Какими бы ни были механизмы обработки новизны в головном мозге, как их измерить у других видов? Новый способ измерения способности к новизне (опять ненамеренный каламбур), который мы здесь обсуждали, основывается на «зоне ближайшего развития». Это понятие было предложено Львом Выготским, русским психологом еврейского происхождения, который работал в Советском Союзе в начале двадцатого столетия. Выготский был, пожалуй, одним из двух самых способных студентов, изучавшим когнитивное развитие у детей. Вторым был швейцарский психолог Жан Пиаже, чьи работы лучше известны на Западе. По удивительному совпадению, они родились в один и тот же год – 1896-й, – но траектории их жизни были весьма различными. Пиаже прожил долгую и продуктивную жизнь в стабильном и защищенном мире и был лидером в европейской научной и образовательной среде. Выготский умер молодым от туберкулеза в жестоком и бурном котле постреволюционной России, незадолго до начала сталинской чистки, и это делает его интеллектуальное наследство еще более замечательным.

И Выготский, и Пиаже занимались изучением стадий когнитивного развития и ходом этого развития, но их подходы были совершенно различными, что отражало несоразмерность их личной истории в науке. Первоначальным интересом Пиаже была зоология, и его первые публикации были посвящены моллюскам. В отличие от Пиаже, Выготский сначала интересовался гуманитарными науками, и он был известен своими сочинениями в области психологии литературы и искусства. После его смерти эти сочинения были собраны в книге, которая, по политическим причинам, смогла увидеть свет только спустя более чем 30 лет. Эта книга, «Психология искусства»²², подписанная вдовой Выготского, была одной из немногих книг в моем скромном багаже, с которым я прибыл в Соединенные Штаты в 1974 году (рис. 8.2).

Рис. 8.2. «Психология искусства» Льва Выготского с подписью его вдовы. На первой странице книги (2-е издание, опубликованное в 1968 году в Советском Союзе) надпись и подпись вдовы автора, Розы Ноевны Выготской. Надпись гласит: «Коле (мое русское сокращенное имя) Гольдбергу с большим уважением и большими надеждами. Р. Выготская, апрель 1968 года».

Из личной библиотеки Элхонона Голдберга

Эти ученые пришли к эволюционной психологии разными путями, что отразилось на их теориях. Пиаже считал, что стадии когнитивного развития сменяют друг друга предопределенным образом, направляемые жестко установленными внутренними биологическими правилами. Выготский, наоборот, полагал, что когнитивное развитие подталкивается культурной средой, через непосредственное обучение, и это позволяет ребенку приобрести познавательные навыки, выходящие за рамки его собственных способностей. Если представить познавательное развитие как расширяющееся пространство, то «зоной ближайшего развития» будет область, отображающая различие между расширением, которого ребенок может достичь через самостоятельное обучение, и дополнительным расширением, которое становится возможным в результате наставлений. Выготский утверждал, что два ребенка (и, вероятно, два взрослых) могут показать одинаковые результаты теста, отражающие их знания и когнитивные навыки в настоящий момент, но у этих детей размер «зоны ближайшего развития» будет различным²³.

Выготский полагал, что размер «зоны ближайшего развития» отличается у разных людей и что эта разница охватывает важнейшее свойство человеческого разума, а также умственные различия у отдельных индивидуумов. Почему? Потому что именно так человек учится. Без непосредственного наставления и знакомства с когнитивными инструментами, косвенно заложенными в культуре, весьма сомнительно, чтобы кто-то из нас смог научиться читать, писать и считать самостоятельно – любому человеку, неважно, насколько талантливому и креативному, было бы слишком сложно изобрести все это «с нуля». Если выразиться более возвышенно, то даже самый талантливый ученый или художник совершает свое собственное, дерзкое открытие под «руководством» культурной среды, в которой он живет, и это открытие опережает культуру только до определенного предела – опять зона ближайшего развития. Хотя Архимед уже использовал в своей работе инструменты и метод геометрического исчерпывания, он не создал упорядоченной дисциплины. Численные методы представляют собой отдельную математическую науку, которая появилась только спустя два тысячелетия, во второй половине семнадцатого столетия, благодаря трудам Исаака Ньютона и Годфрида Вильгельма Лейбница. Вот простой пример того, как культурная и научная среда являются и двигателем, и тормозом умственной энергии отдельного гения. Концепция, предложенная Львом Выготским для описания когнитивного развития у детей, также может служить полезным эвристическим инструментом, позволяющим уловить связь между индивидуальной способностью к творчеству и емкостью для инноваций, и культурной средой. Выготский был одним из первых психологов, которые открыто пытались интегрировать биологию и культуру с познанием. Это делает его интеллектуальное наследие чрезвычайно актуальным для изучения креативности.

