6. В Цензе

Комната маленькая и прямоугольная. Промозглая и незнакомая. Камера – не комната. Вся обстановка – небольшой унитаз в углу и стальная раковина. Напротив меня железная дверь. Во рту странный металлический привкус. Спина ноет. Стоит пошевелиться, как у меня вырывается стон – от холода и неподвижности застыли мышцы. Я словно в могиле. Тянусь за мечом, но он исчез, как и форма. На мне плотная полуночно-синяя сорочка с длинными рукавами и свободные брюки того же цвета с эластичным поясом. Я лежу, свернувшись в комочек.

Вытягиваю ноги. Ступни голые, пол ледяной. По ноге, выходя снизу штанины, спускается длинная трубка. Она крепится к мочеприемнику, почти полному. Сколько я здесь торчу?

Вытаскиваю катетер и отбрасываю его в сторону. Под рукавом на правой руке скрывается внутривенное устройство. Скорее всего, накачивает меня лекарствами и физраствором. Не знаю, чем именно, но хочу от него избавиться. Дергаю за него, а оно колется, пока я тяну за трубку. Желудок урчит, будто переваривает сам себя. Ни разу в жизни не испытывала подобного голода.

Пытаюсь встать. Вытягиваю руки и морщусь, а потом трогаю то место, куда попал дротик. Оно все еще болит. Поднимаю рубашку и рассматриваю большущий синяк над сердцем: черный и отвратительный, однако кое-где уже желтеющий. Застарелый синяк. Выходит, без сознания я давно?

На панели возле двери есть идентификационный сканер. Смотрю на руку: моя метка не подает признаков жизни. Однако я все равно пытаюсь ее просканировать. Мне отчаянно хочется отсюда выбраться – начинает душить клаустрофобия. По руке пробегает голубой луч. Дверь не открывается. Колочу в нее и до хрипоты зову на помощь, но никто так и не приходит.

Голые ноги мерзнут на ледяном полу. Я дрожу. Прячу руки под мышками и подпрыгиваю, пытаясь согреться. Потом изображаю в своей темной камере бой на мечах. Когда устаю, опять сворачиваюсь клубком и жду. Иногда за дверью раздаются шаги, и я тут же настораживаюсь, но они каждый раз проходят мимо. В какой-то момент снова засыпаю, а просыпаюсь уже не в одиночестве. По коже бегут мурашки.

– Интересно, что тебе снится? – произносит хриплый голос цензора. – Щеночки?

Он сидит на металлическом стуле. Длинные ноги вытянуты вперед, руки покоятся на бедрах. Воротничок щегольской белой сорочки расстегнут. На шее красные воспаленные полосы. Жесткая улыбка призвана меня запугать, и это работает.

Сажусь и прислоняюсь к стене. Протираю сонные глаза и киваю:

– Бывает, мне снится радуга. Щеночки и радуга. Вам, наверное, тоже. Где я?

Агент ухмыляется.

– А ты крепко спишь. Я даже решил, что ты притворяешься.

– Это все транквилизаторы, – говорю я, пожимая плечами. – Такое ощущение, что мы под землей.

Он склоняет голову набок.

– Так и есть. Ты мой почетный гость в Цензе.

Он снимает перчатки, по очереди вытягивает черные кожаные пальцы, разглаживая морщины. На левой руке золотым венцом сияет метка. Нимб Удела Добродетели. Золотые метки бывают у перворожденных или же у не прошедших обработку, серебряными они становятся только после Перехода. Этому типу примерно двадцать пять, так что последний вариант отметается.

Я удивленно распахиваю глаза. При всем моем богатом воображении, не могу представить, почему он сейчас не в столице, в поместье, набитом второрожденными слугами. Большинство перворожденных обладателей меток Удела Добродетели – элита. По меньшей мере работают судьями, правоведами, принадлежат к правящему духовенству, занимаются политикой или снабжением. В доминионе Добродетели живут множество перворожденных и второрожденных, которым суждено служить правящему классу, но они не носят метки этого Удела. У них знаки Камней или Мечей – других Уделов.

Моя семья принадлежит к аристократии Мечей. Они равны первенцам Удела Добродетели, но лишь потому, что мать из Просветленных. Другие перворожденные Мечи по статусу ниже перворожденных Добродетели. Не могу представить, каким образом такой человек попал в цензоры. В основном оперативники Ценза, конечно, первенцы, однако они из младших Уделов – Удела Атомов, касты ученых, или Удела Морей, жителей рыбацких деревень. Как известно, они ни по достатку, ни по статусу не равны перворожденному Добродетели.

