Глава 27
Захмелевшие крысы сходятся быстрей и охотнее.
Там же
К утру саврянка отлежалась, успокоилась и похорошела, оказавшись совсем еще девчонкой, ненамного старше Рыски. Замурзанная, желтоглазая, с горбом платья над опавшим животом, она заметно стеснялась своих спасителей: Алька – распознав в нем знатного господина, Жара – потому что ринтарец. Рыски она шугалась меньше, но тут уже шугалась Рыска. Ей очень хотелось подержать ребенка, снова ощутить на руках маленькое, теплое и тяжелое тельце, однако попросить его у матери она так и не отважилась. Оставалось только смотреть и завидовать.
Глаза у ребенка, к Рыскиному изумлению, оказались не желтые, а серые.
– У нее что, муж ринтарец? – шепотом спросила она у Алька.
– Котята тоже голубоглазыми рождаются. – Саврянин глядел на счастливое семейство без восторга – не из нелюбви к детям, а просто прикидывал, насколько их задержит эта обуза. Сажать только что родившую женщину верхом на корову нельзя, пешком гнать тем более. – Где твоя телега? – хмуро поинтересовался он у саврянки. Та втянула голову в плечи и растерянно, виновато заулыбалась.
Белокосый ругнулся в сторону спутников («Тут с вами родной язык забудешь!») и повторил вопрос по-саврянски. Женщина пролепетала что-то в ответ. Альк раздраженно уточнил (у саврянки обиженно задрожали губы) и, недовольно сдвинув брови, начал седлать корову.
– Посидите с этой дурой, – буркнул он. – Я съезжу телегу пригоню.
– Один? – насторожилась Рыска.
– Она говорит, тут близко.
– Лучше я с тобой, на всякий случай!
– Сейчас день.
– Ну и что? Ты ночью почти не спал, устал, а крыса… – Девушка не договорила, опасливо покосилась на саврянку – вдруг она все-таки что-то понимает?
– Скажи, что ты просто хочешь остаться со мной наедине, – ухмыльнулся саврянин, косясь на Жара – «помнишь наш спор в речке?». Вор выразительно показал ему кулак.
– Вот еще! – Рыска тем не менее взвалила на Милку седло.
Альк ждать ее не стал, но и не торопился, так что девушке удалось догнать его сразу за лесом. Рыска тихо порадовалась, что настояла на своем: оставшись в одиночестве, саврянин сразу ссутулился, помрачнел. Стало заметно, что он действительно не выспался – на худом лице Алька усталость проявлялась мгновенно.
– Ну зачем ты на нее наругался? – с упреком сказала Рыска. – Она и так издерганная вся, теперь сидит и глаз не поднимает.
– Поругаться и на тебя? – огрызнулся саврянин.
– На меня можно, я тебя уже знаю, – вздохнула девушка.
Альк настороженно на нее покосился и с напускным безразличием спросил:
– И что же, интересно, ты знаешь?
Рыска сделала вид, что только сейчас заметила кружащего в небе коршуна и любоваться им – одно удовольствие.
– Что ты все-таки поехал за телегой. Хоть и злишься.
Белокосый фыркнул:
– Потому что иначе ты заставила бы нас тащить эту проклятую бабу до вески на руках.
– Неправда! – Огорошенная Рыска мигом забыла про коршуна и обернулась к саврянину.
– Ну сама бы понесла, – как ни в чем не бывало пожал плечами тот.
– Ты бы сам ее в лесу не бросил!
– Запросто.
– Врешь!
– Спорим? Если ты согласна, возвращаемся за вором и уходим. А лучше и его там оставить.
– Как же мне надоел твой крысиный треп! – с чувством сказала Рыска, по-прежнему уверенная в своей правоте, но отчаявшись припереть Алька к стенке.
– Это не треп, а риторика, – снисходительно поправил саврянин. – Искусство красноречия, подвластное немногим.
