Глава 3

Следующие два дня прошли совершенно тихо и спокойно. Для меня, ожидавшей на каждом шагу какого-то подвоха, подобное затишье стало неожиданностью. Разумеется, я ничего не имела против, и попыталась использовать это время с толком, стараясь разобраться в происходящем, чтобы побыстрее приспособиться к новым условиям. Сделать это за такой короткий промежуток времени в ограниченном четырьмя стенами пространстве было не так просто, но кое-какие выводы напрашивались сами собой.

Мой круг занятий и впрямь оказался крайне ограничен. Чтение, вышивание, раскрашивание экранов для светильников – вот, по большому счёту, и всё. Правда, в доме была ещё музыкальная комната, где я видела фортепьяно, но я старательно обходила её по широкой дуге, поскольку боялась, что мисс Грэм усадит меня играть. Из дома я в эти дни не выходила, да и подозревала, что в ближайшее время самое большее, куда мне позволят сходить, – это в церковь. Многокилограммовые длинные платья до пола и корсеты здорово отравляли жизнь, и ещё я мечтала о горячем душе и кондиционере. С наступлением темноты меня одолевала скука – и хотя уличное освещение в конце девятнадцатого века уже было преимущественно электрическим, в домах продолжали использовать газовое, которое, конечно, заметно уступало в яркости. Портить внезапно обретённое зрение мне не хотелось, и потому по вечерам я не пыталась ни читать, ни рукодельничать, а вместо этого обдумывала свои впечатления от проведённого дня.

Из подслушанных обрывков разговоров горничных, из сухих замечаний мисс Грэм, поведения сэра Перси и всех своих призванных на помощь знаний о нашей истории я установила, что отец мисс Барнс был баронетом. Около года назад он попал под сильный дождь и промок насквозь. Простуда переросла в сильную лихорадку и, по всей видимости, воспаление лёгких. После его скоропостижной смерти титул и бо́льшая часть имущества перешли к ближайшему наследнику мужского пола – его племяннику Перси. Насколько я могла судить, он и раньше был легкомысленным молодым человеком, а получив наследство от дяди, с удвоенным рвением ринулся его проматывать. Собственно, дома я видела сэра Перси только по утрам. Вскоре после завтрака он отправлялся со своими друзьями в клуб или на скачки, или на иные развлечения и возвращался домой далеко за полночь, когда мисс Грэм уже загоняла меня спать. Сначала я удивилась, почему кузену можно было свободно бывать в свете, а мне нет, хотя родственника мы, вроде, лишились вместе. Но потом оказалось, что сроки траура у нас различались: мне, потерявшей «отца», следовало ждать год; ему же, потерявшему дядю – всего несколько месяцев. Ох уж эта викторианская мораль с её нормами…

Я же – сирота и единственная дочь сэра Реджинальда Барнса – перешла под опеку двоюродного брата, и тот видел теперь свою задачу в том, чтобы обеспечить мне достойное будущее. Говоря проще – найти мне респектабельного мужа, за которым я буду, как за каменной стеной. Задача оказалась не из лёгких, потому что финансовое положение невесты было весьма скромным. Когда я убедилась, что в доме почти не было прислуги, то заподозрила, что наследство сэра Реджинальда было не таким уж и большим, а мисс Грэм потом подтвердила мне это, когда напомнила о важности моего замужества. Как выяснилось, семья Барнсов была на грани разорения, и из имущества у неё оставались всего лишь дом в городе и небольшое полуразрушенное поместье где-то в Корнуолле, которое грозило в скором времени превратиться в руины. На его восстановление потребовались бы немалые средства, которых у семьи попросту не было. Предыдущий баронет Барнс был очень образованным и увлечённым человеком, который интересовался историей, географией, литературой, иностранными языками и не сделал ничего, чтобы хоть как-то улучшить собственное благосостояние. Дом ветшал, прислуга расходилась, пока не остались лишь две горничные и кухарка; поместье разваливалось, и с появлением нового баронета ситуация продолжала ухудшаться.