– Как мне вас называть? – интересуюсь я, стараясь держаться невозмутимо.

– Виноват – не представился раньше! Агент Кипсон Кроу, перворожденный Удела Добродетели. Я из Милосердия.

Столица Добродетели – Непорочность. Милосердие – его побратим, где расположены самые большие поместья.

– И что вы здесь делаете, агент Кроу? Разве вы не должны жить в столице, принимать новые законы для второрожденных и богатеть?

Агент Кроу растягивает губы в улыбке, и угольно-черные линии у его глаз изгибаются.

– Оказывается, принимать законы не так интересно, как следить за их исполнением.

– Что вам от меня нужно, агент Кроу?

– Зови меня Кипсон. А тебя как прикажешь называть?

– Просто моим именем.

– Это каким же?

– Вы знаете, что меня зовут Розель Сен-Сисмод.

– Неужели? Я все еще пытаюсь выяснить, кто ты такая.

– Ничего подобного.

– Намекаешь, что я вру? – Его голос звучит скорее недоверчиво, чем возмущенно.

– Вы верите, что я Розель Сен-Сисмод. Так что же вам от меня так нужно, что пришлось держать взаперти?

– Возможно, хочу узнать тебя получше?

– Зачем? Я второрожденная. Вы – первенец. Нет никакого смысла.

– Ты меня интригуешь.

– Как это?

– Розель, которую я видел на экране, казалась маленьким роботом с виртуальным доступом, – отвечает Кроу.

Он имеет в виду беспилотники с камерами, что неотступно сопровождали меня большую часть жизни, транслируя потоковое видео на каналы доступа. Мне предоставляли несколько часов уединения в день, но в основном моя жизнь была открытой книгой, которую нередко изучали вуайеристы с садистскими наклонностями вроде агента Кипсона Кроу.

– Думал, я ее знаю, но ты – точно не она. Розель бы никогда на меня не набросилась. Она бы подчинилась старшему по званию.

– Вы выстрелили мне прямо в сердце. В упор. Некоторые инстинкты невозможно подавить. Например, инстинкт выживания.

– Какие опасные вещи ты говоришь. Звучит как измена, – с леденящим душу весельем заявляет Кроу.

– Почему вы на базе Мечей, агент Кроу? Вы ведь не просто так здесь оказались? Это место не для вас. То есть работа в Цензе идеально вам подходит, но не эти подвалы. Это ниже вашего достоинства. – Я внимательно наблюдаю за лицом Кроу, стараясь уловить скрытые подсказки, как учил делать Дюна при допросе противника. Агент Кроу почти не выдает себя, только в глазах неуловимо мелькает какая-то тень. – Вы здесь не по своей воле. Вы наслаждаетесь своим амплуа охотника, но… вам пришлось пойти на это, потому что… – вслух размышляю я. Кроу косится на свою метку. – Потому что ваша метка не всегда была золотой. Раньше она была серебряной. Вы из второрожденных. – Мое сердце колотится, как у испуганного кролика.

– У меня была старшая сестра. Она умерла, – без капли раскаянья заявляет Кроу.

– Что с ней произошло?

– Несчастный случай. Понимаешь ли, в отличие от меня, Саба не умела плавать. Никто не научил бедную овечку – ведь она была перворожденной. Родители так тряслись над ней, все переживали, как бы она не поранилась. Одним прекрасным утром ее нашли плавающей лицом вниз в утином пруду.

Он убил ее – это видно по его глазам. Я уж думала, что он не может напугать меня сильнее, но я пугаюсь.

– Какое несчастье. И тогда ваши родители…

– Решили, что какое-то время мне лучше реализовать себя где-нибудь подальше, за пределами Удела Добродетели.

То есть они не могли обвинить убийцу, потому что тот стал их единственным наследником. Либо род продолжит Кипсон Кроу, либо кровная линия зачахнет. Собственность и активы родителей будут перераспределены, а им самим назначено скромное содержание. Возможно, их бы даже переселили в Удел Солнца или Удел Камня – без наследника или разрешения и возможности завести нового, им не позволили бы остаться в Уделе Добродетели.

– И как же, по их мнению, вы должны себя реализовать?

– О, у меня много интересов. Один из них – охота на третьерожденных. Другой – пытки, но ты уже и так догадалась. Это написано у тебя в глазах, таких синих, таких огромных. Ты ведь все видишь, правда? Ты сразу признала меня своим господином и напугалась, потому и отреагировала соответственно.

