– Был заморожен два месяца назад? – Утес сделал гримасу, словно с круассаном, который он только что запихнул в рот, было что-то не так. – Ты шутишь?

– Не шучу, если верить Косе. – Фабиан встал и сжал бедра, пытаясь смягчить боль в копчике. Весь вчерашний день он считал, что это вполне приемлемая плата за то, чтобы показать Соне, что он действительно хочет ей помочь. Теперь он не был полностью уверен. Правда, жена, в конце концов, осталась довольна и даже угостила его пиццей в качестве благодарности за помощь, но за этим ничего не последовало.

– О’кей, объясните кто-нибудь, я совершенно ничего не понимаю. – Утес потянулся к хлебной корзинке с круассанами. Но Хуго Эльвин, как минимум такой же круглый, как Утес, хотя на две головы ниже коллеги, успел первым и отставил корзинку.

– Может быть, кто-то еще захочет.

– Извини, я думал, что все уже взяли. – Утес поднял руки в знак извинения.

– Так и есть. Но никто не съел столько, сколько ты, – сказал Эльвин и демонстративно взял один круассан, прежде чем поставить корзинку на место.

– О’кей, – сказал Утес, пытаясь игнорировать нападки. – Так на чем я остановился?

– На том, что ты ничего не понимаешь, – напомнил Эльвин, жуя круассан.

– Именно. Я хочу сказать, что Петер Брисе никак не мог быть мертв. Ведь он же, черт возьми, сам сидел за рулем. Или я совсем не прав?

– Нет, я тоже не знаю, – сказал криминалист Ингвар Муландер и покачал головой. – Должен сказать, что все это действительно крайне странно.

– Ой, это на тебя не похоже, Ингвар, – отозвалась Ирен Лилья, садясь за овальный стол для совещаний и вынимая из сумки папку с записями. – У тебя обычно всегда есть наготове хорошее объяснение.

– А где доказательства того, что за рулем не сидел другой человек? – спросил Фабиан, глядя в панорамное окно вниз на приземистые строения промзоны – северного въезда в Хельсингборг. Непостижимо уродливые ворота города, в целом такого красивого.

– Я связывался с водолазами. По их словам, когда они его нашли, он сидел на водительском сиденье, – сказал Муландер.

– К тому же на набережной было полно свидетелей, которые видели, как машина ушла под воду, – заметил Утес и отхлебнул дымящийся кофе. – И если верить им и полицейским, которые находились на месте, никто не всплыл на поверхность. Иными словами, в машине был не кто иной, как Петер Брисе.

– Значит, ты считаешь, что это всего лишь несчастный случай и что он был в живых не далее, как сегодня утром, когда машина попала в воду и утонула, – резюмировал Фабиан и понял, что тоже не может объяснить, как все это связано.

– Да, – Утес кивнул. – И если я не ошибаюсь, у него в крови было довольно много промилле. Не знаю, что вы считаете, но, по-моему, это вполне приемлемое объяснение. – Он взял еще один круассан, многозначительно улыбнувшись Эльвину. – И если бы мои слова сейчас слышал Коса, он наверняка бы привязал меня голым к тотемному столбу и содрал с меня кожу. – Утес оглядел своих коллег. – Я действительно не вижу никаких вариантов, кроме того, что Эйнар в виде исключения ошибся. – Он поднес чашку ко рту и выпил кофе.

В совещательной комнате воцарилась странная тишина. Если обычно коллеги приводили контраргументы и возражения, то сейчас все молчали. И не потому что были того же мнения. Скорее, наоборот. Никто из них не верил, что Коса ошибся, считая, что Петера Брисе заморозили больше двух месяцев назад. Даже сам Утес. И тем не менее, никто не выдвинул новую версию и не подал идею для размышления.

Фабиан нашел этому объяснение: вероятно, все испытывали то же самое, что и он сам. Они еще толком не проснулись после того, как непонятная поездка Брисе по городу со смертельным исходом подняла их с мягких постелей. Вместо того чтобы изо дня в день просто отсиживаться на работе, теперь им придется снова начать думать. Им надо будет подвергать сомнению, анализировать и рассматривать с разных сторон каждую маленькую зацепку.

Этот случай радикально отличается от рутинного дела, которое раскрывается одной левой с девяти до пяти. Все уже почувствовали, что впереди их ждут поздние вечера, плохой кофе и изредка ночевки на работе. Это щекотало нервы, поскольку в глубине души им этого не хватало, даже если они никогда в этом не признаются.

А тут еще розовый слон, сидящий на стуле Астрид Тувессон. Все обратили внимание, что стул пуст. И тем не менее, никто ничего не сказал, даже не намекнул. Не потому, что они не знали. Подчиненные были в курсе, что их начальница пьет и что после развода с Гуннаром осенью стало гораздо хуже. Она стала беспрерывно жевать жвачку и при любой возможности закрывать дверь в свой кабинет. А последнее время стала без конца брать больничные.

Но, вместо того чтобы обсудить это и, может быть, даже вызвать Тувессон на разговор, они делали вид, что проблемы не существует, надеясь, что все решится само собой. Кончилось тем, что они медленно, но верно стали все меньше считаться с ней. Если начальница была на месте, она, как обычно, руководила работой. Если нет, они помогали друг другу заполнить пустое пространство.

В группе не было явного лидера. На бумаге руководство перешло бы к Утесу, и иногда он делал слабые попытки взять штурвал в свои руки, хотя ни он сам, ни другие члены команды не воспринимали его попытки всерьез.

Пока что никаких особых проблем по работе не возникало, главным образом потому, что расследования, мягко говоря, носили элементарный характер. Но если Фабиан не ошибался в своих предчувствиях, скоро ситуация станет невыносимой.