А потом выяснилась деталь, которая заинтересовала меня ещё больше. Городской дом после смерти сэра Реджинальда по умолчанию перешёл к Перси как к ближайшему наследнику мужского пола, а вот владелицей поместья в далёкой глуши внезапно стала я – это было оговорено в завещании особым пунктом. В первый момент эта новость меня приятно удивила – всегда приятно сознавать, что у тебя есть какое-то имущество, – а потом я сообразила, что от этого наследства толку всё равно не будет. Кому нужен клочок земли с разрушенным домом где-то у чёрта на рогах? Зачем его вообще оставили лично мне? Из каких-то сентиментальных воспоминаний?

Вот и сэр Перси нисколько не расстроился из-за того, что поместье досталось не ему, и начал подыскивать кузине жениха, прекрасно понимая, насколько сложное дело ему предстоит. Подыскивал он деликатно, пока только присматриваясь к возможным претендентам – всё-таки Барнсы соблюдали траур, и общество осудило бы излишнее рвение даже в столь важном вопросе. Но вмешалось Провидение – иначе это не назовёшь, – и некий граф изъявил самое горячее желание жениться на мне сразу после окончания траура. Такая поспешность меня искренне удивила – приданое у невесты было весьма скромным, громкого имени у неё не было, в свете особым успехом она не пользовалась, да и с женихом была едва знакома. Моё богатое воображение немедленно нарисовало перед глазами дряхлого, уродливого и похотливого старика, возжелавшего юную и прекрасную меня, и я рассмеялась при виде этой картинки. Вот что делают привычные стереотипы, прочитанные романы и просмотренные фильмы!

Но подозрение, что дело здесь нечисто, меня не отпускало. Кузена же если такая поспешность и удивила, то он предпочёл закрыть на неё глаза. Судя по тому, что я успела о нём узнать, сэр Перси был, в общем-то, неплохим человеком. Ко мне он относился дружелюбно, но за личность как таковую не считал – что неудивительно для эпохи, где женщины только начинают отстаивать свои права. К сватовству графа он отнёсся более чем благосклонно, потому что родство с носителем такого титула открыло бы перед ним ранее закрытые двери, да и от лишних двух ртов в лице нас с мисс Грэм он бы избавился.

Компаньонка, кстати, жила в этой семье уже семь лет и приходилась Барнсам какой-то дальней роднёй – настолько дальней, что определить степень родства, кажется, затруднялась даже она сама. Для Барнсов она оказалась настоящим спасением. Жена сэра Реджинальда умерла много лет назад, и неуклонно приходящее в упадок хозяйство должен был кто-то поддерживать. Появление на пороге дальней родственницы, оставшейся без средств к существованию и перешедшей в разряд старых дев, оказалось как нельзя более кстати. Поначалу мне казалось, что эта дама представляет из себя классический вариант злой «гувернантки», по любому поводу придирающейся к своей подопечной, но вскоре я убедилась, что это было не так. То есть, когда я попадалась ей на глаза, мисс Грэм не упускала случая сделать мне замечание (и подозреваю, что в большинстве своём они были по делу), однако она вовсе не стремилась всё время держать меня в поле зрения и контролировать каждый мой шаг. Вовсе нет, днём, когда сэра Перси не было в особняке, она могла оставаться в своей комнате, заниматься какими-то хозяйственными делами, а то и вовсе уходила из дома и пропадала по много часов.

Таким образом, я оставалась предоставлена самой себе. Компании у меня не было: у горничных весь день был расписан по минутам, так что я только видела, как они убирали комнаты, чистили камины, стирали, гладили, чинили одежду, по очереди ходили за покупками с полной пожилой женщиной – кухаркой Барнсов, последней обитательницей этого дома. Со мной они предпочитали держаться на расстоянии. С визитами к Барнсам тоже никто не приходил, что меня несколько удивило. Да, мисс Барнс продолжала соблюдать траур, но это была уже его последняя стадия, когда в одежде допускаются, помимо чёрного, неяркие цвета, и можно понемногу выходить в свет. Ведь настоящая Бетси погибла из-за несчастного случая в парке! Однако никто из знакомых семьи не спешил меня навещать, и даже от загадочного жениха весточек больше не было. Я даже слегка обиделась – у него невеста чуть не погибла, а он не удосужился не то что её навестить, но даже написать ей! Тогда за каким чёртом ему понадобилось жениться?

