Начало - Мемуары убийцы - Ким Ёнха - RutLib.com - Ваша домашняя библиотека

DIARY OF A MURDERER

Kim Young-ha

This edition is published by arrangement with The Friedrich Agency and The Van Lear Agency.

This book is published with the support of the Literature Translation Institute of Korea (LTI Korea).

***

Самое популярное произведение самого влиятельного корейского автора современности впервые на русском языке.

Экранизация произведения стала самым кассовым фильмом Кореи в первый уик-энд проката.

***

Сериал «Декстер» положил начало культурному тренду, выдвигающему на первый план антигероя, серийного убийцу… подхваченному сериалами «Ганнибал» NBC, «Патриот» Amazon и «Барри» НВО… Ким Ёнха, с одной стороны, отдает ему должное, с другой, бросает этому тренду вызов.

The Atlantic

Мрачная, оригинальная история… лучший образец таланта Кима…

Publisher Weekly

Ким Ёнха исключительно хорошо рассказывает, как сильно искажена реальность и как она бессмысленна на самом деле.

New York Journal of Books

Читатель должен быть всегда начеку.

Чхве Чжэбон, литературный критик, газета «Хангёре»

Последний раз я убил человека двадцать пять лет назад. Или двадцать шесть? Не столь важно, примерно так. До тех пор, пока я не остановился, мною двигала отнюдь не жажда убийства и не какое-нибудь сексуальное извращение, как обычно думают люди. Это было ощущение несовершенства. Надежда на то, что удовлетворение может быть более полным. Закапывая очередной труп, я повторял:

– В следующий раз сделаю ещё лучше.

Я прекратил убивать потому, что надежда исчезла.

*

Я вёл дневник. Бесстрастная запись ходов, словно в игре го, – мне казалось, это необходимо. Думал: лишь фиксируя, что сделал не так и что испытываю по этому поводу, я не повторю тяготивших меня промахов. Школьники делают работу над ошибками, так и я скрупулёзно отмечал детали убийств и тщательно излагал на бумаге свои ощущения. Совершенно бесполезная была писанина.

Мне сложно было подбирать слова. Обычный дневник, не что-то высокохудожественное, но писал я с большим трудом. Восторг или досаду, которые я испытал, никак не получалось отразить в полной мере. От этого портилось настроение. Я прочёл почти все произведения из школьных учебников, но там не было нужных мне фраз. Поэтому я начал читать стихи. Это стало моей ошибкой.

Лектор в классе поэзии Культурного центра был примерно моего возраста и сам сочинял стихи.

На первой лекции он с самым серьёзным видом заявил следующее, чем немало меня насмешил:

– Поэт разделывается с языком, как опытный убийца с захваченной жертвой.

К тому времени я успел закопать десятки жертв, поиграв с ними в игру «захватить и разделаться». Только мне в голову не приходило сравнивать своё занятие со стихосложением. Раз уж на то пошло, убийство больше похоже на прозу. Каждый, если попробует, придёт к такому же выводу. Убивать – дело более грязное и хлопотное, чем принято думать.

Как бы там ни было, благодаря лектору я заинтересовался поэзией. Я не способен испытывать грусть, но юмор находит во мне отклик.

*

Читаю «Алмазную сутру».

«…создать безопорное сознание, которое бы ни на что не опиралось».

*

Я долго ходил в поэтический класс. Думал, избавлюсь от лектора, если не оправдает моих ожиданий, но, на его счастье, мне было весьма интересно. Ему несколько раз удавалось меня рассмешить, и он дважды хвалил мои стихи. Поэтому я оставил его в живых. Наверняка и не знает, что живёт взаймы. Не так давно прочёл его новый сборник – полное разочарование. Может, действительно следовало его закопать? Даже я, прирождённый убийца, оставил своё занятие, а этот бездарь продолжает писать. Какая наглость!

*

Последнее время часто падаю. То свалюсь с велосипеда, то споткнусь о камень. Многое забываю. Сжёг уже три чайника.

Позвонила Ынхи и сказала, что записала меня на обследование.

Я разозлился и начал кричать на неё, она слушала молча, а потом заметила:

– Точно что-то не так. Голову обязательно надо проверить. Первый раз слышу, чтобы ты злился.

Я и в самом деле никогда не злился раньше? Пока я над этим раздумывал, дочь повесила трубку. Я хотел продолжить начатый разговор, но внезапно забыл, как обращаться с мобильным телефоном. Нажать кнопку «позвонить»? Или сначала набрать номер, а затем нажать? Но какой номер у Ынхи? И вроде бы был другой способ набора, совсем простой…

Стало душно, накатило раздражение. Я отшвырнул телефон.

*

Я не знал, как правильно сочинять стихи, поэтому просто описал процесс убийства, стараясь ничего не упустить. Если не ошибаюсь, первое стихотворение называлось «Нож и кость».

Лектор сказал, что моё произведение оригинально. Что благодаря резким словам и красочному изображению смерти особенно остро чувствуется тщетность человеческой жизни. Он снова и снова повторял, что мои «метафоры» превосходны.

– Что такое метафоры?

Лектор усмехнулся – мне не понравился его смешок – и стал объяснять. Послушать его, метафоры – это когда выражаются в переносном смысле.

Да неужели!

Прошу прощения, старина, но смысл тут самый прямой.

*

В руки попалась «Сутра Сердца»:

«Поэтому […] в пустотности нет цвета и формы, нет ощущений, нет представлений, нет сил и влияний прежних деяний, нет собственно сознания, нет зрения, слуха, обоняния, вкуса, осязания и мышления, нет цветов и форм, звуков, запахов, вкушаемого, осязаемого и дхармо-частиц [ума], нет осознания зримого [и т. д.], как и нет осознания мыслимого. Нет также неведения, как и нет искоренения неведения, нет старения и смерти, как нет и искоренения старения и смерти.

Нет также страдания, нет его причины, нет его прекращения и нет Пути.

Нет также истинного Знания, как нет ни соединения [с ним], ни разъединения».

*

– Вы в самом деле раньше не учились писать стихи? – задал вопрос лектор.

– А этому обязательно надо учиться? – спросил я в ответ.

– Да нет. Иная учёба может убить стиль.

– Вот как! Ну и хорошо. Верно, в жизни есть несколько вещей, которым не научишься у других. Помимо стихосложения.

*

Мне сделали МРТ головного мозга. Положили в аппарат, похожий на белый гроб, и я отправился прямиком в сияющий тоннель. Совсем как в описаниях околосмертных переживаний. Фантазировал, что парю над телом и рассматриваю его сверху. Рядом со мной стояла Смерть. Я понял, что уже не жилец.

Неделю спустя прошёл тест на когнитивные расстройства, или что-то вроде того. Врач спрашивал, я отвечал. Вопросы были лёгкие, но отвечать было сложно. Наверное, так чувствует себя человек, которому одной рукой необходимо схватить и вытащить из ведра с водой проворную рыбину, которая не хочет быть пойманной. Кто сейчас президент. Какой сейчас год. Попробуйте назвать три слова, которые только что услышали. Сколько будет семнадцать плюс пять. Я уверен, что знал ответы. Только не мог их схватить и вытащить. Знал, но и не знал. Как такое возможно?

После теста говорил с врачом. Выражение лица у него было безрадостное.

– Мы видим уменьшение объёма гиппокампа, – сообщил он, указывая на томограмму. – У вас болезнь Альцгеймера. Пока невозможно с определённостью диагностировать стадию, требуются дальнейшие наблюдения.

Сидевшая рядом Ынхи молчала, поджав губы.

Врач продолжил:

– Ваша память постепенно будет стираться. Сначала пропадут кратковременные воспоминания, а затем исчезнет долговременная память. Этот процесс можно замедлить, но остановить полностью невозможно. Для начала регулярно принимайте вот это лекарство. Ещё советую всё записывать и держать записи при себе. В дальнейшем может случиться так, что вы забудете даже дорогу домой.

*

«Опыты» Монтеня. Вновь читаю эту пожелтевшую от времени книгу в мягкой обложке. Хорошо звучит на старости лет: «От мыслей о смерти более тягостной становится жизнь, а от мыслей о жизни – смерть».

*

По дороге из клиники увидели полицейский кордон. Сержант узнал нас с Ынхи и разрешил пройти. Это был младший сын одного из местных начальников.

– Нас поставили здесь из-за убийств. Стоим уже несколько суток, днём и ночью, устал до смерти. Как будто убийца станет тут шастать среди белого дня, мол, схватите меня, пожалуйста.

В нашем и соседнем уездах, рассказал он, одна за другой погибли три девушки. Полиция пришла к выводу, что действует серийный убийца. Всем пострадавшим было за двадцать, все были убиты поздно ночью, когда возвращались домой. На запястьях и ступнях остались следы от верёвок.

Поскольку третья жертва была обнаружена вскоре после того, как мне объявили диагноз, стоило призадуматься. Не моих ли рук дело?

Сверил предполагаемые даты похищений и убийств девушек с заметками на настенном календаре. У меня нашлось неопровержимое алиби. Это хорошо, что я тут ни при чём, но как неудачно, что маньяк залез на мою территорию.

Обратил внимание Ынхи на то, что убийца может действовать рядом с нашим домом, и попросил быть осторожнее. Ни в коем случае не возвращаться домой в одиночестве поздно ночью. Не ездить в машинах с водителями-мужчинами. Не ходить в наушниках, не слыша, что происходит вокруг.

– Не волнуйся за меня так сильно, – ответила она.

И добавила, выходя за ворота:

– Велика ли вероятность наткнуться на убийцу.

*

Последнее время записываю всё происходящее.

Не раз бывало, что приходил в себя в незнакомом месте и не мог понять, где и почему нахожусь, но благодаря болтавшемуся на шее медальону с именем и адресом благополучно добирался домой.

На прошлой неделе какие-то люди отвели меня в полицейский участок.

Один из стражей порядка приветствовал меня со смехом:

– Снова решили нас навестить?

– Мы знакомы?

– Давно. Я хорошо вас знаю. Лучше, чем вы сами.

– В самом деле?

– Ваша дочь скоро будет здесь, мы с ней уже связались.

*

После окончания Сельскохозяйственного института Ынхи устроилась на работу в местный исследовательский центр. Там она занимается селекцией растений. Как правило, улучшает существующие сорта, но иногда создаёт и новые, скрещивая различные виды. Она носит белый халат и практически живёт в своей лаборатории, иногда даже остаётся там на ночь. Растениям ведь нет никакого дела до рабочего расписания. Судя по всему, даже среди ночи требуется проводить определённые процедуры. Ни стыда ни совести у этой флоры.

Люди думают, что Ынхи – моя внучка. Когда говорю, что дочь, удивляются. Это всё потому, что я в этом году разменял уже восьмой десяток, а Ынхи всего лишь двадцать восемь. Больше всего загадка нашего родства волновала саму Ынхи. Когда ей было шестнадцать, в школе изучали группы крови. По нашей с ней группам очевидно, что я не могу быть её родителем.

– Как же я стала твоей дочерью?

Я всегда предпочитаю говорить правду, если возможно.

– Я тебя удочерил.

После нашего разговора Ынхи начала отдаляться. Казалось, она не знала, как теперь ко мне относиться, и ей было очень неловко. Появившаяся в наших отношениях трещина не исчезала. В конце концов близость между нами сошла на нет.

Существует такое психическое расстройство – синдром Капгра. Это болезнь, которую вызывают повреждения в участке мозга, отвечающем за эмоциональные реакции. Страдающий этим заболеванием способен узнавать лица близких людей, однако знакомые лица не вызывают у больного привычного эмоционального отклика. Муж, например, может внезапно перестать признавать жену: «Ты выглядишь и ведёшь себя в точности как она, но кто ты такая? Кто всё это придумал?» Даже если у человека знакомое лицо и ведёт он себя так же, как и всегда, чувства больного говорят, что это чужак, посторонний. У несчастного с синдромом Капгра нет иного выхода, кроме как продолжать жить изгнанником в чужеродном мире. Он верит, что окружающие его незнакомцы со знакомыми лицами все как один его обманывают.

Казалось, что с того самого дня Ынхи начала воспринимать привычную ей реальность, семью, состоящую всего-то из нас двоих, как что-то чужое и незнакомое. Тем не менее, мы продолжали жить вместе.

*

Когда дует ветер, бамбуковый лес за домом становится слишком шумным. Из-за этого делается муторно на душе. Если ветер особенно сильный, не слышно даже птиц, как будто все разом умолкли.

Я давно купил этот участок с бамбуковым лесом, отличная была сделка. Всегда хотел иметь свой собственный лес. По утрам там прогуливаюсь. В бамбуковом лесу не побегаешь – даже если просто споткнёшься, прогулка может закончиться смертью. Когда рубят бамбук, остаётся торчать нижняя часть ствола, твёрдая и острая. Поэтому ходить там надо осторожно, глядя под ноги.

Когда слышу шелест бамбуковых листьев, думаю о тех, кто лежит в самом низу, у корней. О мертвецах, ставших деревьями, что устремляются ввысь, к небу.

*

Ынхи спросила:

– А кто мои настоящие родители? Они живы?

– Умерли. Я взял тебя из детского дома.

Ынхи не хотела мне верить. Искала информацию в Интернете; похоже, даже ходила справляться в администрацию; плакала несколько дней, закрывшись в своей комнате. В конце концов смирилась.

– Ты ведь их знал?

– Мы были знакомы, но не общались близко.

– Какими они были? Они были хорошими людьми?

– Очень хорошими. До последнего вздоха думали о тебе.

*

Жарю тофу. Ем его на завтрак, обед и ужин. Налить масло в сковородку, положить тофу. Немного подождать, перевернуть на другую сторону. Съесть с рисом и кимчи. Даже когда мне станет хуже, я смогу справиться с приготовлением жареного тофу.

*

Попал в небольшую аварию на пересечении трёх дорог. Впереди стоял джип. А у меня в последнее время периодические проблемы со зрением – из-за болезни, должно быть. В какой-то момент перестал видеть и въехал прямо в него. Большой внедорожник, оснащённый для охоты. Мало того, что установлен прожектор на крыше, ещё и на бампере три противотуманные фары. Спроектирован так, чтобы можно было мыть багажник. Два аккумулятора. Когда наступает сезон охоты, таких машин много собирается у горы.

Я подошёл к джипу, но водитель продолжал сидеть внутри. Даже стекло не опустил.

Я постучал:

– Добрый день, выйдите, пожалуйста.

Он кивнул и сделал жест рукой, мол, уходи. Это было странно. Разве не стоило, по меньшей мере, осмотреть задний бампер? Я застыл в нерешительности, но он всё-таки вышел. Тридцать с небольшим, невысокого роста, крепкого телосложения. Мельком оглядел бампер и сказал, что всё в порядке.

Но не всё было в порядке. На бампере была вмятина.

– Можете идти. Вмятина там и раньше была, всё нормально.

– Всё-таки давайте обменяемся контактами на всякий случай, чтобы потом не ругали меня почём зря.

Я протянул карточку со своим адресом и телефоном. Он не хотел брать.

– В этом нет необходимости.

Стылый голос без всякого выражения.

– Вы живёте неподалёку?

Вместо ответа он вдруг посмотрел мне прямо в глаза. Холодный змеиный взгляд. Я уверен, что в тот момент мы поняли друг о друге всё.

Он записал своё имя и контактные данные. Почерк как у ребёнка. Зовут Пак Чутхэ. Я зашёл за машину, чтобы ещё раз проверить причинённый ущерб, и вдруг увидел, что из багажника джипа капает кровь. А ещё почувствовал на себе его взгляд. Он рассматривал меня, смотрящего на капли крови.

Если люди увидят, как из багажника охотничьего джипа сочится кровь, они подумают, что в багажнике олень или другое животное. Я подозревал, что там спрятан человеческий труп. Хорошая маскировка.

*

Кто же это был? Испанский, нет, аргентинский автор. Не помню, как зовут. Ну, в общем, в каком-то рассказе был такой сюжет: старый писатель прогуливался по набережной, встретил молодого человека, и они разговорились, сидя на скамейке. И только позже он понял, что тот молодой с набережной был не кто иной, как он сам. Если бы я встретил молодого себя, смог бы я это понять?

*

Мать Ынхи была моей последней жертвой. Когда я возвращался, избавившись от её трупа, врезался в дерево, и моя машина перевернулась. Полицейский сказал, что я ехал слишком быстро и не справился с управлением на извилистой дороге.

Мне сделали две операции на головном мозге. То, что стало происходить со мной после операций, я сначала считал побочным эффектом от принимаемых лекарств. Я лежал в общей больничной палате, но на душе было невероятно спокойно, и это спокойствие меня не оставляло. Раньше, стоило лишь услышать чью-нибудь болтовню, сразу охватывало сильнейшее раздражение. Голоса людей, делавших заказ в ресторане, детский смех, женская трескотня – всё это я ненавидел. И вдруг – внезапно наступивший покой. Я думал, это всего лишь передышка для моего вечно встревоженного сознания. Но нет. Словно человек, теряющий слух, я был вынужден привыкать к необычной внутренней тишине и незнакомому мне спокойствию. То ли из-за шока, полученного во время аварии, то ли из-за хирургического вмешательства, но в моей голове явно что-то изменилось.

*

Слова постепенно стираются из памяти. Кажется, что мозг превращается в примитивное морское беспозвоночное, скользкое и с дырой посередине. В эту дыру проваливается всё. Утром читаю газету – от корки до корки. Когда заканчиваю, чувствую, что забыл больше, чем осталось в памяти. И всё-таки читаю – с ощущением, будто собираю механизм, в котором не хватает деталей.

*

Я долгое время наблюдал за матерью Ынхи. Она занималась административной работой в Культурном центре, куда я ходил слушать лекции. У неё были красивые ноги.

Я всё время чувствовал себя обессиленным – не из-за литературных ли упражнений? Возможно, самокопание и прочие рефлексии тоже подавляли привычные импульсы. Я не хотел терять силу и утрачивать ту особую внутреннюю энергию, что побуждала меня убивать. Но меня затягивало в глубокую тёмную воронку.

Мне захотелось проверить, являюсь ли я до сих пор самим собой. Стоило закрыть глаза, сразу же возникал образ матери Ынхи. Так случайность часто становится началом серии несчастий.

Поэтому я её убил.

Но это было нелегко.

