Глава 19
Решив уходить, крысиная стая делает это быстро и слаженно.
Там же
Девица под Альком извивалась, словно ее муравьи за пятки кусали. Помада размазалась, смешалась с белилами на щеках, и казалось, будто потаскухе расквасили губы. Но саврянин ее не бил. Пока.
– Кто? – повторил Альк, хорошенько тряхнув паршивку, чтобы та наконец осознала, с кем имеет дело. Нож, отшвырнутый саврянином вместе с подушкой, соблазнительно поблескивал на половице. И почему эти бабы свято уверены, что стоит им раздвинуть ноги – и мужчина забудет обо всем на свете? Лично Альк даже в такие моменты предпочитал знать, где находятся руки его подружки. И если одна без причины сползает с его спины…
– Кто тебя нанял?
Потаскуха обмякла, но синие глаза продолжали бешено сверкать.
– Никто! – заверещала она. – Это на всякий случай лежало! От извращенцев всяких!
– Это тоже – от извращенцев? – Альк подтянул ближе к лампе ее правое запястье, перевитое взбухшей от бесплодных усилий мышцей.
– Клиенты любят сильных девочек!
– Да-да-да-да, только ты что-то не то место тренировала. А здесь мясцо нарастает, если долго железяку крутить.
Девица снова попыталась вырваться, и тогда уж Альк без церемоний саданул ее локтем в солнечное сплетение.
– «Всего полсребра – и я твоя»! – передразнил он, пользуясь паузой, пока «цыпочка», вытаращив глаза, давится воздухом. – Потаскухи на этой улице берут не меньше трех, иначе свои же подружки рыльце подпортят. Вот мне и стало очень, очень любопытно, почему эта красотка так открыто подрывает «торговлю»? Да еще цепляется к босоногому наемнику, а не к идущему впереди купцу?
Девка наконец смогла завопить, но в «курятнике» это никого не удивило.
– И на помощь ты не зовешь, – довольно заключил Альк. – Потому что заплатила «наседке» не только за комнату, но и за молчание. Что бы тут ни происходило, она все равно «не услышит». Только стражу с утра кликнет: ай-ай-ай, мою новую «цыпочку» какой-то негодяй зарезал! Зарезал, а? Или вначале ощипал и выпотрошил?
Теперь Альк удерживал ослабевшую девку одной рукой, а другой вытащил собственный нож, прилаженный ремешком к щиколотке.
Синеглазая больше не кричала. Только шумно выдохнула, когда из царапины под грудью выступила первая капля крови и поползла между ребрами.
– Ладно, – совсем другим, жестким и деловым тоном сказала девица. – Сдаюсь. Отпусти.
– «Тараканиха»?
– Да.
Альк разжал руки и отстранился. Девица, злобно бурча под нос, завернулась в простыню и, дотянувшись до ножа, спрятала его в складках ткани. Саврянин ей не мешал: заказ провален, наемная убийца это признала и сегодня покушаться на него уже не будет. Кодекс, чтоб его!
– Имени не знаю, – сразу предупредила она. – И описать тоже не смогу.
Альк кивнул. Подобные сделки заключались в темноте, причем «таракан» заходил в комнату после заказчика. Обоих знал только посредник, но его право на тайну охранялось общиной, и все спорные вопросы приходилось решать на ее внутреннем суде.
– Чего он хотел?
– Серебряную трубочку на цепочке, с бумажкой внутри. Если печать будет цела, то заплатит вдвое.
– И сколько же?
Девица на миг задумалась, потом пожала плечами и назвала.
– Негусто. – На самом деле заказчик не поскупился, но Альк ценил себя куда выше. Хотя за голову воришки хватило бы с лихвой.
– Я уже поняла, – поморщилась девица, трогая подсохшую кровь. – Но учти – он заключил контракт на три попытки. И пачкаться можно сколько угодно, лишь бы не на глазах.
– Предусмотрительный тип. Еще что-нибудь скажешь?
Убийца досадливо передернула плечами:
– Голос обычный. Аванс обычный. Не скупился, но цены знал. Похоже, кто-то из знати, и уже не раз пользовался нашими услугами.
– Он описал именно меня?
– Нет, твоего чернявого дружка. Но я посчитала, что вначале надо избавиться от тебя, раз уж все позволено.
– Правильно посчитала. – Альк начал одеваться.