– И чем они отличаются?
– Треп – признак глупости, а риторика – мудрости.
– Мудрецом человека делают не мудреные, а мудрые слова, – запальчиво возразила девушка.
– Зато мудреные помогают хотя бы казаться оным. Тебе так точно не помешало бы, – «сочувственно» вздохнул Альк. – Так что, возвращаемся?
– Нет!
Белокосый самодовольно выпрямился в седле, и Рыске жутко захотелось отвесить ему подзатыльник.
Саврянка успела пройти совсем немного. Через лучину всадники увидели телегу – она так и стояла посреди дороги, темно-рыжая корова понурилась в оглоблях. Пока Альк снимал с нее хомут, Рыска осмотрела опухшую ногу и огорченно покачала головой: если и срастется, бегать уже не будет. Разве что добрый хозяин на племя оставит.
– Какую расседлывать?
– Давай мою, – решила девушка. На хуторе Милку приучали к хомуту, да она и спокойнее была. А от Смерти неизвестно чего ждать.
С запряжкой Альк возился долго; было видно, что это дело ему в новинку. Но помощи не просил, только сердито пыхтел, и Рыска решила не навязываться. Главное, чтоб к хвосту оглобли не прикрутил.
– А с коровой что делать будем? – Девушка погладила калеку по морде, рыжая шумно выдохнула и облизала ей ладонь.
– Колбасу, – мрачно пошутил Альк, затягивая последнюю петлю. – Садись, бери вожжи.
Рыска поняла, что корову на руках он точно не понесет и на эту тему лучше даже не заикаться.
Пока друзья ездили за телегой, Жар развлекал молодую мать, показывая ей простенькие фокусы с пропадающими в ладони предметами – сначала камешком, потом сосновой шишечкой, потом здоровенной еловой. Неизвестно, как саврянка, но сам вор, похоже, развлекся на славу, освежив навыки.
– Кстати, это мальчик! – первым делом сообщил он, увидев друзей.
– Ты так радуешься, будто сам делал. – Альк не стал спешиваться, дожидаясь, когда спутники закинут в телегу охапку лапника и помогут забраться женщине.
– А чего б не порадоваться? Нашего роду прибыло!
– Нашего, – ехидно уточнил белокосый.
– Ты ж сам говорил, что все люди одинаковы!
– Однако некоторые из них живут в Ринтаре, а некоторые в Саврии.
– Это риторика, – со вздохом объяснила Рыска другу. – Искусство дурить людям головы.
– О, запомнила словцо? – приятно удивился Альк. – Молодец. Ты не так уж безнадежна.
– Да она у нас вообще умница, – ухмыльнулся Жар, оттесняя Рыску к борту и забирая вожжи – а то вору уже начало казаться, что его задница навеки приняла форму седла. Из-под рясы с сухим стуком выпала «пропавшая» шишка, покатилась по дощатому дну.
Телега негромко, уютно поскрипывала, пригревало солнышко, небо было синим-синим, как ранней весной, ребенок спал, но саврянка отчего-то пригорюнилась, начала вздыхать и шмыгать носом.
Альк спросил, что случилось, однако ответ переводить не стал, как и сочувствовать. Наоборот – губы сжались в линию, сдерживая усмешку, но глаза беззастенчиво о ней ябедничали.
– Чего это она? Болит что-то? – потребовала объяснений встревожившаяся Рыска.
– Нет. – Саврянин сдавленно фыркнул. – По корове убивается. Надо спросить, не воевал ли ее отец в северной части Ринтара… Вдруг это по мужской линии передается?
Девушка подобрала валяющуюся под ногами шишку и метко запустила Альку в бок.
* * *
– Может, надо было все-таки ее домой везти? – заколебалась Рыска, когда впереди уже показалась веска. – Вдруг мы с ее мужем разминулись – он туда, а мы сюда?
