Глава 15

Тем же вечером меня ожидал тяжёлый и весьма неприятный разговор с Анабелл. Конечно, после допроса в ковене мне уже многое было нипочём, но общение с Путешественницей здорово меня вымотало. Раз события начали принимать тот же оборот, что и в двадцать первом веке, скрывать происходящее от неё дальше было нельзя, и по возвращении домой я сама отправилась к компаньонке с повинной. На подробный пересказ поездки к магам она отреагировала вполне спокойно – то есть внимательно выслушала, и по её виду было понятно, что она готова предпринимать какие-то ответные действия. Но вот потом, когда последовал закономерный вопрос, почему магам вообще что-то от меня понадобилось, мне пришлось рассказать ей и про руны, и про жертвоприношения, и про трагическую роль Путешественников во всём происходящем.

В первый миг Анабелл опешила, потом некоторое время приходила в себя, созерцая продолжающуюся непогоду за окном – к вечеру в Лондоне начался ураган, ломавший ветки деревьев, переворачивавший повозки и вырывавший с корнем деревья из земли. От страшных порывов ветра крыша дома гудела, рамы окон трещали, а дождь снаружи лупил косыми струями, заливая стекло. А потом все погодные аномалии вылетели у меня из головы, потому что Анабелл разразилась гневными криками в мой адрес, и в какой-то момент я даже подумала, что она сейчас снова начнёт меня пытать. Путешественница разом утратила всё своё чопорное спокойствие и теперь походила на разъярённую мегеру – только змей вместо волос не хватало. Как я поняла из выкрикнутых обвинений, основной её претензией ко мне было то, что я до сих пор молчала о готовящихся убийствах. Я попыталась осторожно ввернуть, что я не знала, по какому пути события станут развиваться в этом времени, но она меня не слушала. В итоге я замолчала, терпеливо пережидая бурю. За всё это время – а бушевала Путешественница долго – к нам никто не зашёл, привлечённый воплями. Похоже, Анабелл всё же предусмотрительно поставила какую-то звуконепроницаемую защиту.

Выдохлась Анабелл удивительно резко. У меня сразу возникло сравнение с тропическим ураганом: в одну минуту ты ничего не можешь разглядеть из-за стены дождя, а в следующий момент – голубое небо и яркое солнце. Правда, намного легче мне от этого не стало – взяв себя в руки и вернув привычное хладнокровие, Анабелл заставила меня во всех подробностях и деталях изложить ей всё, что мне было известно об обрядах. Радуясь тому, что легко отделалась, я послушно рассказала ей о двух жертвоприношениях. Помня слова магов, что до третьего ритуала в девятнадцатом веке дело так и не дошло, о нём я пока не стала упоминать. Внимательно выслушав меня – а кое-что даже записав – Анабелл отвернулась к окну. Порывы ветра продолжали налетать, так что мне пару раз казалось, что окна вот-вот не выдержат и разлетятся на куски, в точности как на приёме общества «Миллениум», с которого начались мои приключения в две тысячи пятнадцатом году. О чём в тот момент думала Анабелл, мне было прекрасно известно – как она может связаться с Винсентом и прочими Путешественниками, если на улице творится настоящее стихийное бедствие. Испытывая облегчение оттого, что она отвлеклась от меня, я уже хотела тихо улизнуть к себе, но она меня остановила:

– Подожди.

Я обречённо вздохнула, ожидая нового допроса, но вместо этого Анабелл подошла к своему столу, отперла нижний ящик и некоторое время шуровала в нём. Затем разогнулась и протянула мне какой-то продолговатый предмет.

– Вот, возьми это.

Я взяла его и с удивлением обнаружила, что это был небольшой кинжал в ножнах. Совершенно простой, без каких-либо украшений или опознавательных знаков на рукояти. Вытащив его, я осторожно провела пальцем по лезвию и прошипела – из тонкого пореза пошла кровь.

– Спасибо, – удивлённо отозвалась я, рассматривая подарок. – А это зачем? Письма вскрывать?