Но что же делает Лев Выготский, который изучал когнитивное развитие у человеческих детей, в главе, посвященной интеллекту животных? Для этого есть причина. Несмотря на то что Выготский занимался изучением когнитивного развития человека, значение «зоны ближайшего развития» как показателя емкости для овладения новизной не ограничивается только нашим видом (рис. 8.3). Это понятие применимо для любого вида, способного к обучению, и оно действительно часто используется для измерения когнитивного потенциала этих видов, хотя мы и не называем это измерением. Помещенные в компанию человека, животные часто демонстрируют потрясающие подвиги овладения новизной. Они не могли бы добиться таких успехов сами по себе, и это совершенно не соответствует их естественному поведению и когнитивным потребностям. Интересно, что сам Выготский считал «зону ближайшего развития» исключительно человеческим свойством, которого нет у нечеловекообразных приматов. Однако исследования, проведенные с использованием различных видов животных с момента смерти ученого в 1934 году, показали ошибочность подобных взглядов. Удивительно, что это только подчеркнуло важность идей Выготского.

Один пример часто приводят в качестве иллюстрации «зоны ближайшего развития» у приматов. Это история равнинной гориллы по имени Коко, которая была настоящей личностью и смогла овладеть значительным словарным запасом американского жестового языка и даже умела собирать из слов новые высказывания, выражая свои желания и эмоциональное состояние. Орангутанг Чантек, которого вырастила приматолог Лин Уайт Майлз как «приемного сына», также овладел жестовым языком и даже мог выдумывать новые слова, например «томатная зубная паста» вместо «кетчуп» и «сыр-мясо-хлеб» вместо «чизбургер»²⁴. Бонобо Канзи был также знаменит своими способностями к когнитивной новизне. Он (еще одна личность!) выучил 384, или больше, лексиграмм (визуальных символов, представляющих предметы или идеи) и умел применять эти знания для общения, показывая на размещенные на клавиатуре лексиграммы. Канзи добился этого даже без явных инструкций: он просто наблюдал, как учили его мать, Матату. (На самом деле это была его приемная мать, укравшая Канзи у настоящих родителей.) Позже сестра Канзи, Панбаниша, и ее сыновья Ниота и Натан тоже выучили язык лексиграмм. Но Канзи оставался непревзойденным, потому что был первой и до настоящего времени билингвальной обезьяной, выучившей также и американский язык жестов. Канзи просто смотрел видео, где горилла Коко использует этот язык²⁵. Как показали недавно проведенные исследования²⁶, другие человекообразные обезьяны, шимпанзе, обладают достаточными когнитивными способностями для приготовления пищи, если компаньоны-люди обеспечивают их соответствующим инвентарем и инструкциями. И не забывайте о бабуине, который выучил правила орфографии английского языка.

На более приземленном, но и более домашнем уровне рассмотрим собак. Это семейные любимцы, которые выучивают некий диапазон вербальных и жестовых команд. Обычно это происходит в результате непосредственной тренировки, но не обязательно. Мой покойный бульмастиф Брит (тоже личность; он много значил для меня, и я до сих пор без него скучаю) научился многим командам просто потому, что я использовал их в контексте, а не мучил его упражнениями. Мой новый щенок английского мастифа Брутус кажется многообещающим в этом отношении, хотя он еще в нежном возрасте 11 месяцев. В то же время я никогда не пытался научить Брита и Брутуса алгебре. У Брита было зачаточное представление о числах. Он предвкушал количество печений, служивших ежевечерним «перекусом» перед сном, и протестовал, если я пытался сократить их, но это было, возможно, максимальным растяжением его «зоны ближайшего развития», и я не пытался растянуть эту зону еще дальше.

Млекопитающие обладают поистине неограниченной емкостью для приобретения когнитивных навыков, которая далеко опережает проявляющуюся в естественном поведении, только благодаря прямому взаимодействию с «инструктором»-человеком. Долгосрочное «сотрудничество» между попугаем жако Алексом и когнитивным психологом Ирен Пепперберг стало замечательным примером этого. Под руководством Ирен Алекс научился «называть» более 50 предметов, семь цветов, пять форм и мог считать до шести (а потом до семи и восьми). Он даже научился составлять простые фразы, выражая свои желания, и умел немного обращаться с числами²⁷.

«Зона ближайшего развития» имеет немало применений и возможностей в качестве показателя овладения новизной. Для изучения этой концепции у других видов животных существует два основных способа: можно измерять их способность учиться у человека и измерять умение учиться у представителей их собственного вида. На самом деле «инструктор», который раздвигает границы «зоны ближайшего развития» животного, не обязательно должен быть человеком. Это может быть представитель того же вида животных. В результате такой скорее социальной, чем биологической передачи информации от одного к другому представителю того же вида и от одного поколения к другому могут передаваться и сохраняться виды поведения и навыки. Это могут быть виды поведения и навыки, представленные в одной группе животных, но отсутствующие в другой того же вида. Это явление стало известным под названием «культура животных». Хотя скрытая коннотация этого термина кажется противоречивой, наблюдения, которые привели к его появлению, говорят сами за себя.