В конце концов Лилья нарушила молчание.

– О’кей, пока мы еще с головой не погрузились в Брисе, хочу сказать, что у меня есть срочное дело. Ничего особенного, но поскольку последнее время у нас было не так много работы, я обещала встретиться с одной женщиной. В понедельник у нее пропал муж.

– Есть подозрения в преступлении? – спросил Эльвин.

– Это я и попытаюсь выяснить. Вероятно, найдется какая-то вполне естественная причина. Ее зовут Ильва Фриде́н, а его – Пер Кранс. Никто их случайно не знает?

Эльвин и остальные покачали головами.

– O’кей, тогда вопрос в том, как нам двигаться дальше, – сказал Фабиан, решив попытаться взять руководство в свои руки. – Она уже опоздала на пятнадцать минут. Никто не знает: Тувессон скоро будет?

Коллеги покачали головами и переглянулись, словно думали то же самое.

– Тогда предлагаю начать без нее. – Фабиан подошел к доске во всю стену и стер все – начиная от нарисованных Утесом человечков и напоминаний о том, чья очередь покупать хлеб к кофе-паузе, до результатов рождественской викторины пятимесячной давности. – Петер Брисе. Что мы знаем о нем помимо того, что он страшно разбогател на этой игре «Улитки-убийцы»?

– Он жил на Садовой улице. – Утес протянул фотопортрет Брисе Фабиану. – А его фирма, как там она называется?

– «Ка-Чинг», – ответил Муландер и покачал головой. – Мог бы придумать название получше.

– Точно. Насколько я знаю, фирма находится в Лунде.

– Я где-то читала, что только за последние полгода число сотрудников выросло в четыре раза, а в начале февраля оборот фирмы был уже равен предполагаемому годовому, – сказала Лилья. – И все за счет маленькой мобильной игры, которая не стоит больше семи крон.

– Которая к тому же страшно скучная, – добавил Муландер.

– Могу сказать, что она вызывает зависимость, перестать в нее играть невозможно.

– Поэтому я и пробовать боюсь, – сказал Утес. – Берит несколько раз пыталась бросить, но уже через несколько часов опять начинает нажимать на экран мобильного, пока на кончиках пальцев не появятся волдыри.

– Да, но почему это так здо́рово, выше моего понимания, – сказал Муландер.

– Но мы все не можем не согласиться с тем, что он сказочно богат, – сказал Эльвин и закатил глаза.

Фабиан мысленно поблагодарил Эльвина, рисуя символ доллара рядом с фотопортретом, на котором Брисе в белой рубашке, с бритой головой и в очках в черной оправе больше напоминал заправского капиталиста, чем компьютерного фаната. – Что еще? У него была семья? Он был женат? Братья, сестры и так далее.

– Не женат, единственный ребенок в семье и, если хотите знать мое мнение, голубой, – сказала Лилья.

– Откуда ты это знаешь? Он о чем-то открыто заявлял?

– Нет, но достаточно сыграть в его игру. Там сколько угодно намеков. Вы бы только видели этих розовых улиток на 33-й дорожке. – Лилья покачала головой.

– Именно, – подтвердил Утес.

– Вот оно что. Значит, ты все же играешь, – Лилья улыбнулась.

– Подождите. – Эльвин откинулся на стуле – одном из двух, которые были приспособлены к его больной спине и, по слухам, обошлись налогоплательщикам в пятизначную сумму. – Вам это не напоминает Юхана Хале́на? Ну, тот, который с год назад отравился газом в своем гараже.

– Ты имеешь в виду сына судовладельца? – спросил Утес. – Того, кто жил рядом с портом в Викене в нескольких шагах от меня. Настоящий дом мечты.

Эльвин кивнул.

– А ты что скажешь. Ингвар? Ты ведь тоже участвовал в расследовании, которое я вел?

– Хватит напоминаний. – Муландер пожал плечами. – Я только помню, что мы так и не нашли потайную комнату секса, которая якобы находилась у него в подвале.

– Что еще за комната секса? – спросил Фабиан.

– Вероятно, это всего лишь слухи, – ответил Эльвин. – Во всяком случае, если верить здешнему эксперту, который не смог ее найти.

– Что ты хочешь этим сказать? – Муландер с возмущением посмотрел на Эльвина.

– Только то, что даже лучшие иногда ошибаются. – Эльвин одарил Муландера улыбкой. – Я хочу сказать, что Хален, как и Брисе, был состоятельным человеком. К тому же оба единственные дети в семье и не женаты.

– О’кей, но если верить Косе, Брисе не лишал себя жизни, – заметил Фабиан.

– Не скажи, – отозвался Утес. – Кто знает, он же вполне мог заморозить самого себя два месяца тому назад и вести машину в виде привидения. – Он засмеялся и покачал головой.

– Ты действительно так уверен, что Коса ошибается? – спросила Лилья.

– Нет, я ни в чем не уверен. Но… – Утес вздохнул. – О’кей, не хочу быть занудой. Давайте считать, что Коса прав и что Брисе убили больше двух месяцев назад. Наверняка найдется столько же мотивов, сколько миллионов на его банковском счете. Но зачем, скажите на милость, держать его замороженным несколько недель, чтобы потом сбросить в воду на глазах у множества свидетелей?

Вопрос остался без ответа, и опять наступила тишина, на этот раз настолько плотная, что шум вентиляции звучал как отдаленный автопоезд на холостом ходу.

Как и все остальные, Фабиан изо всех сил пытался различить какую-то логику в этой странной истории. Но все казалось таким же непостижимым, как кубик Рубика, на котором кто-то упорно поворачивает цветные грани.