– Не разминулись, – лениво откликнулся Альк, чуток придремавший в седле. Жар тоже клевал носом, вскидывая голову, только когда телега попадала колесом в выбоину или на камень. Саврянка и вовсе заснула, в обнимку с ребенком свернувшись клубочком на мягких ветках. – Муж бегал бы кругами вокруг коровы и рвал на себе косы. Мы увидели бы, когда на дорогу вывернули.
– А как мы его тут искать будем?
– Делать нам больше нечего. Скинем у первого же дома и дальше поедем.
– Альк!
– У нее там тетка живет, – пояснил саврянин, слишком разомлевший, чтобы дразниться.
– Тогда ладно, – с облегчением согласилась Рыска. – А до столицы далеко еще?
– Вон за тем холмом, наверное, уже покажется. – Альк чуть поменял позу и прикрыл глаза, но теперь прикорнуть ему не дал Жар.
– Как она называется-то?
– Брбржисщ, – буркнул саврянин.
– Чего? – Вор решил, что не расслышал.
– Брбржисщ.
– Как ты это делаешь? – Жар с детским восхищением уставился Альку в рот. – Ну-ка давай еще раз!
– Боброград. Отцепись.
– Брбр… У тебя там ничего не завязывается?! Бржи… Тьфу!
Рыска тоже попыталась шепотом повторить, но словцо оказалось на диво увертливым, будто вьюна пытаешься языком к нёбу прижать.
– Зато шпионов удобно ловить. Кто со второго раза не выговорил – того на дыбу, – хмуро пошутил саврянин.
– А почему не с первого?
– Ну не всем же быть столичными жителями.
Дальше первого дома проехать и не удалось бы: из ворот высыпала целая толпа, от мала до велика, издалека узнав телегу. Жар натянул вожжи, еле удержавшись от соблазна, напротив, подхлестнуть корову. Рыска прижалась к другу: савряне обступили их так плотно, что борта затрещали. От резких неприязненных голосов звенело в ушах – будто в воронье гнездо руку сунул и на обидчика налетела вся стая.
Альк, безошибочно угадав главаря – рослую полную тетку с плечами пошире иных мужских, – ответил только ей, коротко и емко. Этого хватило: семейство мигом отбросило враждебность и обратило все внимание на привезенную саврянку. От гомона она проснулась, мигом обнаружила в венке лиц свой «цветочек» и повисла у него на шее, чуть не опрокинув к себе в телегу: мужичонка оказался хлипковат. Белокосый, на Алька он не походил ничуточки – лицо простецкое, растяпистое, слегка опухшее. Видать, перебрал по случаю успешной торговли и побоялся жене на глаза показываться, заночевал у родни. Страстные поцелуи быстро сменились взаимными упреками – куда только подевалась скромная и перепуганная девчонка с поляны! Проснулся ребенок и тоже запищал, гневно и требовательно.
– У нас считается, что если муж – или ближайший родственник – не стоит за плечом у роженицы, то его место занимает Саший, – пояснил Альк. – И теперь они выясняют, кто виноват, что ей пришлось рожать в такой сомнительной компании.
– Сомнительной? – Рыске стало обидно. – Уж какая была! Все лучше, чем одной.
– Это тогда ей так казалось. А теперь она еще внукам будет рассказывать, какой ужас пережила: в дремучем лесу, в окружении злых ринтарцев…
– А ты?!
Альк ухмыльнулся:
– Она спросила мое имя.
– Чтобы назвать так ребенка? – с легкой завистью уточнил Жар.
– Полагаю, чтобы случайно не назвать.
Супруги уже снова обнимались. Тетка держала младенца, так рьяно его укачивая, будто собиралась с размаху зашвырнуть на крышу. Из-за заборов, как ромашки из травы, торчали любопытные головы соседей, кое-кто подошел поближе, узнать, в чем дело. Муж подхватил жену на руки и потащил в дом, толпа с радостными возгласами потянулась за ними. У телеги остались только тетка да двое парней, косившихся на нее с почтительной опаской: мамаша была из той породы, что даже бородатого сыночка запросто перекинет через колено и отшлепает по попе.