Вскоре после окончания Второй мировой войны японский приматолог Киндзи Иманиши и его коллеги приступили к исследованиям японских макак. К удивлению ученых, разные группы макак, принадлежащих к одному виду, но живущих в разных частях Японии, проявляли совершенно разные виды поведения, начиная от различных способов обучения своих малышей и до пищевых привычек. Одним из таких уникальных проявлений поведения, которое наблюдалось только в одной группе макак, была привычка мыть сладкий картофель в проточной воде перед тем, как съесть его²⁸. Подобным образом у разных групп шимпанзе было зафиксировано 39 видов различного поведения, связанного с использованием инструментов, обустройством гнезд, грумингом и ухаживанием. Это поведение было преимущественно результатом обучения представителей разных поколений в пределах одного сообщества, а не генетической передачей информации²⁹. У других приматов, и даже у грызунов³⁰, также наблюдается «культурная передача» видов поведения, приобретенного в результате подражания и даже прямого наставления малышей взрослыми. В этом плане непревзойденными считаются амазонские попугаи из Коста-Рики: разные популяции этих попугаев общаются на различных и отличающихся «диалектах», которые молодые птицы выучивают легче, чем взрослые³¹.

Иногда предпринимаются попытки изучать зону ближайшего развития у приматов, но не очень часто³². И несмотря на все мои усилия, я не смог найти никаких данных в научной литературе относительно распространения этой концепции в сравнительную нейробиологию индивидуальных различий у разных видов. Но если она в равной степени применима к познанию у человека и животных, то почему не сделать то, что нейробиологи проделывали десятилетиями: использовать животных в качестве моделей мозговых механизмов человеческой креативности и емкости для инноваций, а также индивидуальных различий этих механизмов? Исследования нейробиологии креативности набирают обороты в ряде лабораторий ведущих университетов по всему миру, но ни один из таких проектов не затрагивает проблемы определения или, еще важнее, измерения этой неуловимой идеи. Все эти проблемы можно легче преодолеть в исследованиях с использованием животных, где у разных представителей одного и того же вида сравнивают размеры их «зон ближайшего развития», определенных как относительная легкость в овладении новыми когнитивными навыками путем взаимодействия с инструкторами-людьми или животными. Когда мы определим отдельных представителей того же вида с относительно большими и относительно малыми «зонами ближайшего развития», мы сможем сравнить их мозг с такой степенью точности, которой нелегко достичь в исследованиях с участием людей. И поскольку лежащая в основе нейробиология, вероятно, по сути та же самая, из этих исследований мы сможем получить по крайней мере полезное эвристическое понимание природы человеческой емкости для инноваций и даже креативности.

Действительно, существуют доказательства того, что у животных одного вида существуют индивидуальные различия в величине зоны ближайшего развития: белуха Малия демонстрировала более «творческий» подход, чем белуха Хоу. Бонобо Канзи был более восприимчив к новизне, чем бонобо Матата. Одни амадины учатся быстрее других, а попугай Алекс, по-видимому, далеко обогнал других жако в обучении «человеческим» навыкам. У всех этих животных очевидна огромная разница их индивидуальных «зон ближайшего развития». Но каковы различия головного мозга этих животных, обладающих большими или малыми «зонами ближайшего развития»? Идентификация и характеристика этих морфологических, биохимических и генетических различий у других видов поможет понять наши собственные различия. Направляя усилия на изучение нейробиологии, лежащей в основе индивидуальных различий среди представителей разнообразных видов животных, мы можем достичь понимания природы подобных различий у человека.

Подведем итог нашему обсуждению. Все более общепризнанным становится понимание того, что люди не являются единственным видом, у представителей которого наблюдается широкий диапазон индивидуальных различий в когнитивных способностях. Я, «рядовой» владелец собак, всегда это знал. Например, возьмем «личность». Само заявление о «личности», не говоря уже об индивидуальных различиях в чертах личностей, у любых видов животных, кроме нашего собственного, не встречало ничего, кроме насмешки, всего несколько десятилетий назад. Однако эта концепция получает поддержку у серьезных ученых. В журнале «Science», одном из самых авторитетных журналов в мире, Элизабет Пенниси опубликовала обзор, в котором описала стабильные индивидуальные различия среди птиц, ящериц и пауков, которые затрагивали такие качества, как общительность, склонность к одиночеству, агрессивность и предрасположенность к исследовательскому поведению³³. Если все эти черты варьируют у представителей различных видов, почему не может быть разной емкость для инноваций, способность учиться, как самостоятельно, так и с инструктором? Если отойти от внушенной теологами, но наивной с точки зрения биологии мысли о том, что человек не принадлежит к царству животных, то мы сможем изучить нейробиологию индивидуальных различий у человека, используя его дальних и ближних родственников из животного мира.

Почему размер «зоны ближайшего развития» является хорошим косвенным показателем емкости для инноваций и креативности? Потому, что он моделирует фундаментальную природу инновации, описанную ранее в этой книге, так, как не могут сделать обычные методы измерения креативности. Акт инновации, акт творчества является, по существу, двойственным. Подвиг всегда индивидуален, но не бывает подвигов в изоляции. Это заложено в культуре: совершающий подвиг «стоит на плечах гигантов». Для креативной обезьяны этим гигантом будет его компаньон-человек, и контакт с человеческой культурой может не только изменить поведение животного, но и воздействовать на его самоощущение так глубоко, что мы пока не сможем этого осознать. Это едко подметил орангутанг Чантек, который называл себя «личность орангутанг»³⁴.