– Слушай, белокосый… – Красотка, отпустив край простыни, смущенно поскребла тюфяк коготками. – Раз уж заказ все равно утоп в нужнике… Ты вообще-то первый, кто сумел меня скрутить. Так, может, продолжим?
– Полсребра, – оскалился Альк. – И я твой.
– Крысий сын! – Девица с ненавистью швырнула в саврянина подушкой. Тот с ухмылкой отбил ее локтем и, развернувшись, вышел.
* * *
Краснолистные сливы, главная краса и гордость дворцового сада, уже отцвели, но и без них было на что полюбоваться: ринстанский розарий уступал только чуринским, откуда каждый год выписывались новые сорта. Да и тсарский садовник был не промах – вечно ворожил над кустами, что-то там подвязывал, прищеплял, отсаживал. Со смотровой площадки угловой башни клумбы сами казались огромными розами: белая, желтая, алая…
– Повторяю, – спокойно сказал тсаревич Шарес, – эта история с якобы отправленным мною в Саврию письмом – чистой воды выдумка.
– Но, ваше высочество, у вашего разговора с гонцом были свидетели. – Кастий мельком бросил взгляд на пальцы тсаревича. Так впились в ограду, что ногти наполовину побелели.
– Я люблю беседовать с простыми людьми. Как еще я могу узнать нужды своего народа?
– Однако сразу после этого он отправился в путь.
Свидетель на самом деле был только один. И то – именно видел, а не слышал, иначе все обернулось бы совсем иначе.
– Значит, у него было какое-то поручение от моего отца.
– Нет.
– Значит, ему просто захотелось покататься, – тем же бесцветным голосом предположил его высочество.
– Вы дали ему записку для коровнюха с просьбой выделить лучшее животное.
– Я могу на нее взглянуть? – Шарес повернулся к Кастию, высокомерно протянул руку. Не дрожит, с одобрением отметил тот.
– Он не отдал ее, только показал.
– Вот мерзавец, подделал мою подпись. – Глаза тсаревича откровенно издевались над начальником тайной стражи. Но тому было не привыкать.
– И печать?
– Эти жулики такие умельцы.
– Странно слышать от вас столь нелестные высказывания о друге детства, – с укоризной заметил Кастий. – Если не ошибаюсь, вы до последнего времени изволили принимать его в своих покоях. Наедине.
– Что с того? Я и вас там принимал. Какая разница, с кем топить в вине скуку? А дети вырастают и становятся ублюдками, мерзавцами и сволочами, – мстительно повторил Шарес недавние слова его величества.
– Тем не менее гонец поехал в Саврию по вашему приказу. – Поединок взглядов продолжался. – И уже не в первый раз.
– Тогда почему я до сих пор не в вашем волшебном подвале?
– Простите?
– Где даже камни говорят, – пояснил тсаревич.
– Ну что вы, ваше высочество! – вежливо возмутился собеседник. – Как можно? Вы же не какой-то преступник…
– Мой отец так не считает.
– Возможно, если бы вы были с ним немного откровенней…
– То есть гонца вы не поймали? – презрительно перебил его тсаревич.
– Он мертв, – вздохнув, «выдал» тайну Кастий – чтобы поглядеть, как Шарес на миг прикроет глаза и словно невзначай прислонится спиной к колонне.
– Палач перестарался? – Голос у него остался неизменным.
– Несчастный случай. – Начальник стражи, в отличие от тсаревича, владел собой намного лучше – и глазом не моргнул. – Разбойники.
– Что, они явились к вам с повинной и этой небылицей? – позволил себе каплю злого ехидства Шарес. – Или… за обещанной наградой?
– Мы их еще ищем.
– Ну вот когда найдете, тогда и приходите. – Тсаревич снова отвернулся к саду.
Щепку-другую Кастий деликатно понаблюдал вместе с ним за подстригающим куст садовником и позволил себе «дружеский» совет:
– На вашем месте я бы все-таки поговорил с его величеством начистоту.
– На моем месте, – спина его высочества оставалась прямой и непреклонной, – вы бы предпочли еще немного пожить. К тому же я ничего не знаю ни о каком письме. Это досужие выдумки ваших соглядатаев, так и можете передать моему отцу.
– Как скажете, ваше высочество, – смиренно согласился Кастий, не став убеждать тсаревича, что этот разговор останется между ними.
Спускаясь по винтовой лестнице, начальник тайной стражи беспечно насвистывал под нос: «А у моей девчонки яблочки что надо», и это означало, что он раздосадован и одновременно доволен.