Какое разочарование.

Убийство не доставило мне никакого удовольствия. Возможно, уже тогда что-то во мне было не так. А две операции на мозге лишь сделали необратимым начавшийся ещё раньше процесс.

*

Утром прочёл в газете, что местное население шокировано возобновлением серии убийств. Когда это у нас начались серийные убийства? Забеспокоился, стал листать блокнот и обнаружил запись о том, что недавно были убиты трое. Последнее время память подводит ещё чаще. То, что забыл записать, ускользает, как песок сквозь пальцы. Перенёс в блокнот сведения о четвёртом убийстве.

Тело двадцатипятилетней студентки обнаружено на просёлочной дороге. На руках и ногах остались следы от верёвок, одежда отсутствует. Как и прежние жертвы, девушка была похищена и убита в другом месте, после чего преступник избавился от трупа.

*

Пак Чутхэ так со мной и не связался. Но уже несколько раз попадался мне на глаза. Слишком часто, чтобы это было простой случайностью. Возможно, я видел его даже большее количество раз, но не узнавал. Точно волк рыскает кругами у моего дома, вынюхивая, чем я занимаюсь. Когда направляюсь к нему поговорить, он прячется от меня.

*

Не выслеживает ли он мою Ынхи?

*

Убитых мною меньше, чем тех, кого я оставил жить, сдержав себя.

«Да где найти человека, который делал бы всё только так, как ему захочется», – любил повторять мой отец. Я с ним согласен.

*

По-видимому, утром не мог понять, кто такая Ынхи. Сейчас, по счастью, всё в порядке.

Врач предупреждал, что Ынхи тоже скоро исчезнет из памяти:

– Будете помнить только то время, когда она была совсем маленькой.

Невозможно охранять кого-то, если не знаешь о его существовании. Я вставил фотографию Ынхи в медальон, что висит у меня на шее.

– Что бы вы ни придумали, ничто не поможет. Ведь прежде всего стираются недавние воспоминания, – отреагировал на это врач.

*

– Умоляю, пощадите хотя бы мою дочь, – рыдала мать Ынхи.

– Да-да, не волнуйся об этом.

Я до сих пор держал своё обещание. Ненавижу тех, кто болтает впустую. Поэтому всю жизнь старался не быть таким, как они. Но теперь это проблематично. Чтобы не забыть, напишу ещё раз. Я не должен оставлять Ынхи до самой смерти.

*

На один из уроков в Культурном центре лектор принёс стихотворение Мидана под названием «Невеста».

В первую брачную ночь жениху приспичило по нужде. Когда он выходил из дома, полой одежды зацепился за дверь. Жених подумал, что его пытается удержать сластолюбивая невеста, и сбежал от развратницы, но через сорок или пятьдесят лет случайно оказался у того же дома, заглянул внутрь, а невеста всё ещё сидит нетронутая, в том же виде, что и в их брачную ночь. Он прикоснулся к ней, и она рассыпалась в прах.

Лектор и слушатели наперебой пели дифирамбы, мол, невероятной красоты стихотворение.

Для меня это прозвучало как рассказ о женихе, который сбежал, прикончив невесту первой же ночью. Молодой мужчина, молодая женщина, труп. Как можно по-другому понять эту историю?

*

Меня зовут Ким Пёнсу. В этом году мне исполнилось семьдесят лет.

*

Я не боюсь смерти. Ведь остановить разрушение памяти невозможно. Забыв всё, я перестану быть собой. Если буддисты правы в том, что мы перерождаемся бесконечно, как я смогу в следующей жизни родиться собой, если себя забуду? Поэтому совсем не боюсь. Последнее время только одна вещь не даёт мне покоя. Я должен предотвратить убийство Ынхи. Пока память полностью не стёрлась.

Моя карма в этой жизни.

*

Мой дом расположен у подножья горы и немного развёрнут в сторону от дороги, будто повернулся спиной, так что он не бросается в глаза тем, кто поднимается в гору. Его проще заметить во время спуска. На вершине горы находится большой буддийский храм, поэтому некоторые ошибочно полагают, что мой дом – пристанище аскета или жилище буддийского монаха. Метров через сто, если спускаться вниз, начинают появляться другие жилые дома. В одном из них, Абрикосовом доме, как прозвали его местные, раньше жили муж и жена, с возрастом впавшие в маразм. Сначала у мужа развилось слабоумие, а вскоре и у жены мозги отказали. Что бы там ни думали местные, а старики нормально справлялись. Встретишь их – всегда сложат ладони в буддийском приветствии и вежливо тебе поклонятся. Интересно, за кого они меня принимали? Время для них сначала остановилось годах в девяностых, а потом они и вовсе жили, словно в семидесятых, когда за одно неосторожное слово по пьяни можно было попасть за решётку в соответствии с законом о национальной безопасности. Время, когда каждого подозревали в симпатиях к коммунистам и при встрече с незнакомым человеком стоило быть начеку и следить за своим языком. Для супругов же все местные жители были незнакомцами, и старики недоумевали, почему так много чужаков то и дело появляются близ их дома. В итоге муж и жена перестали узнавать даже друг друга. Тогда, наконец, появился их сын и отправил родителей в специальное заведение. Мне случилось в тот день проходить мимо их дома, и я наблюдал такую картину: старики на коленях умоляли сына пощадить их и клялись, что они не коммуняки. Судя по всему, они считали своего собственного сына, одетого в непривычный для наших мест европейский костюм, сотрудником разведывательного управления. Уже позабывшие друг друга, они в едином порыве умоляли сохранить им жизнь. Сын то злился, то сам начинал рыдать, и в конце концов кто-то из местных усадил стариков в машину.

Те двое были моим будущим.

*

Ынхи часто задаёт вопросы, начинающиеся с «почему». Почему со мной это происходит, почему я ничего не запоминаю, почему не стараюсь. С её точки зрения, всё это сверхстранно и подозрительно. Она считает, что иногда я нарочно морочу ей голову. Притворяюсь непомнящим, чтобы проверить, как она будет себя вести, – это её слова. Якобы делаю это совершенно хладнокровно.

Я знаю, что, запираясь в спальне, она жалуется на меня. Вчера подслушал, как она говорила по телефону, что всё это сводит её с ума:

– Он стал совсем непредсказуем.

Так она рассказывала кому-то. Говорила, что каждый день я веду себя по-разному. Что я могу быть сперва одним человеком, затем внезапно стать кем-то другим, а через некоторое время снова измениться. Что иногда по многу раз повторяю одно и то же. Что порой выгляжу как действительно больной человек, который не помнит, что делал минуту назад, а потом снова пребываю в ясном уме.

– Это не мой отец, каким я знала его прежде. Мне так тяжело…

*

Отец сотворил меня. Отец, который избивал мою мать и младшую сестрёнку Ёнсук, стоило ему напиться, и которого я задушил подушкой. Пока я его душил, мать удерживала тело, а сестра – ноги отца. Ёнсук в то время было всего тринадцать. Подушка порвалась, и из неё просыпалась рисовая шелуха. Ёнсук собрала шелуху, а мать заштопала подушку, глядя невидящими глазами.

Это случилось, когда мне было шестнадцать лет. После войны с Севером смерть была самым обычным делом. Никто не проявил интереса к тому, что в нашем доме умер во сне мужчина. Констебль даже не заглянул. Мы устроили поминки в саду и приняли соболезнования.

С пятнадцати лет я работал, таская мешки с рисом. В наших родных краях на парней, способных таскать мешки с рисом, отцы не поднимали руку. Так что наш отрывался на матери и сестре. Случалось даже, что выгонял их в мороз на улицу, сперва сорвав с них одежду. Убийство было лучшим выходом из ситуации. Единственное, о чём я жалел – что втянул в это дело мать и сестру, хотя мог справиться сам.

Отца, выжившего в войне, преследовали ночные кошмары. Он часто кричал во сне. Может быть, умирая, он тоже думал, что видит дурной сон.

*

«Из всего написанного люблю я только то, что пишется своей кровью. Пиши кровью – и ты узнаешь, что кровь есть дух. Нелегко понять чужую кровь: я ненавижу читающих бездельников».

«Так говорил Заратустра» Фридриха Ницше.

*

Начав в шестнадцать, я продолжал до сорока пяти. Минули Апрельская революция 1960-го и Военный переворот 16 мая 1961 года. В октябре 1972-го президент Пак Чонхи, стремившийся к диктатуре, распустил парламент и настоял на принятии новой Конституции. Застрелили его жену. Новый американский президент, Джимми Картер, надавил было на Пак Чонхи в связи с диктатурой, но вскоре убежал трусцой в одних спортивных трусах. Застрелили и Пак Чонхи. Ким Тэчжун был похищен в Токио и едва не погиб, Ким Ёнсам был изгнан из парламента. Армейские части блокировали Кванчжу и перестреляли мирное население.

Всё это время я был занят только убийствами. Вёл одиночную войну со всем миром. Убивал, скрывался, пережидал. Снова убивал, скрывался, пережидал. Тогда не было ни анализа ДНК, ни камер видеонаблюдения. Только-только появился термин «серийный убийца». Полицейские десятками арестовывали подозрительных и душевнобольных и пытали их в участках. Некоторые подозреваемые не выдерживали и давали ложные показания. Действия полиции были несогласованы, и преступления в различных регионах рассматривались вне связи с другими. Поднять на ноги толпу полицейских и прочесать отдалённый холм, истыкав его палками в поисках улик, – вот в чём заключалось расследование.

Чудесные были времена.

*

В том году, когда я убил последний раз, мне исполнилось сорок пять лет. Сорок пять – возраст моего отца, когда он умер, задохнувшись под подушкой. Странное совпадение. Запишу это тоже.

*

Злодей ли я или супергерой?

Или в равной степени и тот и другой?

*

Жизнь длиною в семьдесят лет. Если оглянуться, кажется, что годы разверзлись чёрной пастью запредельной бездны, и я стою на самом краю. Когда думаю о приближающейся смерти, не чувствую ничего особенного, но когда вглядываюсь в прошлое, на душе становится темно и безгранично пусто. Моя душа была безжизненной пустыней. Ничего не росло. Ни капли живительной влаги.

Давным-давно в юные годы я пытался научиться понимать людей. Для меня это было сложной задачей. Я всегда избегал смотреть людям в глаза. Они же считали меня воспитанным и застенчивым юношей.

Я заучивал выражения лица перед зеркалом. Грустный взгляд, радостный, обеспокоенный, разочарованный… Ещё использовал простой трюк: следил за мимикой говорящего человека и старался воспроизвести её в ответ. Если собеседник хмурился, я хмурился тоже, если смеялся – вторил его смеху.

В старину люди верили, что внутри зеркала живёт дьявол. Тот дьявол, которого они видели в зеркале, – это был я.

*

Внезапно захотел повидаться с сестрой.

Сказал Ынхи, а она ответила, что моя сестра давно умерла.

– От чего она умерла?

– У неё же было малокровие, от этого и умерла.

Возможно, что и так.

*

Я работал ветеринаром. Подходящее занятие для убийцы. Можно сколько угодно использовать анестетики, которыми свалишь и слона. Провинциальный ветеринар всё время в разъездах. Пока городские ветврачи протирают штаны в лечебницах, осматривая кошечек и собачек, провинциальные врачуют коров, свиней, домашнюю птицу и постоянно находятся в пути. Мне случалось оперировать лошадей. Если не считать каких-нибудь кур, лечить приходилось млекопитающих. А их внутренности не так уж сильно отличаются от человеческих.

*

Снова очнулся непонятно где. В совершенно незнакомом районе. Как мне потом рассказали, местные юнцы заметили, что я шатаюсь туда-сюда и окружили меня, а я испугался и полез в драку. Появился полицейский, связался с кем-то по рации, отвёз меня в участок. Теперь это часто происходит: теряю память и брожу по всей округе, пока местные не хватают меня и не отправляют в полицию.

Так и повторяется: незнакомое место, захват, полицейский участок.

Болезнь Альцгеймера для стареющего серийного убийцы – как телепередача «Розыгрыш», которую устраивает сама жизнь. Сюрприз, вас снимали скрытой камерой! Испугались? Ну извините, это всего лишь шутка.

*

Решил каждый день заучивать по стихотворению. Попробовал, совсем не просто.

*

Я плохо знаю современных поэтов. Их слишком сложно понять. Однако эти строчки мне понравились. Запишу здесь.

«Моя боль не имеет субтитров, её не прочтёшь». Ким Кёнчжу, «Безжалостный город».

И ещё оттуда же:

«Прожитое мною время – это вино, которое никто не попробовал. Я же пьянею от одной этикетки».

*

Выбрался в город за продуктами. У лаборатории, где работает Ынхи, вышагивал туда-сюда какой-то мужчина, показавшийся смутно знакомым. Кто такой, не смог вспомнить. Только когда по дороге домой увидел ехавший навстречу мне джип, понял. Это же был тот самый мерзавец. Проверил его имя в блокноте. Пак Чутхэ. Он подбирается к Ынхи.

*

Снова стал заниматься спортом. В основном тренирую руки. Врач говорил, что спорт помогает замедлить прогрессирование болезни, но я упражняюсь не из-за того. Всё ради Ынхи. В решающей схватке сильные руки помогут победить противника. Схватить, сдавить, не отпускать. Горло – слабое место млекопитающих. Если кислород не будет поступать в мозг, смерть наступит в течение нескольких минут. Или, как минимум, мозг будет повреждён необратимо.

*

Знакомый из Культурного центра однажды обронил, что ему нравится моё стихотворение и он опубликует его в своём литературном журнале. Было это тридцать с лишним лет назад. Я не возражал, и через некоторое время он позвонил. Спросил, куда отправить журнал, когда тот будет готов. И ещё назвал номер своего банковского счёта. Я спросил, должен ли я ему заплатить, и он ответил, что все так делают. Тогда я отказался публиковаться, но он начал хныкать, что издание почти готово и менять сейчас что-либо было бы затруднительно. Меня охватило сильнейшее желание объяснить ему, что такое настоящие трудности, о которых он, очевидно, не имел ни малейшего понятия. Но всё-таки в сложившейся ситуации виноват был не только он – вся эта история началась из-за моего самомнения. Через несколько дней мне доставили двести экземпляров местного литературного журнала с опубликованным стихотворением. К ним была приложена открытка, поздравляющая меня с началом литературной карьеры. Я оставил себе один экземпляр, а остальные использовал вместо дров. Стихи хорошо горели.

Во всяком случае, с тех пор меня называли поэтом. Писать стихи, которые никто не прочтёт, – то же самое, что совершать убийства, о которых никто не узнает.

*

Ожидая Ынхи, сидел возле дома и наблюдал, как солнце спускается за дальнюю гору. Покрытая голыми деревцами гора окрасилась кровью заката, а затем погрузилась во тьму. Может, и правда пора умирать, раз мне стали нравиться такие вещи. Но ведь скоро забуду только что увиденную красоту.

*

Говорят, исследование останков первобытных людей показало, что большинство живших в доисторическую эпоху умирали насильственной смертью. У многих проломлен череп или разрублены кости. Естественная смерть была редкостью. Стало быть, тогда вряд ли существовала болезнь Альцгеймера, ведь трудно было даже дожить до преклонного возраста.

Я человек доисторической эпохи, оказавшийся не в своём времени. Живу слишком долго. В наказание за это – Альцгеймер.

*

Одно время над Ынхи издевались в школе. Матери нет, отец – старик, вот дети и не принимали её за свою. Если девочка растёт без матери, она не знает, как следует поступать женщине. Одноклассницы природным чутьём распознавали слабости Ынхи и травили её.

Однажды она рассказала школьному психологу о своей безответной любви. Ей нравился один мальчик. А на следующий день по всей школе распространились слухи о том, что Ынхи бегает за парнями, и её стали дразнить подстилкой.

Всё это я узнал, тайком прочитав её дневник. Я понятия не имел, что мне делать.

Проблема, которую не в силах разрешить даже серийный убийца: травля ребёнка в школе.

Я не знаю, как Ынхи справилась со всем этим. Но раз сейчас у неё всё в порядке, значит, смогла.

*

Последнее время мне часто снится отец. Во сне он открывает дверь, заходит, садится за низенький столик и что-то читает. Собрание моих стихов. Когда он замечает меня, начинает смеяться, и я вижу, что его рот набит рисовой шелухой.

*

Если память меня не подводит, я дважды заводил семью. Первая женщина родила мне сына, но однажды они вдвоём исчезли без следа. Судя по тому, что она сбежала с ребёнком, не повесив его на меня, она могла о чём-то догадываться. Я не стал их искать, так как сомневался, что смогу найти даже при всём желании. И она не стоила того, чтобы подключать к поискам полицию.

Со второй женщиной мы даже зарегистрировали брак. Прожили вместе пять лет, как вдруг она потребовала развод, заявив, что больше не в силах меня терпеть. Очевидно, она не имела ни малейшего представления, что я за человек, раз отважилась на такое. Я спросил, в чём я провинился, и она ответила, что я бесчувственный. Что жить со мной – это как жить с бездушным истуканом. У неё был мужик на стороне.

Для меня понимать лица моих женщин было не легче, чем читать тайные письмена. Мне всё время казалось, что они создают проблемы на пустом месте. Я раздражался, когда они плакали, и злился, когда смеялись. Когда начинали дотошно о чём-то расспрашивать, был готов выть от скуки. Иногда хотелось их прикончить, но я подавлял это желание: когда убита жена, подозрение первым делом падает на мужа. Два года спустя я нашёл того кобеля, что окрутил мою жену, искрошил его труп на куски и скормил свиньям. В то время у меня была отличная память. Я никогда не забывал того, чего не стоило забывать.

*

В связи с серийными убийствами в нашем регионе по телевизору стали часто показывать различных экспертов.

Один из них, сообщивший, что занимается, кажется, составлением психологических портретов преступников, выдал такую речь:

– Начав убивать, серийный убийца уже не может остановиться. С каждым разом навязчивое влечение усугубляется, и это заставляет его выискивать новые жертвы. Пагубная зависимость настолько сильна, что вплоть до заключения за решётку маньяк думает только об одном. А в приступе отчаяния от невозможности убить снова он может наложить руки на себя самого. Настолько непреодолима в нём тяга к убийству.

Эксперты выглядят экспертами, только когда говорят о вещах тебе не знакомых.