– Вижу, – бормочу я.

Но я его не только вижу, но и чувствую. Весь его облик кричит о жестокости. Она тянется ко мне ледяными пальцами и холодит до мозга костей.

– Родители хотели, чтобы я избавился от этих наклонностей, особенно до того, как женюсь и возглавлю семью. Но у меня есть небольшой секрет. – Агент Кроу наклоняется ближе и шепчет: – Сомневаюсь, что мне когда-нибудь наскучит наслаждаться болью.

Он встает, медленно снимает плащ и бросает его на спинку стула. Расстегивает одну за другой золотые запонки в форме нимба, убирает их в карман брюк, а потом закатывает рукава. Кладет руки на пряжку ремня, с мучительной неспешностью расстегивает ее и резко вытягивает ремень из петель. Тот же самый ремень, которым я его душила.

Поднимаюсь, расставляя ноги на ширину плеч. Руки принимают оборонительную позицию. А вот страх контролировать сложнее.

– Я не дам себя пытать, агент Кроу. Мы же знаем, что у вас нет причин. Моя личность уже не ставится под сомнение, и это не допрос.

– Ты напала на меня. Подобная агрессия подозрительна. Солдаты видели твою реакцию на укол транквилизатора – это обычная процедура, когда невозможно проверить человека. Что и дает мне основания продолжать допрос.

– Вы можете установить, кто я, просто взяв образец волоса, – отвечаю я и отодвигаюсь, потому что Кроу тем временем пытается приблизиться.

– Предпочитаю взять образец крови.

Жду, что он предпримет. Кроу наматывает один конец ремня на кулак, отводит руку назад, бросает вперед и попадает по моему предплечью, поднятому в защитном блоке. Плотная ткань рукава смягчает удар, но отметины останутся. Впрочем, боль я едва замечаю. Дав ремню обвить мою руку, хватаюсь за него второй рукой, не давая противнику дернуть его обратно, и тяну к себе.

Босой ногой пинаю Кроу в живот так сильно, как только могу, вырывая ремень. Агент отлетает назад с гримасой боли и удивления на лице. Я не жду, пока он придет в себя. Когда Кроу складывается пополам, наношу удар ногой в челюсть. Агент спотыкается, а я с разворота бью его в голову. Он качается из стороны в сторону.

Дверь камеры открывается. Покосившись в ту сторону, вижу женщину в гражданской одежде в сопровождении еще одного оперативника Ценза, облаченного в черный кожаный плащ, такой же, как у Кроу. За ними следует несколько второрожденных солдат, некоторых я узнаю – видела их в Горне на обломках крушения после вражеской атаки. Среди прибывших выделяется хмурый Хоторн – он выше всех почти на голову.

– Я допрашиваю задержанную! – орет на незваных гостей Кроу, вытирая рукавом окровавленный рот, и громко щелкает ремнем.

– Похоже, без подмоги вам не справиться, – парирует Хоторн, показывая на наливающийся красный след на щеке агента.

– Прости, что прервали, старик, – перебивает Хоторна незнакомый цензор, – но, похоже, личность задержанной больше не вызывает сомнений. Образец волос, взятый по приезде, подтвержден. Это Розель Сен-Сисмод, вторая дочь Верховного Меча. – Он поднимает руку, показывая голографический чип, сверкающий в тусклом свете. – Я принес новую метку.

Кроу закипает от ярости. Его светлые волосы спутанными прядями спадают на лоб.

– Я не передавал образец волос на анализ, агент Лосиф. Каким образом его подтвердили?

Агент Лосиф переминается с ноги на ногу.

– Это Луна Агнес, – он указывает на привлекательную женщину. – Она второрожденный адвокат, приписанный к армии. Агнес подала ходатайство об освобождении второрожденной Сен-Сисмод.

Кроу с прищуром смотрит на соблазнительную рыжую леди.

– Здесь ее полномочия недействительны. – Он берет себя в руки и снова начинает вести себя холодно и расчетливо.

Я все еще стою в оборонительной позиции: Кроу непредсказуем, ведь он считает, что обладает абсолютной властью.

Агнес расправляет плечи, демонстрируя браслет с блестящим синим дисплеем. Она взмахивает им в сторону Кроу.

– Не хочется вас прерывать, однако пришло распоряжение транспортировать второрожденную Сен-Сисмод для дачи показаний. Также ей предстоит пресс-конференция, где она обратится ко всей Республике.

– Чье распоряжение? – рявкает Кроу.