* * *

Размеренный ход дней оказался прерван на четвёртое утро после моего выздоровления. Завтрак прошёл в уже привычной «домашней» обстановке, и сэр Перси вскоре отбыл на очередное развлекательное мероприятие. Мисс Грэм же доставили утреннюю почту, и она бегло просмотрела несколько конвертов, прежде чем её внимание надолго занял последний. Пробежав глазами письмо, она бесстрастно поведала:

– Вашего кузена и вас леди Вейлор приглашает на завтрашний музыкальный вечер, который она организует.

По её каменному лицу было невозможно понять, какое впечатление на неё произвела данная новость, и я как можно нейтральнее спросила:

– Я могу отправиться туда?

– Если вы хорошо себя чувствуете, – последовал невозмутимый ответ.

Я искоса взглянула на неё. Компаньонка теперь смотрела скорее задумчиво, и в этот момент мне показалось, что до меня ей не было абсолютно никакого дела. Она думала о чём-то своём, и в мыслях была далека от светского приёма.

– Стоит спросить ещё позволения вашего кузена, – добавила она, и я вернулась в реальность. – Особенно если он не пожелает составить вам компанию.

Я с умным видом кивнула, и тут в дверь постучали. На пороге показалась горничная, которая, сделав книксен, вежливо сообщила:

– С вашего позволения, мисс, сэр Гаррет Уинслоу ожидает вас в гостиной. Он просит прощения за несвоевременное вторжение, но утверждает, что у него очень важное дело.

При произнесении этого смутно знакомого мне имени с бледного лица мисс Грэм точно сорвали маску: губы дрогнули, а в глазах словно сверкнула молния. Но это продлилось какую-то долю секунды, так что я даже усомнилась в том, что это действительно было, и женщина вновь стремительно взяла себя в руки. Поднявшись на ноги, она выпрямила худую спину и холодно процедила:

– Как вульгарно! Он же не представлен! Он сказал, зачем пришёл?

– Нет, мисс.

– Хорошо, – мисс Грэм поразмышляла ещё пару секунд, а затем кивнула горничной:

– Мэри, скажи ему, что я сейчас приду.

– Прошу прощения, мисс, – вид у девушки сделался испуганный, словно она боялась разозлить грозную домоправительницу и компаньонку барышни в одном лице. – Но он утверждает, что должен увидеть мисс Барнс.

– Мисс Барнс?.. – переспросила та, и недоумённо посмотрела на меня, словно вспоминая, кто я такая и откуда здесь взялась. – Даже так? Это любопытно. Пойдёмте, мисс Барнс. Не стоит заставлять джентльмена ждать, – обратилась она ко мне вполне нормальным голосом, а затем, словно сообразив, что выбилась из образа, сурово сдвинула брови и поджала губы. Это сразу состарило её на несколько лет.

– Какая невоспитанность! Появиться в этом доме, не будучи представленным, да ещё во время траура!

Я послушно последовала за ней, не имея ни малейшего представления, кто этот посетитель и зачем ему нужно увидеть меня. Как себя вести? А если кто-нибудь догадается, что я не настоящая мисс Барнс? Я ведь столько ещё не знаю об этом времени… С присутствием компаньонки во время встречи я уже мысленно смирилась, вспомнив, что в викторианскую эпоху не допускалось даже на минуту оставить незамужнюю девицу наедине с мужчиной, да ещё незнакомым. Какой-то абсурд, честное слово…

При нашем появлении в гостиной с дивана поднялся немолодой человек среднего роста с аккуратно подстриженной бородкой клинышком и слегка поклонился. Он был сед, на носу у него находилось пенсне в золотой оправе. На столе рядом лежал котелок, что означало, как я успела узнать из правил этикета, что гость пришёл ненадолго. Удивительно, но почему-то его благообразные черты показались мне смутно знакомыми. Чушь полнейшая, ведь я даже ещё ни разу не выходила здесь на улицу и не успела обзавестись никакими знакомствами. Но человека напротив я определённо видела раньше. Только где?

Мы с мисс Грэм синхронно присели в реверансах – судя по недовольному взгляду, брошенному на меня компаньонкой, реверанс у меня тоже получился кривой, но мужчина напротив не обратил на это никакого внимания.

– Здравствуйте, мисс Барнс, – поприветствовал он меня и кивнул компаньонке. – Мисс Грэм. До меня дошли слухи о том ужасном происшествии в Гайд-парке, и я счастлив видеть вас в добром здравии, мисс Барнс.

– Благодарю вас, сэр.