*

Последнее время Ынхи поздно возвращается с работы. Не помню, когда об этом услышал, но в её лаборатории начали исследование по адаптации тропических фруктов и овощей к корейской почве. Выращивают в теплицах папайю, манго и тому подобное. В каждом корейском селении найдутся филиппинки, которые переехали сюда ради замужества. Говорят, им очень не хватает здесь папайи. Поэтому несколько филиппинок помогают в лаборатории ухаживать за саженцами и собирать плоды, как я слышал.

Ынхи, не слишком успешная в контактах с людьми, всей душой привязалась к своим бессловесным зелёным питомцам.

– Растения тоже общаются друг с другом. Когда они чувствуют угрозу, запускается процесс секреции, и они выделяют сильнодействующие химические соединения, предупреждая себе подобных.

– Стало быть, общаются при помощи яда.

– Даже у микроорганизмов есть защитные реакции, позволяющие им выживать.

*

Псина из соседнего дома повадилась забегать к нам во двор. Метит территорию, гадит где попало. Лает на меня. Это же мой дом, сраная шавка!

Даже если бросить в неё камнем, не убегает, кружит поблизости.

Ынхи, возвращаясь с работы, называет эту тварь нашей собакой. Враньё. Зачем Ынхи обманывать меня?

*

Я регулярно убивал людей на протяжении тридцати лет. В те времена я действительно был усерден. Теперь срок давности по моим преступлениям истёк. При желании сейчас можно свободно рассказывать об убийствах, которые совершил. Жил бы в Штатах – даже мемуары мог бы публиковать. Все бы меня проклинали. Ну и пусть, если захотят, ведь жить мне осталось недолго. Если подумать, человек я неординарный: так долго убивал, а потом взял и остановился. Наверное, могли бы спросить, как я себя чувствую. Не уверен, но, возможно, как рыбак, продавший свою лодку, или вышедший в отставку наёмный солдат. Вполне вероятно, что кто-то из воевавших с Севером или во Вьетнаме убил гораздо больше людей, чем я. Всем ли им снятся кошмары? Сомневаюсь. По большому счёту, чувство вины не такое уж сильное чувство. Страх, гнев или ревность гораздо сильнее. Вот когда боишься или злишься, заснуть невозможно. Мне смешно, когда герои кинокартин или сериалов не могут спать, мучаясь чувством вины. Что они там употребляют, эти желторотые сериальные щелкопёры?

Прекратив убивать, я увлёкся боулингом. Шары для боулинга – гладкие, объёмные, тяжёлые. Мне нравилось ощущать их в своих руках. Я играл с утра до позднего вечера. В одиночку, доводя себя до состояния, когда с трудом передвигал ноги. Хозяин заведения выключал в зале свет, оставляя освещённой лишь мою дорожку – это был условный сигнал последней игры. Боулинг затягивает. У меня то и дело появлялось ощущение, что в следующей игре я справлюсь лучше. Собью все кегли за два броска, заработаю больше очков. Однако мои результаты так и остались посредственными.

*

Одна стена полностью покрыта листками с напоминаниями. Не знаю, откуда взялись эти клейкие разноцветные бумажки, но дома их полно. Возможно, их накупила Ынхи, посчитав, что записки мне помогают. Они ведь как-то называются, но я не помню как. Вся северная стена ими заклеена, теперь листки расползаются по западной. Только вот толку от них никакого. По большей части я не понимаю, в чём смысл этих записей и зачем было оставлять их на виду. Допустим, «Обязательно сказать Ынхи». Что такого я должен ей сказать? Подлинный смысл так же далёк от меня, как звёзды Вселенной. Записки, мне кажется, никак друг с другом не связаны.

Тут есть даже автограф моего врача:

«Представьте себе товарный поезд, мчащийся по рельсам, которые разобраны на каком-то участке. Что случится с поездом? На месте, где разобраны рельсы, паровоз и вагоны смешаются в огромную кучу металла, не так ли? Полный хаос. Это то, что происходит сейчас у вас в голове».

*

Я помню одну престарелую даму, с которой познакомился на уроках поэзии. Однажды она шёпотом поведала мне, что у неё было много возлюбленных в прошлом – на этом слове она сделала особое ударение. Сказала, что ни о чём не жалеет, так как в старости все её любовные приключения превратились в воспоминания. Когда становится скучно, она просто думает о ком-нибудь из бывших.

Я сейчас живу, как та старуха. Вспоминая тех, кого прикончил собственными руками. Кажется, даже фильм есть такой – «Воспоминания об убийстве».

*

Я верю, что зомби действительно существуют. Если чего-то не видел собственными глазами, это всё равно может оказаться реальным. Часто смотрю фильмы про оживающих мертвецов. Один раз даже принёс топор в свою комнату. Когда Ынхи спросила, зачем я взял топор, ответил, что из-за зомби. С трупами лучше всего разделываться топором.

*

Нет ничего хуже, чем стать жертвой убийцы. Этого ни в коем случае нельзя допустить.

*

В коробку, стоящую у изголовья кровати, запрятал шприц со смертельной дозой пентобарбитала. Его применяют для эвтаназии крупных животных – коров или свиней. Хочу использовать, когда деменция подберётся совсем близко. Затягивать нельзя.

*

Мне страшно. Признаюсь, мне страшно.

Почитаю сутры.

*

В голове всё спуталось. С исчезновением воспоминаний не на чем мысленно остановиться и успокоиться.

*

Английский поэт Фрэнсис Томпсон однажды написал:

«Мы рождены в страданиях чужих, а умираем в собственных страданьях».

Мама, ты родила меня, а теперь твой сын умирает.

Мой мозг испещрён дырами. Может, у меня губчатая энцефалопатия, а в больнице от меня это скрывают?

*

Впервые за долгое время выбрался с Ынхи в город и поел китайской еды. Мы заказали жареную курицу в лимонном соусе и ассорти из морепродуктов, но я никак не мог почувствовать вкус всего этого. Теряю вкусовые ощущения?

Расспрашивал Ынхи о работе, но она, как обычно, отделывалась односложными ответами. Она ведёт себя так, словно ничто на свете её не интересует.

Всем своим видом она говорит: «Ну да, я живу в этом мире. Равно как и другие люди, у которых каждый день что-то случается. Но ко мне это не имеет никакого отношения, и мне до этого нет никакого дела».

У нас с Ынхи почти нет тем для разговора. Я мало что знаю о её жизни, а она понятия не имеет, кто я такой. Только в последнее время появилось, о чём поговорить. О моей болезни. Ынхи боится. Боится и потому часто заговаривает о моём состоянии. Хотя с памятью у меня всё хуже, протянуть я могу ещё долго, и если случится именно так, Ынхи, возможно, придётся бросить работу, чтобы за мной ухаживать. Какая молодая женщина захочет нянчиться с больным стариком в деревенской глуши? Болезнь Альцгеймера способна лишь разрушать, обратный процесс невозможен. Поэтому для всех будет лучше, если я поскорее умру.

Кроме того, Ынхи, в моей смерти для тебя есть ещё одна выгода. Тебе достанутся деньги по моей страховке, хотя ты ничего об этом не знаешь.

Я оформил страховку десять с лишним лет назад. Чувствовалось, что страховой агент, прибывшая после моего звонка, удивлена тому, какой неожиданно крупный взнос я хочу сделать. Это была женщина лет сорока пяти, но она казалась совсем неопытной. Наверняка до продажи страховок долгое время сидела дома с детьми.

– Всё унаследует ваша дочь?

– Больше у меня никого нет. Была младшая сестра, но она давно умерла.

– Конечно, о дочери следует позаботиться, но вам и самому пригодятся в старости деньги.

– Мне хватит на старость.

– Но ведь сейчас продолжительность жизни значительно увеличилась. Вы можете прожить ещё очень долго, приняли во внимание этот риск?

Риск прожить слишком долго! Как забавно теперь выражаются люди. Ничего не отвечая, я рассматривал её лицо. Я-то знал верный способ укоротить продолжительность жизни. Словно почувствовав угрозу в моём взгляде, женщина слегка втянула голову в плечи.

– Ну, как вам угодно. И всё же стоило бы подумать о себе.

Она начала торопливо заполнять документы, которые я должен был подписать. Я расписался на всех бумагах. После моей смерти Ынхи достанется немалая сумма. А если Ынхи умрёт раньше меня? Мучительно представлять, что Ынхи может стать жертвой похищения и убийства. Ведь мне лучше других известно, как это всё происходит.

*

За свою жизнь я ни разу не сказал никому ничего дурного. Я не пью, не курю, не сквернословлю, и потому люди часто думают, что я верующий. Верю ли я в Иисуса, спрашивают меня. Несчастные идиоты, разделяющие человечество на пару-тройку категорий. Так-то оно, конечно, проще, но и опаснее в то же время. Им и в голову не приходит, что могут существовать такие, как я – не принадлежащие ни к каким категориям.

*

Утром открыл глаза – место незнакомое. Вскочил, натянул штаны, выбежал на улицу. Меня тут же облаяла чья-то собака. Пока метался в поисках обуви, из кухни вышла Ынхи. Я был у себя дома.

Какое облегчение! Я всё ещё помню Ынхи.

*

Лет пять назад вместе с другими стариками поехал на горячие источники в Японию. На пограничном контроле в аэропорту Кансай попросили ответить, чем я занимаюсь. Не знаю, что на меня нашло, но я взял и ляпнул, что режу людей.

Пограничник уставился на меня и спросил:

– Вы хирург?

Видимо, решил, что я шучу. Я не стал больше ничего говорить, просто кивнул. В конце концов, ветеринару тоже приходится оперировать.

Он произнёс: «Добро пожаловать в Японию» – и шлёпнул штамп в мой паспорт.

Одобрил, значит, моё занятие.

*

Единственное утешение в том, что умереть я смогу без душевных мучений. Потому как перед смертью вряд ли буду что-то соображать. Даже не буду помнить, кто я такой.

*

В деревне был один тип, который в компаниях напивался так, что на следующий день ничего не мог вспомнить, даже по какому поводу был банкет.

Возможно, смерть – это напиток, который позволяет забыть о пошлой пьянке под названием «жизнь».

*

Подсмотрел переписку Ынхи с кем-то из друзей.

«Мне кажется, я сойду с ума. С каждым днём все труднее».

Ответ то ли сочувственный, то ли издевательский, я не понял:

«Ты такая преданная дочь! Потрясающе».

«Страшнее всего думать о том, что будет дальше. У людей с болезнью Альцгеймера меняется даже характер. Мне кажется, с отцом это уже происходит».

«Отправь его в дом престарелых. Ты же говорила, он тебе неродной, зачем самой с ним возиться?»

Собеседник на этом не остановился. Написал ещё, что Ынхи не стоит мучиться чувством вины, поскольку отец всё равно не будет ничего помнить.

Ынхи на это ответила:

«Даже если у человека пропадает память, чувства у него всё равно остаются».

Чувства остаются. Чувства остаются. Чувства остаются. Я весь день повторял эти слова.

*

Думаю, мою жизнь можно условно разделить на три части. До того момента, как я прикончил отца, – детство. Молодость и зрелые годы, которые я провёл, убивая людей. И нынешний спокойный период старения, без убийств.

Ынхи – олицетворение этой последней части моей жизни. Или как бы это получше сказать… Ынхи – мой талисман? Открывая по утрам глаза и видя Ынхи, я не испытывал потребности возвращаться к прошлой жизни, в которой всё время выискивал новую жертву.

По телевизору показали, как в таиландском зоопарке у львицы случилась депрессия из-за того, что она потеряла приплод. Не ела, почти не вставала с места. Работник зоопарка, переживавший за львицу, подбросил ей в клетку поросят. И львица начала их кормить и заботиться о них, как о собственных детёнышах. Очень похоже на нашу с Ынхи историю.

*

Пропал аппетит. Когда жую, начинается тошнота. Однажды захотел что-то съесть, но забыл, как это называется. Ничего не хочу делать. Меня тянет выпить и покурить, хотя я всю жизнь воздерживался от алкоголя и сигарет. Нет, не думаю, что начну сейчас.

*

– У меня есть парень, – сообщила Ынхи.

На моей памяти – хотя теперь, конечно, сложно ей доверять – Ынхи впервые заговорила о своих отношениях. Я сразу же понял, что не готов принять такие новости. Я ни разу не думал о том, что Ынхи может начать жить с мужчиной. Не могу даже представить её с кем-то вместе. Надеялся ли я, что мы проживём всю жизнь только вдвоём?

Когда Ынхи училась в школе, около дома, бывало, околачивались ребята. Они были молодыми, а я и в то время был уже стар, но все они в итоге сбегали после встречи со мной. Нет, я не осыпал их проклятиями и не пытался их запугать, просто спокойно разговаривал с ними. Но почему-то у каждого из них в ходе беседы сходила краска с лица, и все они спешили ретироваться. Даже агрессивная собака, оказываясь в ветлечебнице, поджимает хвост и начинает подвывать, к изумлению хозяев. Юнцы ничем не отличались в своём поведении. При первой встрече всё решает выражение глаз.

– И что?

– Я хочу пригласить его сюда. – Щёки Ынхи пылали.

– Привести в дом?

– Да.

– Зачем?

– Чтобы вас познакомить.

– Зачем мне с ним знакомиться?

– Он сделал мне предложение.

– Выходи за него, если тебе так хочется.

– Отец, пожалуйста.

– Человек в конце концов всё равно остаётся один.

– Человек в конце концов всё равно умирает – зачем тогда жить? – Голос Ынхи зазвенел от гнева.

– Хороший вопрос.

– Ты хочешь, чтобы я не выходила замуж, а всю жизнь прожила с тобой?

Хотел ли я этого когда-нибудь? Как я мог с точностью ей ответить?

Я не знал, а потому постарался быстрее закончить наш разговор.

– В любом случае я не хочу его видеть. Если тебе так нужно, побудь с ним здесь без меня.

– Ладно, поговорим об этом позже.

Ынхи поднялась и вышла из комнаты.

Мне было стыдно, и я был зол, но не понимал, в чём причина. Внезапно почувствовал голод и приготовил себе лапшу. Съел уже достаточно много, когда понял, что вкус у лапши странный. Я забыл добавить соевый соус. Стал искать, но его нигде не было. Наверное, надо купить новый. Очень может быть, что после моей смерти в доме обнаружат с десяток бутылок соевого соуса, рассованных по разным углам.

Когда начал мыть посуду, сделал ещё одно неприятное открытие. В мойке лежала тарелка с остатками лапши. Я сегодня готовил её дважды.

*

«Клянусь честью, друг, – отвечал Заратустра, – не существует ничего, о чём ты говоришь: нет ни чёрта, ни преисподней. Твоя душа умрёт ещё скорее, чем твоё тело: не бойся же ничего!»

Ницше написал это как будто специально для меня.

*

Единственное, что плохо в жизни убийцы, – нет настоящего друга, которому можно было бы открыть свою душу. Но есть ли у других людей такие друзья?

*

Как только сверкнула молния и прогремел гром, бамбуковый лес стал вызывающе шумным. Я всю ночь не мог сомкнуть глаз. Этот ужасный звук срывающихся с карниза капель дождя. А раньше мне нравилось слушать, как стучат капли.

*

Ынхи привела домой своего «парня». Раньше такого никогда не случалось. Стало быть, она серьёзно настроена, и я должен это принять. Ладони мои вспотели.

Избранник Ынхи приехал на полноприводном внедорожнике. Обычно на таких отправляются на охоту. На крыше установлен прожектор, на бампере – три противотуманные фары. Спроектирован так, чтобы можно было мыть багажник. Два аккумулятора. Когда наступает сезон охоты, таких машин много собирается у горы. Похоже, Ынхи собралась замуж за охотника.

– Позвольте представиться. Меня зовут Пак Чутхэ.

Жених совершил большой традиционный поклон, опустившись на колени. Я, в свою очередь, тоже ему поклонился. Пак был не очень высокого роста, едва ли дотягивал до ста семидесяти сантиметров, но у него была хорошая фигура и черты лица казались приятными. Однако, когда я рассмотрел его повнимательнее, заметил, что лоб у него узковат, глаза – довольно маленькие, а подбородок – слишком острый. Типичные черты Мыши в физиогномике. Словно желая их скрыть, Пак носил очки в роговой оправе. Мне показалось, что я уже где-то его встречал, но в следующий момент он снова выглядел незнакомцем.

Я не знал, о чём с ним говорить, – трудно заводить разговор, когда не можешь доверять своей памяти.

Завершив поклон, он уселся. Ынхи заняла место между нами.

– Устраивайтесь поудобнее.

– Спасибо.

Не успел он закрыть рот, как я выпалил:

– У меня болезнь Альцгеймера.

Ынхи слегка повернула голову и посмотрела на меня. Взгляд, по-моему, был осуждающим.

– Ынхи вам сказала?

– Да, она говорила.

– Если я вдруг что-то забуду, не обижайтесь, пожалуйста. Врач предупредил, что в первую очередь страдают кратковременные воспоминания.

– Говорят, сейчас есть хорошие лекарства.

– Даже самые лучшие от этого не исцеляют.

Ынхи стала чистить яблоки и груши.

Пак ел фрукты и без какого-либо смущения рассказывал о себе:

– Я занимаюсь недвижимостью.

– То есть?

– Покупаю землю и перепродаю её по частям.

– Наверное, часто бываете в разъездах с такой работой?

– Конечно, приходится побегать. Ведь земля, она как женщина – лучше увидеть собственными глазами, чем слушать чьи-то рассказы.

– А мы, случаем, раньше никогда не встречались?

– Нет. Сегодня впервые. – Он смотрел на меня с лёгкой улыбкой.

– Вполне вероятно, ты мог его видеть раньше. Он последнее время часто сюда приезжает, – вступила в разговор Ынхи.

– Тут ведь все на виду, – поддакнул ей Пак.

– Но вообще вы не из этих мест?

В его речи, хоть и слабо, чувствовалось произношение, характерное для южных провинций.

Он кивнул в знак согласия, но ответил совсем не так, как я ожидал:

– Да, я родился и вырос в Сеуле.

– После свадьбы хотите туда вернуться?

Он окинул быстрым взглядом нас обоих и ответил отрицательно:

– Ынхи не уедет отсюда. Вы ведь живёте здесь, как же она уедет.