– Просветленного Боуи. По его прямому указанию, второрожденная Сен-Сисмод должна дать интервью о нападении на ее доминион. Пересылаю вам подтверждение, – Агнес нажимает на дисплей браслета. Голубая подсветка падает на лицо агента Кроу. Он кладет свой ремень на металлический стул. Стучит по экрану коммуникатора, прокручивает послание от Агнес.

– Задержанная дала повод подозревать, что связана с предателями Республики. Допрос проводится с целью выяснения ее причастности к атаке на Удел Мечей.

– Неужели вы и правда хотите огорчить Просветленного Боуи? – удивляется Агнес, и ее вздернутая бровь прячется под рыжей челкой.

– Рискну, пожалуй, – сердито бурчит Кроу.

– Мы забираем задержанную согласно полученному приказу, – наставляя на Кроу винтовку, сообщает Хоторн. – Отойдите от девушки.

Гилад тоже поднимает оружие, двое других бойцов следуют его примеру.

Агент Кроу награждает Хоторна ледяным взглядом.

– Это же ты привез ее на базу. Разве сейчас ты не должен спасать своих собратьев из-под обломков рухнувшего города? А еще лучше, искать виновников. Необходимо выяснить, что она знает о нападении. Эта информация может быть полезна твоим второрожденным командирам. Я поделюсь данными, а вы заработаете «заслуги».

Боюсь даже дышать. Если они соблазнятся подкупом Кроу, мне больше никто не поможет. Но Хоторн не опускает оружия, а смотрит на меня.

– Розель Сен-Сисмод, приказываю вам идти с нами.

Я осторожно двигаюсь к Хоторну и двери, но успеваю сделать лишь шаг.

– Стоять! – рявкает Кроу.

Я замираю.

– Она не выйдет отсюда без метки. Ставить ее должны только мы. – Он подходит ко второму агенту и протягивает раскрытую ладонь. Лосиф бросает на нее блестящий голографический квадратик. Кроу сжимает метку в кулаке и демонстрирует вторую руку с имплантатором, который используется для введения чипов.

У меня по коже бегут мурашки.

Кроу открывает разъем прибора и вставляет метку внутрь. Раздается щелчок, и я вздрагиваю. Кроу заглядывает мне в лицо. В его взгляде бушует океан эмоций: злость, похоть, агрессия. Пытаюсь подавить дрожь…

Кроу берет меня за руку, потирая кожу между большим и указательным пальцами.

– Да у тебя здесь родинка, – замечает он.

Прикладывает инструмент рядом с родинкой и нажимает кнопку. Наконечник выбрасывает мне на кожу облачко белого дыма, чувствительность сразу притупляется. Тонкий лазерный луч делает надрез. Я прикусываю губу – жжется! Но боль вполне терпимая.

Поднимаются завитки пара. Агент Кроу глубоко втягивает в себя воздух, наблюдая за мной. Лазер гаснет; из цилиндрического корпуса инструмента показываются небольшие лапки. Они раздвигают разрезанную плоть, и внутрь ныряет стальной щуп. Он извлекает испорченный чип, покрытый кровью, и бросает его на пол. Потом ныряет обратно в инструмент, возвращается с новым идентификатором и водружает его на место.

Новая метка фиксируется в мышце, и я немного прикрываю веки: больно. Кроу наблюдает, смакуя мои страдания. Лапки и зажим снова втягиваются в имплантатор. Красный лазер закрывает разрез, оставляя за собой розовый пульсирующий шрам.

Кроу подносит мою руку к губам и целует бороздку. Я пытаюсь вырваться, но он держит крепко.

– Я буду мечтать о тебе, Розель, – обещает он.

У меня в жилах стынет кровь.

Моя новая метка в форме меча впервые светится. Она больше не золотая – серебряная, а значит, отныне я обработанная второрожденная, совершившая Переход. Агент Кроу ухмыляется, а я вырываю у него руку и направляюсь к двери. Меня сразу окружают Хоторн, Гилад и остальные солдаты.

Кроу поворачивается к Хоторну:

– Никогда не забываю ни лиц, ни оскорблений, – заявляет он.

– Я тоже, – парирует Хоторн, а ствол его винтовки все еще целится в агента.

Первыми выходят Лосиф и женщина с меткой в виде луны. Солдаты из отряда Хоторна выводят меня, сам он не опускает оружия до самого выхода из камеры, потом поворачивается и смотрит мне в глаза.

– Шевелись, – приказывает он с самым мрачным видом.