33

Мы сидели в маленькой камере площадью, может, шесть квадратных метров. Я, Белет и… Азазель. Последний был с жутким похмельем. Он лежал на узкой скамейке, из-за чего нам с Белетом пришлось сидеть вплотную друг к другу. Ну, что же… мне пришлось. Красивый дьявол был в восторге от этой ситуации.

У нас отобрали ключи, чтобы мы не попытались сбежать при любом удобном случае. Я со злостью сорвала очередную розочку со своего платья и швырнула ее в противоположную стену. Уже несколько часов я развлекалась этим чрезвычайно интеллектуальным занятием.

Я посмотрела на лежавшего без сил Азазеля.

– Откуда у тебя похмелье? – спросила я. – Ты же дьявол. У тебя не должно быть похмелья.

– Это не похмелье, вызванное алкоголем, – буркнул он, прикрывая глаза, как примадонна. – Это похмелье моральное и эмоциональное. Клеопатра всю ночь танцевала с Цезарем. Кажется, он снова ей нравится.

– Ну, знаешь… они были женаты.

– Ну и что с того? – проворчал он. – А мы были любовниками. Нас связывала дикая страсть.

Я представила себе это и тут же пожалела.

Взглянула на Белета, который снова косился на мой вырез. Он снял пиджак, расстегнул еще несколько пуговиц на рубашке. Выглядел он чрезвычайно притягательно.

– Я вообще не понимаю, почему меня тут тоже закрыли! – воскликнул Азазель. – Я ведь ничего не сделал! А меня заперли с этими дегенератами, которые вламываются в тайные покои Сатаны. Что я делаю в такой компании?!

Мы с Белетом переглянулись. Азазель смог все это себе внушить. Даже невиновность…

– Ты посадил Наполеона в вазу, – заметил мой красавец дьявол.

– А потом подрался с Цезарем, – добавила я.

– В разгар драки вы упали на оркестр, – пробормотал Белет.

– А бедный Майкл Джексон, пытаясь убежать от вас, выпал из окна, – сказала я.

– И упал в фонтан, – добавил он.

– В котором Люцифер держит декоративных пираний, – рассмеялась я.

– Кроме того, во время суматохи, когда ты бросил Цезаря в стену, то попал в зеркало.

– Которое упало на Эрнесто Гевару и Боба Марли, – уточнила я.

– И они облили царицу Екатерину шампанским.

– А у нее было дорогое платье.

Белет повернулся к Азазелю и сказал:

– Я подозреваю, что привлекли тебя как раз за это платье. В конце концов, понимаешь, оно было оторочено соболем и расшито бриллиантами…

– Конечно, смейтесь надо мной, – проворчал Азазель, садясь на скамье. – А Цезаря почему-то не привлекли.

– Ты же знаешь… Цезарь, в отличие от тебя, Люциферу нравится, – сухо заметила я.

– Сразу видно, насколько в Аду процветает коррупция! Сплошное кумовство, – воскликнул он. – Если бы я был тут Сатаной…

Металлическая дверь отворилась. На пороге стоял Люцифер.

– Но Сатана здесь не ты, – злобно процедил он.

Азазель поднялся и встал напротив него.

– Я требую предъявить нам обвинения. Не знаю, что я вообще тут делаю!

– Обвинения будут предъявлены вам в пятницу на суде, – ответил Люцифер. – До тех пор вам строго запрещено покидать Ад. Впрочем, ключей вы все равно не получите.

– Что? – Я даже поднялась. – Как это? Мы не можем вернуться на Землю? Я должна!

– Я предупреждал тебя, Виктория. Теперь уже слишком поздно, – сказал Люцифер и ушел, оставив дверь открытой.

Азазель потянулся:

– Ну что ж… В таком случае надо повеселиться. У нас есть несколько дней свободы.

– Конечно… радуйся, – буркнул Белет. – Это не тебя осудят за проникновение в покои Люцифера.

– Я знаю. – Лицо Азазеля озарила улыбка. – И это во всем этом самое прекрасное!

