офицеров. От лица всех хочу заверить: вы можете рассчитывать на нас в любой ситуации».

Генерал Уитни вновь переключился на штабную работу. Шли недели, а Первый разведывательный батальон оставался невостребованным. Энтузиазм Уолтера слабел с каждым днем. Он снова изнывал от безделья. Он был убежден, что отец выполнил свою угрозу – во время встречи на Филиппинах он сказал, что не допустит участия сына в боевых действиях. Эрл-старший явно беспокоился за безопасность сына – попутно от боевых действий оказались избавленными и парашютисты из Первого разведывательного батальона.

«Я был его единственным сыном и единственным ребенком, – вспоминал Уолтер. – Естественно, что он волновался. Мой отец храбро сражался вместе с партизанами. Его хорошо знали в американской армии. Когда он сказал: «Я не хочу, чтобы мой сын подвергался опасности», к нему прислушались».

Действительно ли Эрл-старший имел такую власть, неизвестно. Не сохранилось никаких документов, подтверждающих, что Эрл-старший возражал против участия сына в опасных вылазках. Но факт остается фактом. В мае 1945 года, когда капитану С. Эрлу Уолтеру-младшему исполнилось двадцать четыре года, а война шла к закату, ни он, ни его подразделение так и не получили боевого задания. Подчиненные Эрла-младшего по Первому разведывательному батальону имели все основания для беспокойства. И даже больше. Каждому солдату филиппинского происхождения было нелегко попасть в американскую армию. Запутанные отношения между филиппинцами и американцами начали складываться около пятидесяти лет назад, в 1898 году, когда по Парижскому договору была прекращена война между Испанией и Америкой. По договору контроль над Филиппинами получали Соединенные Штаты. И это совсем не радовало филиппинцев, которые после трехсот лет испанского владычества мечтали о свободе. Но Америка утверждала свой статус мировой державы. Президент Уильям Маккинли сделал свое знаменитое, хотя и противоречивое заявление о том, что долг Соединенных Штатов – «дать филиппинцам образование, поднять их уровень и превратить в истинных христиан».

Через несколько недель после подписания договора американский и филиппинский патрули вступили в перестрелку на окраинах Манилы. Началась филиппино-американская война, которая продлилась сорок один месяц. Этот военный конфликт остается самым малоизвестным в американской истории. За время войны Соединенные Штаты потеряли более четырех тысяч солдат. Филиппины потеряли в пять раз больше солдат. Кроме того, более ста тысяч гражданских лиц на островах умерли от голода и болезней. 4 июля 1902 года президент Теодор Рузвельт объявил об окончательной победе, и Филиппины стали американской территорией, хотя стычки и столкновения продолжались еще много лет. Жестокость американских солдат была вычеркнута из истории. Министр обороны в правительстве Рузвельта поздравил военных с завершением «гуманной войны», несмотря на «жестокие провокации» со стороны «коварного врага».

В последующие тридцать лет в Соединенные Штаты хлынул поток иммигрантов с Филиппин. Большая их часть осела в Калифорнии и на Гавайских островах. В то же время сформировались взаимовыгодные торговые отношения между двумя странами. Американцы особенно ценили твердую древесину – так Эрл Уолтер-старший оказался во главе лесозаготовительной компании на Минданао. Но для многих филиппинцев Соединенные Штаты так и не стали любимой родиной. Антифилиппинские настроения были очень сильны. На филиппинцев нападали, по закону они не имели права владеть землей. По законам западных штатов филиппинцам было запрещено вступать в браки с белыми женщинами. Экономические возможности ограничивались работой на полях, в сфере обслуживания, ручного труда, а также на фабриках и заводах.

Борьба за независимость на Филиппинах не прекращалась ни на минуту. В 1934 году президент Франклин Д. Рузвельт подписал закон о десятилетнем переходном периоде, в конце которого на Филиппинах должна была сформироваться демократия по американскому образцу. До этого времени иммиграция с островов жестко ограничивалась. Закон о репатриации вынудил многих филиппинцев, живших в Соединенных Штатах, вернуться на острова.

А потом наступило 8 декабря 1941 года. Через день после Перл-Харбора Япония совершила неожиданное нападение на Филиппины с воздуха и моря. Центром вторжения был остров Лузон. Уступавшие в численности филиппинские и американские войска под командованием генерала Макартура быстро отступили на полуостров Батаан и остров Коррехидор на входе в Манильский залив. Окончательно американско-филиппинские войска сдались в апреле 1942 года. Именно тогда полковник Рэй Элсмор помог Макартуру бежать в Австралию, где и разрабатывались планы войны за Филиппины. Остальным американцам и филиппинцам повезло меньше. Им пришлось пережить марш смерти на Батаане и все ужасы оккупации.