– В гости приглашает зайти, – перевел Альк. – Отблагодарить хочет.
– Может, дальше поедем? – Рыска чувствовала, что не больно-то они тут нужны и зовут их только из вежливости.
– Все равно корову перепрягать. – Парни этим уже занимались, с куда большей сноровкой, чем Альк. – И остальных напоить не помешало бы.
– Давай зайдем! – поддержал саврянина Жар. – Интересно же, как белокосые живут.
Девушка нехотя уступила.
Потолок в саврянской избе оказался выше на треть, из-за чего Рыске чудилось, будто его вовсе нет – сразу идет крыша. Печь стояла не у стены, а посреди кухни, разделяя ее на две половины – с кухарочьим столом и обеденным. Столы были обычные, из толстых исцарапанных досок. Посуда тоже не слишком отличалась от ринтарской, разве что узор другой. На полу валялась какая-то шелуха, Рыска вначале решила – сор, но потом увидела, как девочка подметает соседнюю комнату – а потом старательно посыпает заново, из большого мешка.
– Это зачем? – шепотом спросила она у Алька.
– От насекомых.
– Они этой штуки боятся?
– Наоборот. Прячутся в нее, а потом на совок и в печку.
Жар пригляделся к висящему в углу двуиконию, бессовестно захихикал и ткнул подругу локтем. Девушка не сразу поняла, что он имеет в виду, но потом возмущенно ахнула: в отличие от ринтарских канонов здесь беловолосой и желтоглазой была изображена Хольга.
– Такой и молиться-то неприлично! – вырвалось у Рыски.
– Тебе-то какая разница? – пожал плечами Альк. – Ты ж полукровка, могла от любой из пар родиться.
– Ну все равно… – Саврянину тем не менее удалось сбить девушку с толку. И в самом деле – кто ее, эту Хольгу, видел? Кому какая милее, ту и рисуют…
– А это что за баба с бородой, пониже? – Жар непристойно ткнул в нее пальцем – и по вытянувшимся лицам саврян понял, что сморозил какую-то глупость.
– Это святой Трачнил, идиот! – прошипел Альк краем губ.
«Молец», ничуть не смутившись, отвесил изображению низкий поклон и горячо взмолился:
– Прости, покровитель! Не признал.
Хозяева вроде успокоились, снова заулыбались. Пока одна половина семейства металась по дому, лихорадочно приводя его в порядок, другая наскоро что-то готовила и накрывала на стол. В центре комнаты, как кряжистый дуб в снежной круговерти, недвижно стояла тетка, присматривая одновременно за домашними, чтоб не отлынивали, и за гостями, чтоб чего не сперли.
– Только не будем долго засиживаться, ладно? – жалобно прошептала Рыска, когда их наконец пригласили за стол.
– Перекусим – и в путь, – согласился Альк.
Жар поглядел на заборчик из оплетенных лозой бутылок и задумчиво почесал нос.
* * *
– Какие милые, славные люди! – громко, с чувством объявила Рыска. – Хоть и савряне. А капуста у них – гадость! Я один листик съела, и до сих пор тошнит!
Друзья уже успели выехать за околицу, но Жар все равно вздрогнул и обернулся. Нет, вроде никто не слышал.
– А как мы с той… как же ее?.. тетей подружились! Представляешь, она меня в невестки звала, хи-хи! У нее еще один сын неженатый остался – она мне его показала, ничего такой! С коси-и-ичками…
– Как ты все это поняла? – удивился Жар. – Ты ж саврянского языка не знаешь, а она ринтарского.
– Ну и что? На пальцах запросто объяснились!
Вор озадаченно моргнул, пытаясь понять, как может выглядеть «на пальцах» предложение замужества, да еще от будущей свекрови.
