Глава 2
— Поверь, измены не было, — отхлебнув кофе, укоризненно посмотрел на ведьму я. — В моей жизни теперь есть только ты, так что успокойся. Да и не такой там уж милый дом. Так… Здание, строение…
Все же пронюхала. Хотя нет в этом ничего странного. Народу, если можно так сказать, там было немало, кто — то где — то что — то сболтнул, и понеслось дерьмо по трубам. А если учесть, что все слухи раньше или позже достигают ушей Абрагима, с которым Стелла в дружбе, то удивляться нечему.
— Будь любезен, дурака не включай. — Выражение лица Стеллы добрым было назвать сложно. Причем из — за этого она как — то сразу лет на двадцать постарела, кабы не больше. Может, гнев выдает истинный возраст ведьмы? — Такие штуки хороши с твоей клушей — подружкой, но не со мной.
— Ой, боюсь, боюсь, — фыркнул я и протянул ей опустевшую чашку. — В раковину поставь, будь добра.
Бздынь! Белые осколки емкости, со всего маха брошенной об пол, разлетелись в стороны. Ух ты, в таком гневе Воронецкую я еще не видел, даже тогда, на лесной поляне, она держалась куда корректней. Ну насколько это слово вообще к моей новой подруге применимо.
— Чего творишь, малахольная? — раздался возмущенный голос Анисия Фомича, а после и он сам присоединился к нам, выбравшись из — за холодильника. — А? В чужом дому посуду бить? Совсем страх потеряла, ведьма?
— Ты меня еще поучи! — мигом вызверилась на него Стелла, ее ноздри раздувались, глаза сузились, и вообще она сейчас больше напоминала хищное животное, чем человека. — Тебе слова не давали!
— Я тут хозяин! — и не подумал тушеваться подъездный. — Дом этот под моей защитой, так что пужать меня не следует! Сейчас обчество кликну, от тебя одна шерсть останется!
— Шерсть? — заинтересовался я, вставая с табурета. — Это вряд ли, Анисий Фомич. Стелла Аркадьевна дама прогрессивная, за собой следящая, так что эпилируется, полагаю, с завидным постоянством. Разве что на совсем уж интимных местах какую особо изощренную стрижку имеет, да и то не факт. Нынче в тренде…
— Заткнись! — взвизгнула ведьма.
— Как скажешь, — покладисто согласился я, после сходил в кладовку, принес веник и совок, стоящие там со времен царя Гороха, и протянул ей. — Держи.
— Это что? — моя компаньонка, похоже, удивилась. — Это зачем?
— А ты угадай! — под злорадное хихиканье подъездного предложил я ей. — Стелла, ну, наверное, не для того чтобы ты на него села и улетела отсюда нахрен. Для этой цели я бы тебе метелку принес. Это для уборки. Намусорила — будь любезна навести чистоту. Стоимость разбитого, так и быть, возмещать не надо. Я добрый.
— Ты серьезно? — Воронецкая отчего — то ощутимо напряглась. — Ты хочешь, чтобы я подмела пол в твоем доме?
— Хочу? — я улыбнулся. — Нет, милая, просто — таки настаиваю на этом. И еще — позволишь еще раз себе что — то подобное, больше никогда порог моей квартиры не переступишь. Мы с тобой не муж с женой, не брат с сестрой, ты мне даже не любовница. Мы просто скованы одной цепью до поры до времени, но и только. Потому запомни — знай свое место, ведьма. Как следует мои слова усвой, хорошо?
— Вот это правильно! — одобрительно крякнул Анисий Фомич. — И это… Если в наш дом крысиную королеву запустишь, то я исхитрюсь, но тоже тебе какую гадость сделаю! Сама, поди, знаешь, что наше племя хоть и живет наособицу друг от друга, но, если что, всегда заодно действует!
Ну да, пугала она его чем — то таким, было.