– Я должен попросить прощения за мой визит. Надеюсь, вы простите мне мою бесцеремонность, но дело, вынудившее меня нарушить ваш покой, чрезвычайно важное. Мисс Барнс, меня зовут сэр Гаррет Уинслоу. Я близко знал вашего покойного батюшку. Возможно, он упоминал обо мне?..

Я машинально покачала головой, стремительно копаясь в собственной памяти. Неспроста этот человек показался мне знакомым – имя я тоже явно слышала раньше… Мисс Грэм вздёрнула брови, но промолчала, а сэр Гаррет не удивился.

– Мисс Барнс, я возглавляю историческое общество, в которое входил ваш уважаемый отец. Его образованность всегда вызывала восхищение, и он очень многое сделал для нашего общества. Я хотел бы принести вам свои самые искренние соболезнования по поводу утраты.

Я кивнула с постным видом и пробормотала слова благодарности, ожидая основной части. Ох уж эти светские условности… А вот слова собеседника меня не удивили – об увлечении Реджинальда Барнса историей при мне уже неоднократно упоминали кузен и компаньонка.

– Мы полагаем, что у вашего батюшки осталась вещь, изначально принадлежавшая нашему историческому обществу, – наконец перешёл к делу сэр Уинслоу, вперив в меня пристальный взгляд сквозь стёклышки пенсне, наблюдая за моей реакцией.

Мне пришлось его разочаровать – эти слова не говорили мне ни о чём, и я продолжала смотреть с миной вежливого ожидания на лице.

– Эта вещь очень важна и представляет из себя деревянную шкатулку со старинными символами. Возможно, вы могли найти её в личных вещах сэра Реджинальда…

– Сожалею, сэр Гаррет, но нет. Мы совершенно не представляем, что вы можете иметь в виду, – ответила за меня мисс Грэм. Она сидела почти неподвижно, но я заметила, что она взволнованно сжимала в руках носовой платок с вышитыми инициалами «АГ». Кажется, моя компаньонка, больше напоминавшая статую, чем живого человека, как раз имела о происходящем вполне конкретное представление, но не собиралась делиться им с окружающими. – Мы не находили ничего подобного. Возможно, вы заблуждаетесь, и у сэра Реджинальда этой вещи никогда не было?

– Может быть, она просто не в Лондоне, – не согласился гость, всё так же благожелательно улыбаясь. – Может быть, она осталась в Корнуолле?..

Мисс Грэм осеклась. По её задумчивому виду я поняла, что последний аргумент показался ей вполне убедительным.

– Это… маловероятно, – наконец сообщила она.

Сэр Гаррет словно понял, что ничего сейчас не добьётся, и решил сменить стратегию.

– Мисс Барнс, мисс Грэм, я прошу вас поискать эту вещь. Она очень важна для наших исследований, и я уповаю на то, что она к нам вернётся.

– Разумеется, – с самым серьёзным видом пообещала мисс Грэм. Я кивнула, подтверждая её слова, и пожилой джентльмен поднялся.

– Благодарю вас за участие, – он поклонился. Мы тоже поднялись, сделали положенные реверансы, и он, взяв котелок, направился к дверям. Мисс Грэм провожала его взглядом, и на её губах играла лёгкая полуулыбка, которую я видела на неё лице впервые.

У меня не было никаких сомнений, что сразу после ухода сэра Гаррета она сделает мне строгий выговор за отсутствие манер и неумение вести себя на людях, но к моему громадному удивлению, ничего такого не последовало. Даже не взглянув в мою сторону, мисс Грэм немедленно устремилась к себе, словно вспомнив о каком-то неотложном деле, и закрылась в своей комнате. Её странное поведение меня слегка озадачило, но думать о нём мне не хотелось. Вместо этого я сразу отправилась на второй этаж в библиотеку, совмещённую с кабинетом, в котором когда-то занимался сэр Реджинальд. Никаких дел всё равно не было, а слова сэра Гаррета меня вдруг заинтриговали. Что же такое важное могло быть у отца мисс Барнс, что историческое общество без этого жить не может? Конечно, вероятность того, что я сейчас что-то найду, невелика – ведь после смерти баронета его вещи наверняка разбирали, и раз уж в них ничего не нашли, мои поиски тоже скорее всего не увенчаются успехом.