Известие о нападениях на Перл-Харбор и Филиппины пробудили в филиппинцах, живших в Соединенных Штатах, чувство глубокого патриотизма. Все хотели сражаться с японцами. К тому времени на Гавайях и в самих Соединенных Штатах жило более ста тысяч филиппинцев. Но они находились в странном положении. Юридически они являлись резидентами США, но не имели гражданства, а, следовательно, не могли быть призваны в армию и не могли вступить в нее добровольно.

Многие из них через своих представителей в Вашингтоне обратились с письмами к президенту Рузвельту, министру обороны и членам Конгресса, требуя предоставить им право сражаться. Кое-кто хотел пойти в армию из практических соображений, чтобы после войны воспользоваться преимуществами и льготами ветеранов. Но большей частью филиппинцев двигало чувство мести. Да, конечно, американская база в Перл-Харборе была атакована японцами с воздуха. Но Филиппины-то были захвачены!

Один филиппинский доброволец, как рекрут в годы революционной войны, заявил: «Жизнь – это самое малое, чем можно рискнуть в войне за освобождение страны от… грязного, бесчестного, варварского, бесчеловечного врага».

Через несколько недель после японского вторжения Рузвельт подписал закон, который позволял филиппинцам вступать в американскую армию. Был создан Первый филиппинский батальон. Его предполагалось использовать в войне за возвращение островов. К маю 1942 года более двух тысяч филиппинцев добровольно вступили в американскую армию. Добровольцев было столько, что батальон пришлось реформировать в Первый филиппинский полк. Вскоре после этого был создан Второй филиппинский полк. В двух полках служило более семи тысяч филиппинцев. Рузвельт по достоинству вознаградил их патриотизм – солдаты филиппинского происхождения получили гражданство. После этого присягу приняли еще несколько тысяч человек.

Американский репортер, который провел в филиппинских подразделениях несколько месяцев, писал о них с нескрываемым восхищением: «Бойцы филиппинского полка относятся к смерти на поле сражения очень серьезно. Американские офицеры отмечают потрясающую сознательность и высокий боевой дух. Филиппинские солдаты вносят в традиционные методы ведения боя собственный колорит. Сыновья и внуки партизан, они прекрасно умеют сражаться в джунглях… Словно тени, они пробираются к вражеским позициям, зажав в зубах штыки, а затем набрасываются на врагов, орудуя штыками, словно самым традиционным родным оружием».

Весной 1944 года Второй филиппинский полк объединился с Первым, и за океан отправился Первый филиппинский пехотный полк. Солдаты этого полка внесли большой вклад в освобождение Филиппин. В битве за остров Самар солдаты полка убили 1572 японских солдат, причем сами потеряли лишь пять человек. В мае 1945 года, когда Уолтер и его солдаты изнывали в Голландии, ожидая распоряжений, Первый филиппинский пехотный полк вел тяжелые бои против японцев на острове Лейте.

За несколько недель до катастрофы «Гремлин Спешиэл» Уолтера пригласил на обед его бывший преподаватель по военному училищу, подполковник Джон Бэбкок. Бэбкок внимательно слушал все, что Уолтер рассказывал о филиппинских парашютистах, которых он готовил для выполнения заданий за линией фронта. Уолтер не скрывал своего разочарования от того, что его подразделение оказалось на Новой Гвинее и не имеет возможности действовать.

До вступления в американскую армию Бэбкок шесть лет преподавал в военном училище «Блэк-Фокс». Он отлично чувствовал, когда мальчики становятся мужчинами. И превращение, произошедшее с Уолтером, не ускользнуло от его взгляда. Уолтер до сих пор сохранил стройную, мощную фигуру американского пловца. Но теперь недисциплинированный прогульщик, который продавал школьные принадлежности одноклассникам за полцены, чтобы получить деньги для посещения стрип-клубов, превратился в серьезного, сурового капитана десантного подразделения. Бэбкок слушал очень внимательно. Он не мог не заметить, что Уолтер твердо намерен доказать отцу и самому себе, что он способен с успехом действовать в опасной обстановке.

Бэбкок и Уолтер пообедали и договорились встретиться снова. Но до этого Бэбкоку пришлось принять участие в планировании спасательной операции после катастрофы «Гремлин Спешиэл». Оказалось, что полковник Элсмор даже не подозревал о том, что в Голландии есть парашютисты.

«Когда Бэбкок услышал об этом, – вспоминал Уолтер, – он сказал: «Я знаю людей, которые смогут туда отправиться и вытащить бедняг».