– Мы поселимся поблизости. – Ынхи коснулась ладонью его руки.

Однако в ответ он не взял её руку в свою. От прикосновения пальцы его поджались в кулак – так улитка втягивает рожки в момент опасности. Ынхи ничего не оставалось, как убрать руку. Всё это произошло в считаные секунды, но сильно подействовало на меня.

Он поднялся с места, и Ынхи вслед за ним. Она уселась в джип рядом с Паком, и по её движениям чувствовалось, что она далеко не впервые сидит в этой машине.

Опустив стекло, Ынхи сказала, что поедет в город и скоро вернётся.

Закрыв ворота и вернувшись в дом, я поспешил описать визит Пак Чутхэ, пока воспоминания не исчезли.

Мне не по себе. Это наша первая встреча, а я уже всей душой его ненавижу. Почему? Может, я увидел в нём что-то, вызвавшее тревогу? Но что это было?

*

Пришёл огромный счёт за отопление. Всё сильно подорожало.

*

Порылся в своих записях и ужаснулся. Пак – это тот самый ублюдок. Не могу поверить в то, что случилось, – меня, похоже, заколдовали. Сукин сын спокойно пришёл ко мне в дом, представился женихом Ынхи, а я не смог его вспомнить.

Может, он думал, что я притворяюсь? Или в самом деле рассчитывал, что я его забыл?

*

Когда читал книгу, выпала записка, лежавшая между страниц. Бумага пожелтела – должно быть, давняя запись.

«Если ты долго смотришь в бездну, то бездна тоже смотрит в тебя. Ницше».

*

– Как ты познакомилась с Паком? – спросил я Ынхи за завтраком.

– Случайно. Это была чистая случайность, – ответила Ынхи.

Мудрость начинается с того, что ты перестаёшь верить в случайности, о которых так часто говорят люди.

*

Иногда убийство – самое лучшее решение. Но не всегда.

*

Верно. Номер телефона, который оставил мне Пак Чутхэ. Накорябал собственноручно. Куда я подевал ту бумажку?

Искал целый день, но так и не смог найти. Перевернул весь дом – безрезультатно. Мне всё труднее находить нужные вещи.

А не могла ли Ынхи тайком избавиться от записки?

*

Женщина в местном магазинчике, увидев меня, засмеялась и сказала, что у меня ботинки не на ту ногу. Долго раздумывал, что могут значить её слова. Что имеется в виду, когда говорят «не на ту ногу»? Это метафора?

*

Когда Ынхи ушла на работу, обнаружил на её столе рекламный буклет частного дома престарелых.

«Райское место, где отдыхают тело и душа».

«Удобства уровня лучших отелей».

Рекламные словечки броские и завлекательные. Действительно ли мои душа и тело обретут райское блаженство, если я там окажусь? Я положил буклет обратно на то же место. Мечты Ынхи. Мечты о замужестве и жизни с любимым человеком… после того, как меня упекут в дом престарелых. Интересно, Ынхи сама до этого додумалась или это происки Пака?

*

Нашёл номер Пака в телефоне Ынхи. Когда закупался в городе, попросил об одолжении мальчишку-помощника из магазина. Одно из преимуществ старости в том, что люди обычно ни в чём тебя не подозревают.

Мальчишка позвонил Паку и представился курьером.

– Извините, тут в накладной плохо пропечатан ваш адрес.

Было похоже, что Пак продиктовал ему адрес без каких-либо сомнений.

Отдавая мне записку, мальчишка с улыбкой поинтересовался:

– А в чём, вы говорите, дело?

– Внучка из дома сбежала.

Он рассмеялся. С чего бы это? Понял, что я соврал, или потешался над несчастьем деда?

*

Следил за Паком. Он проводит большую часть дня дома, а ближе к вечеру выезжает на своём охотничьем джипе. По дороге почти не делает остановок, чтобы выпить кофе или что-нибудь в этом роде. Время от времени осматривается рядом с чьим-нибудь полем или фруктовым садом. Похоже на работу агента по продаже земельных участков, только он почти ни с кем не встречается. Иногда отправляется из дома совсем поздно и ездит туда-сюда без какой-либо видимой цели.

У меня стойкое ощущение, что охотится он отнюдь не на четвероногих. Если всё действительно так, стоит ли считать это изощрённой шуткой Небес? Или моим приговором?

*

Раздумывал, не заявить ли на Пака в полицию. Как же называется то, что нужно получить в суде?.. А, верно, ордер на обыск. Только с ордером они смогут проверить дом и машину этого мерзавца. Но даже если полиция проведёт обыск, может не оказаться веских улик, и тогда Пака отпустят. После этого он точно станет меня подозревать – он и так уже не спускает с меня глаз и постоянно крутится рядом с домом, – и если Пак в самом деле убийца, либо я, либо Ынхи станем его следующей жертвой.

Посмотрим на ситуацию его глазами. Семидесятилетний полоумный старик и беззащитная девчонка в доме на отшибе. Мы станем лёгкой добычей.

*

Усадил Ынхи и стал говорить о Паке Чутхэ. О том, что я увидел на багажнике, когда врезался в его охотничий джип. О том, какой яркой была свежая кровь. О том, как Пак отделался от меня и как после этого он долго рыскал в наших окрестностях. О смысле «случайности», когда такой человек знакомится с тобой, и в какой ты оказываешься опасности.

Терпеливо выслушав, Ынхи ответила:

– Отец, я не понимаю, что ты хочешь сказать.

Попытался снова. Но реакция Ынхи осталась прежней. Моя речь стала слишком сбивчивой и тяжёлой для понимания.

Я чувствовал себя как в тот раз, когда впервые заговорил с американцем, едва начав учить английский язык. Я старался, как только мог, и собеседник тоже прикладывал усилия, чтобы меня понять, однако диалога не получалось. Вот и Ынхи уловила лишь то, что я невзлюбил её избранника.

Ынхи, дочка. Дело не в том, что он мне не нравится, а в том, что ты находишься в опасности. Ты встречаешься с очень плохим человеком. И ваше знакомство – вовсе не случайность.

Разговор закончился полным провалом. Терпение Ынхи истощалось. Я торопился и всё сильнее спотыкался в словах.

В сравнении с действием слова всегда звучат неубедительно, неоднозначно и неловко. Настало время действовать.

Из комнаты Ынхи доносятся сдавленные рыдания.

*

Отправился в город и позвонил в полицию с телефона на улице, выбрав место, где не было камер. Обернул трубку материей, изменил голос. Я сообщил, что подозреваю в серийных убийствах человека по имени Пак Чутхэ, который ездит на охотничьем джипе. Полицейский на том конце провода меня не понял.

Как можно медленнее и яснее я рассказал о машине Пака. На этот раз чувствовалось, что мой собеседник всё понимает, однако не было признаков того, что он верит моему рассказу. Попросил меня представиться. Я ответил, что опасаюсь за свою безопасность, поэтому не могу назваться. Тогда он спросил, почему я подозреваю Пака.

Я сказал:

– Проверьте его машину. Я видел там кровь.

*

Вошёл в комнату, очевидно, намереваясь что-то сделать, но не смог вспомнить, что именно – так бессмысленно и стоял какое-то время. Как если бы направляющее меня божество потеряло пульт управления. Не в силах сообразить, что же мне надо сделать, я пребывал в крайней растерянности.

А если такое случится, когда я буду пытаться схватить Пака?

*

По телевизору рассказали, что подозреваемого в серийных убийствах отпустили за отсутствием улик после проверки, на которую подозреваемый согласился без ордера. Почему полиция так легко освободила Пака? В самом деле ничего не обнаружили? Времена меняются, и только полиция неизменно некомпетентна.

Что же, теперь мне самому придётся иметь с ним дело? Неужели нет никакого другого выхода?

*

Впервые в жизни начал обдумывать убийство по необходимости. Наверное, точно так же чувствовал бы себя коллекционер виниловых пластинок, которому на работе дали задание купить банальный кассетный магнитофон.

*

Решено. Последнее дело моей жизни. Я должен убить Пака. До того, как забуду, кто он такой.

*

Слышал как-то историю про человека, который выжил после удара молнии и превратился в гениального музыканта. Это был американец, который совсем не учился музыке, но после несчастного случая стал играть на рояле, начал строчить собственные сочинения и даже дирижировать оркестром. Однако я, когда повредил в аварии голову, потерял интерес к убийствам и превратился в заурядного обывателя. Таким я прожил более двадцати лет и теперь готовлюсь убить просто по необходимости, не ощущая никакого к тому влечения. Всевышний приказывает мне собственноручно опошлить духовную сущность моих произведений от убийства.

*

Врач сообщил, что пациентам с болезнью Альцгеймера сложно совершать одновременные действия. Если поставят чайник на плиту и займутся другими делами, то в девяти случаях из десяти забытый чайник сгорит. Тяжело, например, следить за стиркой и одновременно мыть посуду. Для женщин большой проблемой становится приготовление еды, поскольку стряпня предполагает осуществление нескольких обязательных действий сразу.

– Вам стоит упрощать каждое необходимое дело. И приобрести привычку делать за один раз только что-то одно.

Я решил последовать совету врача. Мне необходимо мобилизовать все способности, которые ещё у меня остались. Пак – непростой соперник. Молодой, сильный, имеет при себе оружие. Красноречив настолько, что за короткое время уговорил Ынхи согласиться на брак. Сближаясь с Ынхи, он преследовал две цели. Во-первых, не выпускать меня из вида, во-вторых, расправиться с Ынхи. А при необходимости прикончить и меня тоже. Он знает, что у меня болезнь Альцгеймера. Меня можно и не убивать, а если он все же решит – дело несложное. Не на меня – на Ынхи он исходит слюной. Я должен избавиться от него раньше, чем что-то случится. Насколько известно из газет, мерзавец похищает женщин и долго мучает их перед тем, как убить.

Впервые за двадцать пять лет я вернулся к тому, что умею делать лучше всего. Но я уже слишком стар. Если ситуация и улучшилась в чём-то за прошедшие годы, так только в том, что теперь можно не думать о собственной безопасности. Можно сказать, что охота – это преследование и захват добычи, в то время как для убийцы важнее всего скрыться с места преступления. Добыча ему тоже важна, но ещё важнее самому не быть схваченным. В этот раз для меня всё по-другому. Я брошу все свои силы на то, чтобы поймать ублюдка. А стало быть, это будет охота, а не убийство.

Охотник прежде всего должен обнаружить тропу, по которой проходит зверь. Второе – найти укрытие и залечь в засаде. Третье – не упустить шанс, который представится только однажды. В случае неудачи вернуться к первому пункту и повторить всё сначала.

*

После того как решил разделаться с Паком, внезапно вернулся аппетит. Ещё я стал хорошо спать и прекрасно себя чувствую. Начал сомневаться, делаю ли я всё это ради Ынхи или же потому, что мне это нравится.

*

Судя по всему, в распоряжении Пака находятся первый этаж и подвал двухэтажного дома в европейском стиле. Если пересечь небольшое поле и оглядеться, заметишь бывший коровник – там внутри стоит джип, задней частью торчащий наружу. Не открывая ворота и не заходя во внутренний двор, трудно наблюдать за происходящим в доме. Обзор снаружи почти идеально скрывает предусмотрительно высаженный стеной кустарник. Не уверен, что в таком доме твоя личная жизнь в безопасности, он крайне уязвим для вторжения. Потому как стоит лишь забраться туда, и никто не узнает, что творится внутри. Стало быть, Пак Чутхэ совершенно не беспокоится о том, что к нему могут залезть.

«Это мой дом, и я способен его защитить. Меня волнуют лишь взгляды посторонних». – По облику дома можно прочесть мысли его обитателя.

На втором этаже живёт какая-то старуха. Выглядит хорошо за семьдесят. Кем, интересно, она приходится Паку? Хозяйка дома, который он снимает, или же родственница? В любом случае, не думаю, что старая карга станет помехой – она вся сгорбленная и с трудом передвигается.

Устал. На сегодня хватит.

*

Когда Ынхи собиралась на работу, заметил у неё на шее красные отметины. Такие следы остаются от пальцев, когда душат человека.

Я спросил, что произошло. Ынхи резко наклонила голову, скрывая отметины. Я настаивал. Спросил, не дело ли это рук мерзавца Пака.

– Прекрати называть всех подряд мерзавцами!

– Тогда что у тебя с шеей?

Ынхи ответила, что я пытался задушить её, когда она спала. Я не мог в это поверить, но и не верить не мог тоже. Как и во всё, что случается со мной последнее время.

– Что с тобой происходит? Раньше ты никогда таким не был. А вчера был похож на буйнопомешанного. Я могла умереть!

– Ты врёшь. Это неправда.

– Зачем мне тебя обманывать? Пожалуйста, смирись, наконец, с реальностью. Ты теряешь память!

Её слова обрушились на меня с силой молота. Мне стало совсем худо. Я не мог вызвать даже самое туманное воспоминание о произошедшем. Но если я действительно сделал то, о чём она говорила, просто чудо, что Ынхи осталась жива. У меня очень сильные руки.

Я стал просить прощения. И сказал ей впредь запирать дверь комнаты, когда собирается спать. Ынхи вытерла слёзы, высморкалась и с решительным видом достала из шкафа рекламный буклет частного дома престарелых, который я уже видел.

Я отвернулся, но Ынхи не убрала протянутую ко мне руку.

– Отец, мне очень трудно… Хотя и тебе это тоже нужно. Вдруг что-нибудь случится, когда меня не будет дома.

Могу понять. Нет на свете людей, которые желали бы быть задушенными во сне.

– Хорошо. Я прочту.

По закону Ынхи в любой момент может отправить меня в психиатрическую лечебницу, даже без моего согласия. Стоит ей только позвонить, приедет «Скорая», и мускулистые санитары, нарядив меня в смирительную рубашку, доставят в палату с мягкими стенами. И на этом можно поставить точку. Без согласия семьи пациент уже не сможет выбраться на свободу. Был случай, когда недовольные размером наследства родственники упрятали в психушку подвыпившего главу семейства, так что тому пришлось пойти на уступки. Мне уже поставлен диагноз, так что, если Ынхи решится, я буду бессилен что-либо сделать. Могу оказаться там прямо сегодня.

Дом престарелых будет получше психушки. И тем не менее, сейчас я не хочу туда отправляться. В моём распоряжении и так осталось совсем мало времени.

– Давай съездим посмотрим. Только посмотрим, – мягко предложила Ынхи, взяв меня за руку.

Я согласился.

Когда Ынхи ушла на работу, кое-что вспомнил. Я расправился с её матерью тем же способом. Я её задушил.

*

Купил диктофон. Повесил себе на шею, как ярмо. Теперь всякий раз, собираясь сделать даже что-то простое, прежде всего записываю задание на диктофон. А потом уже делаю. Если в процессе забываю, чем занят, включаю воспроизведение и слушаю, что я себе надиктовал. И продолжаю начатое.

Записываю: «Сходить в туалет по малой нужде» – и отправляюсь в туалет. Записываю: «Вскипятить воду для кофе» – и ставлю чайник. «Я-из-недавнего-прошлого» отдаёт приказы «себе-в-ближайшем-будущем». Моё «я» бесконечно расщепляется на части. Даже не будучи ничем занят, глядя на диктофон, машинально нажимаю кнопку. Пока могу обойтись и без всего этого, но готовлюсь к худшим временам, когда болезнь разовьётся ещё сильнее. Надо повторять снова и снова, чтобы тело запомнило.

*

Ещё раз попробовал поговорить с Ынхи. Она слушала меня, беззвучно роняя слёзы. Почему она плакала? Я всего лишь хотел предупредить о грозящей опасности. Почему она была так расстроена? Я просто показывал, что волнуюсь за неё. Я не мог понять, что она чувствует. Печаль, обида, страдание – не различаю всего этого.

Глядя на меня заплаканными глазами, Ынхи попросила больше не говорить ничего плохого о Паке. Сказала, что ей мучительно это слушать. Что Пак – добрый и порядочный человек. Спрашивала, как я могу называть убийцей её будущего супруга и кто вообще дал мне право обвинять людей без доказательств.

Но, по крайней мере, мне наконец-то удалось донести до неё свои опасения. Буду довольствоваться этим. Заронить в её душу подозрение против Пака – это успех. Причиной гибели непобедимого Отелло стало подозрение, внушённое ему Яго.

– Он мне даже не родной! – раздалось из комнаты Ынхи через какое-то время.

Это правда, но я почему-то чувствую себя оскорблённым.

*

Прилёг отдохнуть и услышал топот входивших во двор людей. Пять человек, молодые, одеты в форму. Я подумал, что они из полиции.

– Добрый день.

Три парня и две девушки. Я спросил, кто они такие – оказалось, курсанты полицейской академии.

– Чем обязан?

Они сказали, что занимаются учебным проектом. Подняли стародавние нераскрытые дела и снова их расследуют. Показали мне несколько отксеренных газетных статей. Все они были об убийствах, которые совершил я. Поразительное ощущение. Осознание того, что давно прошедшее внезапно вновь возникло перед тобой.

– Мы думаем, что это серия преступлений, совершённых одним человеком. Но в то время, когда это происходило, полиция так не считала.

Полицейские курсанты вели себя оживлённо и шумно. Симпатичные парни, красивые девушки. Даже говоря о серийных убийствах, внезапно начинали лопаться от смеха. Похоже, их забавляла эта игра в агентов ФБР.

– Не представляю, чем бы я мог вам помочь. Здесь-то вам что понадобилось?

Словно в сцене из разыгрываемого спектакля, вместо ответа во двор вошёл ещё один человек. Мужчина за пятьдесят. Курсанты вскочили и отдали ему честь.

– Вольно. Садитесь.

Новоприбывшего звали детектив Ан. Он представился, протянув мне свою визитку. Объяснил, что сопровождает курсантов, так как не положено отправлять их одних. Подчёркнуто незаинтересованно он уселся в стороне от нас, однако, по профессиональной привычке, цепко ощупал глазами весь двор.

– Вы продолжайте.

После слов детектива курсанты с чуть заметным волнением вновь обратились ко мне:

– Мы взяли карту и соединили линиями точки, которыми отмечены места преступлений. Вот, посмотрите.

Прочерченные линии образовывали восьмиугольник. В середине этого восьмиугольника находилась моя деревня.