— Мети, что смотришь? — Я снова уселся на табуретку и взял круассан. — А потом налей мне еще кофе и иди за стол. Так и быть, кое — что тебе расскажу. Но не столько, сколько собирался, и в этом ты сама виновата. Разозлила ты меня, душа — девица. Сильно разозлила.
А с веником — то владелица салона красоты управляться особо не умеет. Ну правильно, у нее там менеджеры по клинингу есть, самой ничего делать не приходится. Да и детство, видать, у нее безоблачное было, не трудили ее родители чрезмерно.
— Анисий Фомич, ты прости меня. — Я указал подъездному на свободное место за столом. — Со всей этой суетой я о твоей просьбе совершенно забыл. Ну той, что связана с Михейкой и рыжим котом.
— Ох, — покачал головой подъездный, карабкаясь на табурет. — Такой скандал вчера был, такой скандал! Хозяйка наконец заметила, что нету кольца, начала на мужа своего орать, что тот его стащил или девке блудной подарил, или, того хуже, пропил! А он — то и ни при чем! Нет, девка есть, это правда, когда хозяйка по работе в другой город уезжает, то она с мужиком тем так блудодействует, что стены трясутся! Но жена про нее на деле — то и знать не знает. Хотя, как мне думается, догадывается.
— Все вы козлы, — мрачно буркнула Стелла, сгребая осколки в совок. — Борода, потом скажешь мне, в какой квартире этот паскудник живет, я ему яйца отсушу нахрен!
— Не без того, — согласился с ней я. — Хотя кто бы говорил? Небось сама семей забавы ради разбила не меньше, чем чашек. И, кстати, вон еще два осколка лежат у стены. Не халтурь, Воронецкая, не халтурь!
— Я ведьма, мне можно, — зыркнула на меня исподлобья Стелла, но, высыпав уже собранные осколки в ведро, направилась туда, куда я ей показал. — Во мне инстинкт разрушения института семьи заложен изначально, мне чужое счастье видеть, как гвозди есть.
— Все равно нехорошо получилось. — Анисий Фомич глянул на круассан, потом на ведьму, и не стал его брать. — Неправильно. Кто у них там с кем шашни водит — дело не наше. Тем более что хозяйка тоже не без греха. Недавно днем заявилась, а с ней мальчонка лет на двадцать ее младше. Ох, что творили, что творили! Такая срамота! Но с колечком Михейкина вина, тут ничего не попишешь. Надо бы найти.
— Молодец баба, — одобрила слова подъездного ведьма. — Если уж грешить, так с молодым и горячим, а не с каким — то пеньком замшелым!
— Сейчас моя гостья приберется, после мы с ней попрощаемся и пойдем искать потерянную цацку, — сообщил я Анисию Фомичу. — Время у меня сегодня есть.
— Но его не слишком много, имей это в виду. — Стелла стряхнула последние осколки в ведро, поставила инвентарь к стене и тоже уселась за стол. — Сначала мы все же поговорим, хочешь ты того или нет, а после тебя ждет дорога дальняя, причем на метрополитене имени В. И. Ленина. Я тебя из вредности не повезу, а на такси ты в центр долго будешь из своей глухомани добираться.
— Поясни? — попросил я ведьму.
— Тебя Абрагим в гости приглашает, к двум часам дня, — с невыразимой сладостью прощебетала ведьма. — Перекусить и пообщаться. И сразу предупрежу — отказываться не рекомендую, аджины очень обидчивы. Один раз его приглашение не примешь — и кто знает, может ты его заведение вообще больше никогда на улице Фрунзе найти не сможешь. Так что — одевайся, Валера, обувайся, Валера, и марш — марш вперед! Но не раньше, чем мы с тобой закончим беседу, разумеется.
— Аджин? — заинтересовался Анисий Фомич. — Это кто же такой? Никогда о таких не слыхал! Иноземец, поди?