– Для защиты, – мрачно отозвалась Путешественница. – Раз маги заинтересовались тобой, будет лучше, если ты не будешь совсем беззащитной. Он маленький – его удобно прятать в складках юбки и носить с собой.

Вздёрнув бровь, я посмотрела на Анабелл, не ожидая такой трогательной заботы обо мне любимой, но та уже перебирала стопку писем на столе и не обращала на меня внимания.

– Но я не умею обращаться с оружием, – на всякий случай напомнила я. – Я скорее себе отрежу что-нибудь важное, чем спасусь от обидчика.

– Не хочешь – можешь вернуть его мне, – рассеянно отозвалась компаньонка, выдернув из стопки конверт и пробегая глазами по его оборотной стороне. Я её уже особо не интересовала.

– Да нет… – промямлила я, решив, что какое-нибудь применение кинжалу всё же найду. – Большое спасибо.

– Не за что.

После этого мне оставалось только пожелать доброй ночи и удалиться.

* * *

Моё следующее выступление состоялось спустя два дня и проходило по стандартному распорядку. Находиться в последние дни в доме Барнсов было невыносимо – до свадьбы оставалось каких-то несколько дней, и она продолжала неотвратимо надвигаться, комментарии сэра Перси раздражали всё больше и больше, да и Анабелл не уставала напоминать мне об этом дне и о важности побега. Знакомые Барнсов тоже зачастили с утренними визитами, начали поступать предложения на чаепития, обеды и вечера – таким образом мне стало известно, что мой траур по отцу официально закончился. Сбегать из дома на репетиции и выступления становилось всё сложнее, и театр я теперь воспринимала как спасение. Обдумав и обсудив с Путешественницей дальнейшие шаги, я на следующий же день явилась в кабинет к Хогарту и напрямик изложила ему свои планы. Я не боялась честно признаться, что собираюсь сбежать со свадьбы, поскольку директор был первым человеком, кому моё замужество было совершенно невыгодно. Внимательно выслушав мою речь, он ненадолго задумался, а потом подтвердил, что раз я хочу продолжать выступать, то он может посодействовать мне с комнатой в неплохой гостинице неподалёку.

В тот день ничто не предвещало беды. На выступление я приехала вовремя несмотря на то, что в эти дни движение по лондонским улицам было затруднено – мешали поваленные деревья и сломанные ветки, преграждавшие путь не только экипажам и телегам, но и обычным пешеходам. Дождь наконец-то прекратился, но за окном вовсю царствовал холодный пронизывающий ветер, здорово портивший всем настроение. Мне же происходящее до отвращения напоминало события в моём веке, и я буквально чувствовала, как утекает меж пальцев время. Я даже отдалённо не представляла, какие шаги сейчас предпринимает ковен, чтобы найти колдуна, а спросить было не у кого – даже Майкл в эти дни не появлялся в театре, чтобы навестить Маргарет. Анабелл поддерживала связь с прочими Путешественниками, но передо мной она, разумеется, в своих действиях не отчитывалась.

В антракте я привычно отправилась на сцену. Зрители, уже знающие о новом «гвозде программы» – то бишь обо мне – никуда не расходились, а оставались на своих местах. Руки по-прежнему слегка дрожали от волнения, хотя это было не сравнить с тем полубессознательным состоянием, в котором я выступала в первый раз. Оркестр заиграл знакомое вступление, я высоко подняла голову. Свет газовых рожков всё ещё бил мне в глаза, мешая видеть, но я больше не втягивала голову в плечи, изображая гигантскую черепаху. Эх, жаль, в этом времени ещё нет видеокамер. Как бы я хотела знать, как выгляжу со стороны…