– Ой, что-то у меня корова шатается… – звонко продолжала подруга. – Жар, погляди – она не хромает?!
Вор поглядел – только не под ноги, а на Алька, с беспокойством. Саврянина бурное Рыскино веселье тоже не радовало. Надо было, конечно, уходить раньше, но, чего греха таить, застолье получилось на диво приятное. Потом и соседи подтянулись, и проходившие мимо – с ярмарки – музыканты…
– И зачем ты ей все время подливал?!
– Ну хотел, чтоб она немножко расслабилась, – виновато развел руками Жар.
– Вот сам теперь ее и закрепляй.
– Слушай, Альк! – вмешалась в их злобное перешикивание Рыска. – Ну Альк же!
– Что?
– Ты тоже славный! – Девушка умиленно уставилась на саврянина. – И краси-и-ивый!
– М-да. Кажется, сегодня мы до столицы не доедем, – с сожалением заключил белокосый.
– Почему? – искренне удивилась Рыска. – Вон какая луна ясная!
– Жар, давай туда.
– Угу.
Друзья зачем-то свернули в поля, но девушку это ничуть не смутило. Она ж путница, куда захочет, туда и приедет! Даже без дороги!
– А почему мы так рано ушли? Там весело было! Я б еще потанцевала… – Рыска начала приплясывать прямо в седле.
– Ты, главное, с коровы не упади. – Альк на всякий случай подъехал поближе.
– Ха! Да я лучше тебя езжу! – Девушка хотела доказать, что даже камешек с земли на всем скаку подобрать может, но саврянин зачем-то перехватил ее под мышками и втянул на свое седло. Рыске это показалось ужасно забавным, и она захихикала: – А от тебя крысами пахнет!
– А от тебя – вишневкой.
– Она вкусненькая была! – по секрету сообщила девушка.
– Я вижу. – Альк прижал ее покрепче, чтобы не вертелась.
– А знаешь, чего я сейчас хочу?
– Спать? – с надеждой предположил саврянин.
– Нет! Петь!! И-и-и когда-а-а она-а-а взошла-а-а на кру-у-учу…
– Нет, спать! – Альк поскорее зажал ей рот ладонью.
– У-у-у…
– Жар, возьми ее. – Саврянин спустил брыкающуюся девушку в руки спешившемуся вору.
Рыска, мигом забыв про прерванный полет души, обхватила друга за шею.
– Ты тоже шатаешься, – укоризненно заметила девушка. – Перебрал, да?
– Ага, – мужественно подтвердил Жар, дотаскивая ее до стога и укладывая в рыхлый соломенный ворох. – Давай отпускай меня!
– Не хочу. – Рыска, дурачась, чмокнула его в нос. – Ты такой милый!
– Ты тоже милая, но давай я пойду коров расседлаю, ага?
Девушка нехотя разжала руки:
– А потом мы попоем?
– Обязательно, – поклялся Жар. – И попоем, и спляшем, ты только отдохни немножко.
– Хорошо, – послушно согласилась Рыска, – мне о-о-очень хорошо!
…Когда мужчины вернулись к стогу с покрывалами, девушка уже спала, со счастливым лицом расплывшись щекой по ладошке.
– Я – славный, – иронично сообщил Альк.
– А я милый. – Жар с нежностью поглядел на подружку.
– Я еще и красивый. Значит, я первый.
Вор шутливо отпихнул саврянина плечом, тот ответил, и приятели, обменявшись тремя-четырьмя тумаками, тоже стали устраиваться на ночлег.
* * *
Рыска проснулась с противно гудящей головой – будто та превратилась в колокол, и внутри от каждого движения качается тяжелое литое било. Очень хотелось пить, но девушка еще долго лежала бы, тупо глядя в соломенный свод подкопанного сбоку стога, если б не пришел Альк. Он опустился на колени, погладил оголенное девичье плечико и нежно прошептал:
– Может, повторим?