— Руки вперед вытяни, — попросила его ведьма. — Не лупай глазами, вытягивай давай!
Подъездный с сомнением посмотрел на меня, огладил бороду, а после неуверенно сделал то, о чем его попросила Стелла.
— Вот. — Ведьма взяла с тарелки два последних круассана, и положила их в ладони Анисия Фомича. — Держи и иди к себе, позавтракай. Кофе не предлагаю, знаю, что твое племя его не пьет. Дай мне с Валерой спокойно пообщаться
— Ага, спокойно, — возразил ей подъездный. — Ну как ты опять начнешь посуду бить?
— Не начну, — кротко пообещала Стелла. — Проваливай!
— Смотри у меня, — спрыгнув с табурета, велел ведьме Анисий Фомич. — Если чего, то — у!
Он засунул хрустнувшие круассаны за отворот комбинезона, отправил в рот крошки, аккуратно пойманные ладонью, и скрылся под раковиной, аккуратно притворив за собой дверку шкафа.
— Проклятая глобализация, — пожаловалась мне Стелла. — Еще сто лет назад эта мелочь пузатая не смела носу со двора высунуть и шарахалась от любого, кто не относится к их роду. А тут — погляди, чего творится! Как тебе это его «у»?
— Хорошее «у», — не согласился с ней я. — Твердое и уверенное. Стелла, так ты долгожитель, выходит? Ты помнишь, что было сто лет назад? Нет, положительно, у нас нет будущего как у пары. Геронтофилия — не мой профиль.
— Скотина ты эдакая, — надула губы женщина. — С дамой — и о возрасте? Фу! И сразу — я про прошлое знаю из рассказов коллег, а среди них попадаются те, кто не то что начало двадцатого века помнит, но и куда более давние времена. Довелось мне как — то общаться с одной старушкой, так она на полном серьезе рассказывала мне о том, как уносила ноги от опричников Ивана Грозного. Те ведь не только измену среди государевых людей выискивали, но и противные богу промыслы изничтожали. То есть таких, как мы с тобой.
— Круто, — без тени иронии отозвался я. — Внушает. Интересно было бы с ней о том и о сем поболтать.
— Сплюнь три раза, — посоветовала мне ведьма. — Она таких, как ты, на завтрак ест, причем в буквальном смысле. И вообще — ты даже не представляешь, как тебе повезло со мной. Правда — правда. Я с тобой, оленем в загоне, цацкаюсь чего — то, а любая другая уже сыпанула бы в кофе порошочку специального, волю подавляющего, да и все. Служил бы ты ей, как пес верный, и радовался, когда за ушком чешут.
— Стелл, вот не надо, — попросил я ее. — Серьезно. Если бы ты имела возможность мне что — то такое подсыпать, то давно это сделала бы, и мы оба это знаем. Лучше скажи, чего от меня Абрагиму нужно?
— Понятия не имею. — Ее голубые глаза смотрели на меня настолько честно и искренне, что сразу становилось понятно — она врет. — Он мне не говорил, а я не спрашивала.
— Ну да, ну да, — улыбнулся я. — Лады, съезжу. И даже, если хочешь, потом тебе позвоню и обо всем доложу.
— В самом деле? Всё — всё? — приложила руки к щекам ведьма и сложила губы в буковку «о», став похожей на героиню рисунков в стиле «пин — ап», только сползшего чулочка не хватало для полноты картины. — Ну надо же! Я уже и не надеюсь на такое!
Я встал из — за стола и отправился в комнату, туда, где лежали сигареты, поскольку надоело мне это шоу. Нет, я ей, конечно же, ничего рассказывать не планировал, но что с того? Могла бы и подыграть.
Стелла заявилась на балкон следом за мной и устроилась рядом, положив локти на металл ограждения.
— Валер, пойми меня правильно, — тихо произнесла она. — Если я не буду знать, что происходит, я не смогу координировать наши планы. А если этого не делать, то не управимся мы до осени. Никак не управимся.