Я даже не поняла, что именно изменилось. В какой-то миг из тьмы за рампой до меня донёсся слаженный изумлённый вздох нескольких сотен зрителей, сидевших в зале. Затем мне бросилось в глаза побелевшее лицо дирижёра – мистер Скотт, не отрываясь, смотрел на меня такими глазами, словно видел зомби. Даже не поняв, что происходит, я продолжала вытягивать припев, когда меня внезапно с силой толкнули в спину. Пение резко оборвалось, превратившись в всхлип, и меня успела посетить удивлённая мысль – почему песня смолкла? Я просто не осознавала, что это был мой голос. Удар в спину был такой силы, что я не удержалась на ногах и полетела на пол. В следующую секунду с тихим шелестом что-то скользнуло сверху, меня обожгло дыханием холода, и я вскрикнула, когда одна из декораций – объёмная, изображавшая дворец царя Тесея на Пелопоннесе – придавила меня к полу, пребольно стукнув по рукам и спине. Конструкция была настолько тяжёлой, что я очень быстро убедилась, что без посторонней помощи мне не выбраться. Тогда я повернула голову и обнаружила, что по-прежнему находилась на сцене в одиночестве. В пределах видимости не было никого, кто мог бы меня толкнуть.

Раздались крики, на сцену вбежали какие-то люди и захлопотали вокруг меня, в зале зажёгся свет, громко причитала какая-то женщина… Декорацию с меня сняли усилиями нескольких человек, в числе которых были наши актёры – МакКинли, Карлтон и Мастерс, которые выбежали на сцену прямо в сценических костюмах и гриме. Хогарт выскочил следом и теперь громко извинялся перед зрителями за недоразумение и уверял их, что это лишь незначительная неприятность. Кто-то из рабочих, находившихся на колосниках и следивших за декорациями, громко клялся и божился, что это не его вина. Затем кто-то догадался закрыть занавес, отрезавший нас от зала, и продолжения представления зрители не видели.

Наконец я почувствовала свободу и с чьей-то помощью поднялась. Хогарт подбежал ко мне, громко вопрошая, цела ли я и не нужно ли позвать врача. Я же испытывала не столько боль, сколько огромное удивление, хотя тело после удара всё ещё ныло, да и синяки наверняка останутся. Потом показалась миссис Браун с завёрнутым в тряпку куском льда, который она всё старалась куда-нибудь ко мне приложить, а я вяло отмахивалась от её попыток и рассматривала двухсотфунтовую конструкцию, которая столь неудачно на меня обрушилась. Повезло, что я так удачно стояла, и зацепило меня только краем… Стой я немного дальше – и удара по голове было бы не избежать, и кто знает, чем это было бы для меня чревато…

МакКинли любезно протянул мне руку, за которую я с благодарностью ухватилась, и позволила увести себя со сцены. Я с трудом понимала, что происходит, и за кулисами даже не обратила никакого внимания ни на Гровера, уже вовсю громко скандалившего с Маргарет по поводу сорванного представления (почему-то он обвинял меня в неуклюжести, а Маргарет доказывала ему, что случившееся – не моя вина, а рабочих), ни на Сару, с наслаждением слушавшую их перепалку. Затем снова показался Хогарт, выслушал мои заверения в том, что я вполне жива и здорова, успокоился и объявил, что после антракта спектакль продолжится в обычном режиме. Мне же было позволено удалиться, а МакКинли дали поручение проводить меня до гримёрной. Тот без возражений довёл меня до нужной комнаты и перед уходом протянул фляжку, которую извлёк откуда-то из складок древнегреческой тоги.

– Для успокоения нервов и укрепления сил, – предложил он и подмигнул с заговорщицким видом.

Я не сдержала улыбки от этой простодушной заботы самого заядлого алкоголика в труппе, но покачала головой.

– Благодарю, нет.

– Ну, как знаешь, – пожал плечами он, приложился основательно к горлышку сам и удалился.

Медленно, стараясь не потревожить ушибленные руки и бок, я опустилась на стул перед туалетным столиком, а затем откинула вуаль той рукой, которая болела меньше, и посмотрела на себя в зеркале. Голову не задело, и на бледном лице не было никаких травм. Парик слегка сбился, и из-под рыжих волос теперь пробивались светлые вьющиеся прядки. Ярко-алая помада размазалась, придав мне определённое сходство с Джокером из фильмов про Бэтмена. Вид у моего отражения был малость обалдевший. Что же мне так не везёт? Теперь несчастный случай на сцене… Чёрт подери этих рабочих, которые закрепляют декорации чёрт знает как. Так ведь и прибьёт ненароком… Повезло ещё, что удар пришёлся на тело, а не на голову.