Я без слов вышла, оставляя их одних. Камера была там, где я и думала, – в огромных подземельях Люцифера. Демон, ожидавший меня у двери, провел меня по лабиринту белых коридоров. Из резиденции Сатаны я вышла через запасной выход.

Приближался закат. Красный диск был уже совсем низко. Мы сидели взаперти гораздо дольше, чем я думала, – почти целый день. Наверняка Люцифер хотел нас этим сломить.

Уже давно сняв туфли, я шла босиком через площадь, неся их в руках. Платье волочилось по земле с тихим шелестом. Нагретая солнцем мостовая приятно согревала ноги, промерзшие во влажной темной камере.

Я прошла по длинной подъездной дороге и вышла через приоткрытые ворота. Передо мной была широкая набережная, за которой располагался спуск на пляж. Крик чаек и блеск волн притягивали меня.

Даже не оглядываясь по сторонам, я пересекла улицу. Была середина дня, поэтому движение было довольно плотным. Может, адские водители и всадники привыкли к пешеходам с отсутствующим выражением лица, потому что меня никто не переехал.

Впрочем, я все равно не могла умереть дважды. Белет уже успел вбить мне это в голову.

Я села на низкую стену, отделяющую тротуар от пляжа, и погрузила ноги в песок. Песчинки скользили между пальцев. Я вздохнула. Запертая в Аду на целую неделю. Снова не пойду на учебу… хотя, честно говоря, это меня совсем не волновало.

Загоравшие люди медленно собирали свои вещи. Солнце уже начало опускаться в море.

Будет ли кто-нибудь меня искать?

Безусловно, Марек… Мне нужно попробовать дозвониться до него. Правда, здесь нет связи, но Белет что-нибудь придумает.

Хм… Зуза? Нет, она не будет меня искать, она ведь улетела вчера, у нее в семь вечера был самолет в Египет.

Ее сестра нашла какую-то супергорящую путевку. У них обеих иногда появлялись подобные безумные идеи. Они могли собраться и в тот же день улететь на другой конец света. Зуза оформила себе липовый больничный, чтобы не ходить на учебу, и наверняка сейчас катается на верблюде по пустыне.

Несколько дней назад я помогала ей собираться. Зуза выложила все содержимое своего шкафа на кровать и пыталась выбрать, что взять.

– Кинешь это в чемодан? – попросила она, протягивая мне три блузки. – Куда-нибудь. Все равно помнутся. В общем, я хочу взять все, что в путеводителе отметили как необходимое. – Она указала на потрепанную книжечку, на которой стояла кружка с кофе.

Я послушно подошла к огромному чемодану на колесиках, который открытым лежал на полу у двери. Пока что Зуза упаковала в него две бутылки минеральной воды, одну пол-литровую бутылку горькой желудочной водки и пачку прокладок.

Я громко рассмеялась.

– Значит, самое необходимое для женщины в Египте, согласно новейшим путеводителям, это вода, водка и прокладки?

– Вода – потому что надо много пить. Водка для дезинфекции, там грязная еда. Наш пищеварительный тракт не переносит их бактерий. А прокладки ясно зачем… – прокричала она из другой комнаты.

– Ты, Зуза… возьми меня как-нибудь с собой, – сказала я тогда. – Ваши с сестрой поездки наверняка проходят интересно.

Я вздохнула, глядя на красное солнце. Когда я снова увижу Зузу? Я заперта здесь до самой пятницы. До самой, черт побери, пятницы…

А Петруша? Интересно, он обо мне думает? Матерь божья, мы же целовались. Снова. И даже больше, чем просто целовались. Только бы он не придумал какие-нибудь глупости о моей связи с Белетом…

Словно призванный моими мыслями, дьявол сел рядом со мной. Его пиджак куда-то исчез. Рукава рубашки были закатаны до локтей.

– Что делаешь? – спросил он.