— Стелла, повторю уже сказанное ранее — «мы» это очень громкое слово, — выпустив дымок, произнес я. — «Мы» — это когда вместе, а ты всегда предпочитаешь играть в одну сторону. В свою. Нет, я все понимаю, это жизнь, своя рубашка ближе к телу, но тогда и обижаться не на что. И потом — ты уверена, что выбралась бы из того дома в Останкино живой? Меня бы не тронули, можешь не сомневаться, а вот твой обескровленный труп нашли бы потом в соседних прудах, да и все. Какая польза тем, кто там был, от настырной ведьмы, сующей свой нос во все щели? Это добрый и интеллигентный Карл Августович более — менее тебя терпит, а вурдалаки ребята простые и незамысловатые. Осушили бы — и все. Кому бы я потом ноги мыл?
— Вот ты злопамятный, а? — вздохнула она. — Брякнула один раз глупость не подумав, ты теперь мне ее до конца времен припоминать станешь.
— Смотря каких времен, — уклончиво ответил я. — Подытоживая — не лезь туда, куда не надо, и, может быть, все закончится хорошо. Для тебя и меня, имеется в виду.
— Нас, — она взяла меня под руку и положила мне голову на плечо. — Все — таки — нас. Молчи, ничего не говори, не порти момент.
И вот здесь я с ней спорить не стал, потому что люблю курить в тишине.
— Леший с ним, с подробным рассказом, после все выложишь, — сообщила мне Стелла, когда мы вернулись в помещение. — Клады и сокровища — это прекрасно, но у меня еще и бизнес есть, ему требуется внимание, потому я поехала. Ты встреться с Абрагимом, а после набери меня, мы согласуем с тобой время и место нашей встречи.
— Какой встречи? — уточнил я.
— Швецов, ты вообще меня слушаешь? — опять начала заводиться Стелла. — Я тебе двадцать минут назад сказала, что вечером мы едем в гости! Нас пригласили! Если точнее — тебя. Но со мной!
— Точно, было, — признал я, решив не уточнять, что изначально вроде говорилось о том, что это ее пригласили, а я так, прицепчик. — Стелла, не могу, извини. Мне надо бы за город выбраться, проведать приятельницу, которая благодаря тебе…
— Не начинай снова, умоляю тебя! — простонала ведьма. — Не могу больше все это слышать! Съездишь завтра, в конце концов. И, если захочешь, я дам тебе зелье, от которого твоя подруга станет веселой, словно котенок, играющий с клубком ниток. Нет — нет, это не наркотики, не переживай. Просто у нее на некоторое время обострится желание простых плотских радостей, вроде поесть, выпить и с кем — нибудь переспать, а нравственный уровень и инстинкт самосохранения одновременно с этим, наоборот, немного понизятся. Ну а когда все закончится, глядишь, она или венерическую болезнь подхватит, или забеременеет от кого — нибудь. В любом случае ей точно станет не до тебя.
— Сомнительная штука. Хотя — не лишено смысла. Я подумаю.
— Вот по дороге и подумаешь, — заявила Стелла. — Жду звонка. И напомню — разговор насчет Останкина не закончен. Он еще даже не начинался, так что нам будет чем заняться по дороге.
Что за человек, а? Точнее — что за ведьма. Ведь сама нарывается.
— Стой, — остановил я ее тогда, когда она уже отрыла дверь. — У меня тоже есть вопросик. Ну, точнее, нюансик, который очень хотелось бы прояснить.
— И? — насторожилась Воронецкая, которая, похоже, уже изучила мои интонации.
— А правду говорят, что у ведьм на заднице есть хвостик, вроде поросячьего? Давно хотел спросить, да все как — то неловко было, вопрос — то интимный. Но раз нет тебя и меня, а есть «мы», то почему бы и нет?