Парашютный рейд в Шангри-Ла не был ни боевым, ни разведывательным заданием – по крайней мере, в традиционном смысле слова. Но в сравнении с бесконечными и бесцельными физическими тренировками в Голландии это был настоящий подарок. Когда Бэбкок рассказал Уолтеру о произошедшем, Эрл-младший тут же ухватился за эту возможность. Он не знал, как отнесся бы к этому заданию его отец. Но Эрл-старший находился где-то за линией фронта на Филиппинах, и Эрл-младший решил его не спрашивать. Бэбкок доложил о подразделении Уолтера своему командованию.

Руководство сразу же захотело встретиться с Уолтером. На встречах ни Элсмор, ни другие старшие офицеры ничего не скрывали. Они хотели убедиться в том, что капитан понимает ситуацию и опасность, которая угрожает ему и его людям.

КАПИТАН С. ЭРЛ УОЛТЕР-МЛАДШИЙ (ЗАДНИЙ РЯД, В ЦЕНТРЕ) СРЕДИ СОЛДАТ ПЕРВОГО РАЗВЕДЫВАТЕЛЬНОГО БАТАЛЬОНА ВОЗЛЕ КЛУБА «БАХАЛА НА» В ГОЛЛАНДИИ (ФОТОГРАФИЯ ЛЮБЕЗНО ПРЕДОСТАВЛЕНА С. ЭРЛОМ УОЛТЕРОМ-МЛАДШИМ)

Выслушав их, Уолтер вернулся к своим подчиненным. Солдаты сгрудились вокруг него. Самый высокий из них был на голову ниже капитана. Все они были преисполнены энтузиазма – еще не выслушав Уолтера, они понимали, что долгие месяцы бездействия закончились.

Когда все успокоились, Уолтер объяснил ситуацию. На базе уже все знали о катастрофе, но известие о том, что кто-то выжил, пока что было на уровне сплетен и слухов. Уолтер объявил, что парашютистам Первого разведывательного батальона поручена особая миссия – защитить спасшихся во время катастрофы «Гремлин Спешиэл» и доставить их в безопасное место. Капитану требовалось десять добровольцев, в том числе два медика. Но прежде чем собрать добровольцев, Уолтер честно предупредил своих людей.

Во-первых, им предстоит прыгать в зону, карты которой до сих пор не составлены. Поэтому полагаться придется только на собственное чутье и компасы.

Во-вторых, два медика должны спрыгнуть как можно ближе к выжившим, в густые джунгли. Хуже места для парашютирования найти сложно. Он и восемь оставшихся добровольцев спрыгнут в долину Шангри-Ла, в двадцати-тридцати воздушных милях от места высадки медиков. Там они разобьют базовый лагерь с тем, чтобы доставить медиков и всех, кто выжил в катастрофе с места крушения в долину.

В-третьих, если прыжки пройдут успешно, одиннадцать человек должны будут встретиться «с туземцами, которые могут быть настроены враждебно». Конечно, они будут вооружены, но, возможно, им придется столкнуться с сотнями, если не с тысячами, врагов.

Но самое плохое Уолтер приберег на конец. В-четвертых, ни у кого нет ни малейшего представления о том, как вытащить их из долины. Возможно, им придется пройти сто пятьдесят миль до северного или южного побережья Новой Гвинеи в самых суровых условиях. При этом с ними будут жертвы катастрофы, которые, вполне возможно, не смогут идти сами. Кроме того, если они двинутся на север, то их путь будет пролегать по зоне, которая, по некоторым данным, «населена охотниками за головами и каннибалами». Если же они решат пойти на юг, то им придется пройти через джунгли и болота, где скрываются десять тысяч японцев, которые ушли в леса после того, как побережье Новой Гвинеи захватили союзники.

Уолтер не сказал об этом, но если бы им все же пришлось идти к побережью, то лично он предпочел бы встретиться с японцами, чем с охотниками за головами: в этом случае они, по крайней мере, имели бы представление о том, как отреагирует на их появление противник. В отличие от туземцев у японцев не было преимущества ведения войны на собственной территории. В борьбе с превосходящими силами японцев в джунглях Уолтер мог бы последовать примеру своего отца.

Пока Уолтер говорил, он осознал, что у каждого его солдата были собственные основания находиться здесь – будь то чувство мести, патриотизм, новые возможности или все это вместе взятое. У этих людей было общим желание сражаться. Все пошли в армию добровольно, добровольно согласились на разведывательную работу и изучили десантное дело. Теперь Уолтер снова их испытывал.

Капитан замолчал, помедлил и вызвал добровольцев. Он никогда не забудет того, что руки подняли все его солдаты. И каждый сделал шаг вперед. Уолтера охватило чувство гордости.

– Бахала на! – выкрикнул один из солдат. Таков был девиз батальона. Будь что будет!