Что бы ни говорил старый тсарь, а у его «никчемного» отпрыска были клыки. Жаль только, что оскаливать их на своих он пока не научился – а для тсаря это очень важно. Медька цена тому властителю, что сам никак не может выйти из родительской власти. Слабовольный, трусливый? Нет. Кастий видел, как он управляется с оружием. Как судит. Как говорит с послами. Как отдает приказы. Смута после его вотсарения на троне не начнется, и начальник стражи надеялся, что при должной дипломатии ему удастся достойно – и в удовольствие – послужить новому ринтарскому тсарю.
Но пока волчонок не бросил открытый вызов вожаку стаи, приходится подчиняться старому, пусть и изрядно одряхлевшему, почти потерявшему чутье волку.
Кастию почему-то казалось, что ждать осталось недолго.
* * *
– Где вы шляетесь?! – раздраженно встретил Альк Рыску с Жаром.
– Кто бы говорил! – возмутился вор и, повернувшись к подруге, насмешливо заметил: – Ну вот, а ты переживала!
Рыска угрюмо шмыгнула носом. Друг, две лучины искавший ее саму и тоже здорово перепугавшийся, распекал девушку всю дорогу, но так и не догадался, что глаза у нее зареваны вовсе не из-за пропажи саврянина. К счастью, за это время Рыска успела успокоиться и теперь сама изумлялась, что на нее нашло. Ну пошел какой-то белокосый по бабам. За деньги ж, а не с мечом к горлу. Законом не запрещается. Даже наоборот – прибыток стране, «курятник» же тоже налоги платит. Наверное, Рыска просто устала, да еще сказки эти про прекрасных тсаревичей, растравила душу на пустом месте… Жару девушка ничего не сказала: если уж сама понимает, что сваляла дурака, то друг точно подымет ее на смех. Пришлось стиснуть зубы и терпеть его утешения до самого дома.
Рыска с гордо поднятой головой прошла мимо Алька к ведру, попить водички, – и тут только заметила, что в доме творится что-то неладное. До разгрома в воровском жилище Жара ему было далеко, но виновник нынешнего беспорядка с вещами тоже не церемонился. Рыскина постель кучей валялась в углу, распахнутый ларь опустел, со стола исчезли ножи и ложки, да и мисок на полке поменьше стало.
Спросить, что тут произошло, девушка не успела.
– На. – Альк поднял с пола туго набитую котомку и сунул вору в руки. – Пошли коров забирать.
– Чего?!
– Тебя выследили.
С лица Жара мигом слетели и насмешливая ухмылка, и румянец.
– Откуда ты…
– Попытались начать с меня. Видать, решили, что мы одна банда.
Вор смачно выругался.
– И что?
– Засадил твари… локтем и расспросил. – Саврянин кратко пересказал разговор с девкой.
– Вот змеюка! – Жар преисполнился праведным гневом к мерзавке, которая вначале распалила мужика, а потом вынудила прерваться на самом интересном месте. – Почему ты ее отпустил?! – Парень, не теряя времени, пробежался по дому, собираясь пополнить котомку. Но Альк так добросовестно подошел к сборам, что даже тайничок под половицей оказался пуст. Проклятье, вор же при белокосом никогда туда не лазил!
– Пусть лучше на нас охотится эта «тараканиха», чем незнакомый убийца. Но, думаю, она к нам больше не сунется. Трижды на одни грабли наступают только азартные юнцы, а эта – тертая лиса, знает, когда пора свильнуть с тропки. Она передаст заказ другому. Если я произвел на нее хорошее впечатление – то с небольшой задержкой.
– А ты произвел?
– За хорошее не ручаюсь. А ты чего застыла?!
– Но… это же наш дом! – растерянно пролепетала девушка. – Разве можно вот так просто его бросить?!
– Оставь хозяйке плату на столе и пару монет сверх. – Альк взял вторую котомку и ногой подпихнул к Рыске третью. – Платье твое кошмарное я положил, не бойся.
Девушка продолжала потрясенно на него таращиться. Если бы дело было в платье! А как же огород, где она с разрешения хозяйки вскопала пару грядочек и посадила всякую зелень?! А кормильня, где Рыску так восторженно приняли? Опять – все сначала?!
– Я и один могу уйти, – отважно предложил вор.