— Что? — впервые за все время вижу Стеллу настолько ошарашенной. Врасплох я ее застал. Ничего, пусть привыкает. От меня можно ожидать чего угодно, и это ей стоит усвоить накрепко.
— Просто если «да», то ты, пожалуй, на какие — то более тесные отношения не рассчитывай, — продолжил я, с удовольствием глядя в ее расширяющиеся сверх пределов, установленных природой, глаза. — Я в этих вопросах экзотику не сильно люблю, поскольку традиционен в своих предпочтениях. Баба с хвостом, пусть даже и ведьма, — это чересчур.
— Идиот! — прошипела Стелла, щелкнула замком клатча, достала оттуда пятитысячную купюру, плюнула на нее и припечатала к стене. — Это тебе за бой посуды!
Ух как она дверью грохнула! Чуть вешалка на меня не упала!
И чего такого я спросил? После сериала «Гоголь» все знают, что у ведьм сзади хвост есть, даже те, кто самого Николая Васильевича не читал.
Ладно, шутки шутками, а ехать с ней придется. К кому — понятно, тут особо гадать не приходится. Госпожа Марфа меня увидеть пожелала, руководительница ее ковена. Не иначе как испытывает желание поиметь свой кусочек пирога, стоящего на общем столе и носящего название «Хранитель кладов». А то вон старый хрыч Шлюндт его кушает, вурдалаки тоже, и только бедненькие, несчастненькие ведьмы в пиршестве не участвуют, хотя вроде бы первыми к столу стул придвинули.
Вот только шиш ей. Я всегда блюду условия сделки, а новые участники соглашения в ней не предусмотрены. Но подать данную новость ей следует относительно тактично, это в моих интересах. Я слышал голос предводительницы ковена, и даже не будучи психологом могу сказать, что это дама суровая, властная и с очень непростым характером. Проще говоря, если сильно такую разозлить, ничего хорошего из этого не выйдет. Для меня лично, имеется в виду. Она запросто может сказать что — то вроде «так не доставайся же ты никому», и мне попросту глотку перережут при первом же удобном случае. Или отравят. Воронецкой подобное сотворить нельзя, но на остальных ведьм запрет Полоза не распространяется.
Кстати, Стелла это тоже наверняка понимает, потому за ней в гостях у Марфы надо наблюдать максимально внимательно. Уверен, что свои попытки угробить меня чужими руками она не оставит, в чем в чем, а в этом у меня сомнений никаких нет, и данный факт меня очень беспокоит. Когда женщина просто стерва, это тяжело, но терпимо. А вот когда она к тому же еще и умна — это беда для любого, кто встанет на ее пути. У меня как раз такая ситуация, и это не есть хорошо.
Впрочем, имеется у меня одна идейка, которая ситуацию может немного выправить. В мою сторону, разумеется.
А вот вам, тетя Жанна, придется подождать до завтра. Сразу в два места я, увы, не успею попасть. Не знаю, куда именно мы поедем вечером, но сомневаюсь, что в Петрово — Среднее. Жалко, конечно, что жареный гусь пролетает мимо меня, как фанера над Парижем, но ничего не поделаешь. Авось они его всего не съедят, что — то мне на завтра останется, он и разогретый будет дивно вкусен. Чем — чем, а своей кухней дом Певцовых славился всегда, это даже мама Сивого признавала, а уж она — то в готовке толк знает.
— Ты бы денежку сжег, Валера, — предложил мне Анисий Фомич, который, как оказалось, уже стоял за моей спиной. — Ведьмины подарки добра сроду никому не несли.
— Ну если бы она ее мне просто так дала, то можно было бы о плохом подумать, — повертел я в руках купюру. — Но здесь ситуация другая.
— Тебе решать, ясное дело, но только послушай ты моего совета, — настойчиво пробубнил подъездный. — Ну да, ты ее не с земли поднял, но ведь и так может быть, что она на нее давно какой поганый заговор накинула да с собой и таскала, чтобы всегда под рукой иметь. Случаи, Валера, они разные бывают.