Девчонка с маленьким личиком и острым носиком, сверкая глазами, показывала на карту:

– Мы предположили, что если такой преступник действительно существовал, то…

Он был из этих мест.

– …он обитал где-то в окрестностях. Конечно, не может быть, чтобы он до сих пор здесь находился.

Поспешное заключение. Выглядевший так, будто собирается подремать, детектив Ан невольно повернул голову и бросил пристальный взгляд на курсантов.

– И что?

– Вы ведь живёте здесь очень давно. Мы хотим попросить вас припомнить, не случалось ли вам видеть в те времена кого-нибудь подозрительного.

– Тогда было много шпионов. Отсюда до Севера рукой подать, многие тут бродили. Если кто-нибудь из знакомых внезапно отлучался на несколько дней, мы между собой судачили, что к нему, должно быть, приехал «родственник» с Севера. Имея в виду, что он, возможно, отбыл на встречу с лазутчиком. Конечно, это были досужие разговоры, но факт в том, что люди присматривались ко всем и каждому. Бывало, по подозрению в шпионаже задерживали незнакомцев, которые оказывались простыми туристами, приехавшими сюда ради гор.

– Но мы ищем не шпиона, – не вытерпев, перебил меня самый высокий из ребят.

Я поднял руку и жестом остановил его:

– Я хочу сказать, что если бы здесь появился кто-нибудь подозрительный, его наверняка арестовали бы как потенциального шпиона. Тогда на многих доносили, так как за донос полагалось вознаграждение.

– Вы имеете в виду, что подозреваемый мог оказаться среди тех, кого поймали по подозрению в шпионаже, а потом отпустили? Как нам найти информацию о задержаниях? – Последний вопрос долговязый задал всей группе.

– Должны быть записи в полицейских архивах.

– Там ничего нет, – уверенно заявил Ан.

– Ничего нет? – с нотками возмущения переспросила узколицая курсантка, повернувшись к детективу. По её виду было понятно, что она недовольна.

Самоуверенные молокососы, насмотревшиеся американских сериалов и возжелавшие работать в полиции, ни во что не ставят провинциальных детективов из отдела убийств. Ну, а вы сами? Если бы вы в то время служили в местной полиции, поймали бы вы меня? Вам достаточно заглянуть в полицейские отчёты, чтобы понять всю плачевность ситуации. Дилетантское следствие, отсутствие взаимодействия, наспех задержанные подозреваемые, которых позже признавали невиновными. Только после демократических перемен некоторые из задержанных подали иски о пытках в полиции и смогли получить компенсацию от правительства.

Ан ответил:

– А вы вообще представляете себе, что творилось в восьмидесятые? Наши местные полицейские отряды в полном снаряжении сгоняли в Сеул забрасывать слезоточивыми гранатами студенческие демонстрации. Думаете, кому-то было дело до деревенских убийств?

Ан поднялся и, закурив, направился к воротам.

Вслед за ним стали собираться и курсанты.

Один из ребят полушёпотом обратился ко мне:

– Я слышал, что детектив Ан вёл несколько дел из тех нераскрытых. По-видимому, он до сих пор не оставил надежду найти убийцу – в свободное время продолжает разъезжать по окрестностям. Уже и срок давности истёк, а он всё не успокоится.

– Надо поосторожнее с этими деревенскими. По виду не скажешь, а какие упорные, – вставила своё слово одна из девиц.

Они понятия не имели, что мне сейчас сообщили. Ну и прекрасно.

Докурив сигарету, детектив Ан, казалось, о чём-то внезапно вспомнил.

Он вновь подошёл ко мне.

– Семьи у вас нет?

– Есть дочь.

– А…

Стареющий охотник-одиночка в погоне за одиноким волком. Ан не ушёл с курсантами, и пока те осматривались в округе, сидел у меня во дворе.

– Не пристало жаловаться ещё более старому человеку, но чувствую себя разбитым корытом. – Он хлопнул себя по коленям.

Если бы кто нас увидел, подумал бы, что мы старинные приятели.

– А что с вами?

– Диабет, артрит, давление. Всё сразу, ни одного живого места не осталось. Всё из-за этой треклятой работы. Сыт я ею по горло.

– Теперь-то уже можно и отдохнуть.

– Отдохну в могиле.

– Верно, лучшее место для отдыха.

Мы помолчали.

– У каждого есть хотя бы одно такое дело. Которое непременно надо завершить до того, как отправишься к праотцам, – вымолвил Ан.

– Почему бы не быть. У меня точно есть, – согласился я.

– И что это?

– Да так, надо кое-что закончить. Студенты вон говорили, что вы до сих пор охотитесь за преступником. Но даже если поймаете, что вам это даст? Вы ведь не сможете отправить его за решётку.

– Я и сам не могу объяснить, почему продолжаю думать о тех убийствах. Последнее время даже чаще, чем обычно. Хочу, чтобы ублюдок знал, что есть человек, который не забыл о его злодеяниях. Чтобы не мог спокойно спать.

А, детектив, так ты всё понимаешь… Что такое убийство, каково это – находиться на месте преступления, залитом кровью. Осознаёшь, что могущество преступного деяния – в его необратимости… Что-то в этом притягивает нас обоих. Однако знаешь что, детектив? Я всегда превосходно спал.

– В любом случае о здоровье не забывайте. Меня вот память всё чаще подводит.

– Но вы выглядите очень бодро для своего возраста.

– Откуда вы знаете, сколько мне лет?

Я почувствовал, как он вздрогнул.

Сделав вид, что ничего не произошло, я продолжал болтать:

– Врач сказал, мой мозг уменьшается. В конце концов станет как высохший грецкий орех.

Детектив молчал.

– Уже завтра могу не вспомнить, что ко мне приходила полиция.

*

Полицейские курсанты ушли, но возбуждение не проходит. Как же мне хотелось всё им рассказать! От первого убийства и до последнего. Обо всех преступлениях, которые даже сейчас помню предельно ясно. Сверкали бы их глаза во время моего признания?

«В материалах, с которыми вы работаете, нет главного действующего лица. Они неполноценны, в них упомянуты лишь пострадавшие и даны описания травм. Вот здесь, вместо обозначения «неизвестный», должно стоять моё имя. Главное действующее лицо – это я», – вот так бы я хотел им сказать.

Желание было почти непреодолимым, но всё-таки я сдержался. У меня ещё осталось незавершённое дело.

*

Ездил в город. Пока меня не было, кто-то побывал в доме – заметны следы вторжения. Непрошеный гость действовал аккуратно, но я вижу, что он здесь порылся. Не могу найти кое-что из вещей. Значит, он унёс их с собой. Был ли это вор? Дом до сих пор ни разу не обворовывали.

Когда Ынхи вечером вернулась с работы, сообщил ей, что нас ограбили. Ынхи с жалостью на меня посмотрела и ответила, что я ошибаюсь. Спросила, что у меня пропало, но я не мог вспомнить. Однако я уверен, что чего-то не хватает. Чувствую, что что-то не так, но не могу выразить словами.

– Я слышала, что люди с болезнью Альцгеймера часто испытывают подобные подозрения. Обвиняют в воровстве и родственников, и медсестёр.

Да, верно. Навязчивая идея о том, что тебя обокрали. Мне известно, что такое случается. Но у меня точно не навязчивое состояние. Я знаю, что что-то пропало. Мой дневник и диктофон при мне, исчезло что-то другое.

– Знаю! Собака пропала. Собака.

– Отец, какая собака?

Странно. Я был уверен, что у нас есть собака.

*

Недалеко от места, где я родился, проходит дорога, засаженная сакурой. Это постарались японцы во времена оккупации. Деревья посажены сразу за тоннелем, весной там гуляет множество народа. Когда начиналось цветение, я всегда выбирал объездной путь: если приходилось долгое время смотреть на цветущие деревья, мне становилось страшно. Бешеную собаку можно прогнать палкой, но нет способа избавиться от цветов.

Вызывающе бурное цветение сакуры. Я часто вспоминаю тот вид. Чем меня так пугали простые цветы?

*

Меня ни разу не арестовывали и не заключали под стражу. Но временами я не мог не думать о тюрьме. В тревожных снах я то и дело видел себя идущим по тюремному коридору, незнакомому мне в реальности. Во сне я искал свою камеру, но никак не мог найти, и это меня озадачивало. Иногда мне снилось, что я всё-таки отыскал камеру и она полна людей, которых я убил. Они ждали меня и радостно улыбались, когда я заходил внутрь.

Тюрьма, какой я её знаю по кино и книгам, видится мне неким железным миром. С характерным лязгом открываемые железные двери. Колючая проволока, украшающая железными соцветиями тюремные стены. Металлические браслеты, сжимающие запястья и лодыжки. Бряцающие о посуду столовые приборы. Даже тюремные робы, и те цветом напоминают железо.

У каждого человека своё представление об идеальном месте, где можно уединиться вдали от мира. Кто-то рисует себе английский сад, согретый лучами солнца, кто-то – дом в швейцарском стиле с украшенным цветами фасадом. Для меня таким местом являлась тюрьма. Я воображал смердящих заключённых, у которых воняют подмышки, пах, всё тело. Как однокамерники приручают меня, принуждая следовать тюремным порядкам, и как среди них я забываю, кто я такой. Как моё не знающее отдыха, внутренне мятежное «я» впадает в спячку.

Ещё фантазировал о том, как окажусь в изоляторе. Снова и снова представлял себя в узкой камере, похожей на гроб; с руками, скованными за спиной наручниками; лакающим тюремную баланду; обессиленным от зверских мук; взывающим к Смерти. Эти фантазии доставляли мне исключительное удовольствие. Возможно, я просто устал от затянувшегося одиночества, от жизни, в которой всё решал и исполнял сам. Тюремный изолятор казался местом, способным сплющить моё дьявольское эго до неразличимых размеров. Местом, где я не смогу никого убить и закопать в могилу; местом, где невозможно будет даже помыслить об убийстве; местом, способным полностью уничтожить мой разум и моё тело. Местом, где я навсегда перестану быть собой.

*

Городской стадион. Помню огромную толпу пришедших на митинг людей. Голосят про то, как Северная Корея засылала к нам армейский спецназ, захватывала американский военный корабль, убивала жену президента. Надрывая глотки, выступающие цицероны призывают уничтожить «красную свинью» Ким Ир Сена и разгромить Коммунистическую партию. В самых первых рядах напротив сцены, задрав головы, сидят дети.

Мы все знаем, что произойдёт дальше. Мы ждём, когда прольётся кровь, когда начнётся спектакль с ампутацией пальцев.

– Вон тот, – говорит мой знакомый, указывая на молодого мужчину, что стоит за подиумом, – сегодня вон тот человек будет, точно.

– Откуда ты знаешь?

– Он же гангстер.

Молодой мужчина действительно выделяется. Все остальные, кроме него, – из местной властной элиты. Губернатор и начальник полиции, армейский генерал, ректор и директора школ. От его мощного тела, закалённого в рукопашных разборках, исходит ощутимое напряжение. Грудь настолько широкая, что не застёгиваются пуговицы на пиджаке.

Некоторое время спустя человек, на которого указал мой знакомый, под аплодисменты поднимается на сцену. Митинг в самом разгаре. То и дело валятся без чувств перевозбуждённые от крика участницы. Стоит ему подняться, выскакивают две девицы в простых хлопковых юбках и разворачивают перед ним большой белый лист бумаги. Проорав «Сотрём с лица Земли партию скотов и сволочей», он выхватывает нож из-за пазухи. Женщины визжат и закрывают глаза руками. Без дальнейших проволочек он ударяет ножом по руке и отсекает себе мизинец.

«Уничтожить коммунизм!» – выводит он кровью.

Девицы поднимают вверх бумажный лист с оставленными мужчиной кровавыми письменами.

Сопровождая их действия, стадион заполняют звуки бравурного марша «Факел уничтожения коммунизма», исполняемого военным оркестром:

Мы защищаем эти прекрасные реки и горы.

Сегодня нас наполняет мужества дух.

Отважно бросаемся в море огня и снарядов

Родины ради, мира, детей и родных.

Братья мои боевые! Я защищаю родную страну.

Под светом факела уничтожения коммунизма жизнь отдаю.

Из машины «Скорой помощи», стоящей у края стадиона, выныривают медики и спешат к пострадавшему. Тот кричит, что помощь ему не нужна, ничего не нужно. Он явно в экзальтации от вида собственной крови. Словно загнанный зверь, озирается по сторонам и шумно глотает воздух. Только после того, как начальник полиции подходит и что-то шепчет ему на ухо, возбуждение борца с коммунизмом идёт на спад. Бригада «Скорой» помогает ему спуститься со сцены и проводит осмотр.

На каждом подобном митинге мужики бандитского вида отрезали себе пальцы, призывая к уничтожению коммунизма. Лишь когда сцена окроплялась кровью, появлялось ощущение, что митинг удался на славу и можно расходиться.

По слухам, это была сделка между полицией и гангстерами; главы преступных кланов сами назначали тех, кому предстояло себя искалечить. Мне было любопытно, хватит ли у нас гангстеров, чтобы раз за разом обслуживать такие мероприятия. Однако внезапно митинги прекратились. Это произошло, когда президент Пак Чонхи был застрелен своим ближайшим соратником.

В то время как все сообща ловили призрака коммунизма, я охотился в одиночку.

Об одном из мужчин, которых я убил в 1976-м, писали, что он погиб от рук северокорейского агента: «Предполагается, что совершивший убийство преступник прибыл из Северной Кореи. Предположение закономерно основано на чрезвычайно жестоком способе расправы с жертвой, характерном для кровавого режима Севера».

Раз убийство совершил призрак, нет нужды искать реального подозреваемого.

*

Когда возвращался из города, на въезде в деревню увидел незнакомца. Молодой мужчина стоял, скрестив на груди руки, и пристально смотрел прямо мне в глаза. Это выглядело угрожающе.

Кто бы это мог быть? Кто может испытывать ко мне такую враждебность? Мне стало не по себе. Сначала по старой привычке подумал, что это сыщик. Но дома полистал свои записи и понял, что ошибаюсь. Это был Пак Чутхэ.

Почему я никак не могу запомнить его лицо? Это меня угнетает. Записываю, пока не забыл. Его очередное появление.

*

Ынхи снова завела разговор о доме престарелых. Предлагала поехать туда посмотреть. Мне вдруг стало интересно, как могут жить люди, страдающие болезнью Альцгеймера, так что решил съездить. Однако в ответ Ынхи разозлилась. Я спросил, в чём дело, и она сказала, что я только что упирался и слышать не хотел о поездке.

– Правда? Не помню.

Она снова стала меня убеждать, и мы сразу же отправились в путь. Когда позже прослушивал запись, обнаружил, что в машине я спрашивал у Ынхи, куда мы направляемся.

Она терпеливо отвечала:

– Ты сказал, что хочешь увидеть дом престарелых, туда мы и едем. Просто посмотреть.

Ынхи сняла на видео каждый уголок заведения, сказав, что так мне будет легче вспомнить, что я здесь видел. Сам я делал пометки в блокноте и записывал наблюдения на диктофон.

Постояльцы выглядели умиротворённо. Я немного посидел со стариками, занятыми настольной игрой вроде «Дженги». Они радушно меня приветствовали. Играть у них получалось плохо: деревянная башня, которую они пытались сложить, вытаскивая блоки из её основания, всё время падала. Тем не менее, они явно получали удовольствие.

– Смотри, все прекрасно проводят время, – сказала Ынхи.

Она не знает, что в моих удовольствиях нет места другим. Не помню ни одного случая, когда мне было приятно заниматься чем-то совместно с людьми. То, что доставляло мне наслаждение, находилось не снаружи, а внутри, и я всегда глубоко погружался в себя. Тем, кто держит у себя дома змей, приходится покупать мышей для прокорма домашних гадин, так и моему внутреннему монстру постоянно требовалась пища. Только в такие моменты посторонние люди имели для меня значение. Увидев хлопавших в ладоши довольных стариков, я тут же их возненавидел. Смех – это проявление слабости. То же самое, как разоружиться и сдаться. Знак того, что готов признать себя кормом, пищей для другого. Они выглядели бессильными, заторможенными и впавшими в детство.

Мы также зашли в комнату отдыха, где старики якобы общались друг с другом. Только это общение было совершенно бессвязным. Один из постояльцев, очевидно, в тяжёлой стадии, без конца повторял какую-то бессмыслицу, а все остальные, слушая его, разом бубнили каждый своё. Хотя никто из них не произносил ничего смешного, то и дело раздавался смех.

Ынхи обратилась к сопровождавшему нас социальному работнику:

– Разве они понимают друг друга?

Похоже, подобный вопрос задавали не раз и не два, так как работник ответил без промедления:

– Пьяным людям ведь тоже весело от своих собственных слов. Для того, чтобы наслаждаться разговором, интеллект не обязателен.

*

Обнаружил записку с неожиданными словами: «Память о будущем». Что я пытался этим сказать? Почерк точно мой, но сколько ни думаю, понять не могу. Разве память – это не то, что относится к уже прошедшему? Но тут сказано о будущем!

Раздосадованный, полез смотреть в Интернет. Оказалось, смысл в том, чтобы запоминать те дела, которые только предстоит сделать. Написано, что страдающие болезнью Альцгеймера быстрее всего теряют именно эту способность. «Примите лекарство через полчаса после еды», – помнить подобные указания и означает иметь память о будущем. Если утратить воспоминания о прошлом, не будешь знать, кто ты такой; если лишиться возможности «запоминать будущее», навсегда застрянешь в настоящем. Какой смысл в настоящем, если исчезнут прошлое и будущее? Но что поделаешь: когда заканчиваются рельсы, поезд вынужден остановиться.

Беспокоюсь, так как мне ещё предстоит важное дело.

*

Я люблю тишину. В городе жить не могу: там со всех сторон атакуют звуки. А ещё уличные указатели, вывески, люди с разнообразными выражениями лиц, которые я не умею правильно интерпретировать. Всё это внушает мне страх.

*

Впервые за долгое время сходил на собрание местного писательского цеха.

Наши литераторы тоже сильно постарели. Один из них, когда-то увлечённо писавший роман, теперь занялся изучением генеалогий. То есть, встал на путь, который приведёт к полному внутреннему опустошению. Несколько бывших поэтов теперь увлеклись каллиграфией. Типичное занятие для тех, кто уже мёртв внутри.

