У Клэр выдался плохой день, хотя приготовление ужина отвлекало. Будто бы ожидание будущей трапезы, некая идеальная картинка, которую она себе представила, сдавило голову, как полотенце на волосах после душа, и не давало прорваться дурным мыслям наружу. Но некоторым все равно удавалось пробиться сквозь этот барьер.

Наступил вечер Хэллоуина.

Индейка, овощи, безглютеновый пирог и вино. Она уже выпила полтора бокала. Язык жгло. Согласно плану, подружки приедут через час. Тихая музыка, что играла по радио, доносилась из гостиной. Клэр выключила верхний свет, чтобы создать уют, притвориться, что все хорошо. На самом деле ничего хорошего не было.

Клэр поставила кастрюлю в раковину и открыла кран.

Она подумала о том, как самоубийство Ноя повлияло на семью, словно накрыв их тенью. Письма приходили со всех уголков страны, множество цветов и открыток с соболезнованиями, что были подписаны словами «Понимающий родитель», посланий, выведенных уверенными, в отличие от ее собственных, руками. Клэр потрясло, что люди сострадали так, словно делили с ней ее горе. Ее вину.

Она уставилась на кастрюлю и через секунду поняла, что та переполнилась. Клэр вытащила пробку из раковины — раздались сосущие, хлюпающие звуки. Вниз, вниз.

Несмотря на сочувствие, письма и цветы утешали Клэр так же, как и статистика. Плохо. Суицид занимает третье место среди причин смертей в подростковом возрасте. Девочки думают о самоубийстве в два раза чаще мальчиков, но лишают себя жизни в четыре раза реже. Девяносто пять процентов самоубийц страдают от психических расстройств: депрессии, биполярного расстройства. Больше бессмысленных фактов, больше причин для ненависти к себе.

Статистика не помогала.

Она не прогоняла боль, которая стала частью Клэр. Въелась в нее. Клэр должна была носить маску агонии, день за днем, продолжая жить как взрослый человек в разумно устроенном мире.

Клэр хотелось сказать сыну, что его безгранично любили и что боль, которую он чувствовал, отнюдь не страшна: она просто часть перехода, ритуала, через который проходит каждый ребенок. Клэр часто думала, какой же надо быть матерью, чтобы ничего не заметить. Но и полиция не нашла ответов. Они тоже не справились. Что утешало ничуть не лучше, чем статистика и цветы.

Она стояла над плитой с кухонным полотенцем на груди и влажным от пара лицом. В кастрюле приятно булькало.

Станет лучше.

Закрыв глаза, она могла представить, как Ной обнимает ее в ответ — чего он не делал пару предшествовавших самоубийству лет. Время плохих оценок и пустых взглядов.

Что-то надломилось, но осталось незамеченным. Часы тикали.

Каждая годовщина — день рождения, Рождество — превращалась в кошмар. Сменяющие друг друга листки в календаре пугали. В году, как и в любом углу ее квартиры, таились ловушки, готовые взорваться, стоило лишь коснуться проводка-воспоминания. Клэр не знала, хватит ли ей смелости пережить еще один год. Хотя она говорила себе это каждый сезон.

Тик-так. Тик-так.

«Ты просто трусливый лев», — подумала она.

«Волшебник страны Оз» был любимым фильмом маленького Ноя. Они брали его так часто, что владелец магазина видеопроката отдал им затертый диск. Она помнила каждую фразу. Крылатых обезьян, разрывающих Страшилу на части — солома сыплется во все стороны. Эта сцена всегда пугала Ноя.

Ее тоже.

Она обхватила себя руками, качая головой. В такие дни легко было ненавидеть. Его. Ее мальчика. Ее единственного сына.

Она била посуду: это успокаивало.

Вазы разлетались с таким приятным звуком.

Клэр налила себе стакан воды, но его не хватило. Склонившись над раковиной, она отвела волосы назад и стала пить из-под крана, пока не почувствовала, что вот-вот лопнет. Клэр вышла из кухни и рухнула в кресло в гостиной.

В комнате было чисто — ни пылинки. Журналы на столике покоились там, где мать оставила их, когда приходила несколько недель назад. Дни слились в размытое пятно, разделяемые лишь сном, едой и туалетом. Книга, которую купила Клэр, лежала на кресле рядом. Она ее не прочла. Клэр ждала, когда вернутся крылатые обезьяны, чтобы разорвать ее на части. Если они вообще когда-либо улетали.

Четыре женщины сидели за столом в окружении грязных тарелок и покрытых отпечатками пальцев бокалов вина. Смех был редким гостем в квартире Клэр. Беседа перескакивала с темы на тему, Клэр почти не говорила, предпочитая слушать и купаться в тепле подруг. Сложно было не завидовать их счастью.

— Я не знаю, что не так с девяноста процентами героинь в современных фильмах, но они меня бесят! — сказала одна из подруг. — Или Барби, или чокнутые. По идее, последние должны мне нравиться, но нет. Они словно говорят: «Я крутая и особенная, но все равно покупаю туфли и ищу прекрасного принца». Фу.

— Точно, — согласилась другая. — Я стала внимательнее выбирать, что смотрю. Смешно, но телевизор влияет на мой день, создает настроение. Я стараюсь избегать всего, что печалит или пугает. Беда в том, что теперь трудно найти что-нибудь безопасное. Даже реклама норовит пнуть в живот. Разве что «Закон и порядок», обожаю его.

— Как я тебя понимаю, — сказала третья подруга, допивая вино. — Я смотрю только костюмированные мелодрамы. Ой! И еще кино про животных. Позавчера видела классную документалку про слонов. Господи, такая трогательная. Моя идеальная ночь в кино: викторианская мелодрама со слонами…

— С судебной тяжбой в конце.

— Классно придумано, надо записать! Еще вина, Клэр?

В гостиной зазвонил телефон. Она не слышала — грезила, вместо того чтобы искать осколки вазы в ворсе ковра.

— Да, налей мне. Скоро вернусь.

Клэр не следовало больше пить. Ее мутило. Она пересекла комнату и схватила трубку.

— Алло, — сказала Клэр, растирая предплечье.

Нет ответа. Только дыхание.

Клэр стояла у окна. Жалюзи были подняты, по стеклу струился дождь. Уличный фонарь мерцал, отбрасывая на ее лицо неверные тени.

— Алло? — повторила она, на этот раз увереннее.

Ничего.

Она отняла трубку от лица и посмотрела на высветившийся номер. Скрыт. Что-то подсказывало ей прервать звонок и уйти, но она не обратила на это внимания. Кроме того, трубка не молчала. Клэр слышала дыхание.

Вздох.

— Маршалл?

Из кухни долетели пронзительные смешки. Сойдясь, звякнули бокалы.

— Прости, что потревожил, Клэр, — сказал ее бывший муж.

Связь оборвалась.