— Это да. — Я зачем — то понюхал банкноту, она пахла дорогими духами. — А что значит — с земли поднял? Ведьмины деньги, если они не из рук в руки переходят, а на земле лежат, наверняка прокляты?
— Любые деньги поднимать нельзя, — назидательно произнес Анисий Фомич. — А уж лежащие на самом виду — тем более. Кто его знает, откуда они там взялись? Из кармана чьего выпали ненароком, или кто их там нарочно положил?
— А если поподробнее? — попросил я подъездного.
— Так всё не перечислишь, — степенно ответил тот. — Но чаще всего ведьмы да колдуны, из тех, что целительство знают, когда порчу с человека снимают, то ее на денежку покрупнее переводят, а после на дорогу ту и бросают. Человек идет, видит — деньги валяются, сразу их хап — и в карман. А с ними болезнь прихватывает, или, того хуже, проклятие. И потом гадает — отчего у него волос выпадает, глаза не видят, мужская сила пропадает или ребеночек не получается. Так чего ж такому не быть? Ты чужую беду себе забрал, причем доброй волей, теперь она твоей стала.
— Однако, — только и сказал на это я.
— Бывает еще, что молодые да ранние силу свою пытают, нарочно деньги зачаровывают, а после глядят — получилось задуманное или нет. Опыта так набираются. Потому сожги денежку, пока в карман не убрал, послушай моего совета. До того она вреда не принесет, ты ее своей не признал, а после — все, после только знающий человек поможет.
— Понял, не дурак, — ответил я подъездному, пошел в комнату, скомкал купюру, положил ее в пепельницу и чиркнул зажигалкой. — Был бы дурак — не понял.
Не знаю, прав оказался Анисий Фомич или нет, но вонь от сжигаемых денег пошла редкостная. Впрочем, не исключено, что это как раз нормальное явление. Кто его знает, из чего их делают?
— Ладно, это все лирика, — сообщил я подъездному. — Пошли ваше кольцо искать, что ли? А то мне еще в центр ехать, как выяснилось. Неохота жутко, да еще по такой жаре, только деваться некуда, от подобных приглашений не отказываются.
— Пошли, — с готовностью отозвался тот. — Михейку кликну — и пошли.
— Только вот что. — Я почесал затылок. — Подвал же небось закрыт? Причем наверняка на большой висячий замок. Вскрывать их я не обучен, да и с законом мне связываться неохота.
— Это все ерунда, — замахал руками и даже бородой Анисий Фомич. — Ты к тому входу, что с правого торца дома, подходи минут через пять, двери открыты будут.
А они ребята не промах. Видел я председательницу нашего ТСЖ пару раз, это такая лютая тетка, что даже мне не по себе рядом с ней становилось, хоть вроде я ни в чем и не виноват. Предположить, что кто — то из техников или слесарей вот так запросто расстанется с ключами, в данном случае невозможно, но факт есть факт — дверь в подвал и вправду была открыта.
Анисий Фомич обнаружился внутри, рядом с ним стоял, надо полагать, тот самый Михейка. Кстати, стало понятно, почему его именно так мой приятель называет. Дело оказалось в возрасте. Молод был по меркам Анисия Фомича его коллега, не имелось в нем еще достойной основательности, да и борода подкачала. Это даже не борода была, а так, легкая растительность.
Впрочем, представился мне этот товарищ все равно как Михей Петрович, и я решил, что так его и стану называть. Ни к чему бить подростку по самолюбию. Тем более что данная молодость, подозреваю, мне лично покажется глубокой старостью. Ему же лет сто — сто пятьдесят, не меньше.
— Еще раз предупреждаю — гарантий не даю, — сообщил я подъездным. — Кабы это кольцо кто зарыл или в стену законопатил — тогда да. А «потеряшку» искать куда сложнее.