– Теперь мне нравится читать других, – изрёк один из стариканов.

Другие с энтузиазмом его поддержали.

– Всё восточное искусство основано на подражании.

Постарев, все снова заинтересовались Востоком.

Среди присутствовавших был вышедший на пенсию директор бизнес-школы по фамилии Пак. Раньше к нему относились с особенным уважением.

Он спросил, продолжаю ли я писать стихи.

– Конечно, пишу.

Он попросил дать почитать.

– Да нет ничего такого, что стоило бы выносить на публику.

– Ты всё равно молодец, что продолжаешь писать.

– Как раз сейчас обдумываю новую вещь. Но пока не складывается. Наверное, уже слишком стар.

– А о чём будет стихотворение?

– Да как обычно.

– Опять кровь и трупы? Ну что же ты так, с возрастом надо становиться добрее и мягче.

– Я и стал таким. Просто перед смертью хочется ещё разок поработать, как прежде.

– Если есть замысел, не откладывай, действуй. Кто знает, проснёмся ли мы завтра утром.

– В точности мои мысли.

Мы вместе выпили кофе.

Я сказал:

– Взялся перечитывать классику. Читаю древних греков.

– Что-что?

– Античные трагедии, героические поэмы. Прочёл «Царя Эдипа», «Одиссею»…

– По-прежнему интересно? – Бывший директор школы снял древние очки и повертел их в руках.

– Да, там есть вещи, которые открылись только с возрастом.

Зашёл в туалет и проверил диктофон. Отличная запись.

*

В книжном шкафу обнаружил неплохие стихи. Прочёл с удивлением несколько раз, попытался выучить наизусть, но в процессе понял, что это я сам написал.

*

Перечитывая записи, сделал ещё одно открытие. Из памяти начисто стёрся случай с полицейскими курсантами. Теперь такое случается часто, однако я не могу привыкнуть. Это не то же самое, как забыть о чём-то. Это ощущается так, словно ничего подобного вообще не происходило. С таким же чувством я бы прочёл роман, в котором было бы рассказано о моём путешествии на Южный полюс. Только вот почерк определённо мой.

Ничего не помню, но запишу ещё раз. Ко мне приходили пятеро полицейских курсантов и человек, назвавшийся детективом Аном.

*

Теперь ярко вспоминается лишь далёкое прошлое.

Самое раннее, что я помню, – как сажусь в таз с водой, стоящий посредине двора, и вода начинает выплёскиваться через край. Должно быть, я так купался. Судя по тому, что в воспоминании вода полностью скрывает моё тело, мне года три. Рядом возникает лицо какой-то женщины, так близко, что кажется, сейчас коснётся моего лица. Видимо, это мама. По двору ходят и другие женщины. Мама поворачивает меня то так, то этак и с силой трёт кожу, словно чистит купленного на рынке осьминога. Я отчётливо ощущаю её дыхание, коснувшееся моего затылка, помню также, как щурю глаза от слепящего солнца. Поскольку в моём воспоминании нет сестры, всё это, по-видимому, происходит до её рождения, либо она сейчас где-то в другом месте. Закончив мытьё, мама неожиданно обхватывает рукой мой перчик и что-то говорит, но что происходит потом, я не помню. Кроме непонятного ощущения – у меня почему-то болит задница. А вокруг раздаётся заливистый женский смех.

*

Все люди являются узниками тюрьмы под названием «время». А в тюрьме, где заключены люди с болезнью Альцгеймера, постепенно сужаются стены. Всё быстрее и быстрее. Мне тяжело дышать.

*

Мне неспокойно, когда думаю о том визите полицейских курсантов. Не станут ли они препятствием в моей охоте на Пака?

*

Ынхи не было дома всю ночь. Я представлял самое худшее и готовился. Готовился к тому, чтобы с рассветом отправиться за мерзавцем. Однако внезапно заснул. Когда пришёл в себя, увидел признаки того, что Ынхи на время заходила домой. Солнце было в зените.

Она бросает мне вызов?

*

Когда листаю блокнот или слушаю записи на диктофоне, то и дело обнаруживаю, что в них зафиксированы события, которых я совершенно не помню. В этом нет ничего странного, поскольку я теряю память. Но странно само ощущение: я узнаю о том, что сам же и говорил, о чём думал, что делал. То же самое чувствую, перечитывая русский роман, который впервые прочёл ещё в юности. Знакомая история, знакомые герои, и всё же звучит по-новому. Всё время удивляюсь: «Здесь была и такая сцена?»

*

Спросил у Ынхи, почему её не было дома вчера ночью.

Ынхи, не переставая приглаживать волосы, избегала смотреть мне в глаза. Когда ей не нравится слушать о чём-то, она всегда начинает заправлять волосы за уши. Увидев это, я вспомнил Ынхи, какой она была в детстве. Ничего не понимающим, во всём зависящим от меня ребёнком.

– Давай не будем об этом. – Она хотела сменить тему.

– Ты никогда не поступала так раньше, что случилось? Где ты провела ночь?

– Ну, провела где-то. И что теперь?

Ынхи повысила голос, чего обычно не делала. Увидев, как она закипает, я понял, что она была с Паком. Теперь она даже не придумывает оправданий – видимо, рассчитывает на то, что я всё равно всё забуду. Она не знает, как отчаянно я борюсь за воспоминания.

– Твой избранник – Синяя Борода.

– Какая борода? Нет у него никакой бороды.

Ынхи не отличается начитанностью.

*

Почему Пак оставил её в живых? Может, считает её своего рода заложницей? Держит её под рукой, чтобы я не мог ему навредить? Но если он опасается, ему надо просто избавиться от меня.

Что тебя останавливает, Пак Чутхэ?

*

Ынхи говорила с подругой по телефону. Я потихоньку подошёл к двери и подслушал. Похоже, она серьёзно влюблена в Пака. Без конца его расхваливала. Рассказывала, какой прекрасный он человек, как хорошо к ней относится. Я впервые слышал, как откровенничает влюблённая женщина.

У Ынхи никогда не было настоящей семьи: она потеряла родителей в раннем детстве, и с тех пор жила со мной. Теперь Ынхи мечтает о семье, действительно достойной так называться.

Но послушай. Почему именно с ним? Почему ты любишь именно того человека, которого мне суждено убить? Мне, уже убившему твоих родителей?

*

Хочу поскорее избавиться от Пака, но не могу сосредоточиться на этом деле из-за постоянно туманящегося сознания. Мне надо торопиться. Если так продолжится дальше, я превращусь в человека, неспособного сделать хоть что-нибудь. Падаю духом.

*

Обнаружил у Ынхи в кошельке визитную карточку детектива Ана. Почему он меня преследует? Всё не может избавиться от своих амбиций?

*

После того как я предупредил Ынхи насчёт Пака, она открыто меня избегает. Но я не хочу её осуждать. Когда однажды мой мозг полностью иссохнет, и я не смогу вообще ничего вспомнить или сделать, или же после того, как я умру и меня похоронят, Ынхи прочтёт мой дневник и прослушает мои записи на диктофоне. И тогда узнает, каким я был на самом деле. Узнает, на что я был готов ради неё.

*

– Днём в лабораторию заходил детектив из полиции, – сказала Ынхи.

Задав несколько вопросов, я понял, что это был Ан.

– Он спрашивал про маму.

– И что ты ему рассказала?

– Чтобы что-то рассказать, надо хоть что-то знать. Ответила, что мне ничего про неё не известно.

– К чему это он разнюхивает о твоей матери столько времени спустя?

– Откуда мне знать? Я попросила, чтобы он сообщил, если что-нибудь выяснится.

– А он?

– Пообещал, что так и сделает. Но знаешь, кое-что странно.

– Что именно?

– Ты ведь говорил, что мама умерла. Но, по словам детектива, она числится без вести пропавшей. В полиции зафиксировано сообщение о смерти моего настоящего отца, а также имеется выданное в больнице свидетельство, но на маму такие документы не оформлялись. Она долгое время числилась пропавшей, и только теперь наступил срок, когда можно официально признать её смерть. Что всё это значит? Я не понимаю.

– Детективу известно, что для тебя это новая информация?

– Да, я ему сказала, и он очень удивился.

– О смерти твоей матери мне сообщил директор детского дома. Поэтому я и думал, что она умерла.

– Где она сейчас может быть?

– Кто знает. Возможно, даже ближе, чем можно подумать.

Допустим, закопана во дворе нашего дома.

*

Прослушивая записи последних дней на диктофоне, обнаружил, что пел песни Ким Чхучжа и Чо Ёнпхиля. А ещё песню «Весенний дождь», которую раньше исполнял Пак Инсу.

Весенний дождь, заставляющий меня проливать слёзы,

Как долго ты будешь идти?

Ты заставляешь плакать даже моё сердце,

Весенний дождь.

Почему я пел эти песни? Я не знал, а потому разозлился. Решил стереть записи, но не разобрался, как это сделать, так что оставил как есть.

*

Слишком долго спал, а когда открыл глаза, увидел Пака, сидящего у постели. Он слегка надавил мне рукой на лоб, давая понять, что подниматься не надо.

Пак сказал: он знает, кто я такой. Я спросил, что он имеет в виду. Он ответил, что с первого взгляда понял: мы с ним одной масти. И добавил, что несколько раз чувствовал, как я тоже это осознаю.

– Собираешься меня убить?

Он покачал головой и сказал, что обдумывает игру поинтереснее. После чего открыл дверь и вышел из комнаты.

Все мои подозрения подтвердились. Только что это за игра, которую он затевает?

*

Стыд и чувство вины. Стыд – это состояние смущения и неловкости, которые испытываешь перед самим собой. Чувство вины направлено вовне – его испытываешь перед другими. Некоторые люди, не имея стыда, способны чувствовать себя виноватыми. Это потому, что они боятся осуждения и наказания. Мне же знаком стыд, но я никогда не чувствую вины. С самого начала мне было безразлично, как на меня смотрят люди и осуждают ли они меня. Тем не менее, перед самим собой бывало очень стыдно. Однажды я убил человека только по единственной этой причине. Такие люди, как я, опаснее тех, кто испытывает вину.

Если я допущу, чтобы Пак Чутхэ убил Ынхи, чувство стыда будет невыносимым. Я никогда не смогу себя простить.

*

Я спас множество жизней. Только то были жизни бессловесных тварей.

*

Когда стал осознавать происходящее, обнаружил себя сидящим у дома вместе с детективом Аном. Я понятия не имел, как долго мы с ним беседуем.

Он продолжал говорить что-то ранее начатое, как если бы я включил телевизор на середине фразы из фильма:

– …именно тот магазин. Как я мог не прийти в бешенство?

– О каком магазине речь? – перебил я его.

– Табачный. Тот табачный магазин, где я всегда покупал сигареты.

– Что с ним не так?

Он полоснул по мне безжалостным взглядом своих медвежьих глаз.

– Похоже, в самом деле всё забываете. Я говорил, убитая девушка работала в том магазине.

Я начал понимать. Моей восьмой жертвой была девчонка-табачница, как её называли. Стало быть, детектив был постоянным покупателем в том магазине. Только почему он об этом заговорил?

– И что с того?

– Я до сих пор часто вижу её во сне. Она умоляет во что бы то ни стало поймать убийцу.

– Поймайте. Во что бы то ни стало, – сказал я.

– Поймаю, – ответил Ан.

– А найти маньяка, который сейчас здесь орудует, – дело не более срочное?

– Для этого собрали целую команду полицейских. Я веду своё расследование в одиночку; можно сказать, в качестве хобби.

Ан достал из кармана пачку сигарет.

– Курить вредно, но говорят, сигареты препятствуют развитию болезни Альцгеймера, – словно извиняясь, произнёс он и закурил.

– Тоже, что ли, начать.

Ан вытряхнул из пачки ещё одну сигарету.

– Будете?

– Нет, никогда не курил.

Выдыхаемый Аном дым поднимался вверх.

– Неужели ни разу не пробовали затянуться? Кстати, славная у вас собака. Как зовут?

Он стал свистом подзывать пса. Рыжая дворняга завиляла хвостом, но осталась на приличном от нас расстоянии.

– Это не наша. Надо, наверное, ворота держать на замке – не успеешь оглянуться, как кто-нибудь заявится.

– Она и в прошлый раз тут была. Не ваша, говорите?

– Просто повадилась сюда забегать. Иди отсюда!

– Да бросьте вы, славная псина. Что это она грызёт?

– Похоже на говяжью кость. Соседи постоянно вываривают кости для бульона, можете у них поинтересоваться. Знали бы вы, какой жуткий запах. Как только люди могут день за днём есть такую гадость… Кстати, а почему преступник, которого вы разыскиваете, всё ещё не пойман? Он не мог уже умереть? – спросил я как бы между прочим.

– Может, и умер. Но если жив, то нет ему покоя. Я вот говорил, что меня мучают тревожные сны, а каково по ночам человеку, совершившему столько убийств? Для него вообще не бывает ночного отдыха. Наверняка страдает самыми мерзкими болячками, так что и жизнь не мила. Ведь все болезни на свете от нервов, не так ли?

– А болезнь Альцгеймера от этого может случиться?

– Оттого что убил? – Глаза детектива сверкнули.

Я махнул рукой:

– Да нет, от нервов?

– В любом случае какая-то связь быть должна.

– Но ведь все люди нервничают. Стресс для человека – это как…

Я не смог продолжить и на некоторое время просто застыл в молчании.

Детектив Ан осторожно подсказал:

– …источник энергии?

– Именно. Разве мы не черпаем силы в стрессовых ситуациях?

Мы оба неожиданно рассмеялись. Рыжая дворняга, прижавшись телом к земле, коротко гавкнула в нашу сторону.

*

В голове всё смешалось. Думаю, что пишу в блокноте, но когда смотрю на страницу, оказывается, что ничего не написано. Думаю, что надиктовываю на диктофон, а на самом деле в это время пишу на бумаге. Или наоборот. Не могу различить, где реальность, а где наваждение – ни в воспоминаниях, ни в записях.

Мой врач порекомендовал слушать музыку. По его совету начал включать классику. Может, и будет какая-то польза. Ещё выписал мне новые таблетки.

*

За несколько дней состояние заметно улучшилось. Должно быть, действуют таблетки, которые я стал принимать. Вернулось хорошее настроение, захотелось выходить из дома. Прибавилось уверенности в себе. Туман в голове прояснился, и с памятью вроде бы тоже стало получше. И доктор, и Ынхи тоже так считают. Болезнь Альцгеймера часто сопровождается старческой депрессией, и депрессия может даже усилить болезнь. Если же преодолеть депрессию, то развитие деменции может замедлиться, и пациент временно станет ощущать себя лучше, объяснил мне врач.

Впервые за долгое время чувствую прилив уверенности в своих силах. Мне кажется, я смогу сделать всё, что угодно. Пока нахожусь в ясном сознании, необходимо закончить дело, которое я так долго откладывал.

*

Обнаружен ещё один женский труп. Снова на просёлочной дороге, в сточной трубе. Всё в точности, как в предыдущих случаях, – и способ, каким была связана жертва, и место, где маньяк избавился от тела. За расследование взялись с усиленным рвением – полицейские мечутся по округе как стая бешеных псов.

*

Внезапно пришло в голову, что я, возможно, завидую Пак Чутхэ.

*

Иногда думаю о том, что даже если меня однажды разоблачат, я не понесу наказания. Этот факт должен быть мне приятен, но, как ни странно, я не испытываю удовольствия. Напротив – обидное чувство, будто общество усердно меня игнорирует. Я не философ. Внутри меня живёт дикая тварь, у которой нет никакой морали. Но если нет морали, то почему меня посещает подобное чувство? Не оттого ли, что стал слишком стар? Вероятно, удача на моей стороне, раз я до сих пор на свободе. Но почему я совершенно не чувствую себя счастливым? Кстати, что такое счастье? Ощущать себя живым? В таком случае, не был ли я наиболее счастлив в то время, когда постоянно обдумывал и планировал убийства? Тогда я остро чувствовал текущий момент. Тогда, как и сейчас, существовало лишь настоящее. Не было ни прошлого, ни будущего.

Несколько лет назад, ожидая своей очереди у дантиста, полистал лежавшую в приёмной книгу, в которой говорилось о радости погружения. Автор настаивал на том, что если достичь «состояния потока», то есть полного слияния со своим делом, поглощения им, это принесёт огромную радость и счастье.

Но послушай, уважаемый автор. В моём детстве, если маленький ребёнок был сильно поглощён чем-то одним, родители начинали волноваться. Считали, ребёнок вырастет одержимым. Только больные на голову в те времена с чем-то «сливались». Если бы ты знал, уважаемый автор, как глубоко я погружался в дело умерщвления людей и какую огромную радость от этого испытывал; если бы понял, насколько опасным может быть такое погружение, ты прикусил бы свой язык. Поглощение делом – вещь рискованная. Именно поэтому оно доставляет нам наслаждение.

Мне нечего вспомнить о последних двадцати пяти годах, которые я прожил, не причинив никому вреда. Один ничем не примечательный день за другим. Я слишком долго изображал обычного человека, каким не являюсь. Я снова хочу полного погружения.

*

После аварии у меня началось тяжёлое бредовое расстройство. Побочный эффект хирургического вмешательства в мозг. Горячка была настолько сильной, что медсёстры привязывали меня к кровати. Я не мог двигаться, лишь моё сознание беспрестанно металось. Мне часто снились сны. Один из них, пугающе реалистичный, до сих пор остался в памяти, словно это был не сон, а действительный случай из жизни. Мне приснилось, будто я обычный офисный служащий и отец троих детей: двух старших дочек и сына. Прихватив обед, приготовленный женой, я отправился на работу в какое-то государственное учреждение – так это выглядело. Я ощущал сладкую монотонность упорядоченной жизни, в которой всё было продумано и устроено. Чувство, ни разу не испытанное мною в реальности.

Съев обед и поиграв в бильярд с другими сотрудниками, я вернулся в офис и узнал от коллеги, что мне звонила жена. Я перезвонил, голос жены звучал крайне взволнованно. Она стала взывать ко мне, умоляя о помощи, и на этом звонок прервался. Пока я мчался домой, мне хотелось что-то выкрикнуть во весь голос, но слова застревали в горле. Когда ворвался в дом, жена и трое детей лежали в ряд бок о бок друг с другом. В тот же момент появился полицейский и заковал меня в наручники. Почему он это сделал? Разве я бежал домой, чтобы меня арестовали?