– Если бы это помогло, я бы сам тебя за порог вышвырнул, – нетерпеливо пообещал Альк. – Ты вообще чем слушал? Меня собирались убить «на всякий случай», а уж твою подружку в живых точно не оставят. И как соучастницу, и как свидетельницу.
– Что же в этом проклятом письме?! – Жар нашел-таки, что закинуть на свободное плечо – гитару. – Чего они никак от меня не отвяжутся?
– Если не перестанете тупить, то скоро сможете спросить прямо у них. Идем! – Альк решительно ступил за порог. Вор замешкался, поджидая подружку – и одновременно не оставляя ей выбора.
Рыска медленно подняла котомку – ох, тяжелая! – и привычно потянулась к светильнику, но саврянин осадил ее через распахнутое окошко:
– Пусть горит. Пусть думают, что мы еще вернемся.
Девушка выпрямилась и послушно попятилась к двери, до последнего не отрывая взгляда от одинокого огонька.
Вдруг и в самом деле вернутся?
* * *
Сарай стоял на опушке, уже наполовину проглоченный лесом. Для амбара – слишком маленький, для хлева слишком чистый, для дома – а где окошки? Только дверной проем зияет. Что здесь держали или хранили, понять так и не удалось. По запаху – трупы.
– Наверное, крыса где-то сдохла, – предположил Жар.
– Привередливые ночуют под деревом, – огрызнулся Альк, опуская сумку на глинобитный, но давно уже скрывшийся под слоем земли пол. По соломенной крыше шуршал дождик; понять впотьмах, насколько она надежна, не удавалось, но на головы пока не капало. «И почему стоит нам пуститься в дорогу, как сразу портится погода? – уныло подумала Рыска. – Это Хольга на что-то намекает или Саший развлекается?»
– Я ж о тебе забочусь! А вдруг у нее какая крысья болячка была? А вдруг ты заразишься и тоже околеешь? – Жар споткнулся обо что-то тяжелое и загудевшее. Наклонился, пощупал. – Котелок, что ли? О, да тут и дрова рядом лежат! У кого-нибудь кресало есть?
– В твоей котомке, сверху.
Строгать щепу и разводить огонь на ощупь было тем еще удовольствием, но вор справился. Тяга в сарае оказалась хорошая – дыр в крыше все-таки хватало, и дым потянулся к ним. При свете удалось разглядеть голые, по углам затянутые паутиной стены, пепелище в двух шагах от того места, где костер пылал сейчас, да кучу еловых веток в углу. Альк на всякий случай потыкал в нее ногой, и высохшие иглы зашуршали, осыпаясь.
Вор полез убирать кресало обратно в котомку, и лицо у него озадаченно вытянулось: белокосый не просто покидал туда вещи, а сложил складочка к складочке.
– Ты б их еще погладил на дорожку!
– Так больше влезло, – бесстрастно отозвался саврянин.
Жару еще никогда не доводилось рассматривать аккуратность с подобной точки зрения. Порядок у него был только в «рабочей» сумке, от которой зависела жизнь, а не ее удобство. Хмыкнув, парень подобрал котелок – глубокий, с толстыми стенками, даже почти не ржавый.
– Целый! – радостно заметил вор, щелкнув ногтем по чугуну.
– Как мало дураку нужно для счастья. – Альк встряхнул покрывало, расстилая на полу.
– Может, в нем злые колдуньи зелья варят? – поежилась Рыска. – Собираются здесь в полнолуние…
– Ты за вечер не наболталась?
Девушка обиженно замолкла. Жар на всякий случай понюхал котелок, но тухлятиной пахло не оттуда.
– А чего мне, плакать, что ли? Если у тебя дурное настроение, то хоть остальным его не порть.
– У меня оно соответствующее, – процедил сквозь зубы саврянин, опускаясь на покрывало и протягивая руки к огню. – И если бы кое-кто не испортил кое-что другое, то оно было бы намного лучше.
Жар и сам уже стократно проклял халявную кружку пива, сведшую его с гонцом (грешить на свои шаловливые ручонки вор и не подумал). Сняв с шеи цепочку с трубочкой, парень выколупал пробку и в который раз принялся рассматривать смертоносную бумажку.
– Странно как-то, – задумчиво сказал он. – Если письмо ищут «хорьки» и в нем какой-то тсарский секрет, то они отдали бы приказ не убить меня, а схватить живьем и допросить – по чьему приказу крал, сумел ли прочесть, кому рассказал.