— Мне без него хоть к себе не возвращайся, — печально вздохнул Михей Петрович. — Совесть заест.
— Врет, — заявил Анисий Фомич. — Дед Филат его затюкает, вот что. Он про эту историю в курсе, если не поможешь, то Михейке придется с кем — то из наших меняться домами. У нас парню жизни не будет, это уж точно!
— Поговори мне еще, — закряхтел кто — то сверху, на меня посыпалась то ли известка, то ли слежавшаяся пыль, а через секунду я увидел еще одного подъездного, на этот раз, правда, старого, как не знаю кто. Был он сед и внешне благообразен, несмотря на подозрительно красный нос, формой напоминающий грушу.
— Филат Евстигнеевич я, — сообщил пришелец мне. — Не начинали ишшо?
— Пока нет. — Я развязал горловину чехла, в котором находился металлоискатель. Мне его завез Антон еще на той неделе, поскольку я сам данный прибор все никак из машины Шлюндта забрать не мог, так он и катался в багажнике. Удачно получилось, кстати. Если бы бывший охранник Карла Августовича не был настолько любезен, пришлось бы мне подарок Сивого потом из полиции вызволять. — Как можно? Так, уважаемые, пока я собираю инструмент, проясните мне один момент.
— Какой такой инструмент? — удивился старейшина. — Ты же Хранитель кладов, тебе злато — серебро нутром чуять положено.
— Положено, — не стал с ним спорить я. — Но сначала все же пустим в ход технику, дабы не нарушать энтропию Вселенной.
— Чего не нарушать? — глянул суровый предводитель подъездных на Анисия Фомича.
— Зазря магию свою в ход пускать не хочет, — нашелся мой подъездный. — Чтобы, значит, кто чего не учуял. Сами знаете, какие у него гости бывают, вот он и не желает пущую беду на дом накликать.
— Вежественно да разумно, — одобрил Филат Евстигнеевич. — Достойно похвалы!
— Так что с котом? — еле удержался от улыбки я, доставая среднюю катушку и закрепляя ее на металлоискателе. — Как перстень из квартиры в подвал — то попал?
— Враждую я с этой тварью, — печально сообщил мне Михейка. — Он умный, паскуда, оказался, недаром из чужих земель родом. Слово даю — что — то с ним не так, он смотрит ровно человек, и поступает так же!
— Кой раз говорю тебе, полено ты сучковатое, — ни кошаки, ни собаки разума не имеют, — отвесил рассказчику подзатыльник старейшина. — Они запомнить чего — то могут, но думать им не дано.
— А этот — думает, гад такой, — потер ударенное место подъездный. — Иначе чего бы тогда такой номер выкинул? Он же нужного момента дождался, перстень показал и начал меня по квартире гонять, потому как знал, что при эдакой оказии за ним наверняка бегать стану. После, как я его почти поймал, он шасть в окно, прямо на ветку, и к подвалу побежал. Я за ним, но через дом, мне по дереву никак. Пока добежал — эта тварюга уже обратно идет. И улыбается, сволочь! Ехидно так!
— Коты не улыбаются! — возмутился Филат Евстигнеевич. — Не бывает такого!
— Улыбаются, — возразил я ему, включая прибор. — В Англии, например. Я про это в книжке читал.
— То в Англии, — отмахнулся старейшина. — Они там все малахольные, с них станется. Насмотрелся я на их нравы, когда в Архангельске жил, они к нам постоянно плыли за товаром. Все рыжие, с самого утра пьяные, вечно орут, и жадные до невозможности. У таких не то что коты — комары улыбаться начнут.
— Еще вопрос. А какое дело Михею Петровичу до того, что там с кольцом случилось? — решил окончательно расставить все точки над «i» я. — Ну пропало и пропало. Бывает.
— Не можно так, — в один голос произнесла троица. — Не можно!