Когда моё состояние стабилизировалось, я вспоминал тот сон с неизменным чувством утраты. Только почему оно возникало? Потому что я оказался отлучён от нормальной жизни, вкус которой случайно испробовал? Или потому что потерял жену и детей? Очень странно чувствовать утраченным то, чего в реальности не было. Может, это была психическая аберрация, вызванная препаратами, которыми меня одурманивали? Возможно, из-за лекарств мой мозг был не способен адекватно реагировать на иллюзию, принимая её за реальность.

Но больше всего меня озадачивало, что во сне я испытал облегчение в тот момент, когда полицейский меня арестовывал. Облегчение, возникающее у странника, вернувшегося в свой старый прогнивший дом после долгого путешествия по самым чудесным уголкам земли.

Я не был человеком, живущим в мире офисов и обедов, приготовленных жёнами. Я принадлежал миру крови и полицейских наручников.

*

У меня нет никаких талантов. Только в одном занятии я преуспел, но это не то мастерство, каким хвастают перед другими. Любопытно, как много людей уносят в могилу секреты освоенных ими искусств, о которых невозможно рассказать окружающим?

*

Врач говорил, лишь с помощью лекарств можно приостановить снижение умственных способностей, но проблема в том, что я постоянно забываю их принимать. Выпив таблетки, отмечаю день в календаре, однако порой не могу понять, что означают эти пометки, – просто стою и пялюсь на календарь.

Вспомнил анекдот, услышанный много лет назад.

Внезапно отключилось электричество, и отец велел сыну зажечь свечи.

– Пап, очень темно, я не могу найти свечи.

– Дурачок, включи свет, и сразу найдёшь.

Точно так же и в моём случае. Для того чтобы пить лекарства, нужно об этом помнить, но памяти нет.

*

Люди стремятся понять зло. Бессмысленное желание. Если попытаться приблизиться к радуге, она будет отдаляться на то же расстояние, какое успеешь пройти. Так и со злом. Оно является злом именно потому, что его невозможно понять.

Разве в Средневековой Европе не считались смертельным грехом однополая любовь или совокупление по-собачьи?

*

Композиторы записывают сочинённую ими музыку для того, чтобы была возможность исполнять её в будущем. Когда в голове начинают рождаться новые мелодии, это, должно быть, похоже на взрывы фейерверков. В таком состоянии нелегко сосредоточиться и спокойно перенести всё на бумагу. Con fuoco – с жаром, пламенно, страстно – есть что-то комичное в том, что подобные музыкальные обозначения вносятся с невозмутимостью и бесстрастием. Как если бы в человеке искусства поселился внутренний клерк. Он необходим, этот клерк. Это благодаря ему и музыка, и имя автора становятся известны потомкам.

Вероятно, существуют и такие сочинители музыки, которые ничего не оставляют следующим поколениям. Как и мастера боевых искусств, не обучающие своей непревзойдённой технике, хранящие секреты до самой смерти.

Стихи, написанные кровью моих жертв, хранятся в полицейском шкафу. Их называют фотодокументами с места преступления.

*

Стал часто размышлять по поводу «памяти о будущем». Ведь все усилия, направленные на сохранение памяти, я прилагаю именно ради будущего. Не страшно, если из памяти исчезнет моё кровавое прошлое. Я прожил достаточно долгую жизнь, никак не связанную с убийствами, поэтому могу обойтись без более ранних воспоминаний. Но ни в коем случае нельзя забывать о будущем, то есть, о плане, который я готовлюсь осуществить. Я планирую убить Пак Чутхэ. Если я забуду о цели, Ынхи умрёт ужасной смертью от рук этого мерзавца. Однако мой мозг, поражённый болезнью Альцгеймера, работает в обратном направлении: сохраняя яркие воспоминания о давно прошедших днях, категорически не желает помнить о грядущих событиях. Словно предупреждает снова и снова, что будущего для меня не существует. Но чем больше я думаю, тем больше осознаю, что без будущего и в прошлом не будет никакого смысла.

Взять хотя бы путешествия Одиссея – там всё то же самое. На пути в родную Итаку корабли Одиссея прибило к острову лотофагов – людей, питавшихся плодами лотоса. Отведав гостеприимно предложенного островитянами угощения, товарищи Одиссея забыли и о своих спутниках, и о том, что надо возвращаться домой. Что это значит? Была забыта цель, исчезла память о будущем. Родина путников находилась в прошлом, однако план возвращения в родные места принадлежал будущему.

Одиссею не раз приходилось бороться с забвением. Он избежал обольщения пением сирен и покинул остров пленившей его нимфы Калипсо. Можно сказать, что и сирены, и Калипсо желали, чтобы Одиссей забыл о будущем и навсегда остался в настоящем. Но Одиссей, борясь с забвением, до конца оставался верен пути. Потому как жить только в настоящем – то же самое, что уподобиться животному. Если потерял память, ты уже не можешь называться человеком. Настоящее – это всего лишь воображаемая точка, соединяющая прошлое и будущее, и без них не имеет никакого смысла. В чем отличие пациента в последней стадии болезни Альцгеймера от животного? Отличий нет. Поесть, испражниться, посмеяться, поплакать и в конце концов сдохнуть. Одиссей отверг эту участь. Как ему это удалось? Он помнил о будущем. И не отказался от плана, который можно считать возвращением в прошлое.

Точно так же и мой замысел убить Пак Чутхэ является своего рода способом вернуться домой. В то время, которое я покинул, время убийств. Возможно, мне хочется снова стать таким, каким я был прежде. Для меня будущее и прошлое связаны именно таким образом.

У Одиссея была жена, ожидавшая его возвращения. Кто может ждать меня в моём жутком прошлом? Те, кого я убил собственными руками, мертвецы, спящие в бамбуковом лесу, начинающие вопить в ветреные ночи? Или кто-то, кого я забыл?

*

Не знаю почему, но кажется, что во время операции врач что-то имплантировал мне в голову. Слышал, есть такие компьютеры. Стоит нажать на кнопку, все записи стираются, и запускается процесс самоуничтожения.

*

Ынхи опять не вернулась домой. Сколько дней уже прошло? Не знаю. Может, она уже мертва? На телефонные звонки тоже не отвечает. Сейчас совсем не время для этого, но я моментально всё забываю. Чувствую, надо торопиться.

*

Не мог заснуть и вышел на улицу. На небе сияли звёзды. В следующей жизни хочу быть астрономом или смотрителем маяка. С высоты прожитых лет признаю, что самое сложное – иметь дело с людьми.

*

Всё готово. Осталось выйти на сцену. Сделал сто отжиманий. Мышцы твёрдые и упругие.

*

Увидел во сне отца. Он собирался пойти помыться и заранее снял всю одежду. Я спросил, почему он направляется в ванную уже голым. Отец ответил, что так удобнее, всё равно ведь придётся раздеваться. Во сне это прозвучало разумно. Но я всё равно сомневался и спросил, почему тогда другие люди заходят в ванную комнату в одежде.

На это отец сказал:

– Мы не такие, как все остальные люди.

*

Когда проснулся утром, почувствовал, что одеревенело всё тело. Приготовил и съел завтрак, стал делать зарядку. Ощутил болезненный жар в руках и ногах – оказалось, на них появились царапины. Нашёл аптечку, помазал ранки мазью. Обнаружил, что в комнате под ногами скрипит песок. Неужели прошлой ночью что-то произошло? Ничего не помню. Проверил диктофон, но никаких записей не оказалось. По всей видимости, я куда-то уходил, не взяв его с собой. Возможно, я стал ходить во сне. Или прикончил, наконец, Пака?

Просмотрел вчерашние записи и увидел вот что: «Всё готово. Осталось выйти на сцену. Сделал сто отжиманий. Мышцы твёрдые и упругие».

Включил телевизор, но там не было ничего особенного. Даже в новостях не прозвучало ни слова об убийстве. Лишь без конца повторяли, что этим летом погода будет жарче, чем обычно. Да чтоб вам всем усохнуть. Из года в год весь май и июнь твердят одно и то же: «Этим летом будет особенно жарко». Всё для того, чтобы продать побольше кондиционеров. А с наступлением зимы заводят другую песню: «Этой зимой ожидаются необычно сильные холода». Если бы всё это было правдой, Земля уже давно превратилась бы либо в гигантскую сауну, либо в огромный холодильник.

Смотрел новости целый день. Похоже, труп Пака до сих пор не обнаружили. Прогуливаться рядом с местом преступления слишком опасно, поэтому я не мог пойти и проверить. Да есть ли вообще труп? Судя по следам грязи на рукаве, я мог его закопать, но поскольку ничего не помню, не могу быть уверен. А что, если Ынхи обнаружит тело? Как она отреагирует, что будет делать? Узнает ли она когда-нибудь, что всё это я совершил ради неё? А полиция? Поймут ли они в конце концов, что серийные убийства, державшие в страхе всю округу, были совершены Паком? Нет, на это уж точно не стоит рассчитывать.

Принял душ. После того как начисто вымылся, сжёг одежду, в которой проснулся. Пропылесосил комнату, содержимое из мешка пылесоса тоже вытряхнул в огонь. Сам мешок тщательно вычистил с водой и просушил. И вдруг задумался, какой смысл во всём этом. Я же всё равно всё забуду. Даже если меня арестуют и осудят, что с того – хотя бы взгляну на тюрьму, которую до сих пор лишь рисовал в воображении. Что для меня в этом плохого? Что плохого, если я покину этот утомительно непостоянный человеческий мир и окажусь в строго поделённом на квадратные камеры мире железном?

*

В течение дня слушал Бетховена, концерт для фортепиано с оркестром № 5, известный как «Император».

*

Однажды прочёл в газете, как пациент с последней стадией рака желудка попросил вызвать полицию прямо в больничное отделение реанимации, где он лежал. Тот пациент признался, что десять лет назад совершил преступление – похитил и убил партнёра по бизнесу. Полицейские отыскали останки убитого, зарытые на холме. Когда детективы вернулись в больницу, преступник уже впал в кому и мог умереть в любую минуту.

Даже испытывая мучительные боли, тот человек не мог избавиться от чувства вины. Общество простило его. По общему мнению, жуткими физическими страданиями он заплатил за преступление. А смогут ли простить меня? Что скажут люди о серийном убийце, который не почувствовал боли, а просто забыл обо всём на свете, включая себя самого?

*

Мысли сегодня чёткие и ясные. Неужели у меня в самом деле Альцгеймер?

*

Почему Ынхи не возвращается домой? И на звонки тоже не отвечает. Не забыла ли она обо мне?

*

Гулял по лесу. Повсюду были видны голубовато-зелёные побеги бамбука. Показалось, что вот-вот вспомню что-то, связанное с бамбуковыми побегами, но воспоминание исчезло раньше, чем я его ухватил. Смотрел на небо. Шуршали листья, потревоженные ветром. Чувствовал умиротворение. Не знаю, чей это лес, но мне он очень нравится. Обошёл окрестности. Не давала покоя мысль, что я должен что-то найти, но что именно – я не помнил.

Открыл блокнот, там была запись о Пак Чутхэ и его джипе. А ещё заметки о том, что Пак часто появляется рядом с домом, возможно, наблюдая за мной. Ещё раз прошёлся по округе. Не было ни Пака, ни его джипа. Наверное, я в самом деле его убил.

Испытываю гордость от того, что справился с молодым соперником, но ещё сильнее ощущаю внутреннюю пустоту – от того, что ничего не помню. У меня никогда не возникало потребности оставлять себе трофеи с места преступления, поскольку я был уверен, что все произошедшее чётко и аккуратно записано в голове. Ну, а если всё забыть, то какая польза от сохранённых колечек или брошек? Даже не поймёшь, откуда они взялись.

*

Сидел наблюдал, как сумерки заглатывают нашу деревню. Похоже ли это на то, как кончается жизнь?

*

Дикие собаки часто роют лазы, чтобы куда-нибудь пробраться. Выгнанные из дома собаки тоже дичают и становятся не лучше волков. Эти бродяги облаивают всех подряд, прорывают ямы под ограждениями, ведут себя крайне агрессивно. У них в стае есть свой порядок: сучки вынашивают щенков только от главарей. Если случайно обрюхатит какой-нибудь кобель рангом пониже, щенков разорвут на части.

Рыжая псина несколько дней копала лаз во двор и сегодня заявилась, притащив в пасти какую-то дрянь. Та самая безродная дворняга опять что-то нашла. Огрел её как следует палкой – улетела как ошпаренная. Палкой же поддел оставленную псиной, вымазанную в грязи добычу и внимательно рассмотрел.

Когда-то это было кистью женской руки.

*

Одно из двух: либо Пак жив, либо я не того подозревал.

*

Ынхи до сих пор не отвечает на звонки.

*

Человек с болезнью Альцгеймера живёт как путешественник, перепутавший даты и приехавший в аэропорт на день раньше. Уверенность в себе у такого путешественника крепка как камень – до тех самых пор, пока он не подходит к служащему за стойкой регистрации.

Он спокойно кладёт на стойку билеты и паспорт. Склонив голову набок, служащий извиняется и говорит, что путешественник прибыл в аэропорт на день раньше вылета.

Однако он считает, что служащий ошибается:

– Проверьте ещё раз, пожалуйста.

На помощь приходит другой сотрудник и подтверждает, что путешественник перепутал даты. Не имея возможности настаивать дальше, тот признаёт ошибку и покидает аэропорт.

На следующий день, когда он протягивает документы на посадку, служащий повторяет то же самое:

– Вы прибыли в аэропорт на день раньше.

И так происходит каждый день.

Не в состоянии приехать в аэропорт в правильное время, путешественник начинает слоняться около здания. Он не то чтобы застрял в настоящем – скорее, он там, где нет ни настоящего, ни прошлого, ни будущего. В некой искажённой реальности. Никто не в силах его понять. Под влиянием растущего чувства страха и одиночества он превращается в человека, который совсем ничего не делает. Нет, точнее, в человека, который не может ничего сделать.

*

Бездумно сидел в машине, остановившись посреди дороги. Я не знал, почему там оказался. Сзади подъехал полицейский патруль. Молодой парень постучал в стекло. Лицо незнакомое.

– Что вы здесь делаете? – спросил он меня.

– Сам не знаю.

– Где вы живёте?

Порывшись, я достал свидетельство о регистрации автомобиля и протянул ему.

– Водительские права тоже, пожалуйста.

Я показал и права.

Полицейский, изучающе меня осмотрев, спросил:

– Что привело вас сюда посреди ночи?

– Говорю же, не знаю.

– Следуйте за мной. Вы ведь сможете вести машину?

Полицейские включили мигалку, и, следуя за ними, я доехал до нашей деревни. Лишь дома я понял, что делал на той дороге: я направлялся к Пак Чутхэ, чтобы найти Ынхи.

Захотел пить и открыл холодильник. Увидел человеческую кисть, завёрнутую в пластиковый пакет. Это в самом деле рука Ынхи? Не могу избавиться от этой мысли – ведь иначе как часть трупа могла оказаться у меня во дворе? Пак Чутхэ жив и посмел подбросить мне это. Он предлагает мне поиграть. Но я не могу даже добраться до его дома. А если бы мне и удалось там оказаться, очевидно, что я не смог бы с ним справиться. Меня затрясло от отчаяния. Я был настолько беспомощен, что не мог помешать мерзавцу издеваться надо мной.

Перевернул всю комнату в поисках визитки, которую оставил мне детектив Ан. Хотел ему позвонить. Теперь, когда мне нечего больше терять, я ничего не боюсь. Однако сколько я ни искал, всё было напрасно. Мне не оставалось ничего другого, как набрать единый номер полиции. Я всё им сказал. Что моя дочь, вероятно, убита. Что я знаю преступника. Чтобы приезжали как можно скорее. До того, как я всё забуду.

*

Во время путешествия рассерженный Эдип убил человека. И забыл об этом. Когда я читал предание об Эдипе в первый раз, подумал, что это невероятно. Забыть об убийстве.

Когда в Фивах распространилась моровая язва, Эдип, к тому времени ставший царём, повелел найти преступника, на злодеяния которого разгневались боги. Но не прошло и дня, как он осознал, что сам является этим преступником. Интересно, что он почувствовал в тот момент. Стыд? Вину? Он должен был бы почувствовать стыд за то, что женился на собственной матери, и вину за то, что убил собственного отца.

Я вижу в Эдипе своё зеркальное отражение. Безусловное сходство, но левая и правая стороны поменялись местами. Как и я, он был убийцей, но не знал, что убитый им человек – его родной отец, а позже и вовсе забыл о своём преступлении. Именно поэтому последовавшее осознание сокрушило его. Я же с самого начала знал, что убил отца, я готовился его убить. И всегда помнил об этом. Мои остальные убийства были рефреном первого. Каждый раз, когда мои руки окрашивались кровью, я понимал, что в каком-то смысле повторяется первый случай. Однако к концу жизни я забуду обо всех совершённых убийствах. А стало быть, нет нужды пытаться простить себя. Хромоногий Эдип – мужчина в расцвете сил, впервые познавший истину в зрелом возрасте; я же превращаюсь в ребёнка. Становлюсь фантомом, который ни за что не несёт ответственности.

Путь Эдипа – это путь от неведения к забвению и от забвения к краху. Мой путь лежит в строго обратном направлении. От краха к забвению, от забвения к неведению, и на этом целомудренном неведении и закончится.

*

Сыщики в штатском постучали в ворота. Я при полном параде вышел и открыл дверь.

– Вы по поводу моего заявления?

– Так точно. Ким Пёнсу?

– Да, это я.

Я протянул им пластиковый пакет.

– Говорите, притащила собака?

– Именно так.

– Позволите здесь осмотреться?

– Здесь нет смысла ничего искать. Надо арестовать преступника.

– Вы знаете, кто преступник?

– Его зовут Пак Чутхэ. Он приезжает сюда поохотиться, а вообще занимается недвижимостью.

Я услышал, как кто-то негромко рассмеялся.

Мужчина, стоявший позади остальных, вышел вперёд.

– Вы меня имеете в виду?

Это был Пак Чутхэ. Он пришёл вместе с полицией. У меня подкосились ноги. Я переводил взгляд с одного на другого. Неужели они знают друг друга?