Однако минутку. А почему удар пришёлся не на неё? Да потому, что к моменту падения декорации я уже сама упала на сцену. Но почему? Что сбило меня с ног? На сцене никого не было и, следовательно, толкнуть меня никто не мог. Но удар в спину был. И единственное, чем это можно объяснить…

В дверь нетерпеливо пару раз стукнули. Прежде чем я успела хоть что-то ответить, она распахнулась, и на пороге возник Джеймс Блэквуд. По вечернему времени одет он был во фрак – просто загляденье. Не дожидаясь приглашения, он ворвался внутрь, и я, позабыв о боли в руке, торопливо вернула вуаль в её изначальное положение.

– Как вы себя чувствуете? – спросил он, останавливаясь прямо за спинкой моего стула. Джеймс передвигался странными резкими движениями, словно был глубоко взволнован. Чтобы видеть самого мага, а не его отражение, я постаралась развернуться к нему, но бок немедленно отозвался болью во всём теле, и я бросила эту попытку.

– Неплохо. Спасибо, – отозвалась я и, не удержавшись, поморщилась, что, разумеется, выдало меня с головой.

– Позвольте, я помогу вам, – с этими словами он таким же отрывистым движением наклонился и положил ладонь прямо мне на больной бок. Я шарахнулась в сторону – не от боли, больно как раз стало после моего резкого движения – а от неожиданности, но вторую руку Джеймс быстро положил мне на плечо, вынуждая сидеть на месте. Хватка у него внезапно оказалась сильная, так что пошевелиться я больше не могла. От этих прикосновений мне стало не по себе, несмотря на то что нас по-прежнему разделяло несколько слоёв одежды. Пока я пыталась дать какое-то определение охватившему меня смятению, я внезапно осознала, что боль уходит. Ещё секунд через пятнадцать от неё не осталось и следа, словно происшествие на сцене мне только приснилось. Вот только руки мага были самые настоящие и не позволяли отнестись к случившемуся как к дурному сну. Позабыв в тот момент об осторожности и о важности сохранения моего инкогнито, я подняла голову и встретилась взглядом с тёмно-зелёными глазами, которые в последний раз видела так близко во время нашего поцелуя, чувствуя, что просто теряю голову…

Так же стремительно, как он наклонился ко мне, Джеймс отпрянул.

– Ковен же сказал вам держаться подальше от происходящего, – как-то невпопад проговорил он, словно не сразу понял, что именно хотел сказать.

– Так это вы уронили на меня декорации? – так же невпопад удивилась я.

Он уязвлённо вскинул голову, и я поразилась, когда увидела, насколько здесь, в этом времени, он был ещё молод. Сейчас он чем-то напоминал мне Артура Рассела – такой же молодой и порывистый.

– Вообще-то я вас спас, – недовольно сообщил он с таким видом, словно сомневался в правильности своего поступка. – Декорацию на вас обрушил кто-то другой. Я успел заметить падение и вмешаться в самый последний момент.

– Вы оттолкнули меня, – поняла я. – Магией.

Он кивнул, и моё сердце взволнованно заколотилось. Он спас меня! Снова!

– Спасибо. Я вам очень признательна.

Джеймс прошёлся глазами по комнате и придвинул поближе стул, который до этого стоял у окна. Сел, и внимательно посмотрел на меня.

– Бетси, кто из театральных может быть к этому причастен?

– Кто-то из рабочих?

Я подумала, что декорация не могла упасть сама по себе. Я слабо представляла, как она может быть закреплена, но в любом случае пришлось бы что-нибудь подпилить, подрезать, чтобы сделать её неустойчивой.

Джеймс, однако, только покачал головой, когда я изложила свои соображения.

– Необязательно. Декорацию обрушили магией – мы все почувствовали магический всплеск в воздухе.