Рыска вылетела из-под стога, как змеей укушенная. И обнаружила, что с нее еще и штаны спадают – пояс распущен.
– Ну что, проснулась? – добродушно спросил Жар. В волосах у него тоже там-сям торчали соломинки, с одежды уже почти все счистил.
– А… – Девушка затравленно оглянулась, придерживая одной рукой штаны, другой ворот. Альк привалился к стогу, вид у саврянина был довольнющий, в зубах травинка с колоском.
– Это я развязал, – пояснил вор, – чтоб не давило. И башмаки снял, вон стоят.
– А он!!! – Рыска задохнулась от возмущения.
– Что – я? – невинно уточнил саврянин. – Всего лишь предложил опохмелиться.
– Мне? Зачем?! – Девушка внезапно вспомнила, что вчера было. Обрывочно, но ей хватило. – Ой… Ой мамочки…
– А народные танцы тебе лучше бальных удаются, – заметил Альк. – Особенно на столе.
– Ну она туда не первая влезла, – встал на защиту подруги Жар.
– Зато свалилась первая.
– Зато ее там не было, когда он проломился под остальными!
– Да, это было впечатляюще, – признал саврянин. – Кстати, что за идиот попытался подхватить тетку?
– Кажется, ее младший сын.
– И после этого она еще надеется его женить?
Рыску их обмен приятными воспоминаниями ничуть не утешил.
– О Божиня, что же савряне обо мне подумали?! – простонала она, кое-как завязав пояс и схватившись за голову.
Альк перекинул травинку в другой угол рта:
– Судя по состоянию большинства – «какая милая, славная девушка!». Если уж ты меня красавцем назвала…
– Не могла я такого сказать! – Девушка с надеждой повернулась к Жару, ожидая, что тот развенчает очередную шуточку белокосого, но вор смущенно отвел глаза.
– Да ладно тебе, – проворчал он, – застолье как застолье. Утром никто и не вспомнит, кто в «поленце» выиграл.
– А кто?!
– Не помню, – соврал Жар. – На-ка вот, подлечись действительно. А то аж зеленая вся. – Парень протянул Рыске знакомую оплетенную бутылку, но девушка испуганно шарахнулась: больше ни капли! Никогда в жизни!! Потом спохватилась: – Как тебе не стыдно?! Они к нам со всей душой, а ты…
– Какая разница – там мы ее выпили бы или с собой прихватили? – изумился Жар. – Это же все равно для нас поставили!
Альк взял у него бутылку, отхлебнул и поморщился.
– Завтракать, я так понимаю, никто не хочет? Тогда поехали.
Пока мужчины седлали коров, Рыска стояла в сторонке тихая и пришибленная, все еще переживая из-за вчерашнего. Жар поднял ее котомки, собираясь перекинуть через Милкину спину, но левый вьюк показался ему подозрительно тощим. Вор по праву близкого друга заглянул внутрь, поворошил вещи.
– Рыска, а подвенечное платье где?!
– Платье? – отстраненно переспросила девушка. – Какое платье? Ой! Я же в него ребенка завернула и поясом обвязала… Так вместе и отдала.
– Вернемся? – Жар, не дожидаясь ответа, повернулся к веске. Она была еще видна, дымки из труб ткались в маленькое сизое облачко, уползавшее к востоку.
Но Рыска неожиданно помотала головой и, подняв на друга измученные, запавшие глаза, пояснила:
– Какое-то оно уже не шибко новое для подвенечного. И вместо седла лежало, и топтали его, и костерным дымом насквозь провоняло… А на пеленки в самый раз сгодится.
– Все равно труда жалко! – Жар расстроился чуть ли не больше подруги. – Ты ж его столько вышивала…
– Ничего, другое вышью.
«Было бы еще для кого, – уныло подумала Рыска, взбираясь на корову. – Кому я, дура такая, нужна…»