Убедившись, что мисс Грэм у себя, и в пределах видимости нет никого из горничных, я закрыла дверь, села за письменный стол и решительным движением выдвинула верхний ящик. Никаких угрызений совести я не испытывала, поскольку ещё не успела проникнуться к моему новому окружению какими-то сильными чувствами. Бумаг в ящиках оказалось много, но ничего интересного я не обнаружила – связки писем, старые гроссбухи, по которым можно было оценить состояние имущества Барнсов, какие-то книги… Перерыв весь стол, я, в конце концов, устало откинулась на спинку стула и задумчиво посмотрела в окно.

Ладно. Если бы я была увлечённым, далёким от мира историком и мне в руки попала важная вещь, куда бы я её спрятала?

Взгляд сам собой переместился обратно на письменный стол. Но на этот раз я поступила по-другому – аккуратно доставала из ящиков содержимое и простукивала деревянные стенки в поисках тайника.

Удача улыбнулась мне на одном из последних ящиков. В первый раз я лишь без интереса просмотрела старые бумаги, а сейчас обратила внимание, что изнутри ящик выглядит гораздо меньше, чем снаружи. Тогда я осторожно ощупала его со всех сторон и нашла небольшую пружину, которую старательно подцепила ногтем.

Там оказалось двойное дно. Однако в спрятанном от посторонних глаз отделении не было никаких загадочных ценных предметов. Вместо них обнаружилась небольшая книга в кожаном переплёте. При ближайшем рассмотрении оказалось, что это была не книга, а дневник, который, похоже, пролежал здесь все эти месяцы после смерти автора. Бумаги сэра Реджинальда в столе должны были просмотреть либо сэр Перси, либо мисс Грэм, а наличие дневника так и осталось для них тайной… Раздумывая над этим, я раскрыла его, и из книги спикировал на пол конверт, которым были заложены страницы. Я подхватила его, и достала из конверта сложенный вчетверо лист бумаги. Там оказалась записка, которую я аккуратно расправила на коленях.

«Моя милая Бетси! Если ты читаешь эти строки, это означает, что меня больше нет. Я сожалею, что оставил тебя одну, но верю, что ты справишься и сможешь идти дальше. Ты всегда была сильной, дорогая, и потому у меня будет к тебе последняя просьба – сожги мой дневник. В нём знания, которые ни в коем случае не должны попасть в чужие руки. Я знаю, ты поступишь правильно. Желаю тебе быть счастливой всю жизнь. Нежно любящий тебя, папа».

А у сэра Реджинальда были весьма тёплые отношения с дочерью. Кажется, баронет её очень любил… От этой мысли стало как-то грустно. Он написал ей эти тёплые слова, которые она никогда не прочтёт. Вместо неё их увидела я – совершенно чужой человек, которому они не предназначались, и который ничего не знал об этой семье.

Однако интересно, что же такое написано в дневнике, что его обладатель пожелал его сжечь? И хотелось бы знать наверняка – после смерти сэра Реджинальда кто-то всё же брал его дневник в руки? Кто-то узнал о «знаниях, которые не должны попасть в чужие руки»? И насколько эти знания на самом деле были важны? Что такого опасного мог знать человек, состоявший в историческом обществе и увлекавшийся готическими романами, вроде того же «Франкенштейна» Мэри Шелли или «Удольфских тайн» Анны Редклиф, которые я видела на книжных полках?

На последней мысли в моей голове что-то щёлкнуло, и я глубоко вздохнула, когда несколько деталей головоломки встали на свои места. Вспомнилась моя собственная прежняя жизнь – маскировка под исторический кружок и знания, которых не может быть у обычных людей.

Желая подтвердить свою догадку, я пролистнула несколько страниц и убедилась в собственной правоте. Дневник, похоже, не представлял особого интереса для окружающих по той причине, что все записи в нём были на древнеирландском. Совершенно серьёзно – сэр Реджинальд не ленился вести его на мёртвом языке, чтобы защитить от постороннего внимания. Прочитав две страницы, я откинулась на спинку кресла и посмотрела в окно.

Сэр Реджинальд, отец мисс Барнс, был Искателем. И вот почему лицо и имя сегодняшнего пожилого джентльмена показались мне знакомыми – сэр Гаррет Уинслоу возглавлял «Общество Искателей» во второй половине девятнадцатого века. Его портрет висел в коридоре у кабинета Патрика, и я видела его тысячу раз.