Трое на кухне советуются, сдвинув головы и почти сталкиваясь лбами, что не мешает мне слышать их каждое слово, но все равно ничего не понимаю.

Толстяк, наконец, поднялся, отодвинул стул и решительными шагами направился к двери комнаты, где я лежу в прежней позе.

Я открыл глаза, вроде бы пора, он остановился на пороге, но закрыл за собой и подошел уже медленно и осторожно.

– Меня зовут Шурик, – сказал он, – Шурик Тюпа. Парень, ты прости, что так случилось… Но ты сам виноват, что выскочил прямо перед машиной!.. Мы не могли ни свернуть, ни затормозить… Сейчас как себя чувствуешь?

Я перевел на него взгляд, повторил его же голосом и подражая движению мышц на его лице:

– Чувствую?

– Ну да, – повторил он. – У тебя контузия!.. Может быть, даже шок, хотя выглядишь крепким парнем. В смысле, таким не требуются психоаналитики и коучеры. У тебя где-то что-то как… сильно болит?..

Дверь тихо отворилась, вошел тот, что Кощей, сказал еще от порога:

– Еще бы не болело!.. Его же подбросило в воздух, а потом катило по асфальту. Как только руки-ноги не переломал, как спички!.. Мужик, ты уверен, что нет переломов? Открытых нет, видим, а скрытых?

Последней в комнату вошла Ксюха, на лице по-прежнему страх и жалость, если я научился правильно понимать эти выражения, наклонилась надо мной так, что я услышал ее теплое дыхание и ощутил измененный воздух, что она выпускает из ротового отверстия.

Ее пальцы осторожно ощупали мои плечи.

– Как из камня, – сказала она, – такие в самом деле сломать непросто.

Я молчал, не зная, что сказать, она расстегнула на мне рубашку, бегло окинула взглядом, я не шевелился, сама ловко и быстро спустила ее до пояса, осмотрела плечи и спину.

– Даже кровоподтеков нет, – сказала она. – И ни одной царапины!.. Парень, ты не каскадер, случаем?..

Я ответил ровным голосом:

– Не знаю.

Кощей сказал тихо Тюпе:

– Заторможенный какой-то. И говорит как робот. Мощно садануло, вся память выпорхнула, как стая воробьев.

– Не соображает, – согласился Тюпа.

Женщина нависла надо мной, глаза с тревогой всматриваются в мое лицо, темный зрачок расширился, я чувствовал, как слегка повышается температура моего лица от ее дыхания.

– Как тебя зовут? – спросила она. – Кто ты?.. Где живешь?.. Где работаешь?

Я смотрел на нее в непонимании, повторил голосом Кощея:

– Кто я?.. Где живу?

– Да, – сказала она, голос ее изменился, она торопливо оглянулась на друзей. – Все-таки память ему отшибло!.. Нужно в больницу.

Кощей сказал быстро:

– И нас повяжут.

– За что?

– Мы его сбили, – напомнил он, – а теперь еще и притащили сюда, а не в больницу. Не знаю, уголовка или нет, но сделали не то… А травку курили все трое. Это уже отягощающее, так что срок года на три. Точно не знаю, не сидел, у меня все приводы по мелочи.

Тюпа молчал все это время, а Кощей наконец произнес негромким голосом:

– Пусть пока отходит. Память вернется. У меня такое же было, когда мина рванула рядом… Оглох на полчаса, ничего не соображал… Правда, минут десять, но у кого-то быстрее, у кого-то по-черепашьи… Ксюха, я останусь у тебя на всякий случай.

Она ответила быстро:

– Спасибо. А то мне как-то не по себе.

– И я могу переночевать, – предложил Тюпа.

Она помотала головой.

– Нет, ты меня раздавишь. Да и не до групповухи сейчас, а вы без этого не заснете. Давай, утром созвонимся.

Тюпа буркнул:

– Хорошо. Но если что, звони. Даже ночью.

– Спасибо, – ответила она. – Иди, отдыхай!

Толстый тут же ушел, как мне показалось, с заметным облегчением.

Женщина по имени Ксюха щелкнула прерывателем электрической цепи на стене, и свет в комнате померк, хотя не для меня, я вижу не просто в более широком диапазоне, а во всех диапазонах.

Уже знаю, этот биологический мир использует электричество и энергию распада атомов, и хотя в микроскопических дозах, но это единственное, что для меня родное, знакомое и понятное. Потому вся информация, что передается по электрическим цепям, зрима, как и все, что эти существа посылают друг другу. Хотя изображения и звуки принимал с первого же мгновения, а вот сопоставлять массивы этих различных сигналов, чтобы искать какие-то закономерности, пока что только пробую.

Начало понимания этого биологического мира уловил еще из передач, когда тайком наблюдал за происходящим в доме отчима спасшей меня девочки. Все, как мне кажется, началось со сложнейшего явления, что здесь именуется фотосинтезом. Излучение местной звезды превращает мертвые элементы, какими их здесь считает биологическая форма жизни, в так называемые живые, хотя во вселенной живое все, как и неживое все, смотря как смотреть.

Именно фотосинтез и создал, как сейчас почти уверен, необходимейшее условие существование всего биологического мира. Вообще весь атмосферный кислород и есть продукт этого странного и удивительного процесса.

Я наткнулся на это явление еще в лесу, когда спустился с вершины поднимающейся почти до стратосферы горы, где вычленился из мертвой материи, что вообще-то не мертвая, во Вселенной ничего нет мертвого. Этот странный процесс фотосинтеза просто потряс, совершенно не могу разобраться, как это привычная мне материя переходит в невероятно и очень сложно устроенную, хотя вроде бы все из тех же атомов, как здесь их называют.