— Нам хозяйский скарб доверен, мы следить за ним должны, — добавил Анисий Фомич. — Сами они хоть чего с ним делать могут, но ежели кто чужой влезет, то мешать обязаны как можем. Шум поднять, напугать, еще чего сотворить, но не дать им добро вынести. Правда, лиходеи народ особый, их ничем не напугаешь, но иногда получается укорот дать.
— А тут — кошак! — шмыгнул носом Михейка. — Гад мохнатый! Он меня с того момента невзлюбил, как в первый раз увидел!
— Нишкни, — велел ему Филат Евстигнеевич. — Дурь твою слушать мочи больше нет!
Зря он так. Я вот тоже много во что не верил, а оно оказалось правдой. Может, прав Михейка, не все с этим котом ладно и чисто.
Я выставил на металлоискателе поиск золота и неторопливо зашагал по подвалу, водя им влево — вправо и внимательно следя, чтобы не врезаться головой в трубу. Кстати, больше всего опасался, что оглохну от фона металла, который тут везде. Но нет, машинка хоть и не новая, но работает на славу, трубный чугуний не распознает. Ну или из чего их делают?
Первый сигнал я услышал через пару минут, причем очень отчетливый, он шел из угла, в который катушка прошла, а вот мне было не пролезть. Впрочем, не странно, что сигнал именно такой — тут земли нет, копать не надо.
Михейка ужом ввернулся под трубы, чем — то там прошуршал, громыхнул и вернулся обратно, держа в лапке золотую цепочку с какой — то висюлькой.
— В старой крысиной норе лежала, — пояснил он нам. — Видать, давно, вон грязная какая!
— Давай сюда, — велел старейшина. — Потом решим, что с ней делать.
За последующие пятнадцать минут я отыскал обручальное кольцо, лежащее у одной из стен, крестик на серебряной цепочке, одну совсем уж дешевенькую сережку и половинку браслета от дамских часов. Интересно, тут вообще хоть кто — то когда — то убирался? Те же останки часов вообще чуть ли не на виду лежали.
А нужного нам предмета не было.
— Может, он его на дереве припрятал? — осторожно полюбопытствовал я у окончательно поникшего Михейки. — Так сказать — выдал желаемое за действительное?
— Не, — помотал головой тот. — Точно здесь.
Ну тогда я не знаю. Я честно попробовал помочь, но увы, увы… Не слышу я его. Ни так, ни эдак. Разве что…
Я приподнял металлоискатель вверх, на уровень труб, тянущихся практически у самого приземистого потолка.
— Вариант, — одобрил Анисий Фомич. — И то — чего ему по углам шастать? А трубы — самое то.
И мы оба оказались правы! Нашлась пропажа, кстати, довольно — таки неприглядно выглядящая и не сильно похожая на ценность «еще позатого века», как это было озвучено изначально. Я на настоящие старые работы за последнее время насмотрелся, уже могу одно от другого отличить. Это, скорее, неплохая имитация, но не более того. Впрочем, может, я и ошибаюсь, переоценивая себя как эксперта.
— Живи, — разрешил Михейке Филат Евстигнеевич. — Да помни мою доброту и помощь Валерия. Должон ты теперь нам обоим.
Счастливый подъездный в пояс поклонился сначала ему, а потом мне.
— Держи, — протянул мне руку, в которой лежало найденное золото, старейшина. — Ты нашел, тебе владеть.
— Да ну, — отмахнулся я. — Вот еще… Вы лучше его положите в общую казну вашего обчества.
— Нет у нас такой, — озадачился Филат Евстигнеевич.
— А вы ее учредите, — посоветовал я ему. — Пусть будет. Если есть желание, можете назвать ее «Фонд Швецова». Ладно, мне пора, надо душ принять после этой пылюки, да потихоньку собираться. Пока доеду, пока дойду… Общий привет!