Указывая на Пака, я прокричал:

– Хватайте его!

Пак улыбался. По моим ляжкам хлестнуло и полилось что-то горячее.

– Вы обмочились.

Сыщики фыркали от смеха, не в силах сдержаться.

Дрожа всем телом, я шлёпнулся на крыльцо. Во двор ввели служебных овчарок.

– Покажи ему ордер. Хотя не уверен, поймёт ли он, что это такое, – скомандовал детектив, мужчина лет сорока, одетый в кожаный пиджак, и его молодой коллега протянул мне лист бумаги.

– Видите ордер? Мы начинаем обыск.

На краю двора овчарка потыкалась носом в землю и три раза коротко гавкнула. Полицейские в форме принесли лопаты и стали копать.

– О, нашли.

– Только странно это…

Даже невооружённым глазом было видно, что найденные полицейскими кости были скелетом маленького ребёнка. Совершенно очевидно, что труп был закопан очень давно и успел полностью разложиться. Сыщики были озадачены. У ворот собрались местные жители. Полицейские в форме выстроились в оцепление. Детективы казались и растерянными, и взволнованными – я не мог точно понять. Я никогда не умел правильно считывать лица людей.

Кто этот ребёнок? Раз он похоронен много лет назад, я должен помнить.

И почему Пак Чутхэ заявился вместе с полицией?

*

Меня арестовали. Часто заходят следователи. Они постоянно ссылаются на то, что было сказано «вчера», только я не помню, чтобы вчера с ними встречался. Всё время кажется, что меня допрашивают впервые. Поэтому каждый раз начинаю рассказывать с самого начала. Скольких людей убил, и почему меня не поймали. Какие стихи писал и почему оставил в живых лектора из класса поэзии. О Ницше, Гомере и Софокле и о том, насколько проницательно они судили о человеческой жизни и смерти.

Но, похоже, следователи не хотят слушать мои рассказы. Думаю, им нет дела ни до моего славного прошлого, ни до философии. Они считают, что я убил Ынхи, и сосредоточены только на этом. Я объясняю, что её убил Пак Чутхэ. Что он стал с ней встречаться после дорожного происшествия, когда я врезался в его джип. И что после того, как я заметил кровь на его машине, он то и дело появлялся в деревне.

– Но он же из полиции, – скривив губы, усмехнулся сегодняшний следователь.

Я возразил. Разве полицейский не может убить человека?

Следователь согласно покивал:

– Может, конечно. Только не в этот раз.

Пытаюсь разыскать детектива Ана. Мне почему-то кажется, что он мне поверит. Но и сегодняшний следователь покачал головой: он тоже не знает Ана. Я подробно описал, как выглядит детектив, его манеру речи, рассказал о наших разговорах.

Один из присутствующих спросил:

– Как получается, что человек, не способный запомнить хотя бы одной детали из недавнего прошлого, так хорошо помнит всё, связанное с детективом Аном?

Он прав, но меня почему-то разозлил этот вопрос.

*

Такое чувство, словно оказался в параллельной вселенной. В этой незнакомой реальности Пак Чутхэ работает в полиции, детектива Ана не существует, а я являюсь убийцей Ынхи.

*

Снова приходили следователи.

Опять задали тот же вопрос:

– Почему вы убили Ким Ынхи?

– Мою дочь убил Пак Чутхэ.

Выслушавший мой ответ мужчина лет сорока наклонился к коллеге помоложе и произнёс так, словно меня не было в комнате:

– И какой смысл в этих допросах?

– Положено для рапорта. Даже если это откровенный спектакль.

В конце концов, тот, что помоложе, заявил, что не в силах больше терпеть, и обратился ко мне:

– Вам прекрасно известно, что Ким Ынхи не была вашей дочерью. Жертва была социальным работником. Она присматривала за вами и оказывала медицинскую помощь, поскольку у вас болезнь Альцгеймера.

Я ничего не понял, о каком социальном работнике он говорит?

Сорокалетний прикрикнул на младшего:

– Хватит! У него давление поднимается. Всё равно не будет никакой пользы от твоих слов.

*

Бездна смотрит в меня.

*

Обнаружил в газете посвящённую мне статью. Вырвал её из газеты и сохранил.

«…также сообщил, что родственники потерпевшей обратились в полицию, испугавшись, что с Ким что-то случилось, поскольку она не отвечала на телефонные звонки и целых три дня не выходила на работу, хотя обычно работала без прогулов.

Проведя опрос свидетелей и выяснив, что потерпевшая оказывала помощь старым людям с ослабленными умственными способностями, полиция проверила несколько домов, которые посещала Ким. В результате расследования основным подозреваемым стал семидесятилетний Ким Пёнсу. Получив ордер на обыск, полиция осмотрела дом подозреваемого и территорию рядом с домом и обнаружила частично расчленённое тело убитой Ким.

Кроме того, как сообщалось ранее, в результате проведённого обыска был обнаружен детский скелет. На основании первого осмотра полиция пришла к выводу, что убийство было совершено много лет назад, и собирается продолжить расследование обстоятельств смерти ребёнка после анализа останков в Государственной экспертно-криминалистической службе.

Между тем встаёт вопрос о способе привлечения к уголовной ответственности Ким Пёнсу, ранее не судимого, в настоящее время страдающего болезнью Альцгеймера».

*

Меня часто показывают в новостях по телевизору. Люди не верят, что Ынхи была моей дочерью. Поскольку все это отрицают, я тоже начал сомневаться. Они говорят, Ынхи была социальным работником и ухаживала за одинокими стариками, которые из-за слабоумия не могли о себе позаботиться. Постоянно повторяется телесюжет, в котором коллеги Ынхи, роняя слёзы, чтят её память на траурной церемонии. Они так горько причитают, что я почти поверил, что Ынхи не моя дочь, а такой же социальный работник, как и они.

Полиция всё ещё перекапывает землю возле моего дома. То и дело слышу слова «генетический тест» и «дьявол». Позвал следователя и посоветовал не рыться больше во дворе, а попробовать покопать в бамбуковом лесу. Его лицо было напряжено, когда он уходил. С тех пор по телевизору начали показывать лес. Мой бамбуковый лес с его вечной мелодией блистающих остроконечных листьев.

– Да это же целое кладбище! Кладбище! – восклицал один из местных жителей, увидевший, как полицейские вереницей спускают с горы куски брезента, в которых собраны кости.

*

Всё время случаются вещи, абсолютно мне не понятные. Совершаю одни и те же действия в повторяющихся ситуациях, но не могу собраться с мыслями. Теперь уже ничего не запоминаю. Тут у меня нет ни карандаша, ни диктофона. Похоже, у меня всё отобрали. Где-то раздобыл кусок мела и ежедневно пишу на стене. Когда пишу, периодически спрашиваю себя, чем это я занят. Всё смешалось.

*

Меня возили на место преступления для следственного эксперимента, но я совсем ничего не делал. Вернее, ничего не мог сделать. Я имею в виду: как бы я смог воспроизвести свои действия в момент преступления, которого совершенно не помню.

Пришедшие поглазеть местные жители чем только в меня не швыряли. Кричали, что я хуже зверя. Брошенная кем-то бутылка угодила мне прямо в лоб. Было больно.

*

Приходил Пак Чутхэ. Я испытываю сильное замешательство всякий раз, когда его вижу. Он признал, что я был прав, когда говорил о том, что он постоянно расхаживал вокруг дома. По его словам, он пытался выяснить, не связан ли я с серийными убийствами, которые начали недавно происходить в нашем и соседнем уездах.

Как только Пак уселся, вошёл психиатр и занял место рядом с Паком. Мне показалось, что он похож на того эксперта из телепрограммы, который однажды разглагольствовал о психологическом портрете преступника, но, возможно, я ошибаюсь.

Пак Чутхэ спросил:

– Вы помните, как я приходил к вам вместе с курсантами полицейской академии?

– С ними приходил детектив Ан.

– Такого человека не существует. Это я приводил курсантов.

Я с жаром ему возразил.

Пак оглянулся на психиатра, и я заметил, как они обменялись улыбками.

– Всё было не так. Ты приходил вместе с Ынхи. Ты говорил, что женишься на ней.

– Да, я разговаривал с Ким Ынхи. Узнав, что она регулярно заходит к вам, я задал ей несколько вопросов.

– Я врезался в твою машину. Твой джип. Это как ты объяснишь?

– Такого никогда не случалось. Я езжу на «Хёндэ Элантра».

– Хочешь сказать, что и не охотишься тоже?

– Верно, я не езжу на охоту.

Чем дольше продолжался наш разговор, тем сильнее всё для меня запутывалось.

Я задал последний вопрос:

– А серийные убийства прекратились?

– Пока сложно сказать. Должно пройти какое-то время, чтобы знать точно.

Пак с психиатром многозначительно улыбнулись друг другу и вышли из комнаты, оставив меня одного.

*

В какие-то дни сознание яснее ясного, в другие ничего не соображаю.

*

– Вам это кажется несправедливым? – спросил следователь.

Я отрицательно покачал головой.

– Думаете, обвинения против вас сфабрикованы?

Его вопросы казались мне смехотворными. Следователь меня недооценивал. А мне такое отношение очень не нравится. Если бы меня арестовали в прежние времена, моё наказание было бы несоизмеримо большим. Если бы это случилось при президенте Пак Чонхи, меня тут же отправили бы на виселицу или электрический стул.

Я убил мать Ынхи. Сперва пришёл к ним домой, где расправился с отцом, а после выследил мать, возвращавшуюся с работы, и убил её тоже. Ынхи избежала их участи, потому что в это время находилась в детском саду. Я до сих пор отчётливо и детально помню, как они умирали. Но о смерти Ынхи не имею ни единого воспоминания. И тем не менее, выходит, что полиция обнаружила в моём доме множество улик, говорящих о том, что я убил Ынхи и закопал её труп. Вроде как я оставил орудия убийства на заднем дворе. Следователь сообщил, что на них есть мои отпечатки пальцев. Ну, если полиция решила назначить меня убийцей, то им несложно организовать и улики.

Слышал, был такой случай, когда чрезвычайно плодовитый художник не смог определить, является картина его собственной работой или подделкой.

Утверждая, что картина поддельная, он твёрдо заявил:

– Это выглядит как моя работа, но я не помню, чтобы писал такую картину.

Художник в итоге проиграл судебный процесс.

Я чувствовал, что попал в такую же ситуацию.

Я ответил следователю:

– Выглядит так, как будто я это сделал, но я ничего об этом не помню.

Следователь требовал, чтобы я напряг память. Бурчал, не может такого быть, чтобы убийца забыл о преступлении. Я схватил его за руку и произнёс, глядя ему прямо в глаза:

– Ты не понимаешь. Не понимаешь, что я – первый, кто хотел бы вспомнить об убийстве Ынхи. Я хочу вспомнить, слышишь? Потому что она – самое дорогое, что у меня было.

*

Все отрицают, что мои воспоминания об Ынхи правдивы. Никто не разделяет мою точку зрения.

По телевизору обо мне говорят так: «Не имеющий семьи бывший ветеринар, который после выхода на пенсию жил в уединении и почти не поддерживал отношений с другими людьми».

– А собака была? Рыжая дворняга, – спросил я у сегодняшнего следователя.

– Собака? А, та самая. Собака была. Это же она раскопала труп во дворе.

Оттого, что он подтвердил существование собаки, мне стало спокойнее.

– А что с ней стало? Теперь ни я, ни Ынхи за ней не присматриваем, осталась без хозяев…

– Какие хозяева? Вы жили один. Эй, не знаешь, что там стало с собакой?

Зашедший с документами молодой полицейский ответил:

– Слышал, местные посчитали, раз она осталась без хозяина, можно её съесть, но старейшина деревни напугал их, что случится что-нибудь нехорошее, если съесть собаку, которая испробовала человечину, так что её отпустили. К себе в дом её тоже никто не взял, так что станет бродягой.

*

По телевизору рассказывали про Ынхи:

«Коллеги не в силах скрыть скорби по убитой Ким Ынхи, посвятившей себя заботам о стариках, страдающих возрастной деменцией».

Ну, а все те разговоры, которые я вёл с Ынхи – что это было на самом деле? Я сам их придумал, всё это происходило только у меня в голове? Такого просто не может быть. Разве возможно, чтобы воображаемое казалось реальнее той реальности, в которой я сейчас нахожусь?

*

– Много скелетов обнаружили?

Следователь кивнул.

– Хочу попросить. Давным-давно я убил женщину, работавшую в местном Культурном центре, а также её мужа. Можно узнать, был ли у них ребёнок?

Следователь пообещал выяснить.

Похоже, полицейские больше не испытывают ко мне враждебности. Иногда я даже чувствую что-то вроде уважения с их стороны. Порой кажется, что они думают обо мне как о помощнике, содействующем раскрытию преступлений.

Следователь пришёл с ответом через несколько дней:

– У них была трёхлетняя дочь. Найдена убитой вместе с отцом. Удар тупым предметом.

Перелистывая бумаги, следователь усмехнулся:

– Интересное совпадение. Ту девочку тоже звали Ынхи.

*

Внезапно пришло в голову, что я потерпел поражение. Только в какой игре? Этого я не знаю. Есть лишь ощущение проигрыша.

*

Время летит. Идёт суд. Очень много людей. Меня перевозят туда-сюда. Везде толпы. Стали задавать вопросы о моём прошлом. Отвечать о прошлом у меня получается хорошо. Я безостановочно рассказываю о своих преступлениях, люди слушают и записывают. Рассказываю обо всём, кроме убийства отца.

Меня спрашивают, почему я так хорошо помню прошлое, но не помню о недавних событиях. Спрашивают, как такое возможно. Срок давности по старым преступлениям уже истёк, и поэтому я признаюсь, а за последнее убийство не хочу нести наказание, поэтому всё отрицаю, – так считают они и просят моего подтверждения.

Люди не понимают, что я отбываю наказание прямо сейчас. Что Небеса уже вынесли вердикт, определили мне кару, которую я заслужил. Погружаюсь в забвение.

*

Превращусь ли я в зомби, когда умру? Или нет, стал ли я уже зомби?

*

На встречу со мной пришёл какой-то человек. Представился журналистом. Сказал, что он пытается понять зло. Его заявление меня насмешило.

Я спросил:

– Зачем вам это нужно?

– Только зная, что такое зло, можно его избежать.

На это я сказал:

– Если бы мы знали, что такое зло, оно бы уже таковым не являлось. Просто молитесь. Молитесь, чтобы зло вас не коснулось.

По его лицу было видно, что он разочарован.

Я добавил:

– Зло – это не то, что кажется вам страшным. Время – вот настоящее зло. Никто не может его победить.

*

Нахожусь то ли в тюремной камере, то ли в больничной палате. Не могу определить – мне стало сложно различать вещи. Или же меня перемещают из одной в другую. Возможно, я провёл тут день или два, но также возможно, что сижу здесь вечность. Я не чувствую времени. Не могу сказать, первая сейчас половина дня или вторая. Теперешняя моя жизнь или следующая. То и дело заходят незнакомцы и называют какие-то имена. Эти имена не находят у меня никакого отклика. Не работает что-то, соединяющее названия вещей и эмоциональные реакции. Я заперт в крошечном уголке необъятной Вселенной. И никогда не смогу освободиться.

*

Несколько дней подряд в голове крутятся строчки. Преследуют меня, как прилипшая у реки стая мошек, не могу отделаться. Хайку одного приговорённого к смерти японского узника:

Оставшиеся песни

В следующей жизни услышу.

Эгей!

*

Сидевший передо мной молодой человек, которого я видел впервые, что-то мне говорил. У него были грубые черты лица, и из-за этого я немного боялся.

Он спросил:

– Симуляция болезни Альцгеймера оказалась напрасной? Хотели избежать наказания…

– Нет у меня никакой болезни. Просто забывчивым стал, – ответил я.

– Вы же раньше настаивали, что больны?

– Я? Не помню такого. Я не страдаю болезнью Альцгеймера. Немного устал всего лишь. Нет, на самом деле сильно устал.

Неодобрительно покачивая головой, он что-то записал на листе бумаги.

– Почему вы убили Ким Ынхи? Что было мотивом убийства?

– Я? Когда? Кого?

Он продолжал рассказывать непонятные мне вещи, и это утомляло всё сильнее, так что я не мог больше терпеть. Я склонил перед ним голову и стал умолять. Просил простить меня, если я сделал что-то дурное.

*

Трудно держать глаза открытыми. Не представляю, сколько сейчас времени, не могу даже определить, утро сейчас или вечер.

*

Я почти не понимаю, о чём говорят люди.

*

Запомнившиеся когда-то строчки из «Сутры Сердца» всплывают сейчас в памяти. Повторяю их снова и снова, не поднимаясь с кровати.

«Поэтому в пустотности нет цвета и формы, нет ощущений, нет представлений, нет сил и влияний прежних деяний, нет собственно сознания, нет зрения, слуха, обоняния, вкуса, осязания и мышления, нет цветов и форм, звуков, запахов, вкушаемого, осязаемого и дхармо-частиц, нет осознания зримого, как и нет осознания мыслимого.

Нет также неведения, как и нет искоренения неведения, нет старения и смерти, как нет и искоренения старения и смерти.

Нет также страдания, нет его причины, нет его прекращения и нет Пути.

Нет также истинного Знания, как нет ни соединения с ним, ни разъединения».

*

Покачиваюсь, погружённый в тепловатую жидкость. Тихо и умиротворённо. Кто я? Где я нахожусь? Из ниоткуда дует едва ощутимый ветерок. Я плыву целую вечность. Сколько ни плыви, отсюда не выбраться. Мир, в котором нет ни звуков, ни движений, постепенно уменьшается. Уменьшается непрерывно и превращается в точку. Становится пылинкой во Вселенной. Нет, даже пылинка исчезает.

КОНЕЦ

Ким Ёнха Мемуары убийцы

***

***

*

*

*

*

*

*

*

*

*

*

*

*

*

*

*

*

*

*

*

*

*

*

*

*

*

*

*

*

*

*

*

*

*

*

*

*

*

*

*

*

*

*

*

*

*

*

*

*

*

*

*

*

*

*

*

*

*

*

*

*

*

*

*

*

*

*

*

*

*

*

*

*

*

*

*

*

*

Ким Ёнха

Мемуары убийцы