Чувствую себя совершенно беспомощным, почему-то не могу воздействовать на эту странную форму материи. Даже на ту, что называется у них мертвой, как они говорят о мебели, что на самом деле тоже не мертвая, раз она из живого дерева, что хоть больше и не живет, но сохраняет в себе безумно сложную структуру.

По ту сторону стены Ксюха и Кощей разговаривают вполголоса, слова слышу отчетливо, но не понимаю смысла, как не понимал и щебета птиц или стрекотание мелких лесных зверьков, прыгающих по деревьям.

Солнце постепенно переместилось на другую сторону планеты, как здесь говорят, хотя на самом деле этот комок материи, на котором мы сейчас, повернулся другим боком.

Заметно потемнело, по ту сторону внешней стены стало меньше грохочущих автомобилей, больших и малых, а люди уже не спешат по краям улиц, передвигаются заметно медленнее.

Планета продолжает поворачиваться, свет звезды угасает в атмосфере на этой стороне, перемещаясь медленно на противоположную. Доминантные существа планеты сперва замедляют суету, а потом вообще впадают в странное оцепенение, которое называют сном.

Меняя диапазоны, я могу смотреть сквозь любые стены, и сейчас продолжал рассматривать Кощея и Ксюху, странные образования, вспоминая данные о них, почерпнутые из расшифровки электромагнитных волн, генерируемых созданными ими устройствами.

Оба делают в сутки двадцать пять тысяч вдохов-выдохов, причем Ксюха чуть больше, самая сильная мышца у них язык, а самая выносливая – сердце, пищу принимают для того, чтобы поддерживать температуру на постоянном уровне, иначе умрут, если чуть повысится или понизится.

Теплом их тел можно обогревать небольшую квартиру, за сутки каждый из них выделяет в пространство вокруг них тепла столько, что можно довести до кипения тридцать пять литров ледяной воды…

Невероятно странное образование, потому непонятно, почему оно заинтересовало и даже встревожило меня… и почему меня сюда послало.

Кощей вскинул голову, когда Ксюха со вздохом поднялась, поинтересовался:

– В койку?

– Проверю, – ответила она шепотом, – как он там. А вдруг откинулся?

– Не пугай, – сказал он с дрожью в голосе.

Она неслышными, как считает, шагами осторожно вошла в комнату, где я лежу в той же позе. Некоторое время стояла в нерешительности, но за ее спиной появился Кощей, и она, приободренная, тихонько приблизилась к дивану.

Я ждал, а она с состраданием смотрела на меня сверху вниз, распростертого в той же позе, в которой меня положили.

Кощей за ее спиной сказал тихо:

– Не шелохнулся. Наверное, все-таки больно.

Она огрызнулась:

– Тебя бы так!.. Все-таки неправильно и нехорошо. Его надо в больницу!..

– Все правильно, – возразил он. – Отойдет, увидишь. Меня самого когда-то сбили мотоциклом, шагов пять катился!.. И ничего, только руку ободрал. Подождем до утра. Пойдем спать.

Она вздохнула.

– Пойдем. Только ты ко мне не лезь, ладно? Сейчас мне совсем не до вязки.

– Могу с лубрикантом, – предложил он, – хотя зачем он тебе? Ты отзывчивая…

Я смотрел через плотно опущенные веки, как он обнял ее за плечо и вывел из комнаты. Дверь за ними захлопнулась, как бы отделяя это пространство от того, куда пошли, хотя для меня оно единое, могу при желании видеть эти двери и стены, могу и не замечать. По крайней мере, прохожу сквозь них, как эти существа проходят через пар или струйки дыма.

Единственное, что я понял здесь достаточно быстро, что возник на большом сгустке сравнительно плотной материи, окруженном атмосферой. Таких вообще-то много, знаю, но этот уникален тем, что в нем зародилось нечто особенное, из-за чего, как мне кажется, я здесь.

Особенность как в самой атмосфере, так и в этом уголке пространства. Сперва только старался понять, что это, почему настолько сложное, не могу понять структуру, хотя на атомарном уровне все то же самое, что и по всей вселенной.

Но здесь эти кирпичики оказались уложенными в странные и сложнейшие узоры, что придают им и всему особые и абсолютно непонятные мне свойства. Может быть, именно поэтому не могу на них влиять, хотя элементы более простых передвигаю и здесь точно так же, как и раньше…

Я попытался уловить ускользающую мысль, когда же это я повелевал материей, но словно уперся в серую непроницаемую стену, лишь промелькнули слабые воспоминания, как пытался разобраться с этими сложнейшими построениями, и не мог.

Кощей и Ксюха в соседней комнате сбросили одежду и рухнули в постель. По жесту самца вспыхнул экран телевизора, такой и в доме той девочки, которая отыскала меня на окраине леса и принесла в виде комка грязи в сарай, где давно устроила тайное гнездышко тайком от неправильных родителей.

Некоторое время Кощей и Ксюха возились в постели, но я смотрел на экран, там для меня намного больше информации, которую совершенно не понимаю, но в состоянии запомнить, осмыслю потом, если сумею.

Оба наконец заснули, оставив телевизор работать, что хорошо, мне сон ни к чему, посмотрю и вдруг да пойму еще что-нибудь.

Сейчас оба спят, температура их тел слегка опустилась, очень странная цикличность существования. До того как полностью распасться, это называется умереть, много раз проходят через протосмерть, когда остается только тело, а сам человек наполовину умирает на несколько часов, обычно это происходит в темное время суток, когда планета повернута неосвещенным солнцем боком.

Утром оживают как ни в чем не бывало, продолжают жить в том же ритме. Доделывают дела, что не успели вчера, даже не догадываясь, что они уже не те, и не зная, что именно в них изменилось.