Альк тоже взял, поглядел:
– «Тараканиха» сказала, что за запечатанную трубочку ей заплатят вдвое. Но ее устроила бы и открытая, а ведь за три недели письмо могли сто раз прочитать и столько же копий наделать.
– Значит, заказчика интересует содержание письма, а не сохранность тайны? – закончил его мысль вор.
– Угу. Меня оно тоже очень интересует. – Саврянин посмотрел через бумажку на пламя, сосредоточенно прощупал ее кончиками пальцев. – Нет. Писали тонкой кисточкой, а не пером, вмятин не осталось. Надо искать «тень».
– Чего? – Рыска непонимающе оглянулась на свою, длинную и изломанную.
– Вторую половинку чернил, которая сделает их видимыми, – пояснил Жар, наслышанный о таких штучках.
– И где ее берут?
– Покупают. – Но не успела девушка обрадоваться такому простому решению, как Альк мрачно добавил: – Только, боюсь, в обычной лавке нам нужный пузырек не продадут.
– Почему?
– Бумага гербовая. Трубочка серебряная. У отправителя, кем бы он ни был, вполне может быть личный, уникальный рецепт «светотени» – или, по меньшей мере, дорогой и редкий.
– А они разные бывают?
– У моего отца всегда штук десять на столе стояло, для переписок разного рода. И это только самые ходовые.
– А если пузырьки перепутаешь?
– Чернила расплывутся, и прочесть текст будет уже невозможно. Купцы и мелкие чиновники обычно самые дешевые «светотени» берут, чтоб только от простолюдинов защититься. А ключик к этому письму разве что у наместника или посла может быть, для сверхважных и тайных приказов. – Угрюмое выражение на лице Алька сменилось задумчивым, однако делиться мыслью со спутниками саврянин не стал. Просто перевесил трубочку на свою шею. Жар хотел возмутиться, но вместо этого позорно обрадовался. У Алька и письмо будет сохраннее, и сам письмоносец.
В сарай заглянула Милка, жалобно замычала.
– Иди-иди, нам самим тут места мало! – цыкнул на нее вор, во весь рост вытягиваясь на покрывале.
Корова укоризненно тряхнула ушами и попятилась, как собака, чью будку с какой-то дури заняли хозяева, – но не гавкать же на них за это. Вор поворочался, покряхтел, обнаружив, что лежать на обоих боках и спине одинаково жестко, и внезапно со смешком спросил:
– Слышь, Альк, а та «тараканиха» хорошенькая была?
– Баба как баба, – равнодушно отозвался саврянин. – А что? Если тебя убьет уродина, будет обиднее?
– Нет, просто интересно – ты ее все-таки успел или как?
– Ты что, совсем сдурел? И не собирался.
– Ну и зря. – Вор сладко потянулся. – Вдруг бы…
– Доедем до города – возьми сребр и сам в «курятник» сходи. А то, вижу, тебя уже так припекло, что за козами гоняться начал.
– Ты ж сам недавно плакался, что полгода не был с женщиной, – чуть дрожащим (хоть бы Альк не догадался, что от радости!) голосом напомнила Рыска.
– И потратить весь запал на уличную потаскуху? – презрительно фыркнул белокосый. – Ну уж нет. Такое событие надо обставить с размахом: огромная ванна с подсоленной водой и розовыми лепестками, алые свечи, торипанское вино семилетней выдержки, изысканные закуски и прекрасная распутная девственница…
– Ты уж определись: или девственница, или распутная, – засмеялся Жар.
– Ничего, за ночь она успеет побыть и той и этой.
– Если честно, мне бы сейчас и просто ванны с вином хватило, – зевнул вор. – А девственница пусть с утра подходит.
– Согласен. – Альк тоже прикрыл ладонью рот. – Ладно, Рыска, свободна. До утра ты нам не понадобишься.
– Что?! – опешила та.
– Вообще-то я имел в виду готовку. Но твой вариант мне тоже нравится! – Белокосый выпятил живот и начал медленно, со вкусом распускать поясной ремень. Как Альк и ожидал, девушка немедленно покраснела, слов не нашла и поспешила удрать за Жара.
Саврянин, посмеиваясь, снял штаны, рубашку и завернулся в покрывало. Вор что-то там ворчал, но Альк уже не слушал: спать действительно хотелось так, что сейчас он заплатил бы те полсребра, лишь бы прекрасная девственница оставила его в покое.