– Тогда почему вы думаете, что это был кто-то из театральных? – удивилась я, мельком отметив прозвучавшее «мы». Сколько же ещё магов ковена было среди зрителей? – В зале было полно народу. Кто угодно мог…

– Вспомните руны в гримёрной Маргарет Уилфред, – напомнил он. – Сначала они, а теперь нападение на вас. Оба события произошли в театре. Вы верите в совпадения, Бетси?

– Нет, – признала я, и неожиданно для себя улыбнулась.

– И я тоже, – согласился он. – Поклонников у Маргарет множество, и посторонних в театре хватает, но вряд ли они ходят через её гримёрную, как через проходной двор. Кто мог бы подкинуть ей эти руны в середине дня в гримёрную?

– Вы могли бы, – невинно напомнила я, воскресив в памяти обстоятельства той нашей встречи. Секунду Джеймс удивлённо смотрел на меня, а потом вдруг рассмеялся.

– Туше, – признал он. – Но смею вас заверить – я этого не делал. Не убивал Артура и не пытался убить вас.

– Я вам верю, – просто сказала я, отчаянно надеясь, что не смотрю на него глазами восхищённой дурочки. Даже в двадцать первом веке после того, как сорвалась засада в Эйлсфорде, я не смогла поверить в причастность Джеймса к убийствам, а уж сейчас – тем более. Затем я обратила внимание на ещё одну деталь. Оттого, что внезапно подтвердилась моя догадка, мне стало холодно, и волосы чуть не зашевелились на голове.

– Почему вы уверены, что меня пытались именно убить?

– Потому что эта конструкция весом в несколько десятков фунтов вполне могла размозжить вам голову, – сухо отозвался Блэквуд, и я поёжилась.

– Значит, по-вашему, корень зла находится в театре, – задумчиво резюмировала я, желая поскорее отвлечься от неприятных мыслей. – Но как его найти? Заставить вашего Рыцаря, отличающего правду от лжи, допросить каждого?

Джеймс покосился на меня с труднопередаваемым выражением лица, и я прикусила язык.

– Даже спрашивать не буду, откуда вам всё это известно, – вздохнул наконец он, и я перевела дух. – Нет. Появление Закери будет слишком привлекать к себе внимание. Я рассказал ковену о ваших догадках, – внезапно добавил он, и я нервно дёрнулась. – Мы посовещались и пришли к выводу, что если вы правы, то у колдуна должно быть что-то вроде убежища. Все эти ритуалы требуют подготовки, да и все составляющие – книгу заклинаний, жертвенные ножи, отвары – у себя дома на кухне хранить не будешь. После покушения на вас я склонен думать, что колдун мог обустроить это убежище здесь, в театре.

Я вспомнила холод, который почувствовала при падении декорации, подумав о чёрной магии.

– Но где он смог бы это провернуть? В гримёрных, да и прочих служебных помещениях бессмысленно – тем постоянно кто-то бывает. Никакой секретности…

Я осеклась, и пару секунд мы с Джеймсом смотрели друг на друга. Усилием воли я отогнала мысли о том, как же он мне всё-таки нравится, и сосредоточилась на деле.

– Подвал, – хором произнесли мы.

Он решительно поднялся.

– Я схожу за остальными, – решил Джеймс. – Не будем тратить время. Надеюсь, они не сильно расстроятся из-за того, что не досмотрят выступление до конца.

– Я пойду с вами, – это решение пришло мне в голову само собой. Блэквуд поджал губы, разом сделавшись похожим на Розмари.

– Вас сегодня уже чуть не убили, – ехидно напомнил он. – Вам этого показалось мало?

У меня на языке вертелось замечание, что мы с ним не впервые попадаем в опасные ситуации, и если сейчас он спас меня, то в прошлый раз я спасла его, но здесь это прозвучало бы сущей бессмыслицей.

– Если это и в самом деле кто-то из наших, – мельком я удивилась тому, как легко я назвала всех театральных «нашими» – когда это они успели стать для меня такими?.. – то сейчас все заняты на спектакле. Едва ли этот колдун прямо сейчас сидит в подвале и строит свои коварные планы.

Некоторое время Джеймс молчал.

– Будь по-вашему, – наконец принял решение он. – Тогда собирайтесь.