– Дышу воздухом. У меня такое чувство, что это единственное, что получается у меня в последнее время…

Его губа кровоточила. Красная капля упала на белоснежный воротник. На моих глазах еще одна потекла назад, возвращаясь к небольшой ранке, которая тут же зажила. Припухлость мгновенно исчезла. От разбитой губы не осталось и следа, кроме одной капли крови на рубашке.

– А ты чем занимался?

– Объяснял Азазелю, что нехорошо смеяться над другими.

– Ага…

Мы сидели молча. Чайки кричали над нашими головами. Недалеко от нас полуголые люди шли к выходу с пляжа.

– Не переживай. – Белет взял меня за руку и переплел наши пальцы. – Посмотри на них. Будь такой же, как они. Радостной, беззаботной…

– Мертвой, – закончила я за него.

Он посмотрел на меня и убрал волосы мне за ухо.

– Да, дорогая. Мертвой… Я не знаю, что решат на суде, – вздохнул он. – Мы должны быть готовыми ко всему. Тебе наконец придется научиться быть мертвой.

Я грустно кивнула:

– Но, Белет… мне хотелось бы попрощаться с ними.

– Мы попытаемся это сделать. – Он обнял меня и поцеловал в лоб. – Попробуем перед процессом. Потом это может быть труднее…

– Тогда, в покоях Люцифера, ты сказал, что вернуть тело можно и другим способом, – напомнила я. – Каким?

Белет поморщился.

– Это довольно простой процесс, но сделать это могут только дьяволы. Не дьяволицы. Кроме того, есть определенные… неприятные побочные эффекты. Ну, и нужно иметь ключ.

У нас не было ключей. Их отобрали. Возможно, навсегда. Жаль, что я не спросила его об этом раньше. Хотя тогда он бы все равно не рассказал мне, потому что боялся бы, что я попросту исчезну.

– Все так быстро закончилось, – пробормотала я. – Так неожиданно.

– Да… Я тоже не думал, что Люцифер ворвется в свои покои. Интересно, как он узнал, что мы там?

– Не знаю, – тяжело вздохнула я.

Я задумалась о том, что теперь будет с нами. А мои отношения с Петрушей только начали многообещающе развиваться. Черт побери…

– Вы выглядите как кучка горя, – проскрипел какой-то голос рядом с нами.

Мы повернулись к старушке Анне Ковальской, которая как раз поднималась по ступенькам с пляжа.

– Загораете? – удивился Белет.

– Конечно, – с достоинством ответила она.

Этому слегка противоречила ее одежда. На ней был какой-то старинный купальный костюм со штанами до колен и рукавами. И он был розовым… Он ассоциировался у меня с мусульманками, купающимися на общественных пляжах и бассейнах в буркини, то есть сочетании бурки и бикини. Этот костюм закрывает все тело, кроме рук, стоп и лица, и все же каким-то образом в нем можно плавать. Женщина, плавающая в бассейне в брюках, блузке с рукавами и платке на голове, – это действительно необычное зрелище.

Анна Ковальская тоже повязала на голову цветастый платок, но не думаю, что она тайно симпатизирует исламу. Просто для мохерового беретика стояла слишком теплая погода. В руках она держала маленький раскладной шезлонг.

– Кроме того, я раздаю листовки. – Она протянула нам одну.

На листовке в глаза сразу бросалась красная надпись «НЕТ наготе!».

Обожаю эту женщину.

– Ну и безнравственность тут некоторые разводят. Сидят голые на пляже либо в этих ужасных нарядах. Стринги! Тьфу! – крикнула она проходящей мимо блондинке, которая покачивала попой именно в таких трусах.

Девушка смерила ее злобным взглядом и, как ни в чем не бывало, пошла дальше.

– Это ведь даже одеждой назвать нельзя, – продолжала спорить старушка. – Кроме того, кто это вообще выдумал? Один шнурок! Они ведь жмут! И натирают геморрой!

Я посмотрела на блондинку, которая отошла от нас на приличное расстояние.

– Я должна всучить ей листовку. Она не знает, что делает. До свидания, дети, – сказала она и побежала за девушкой.

– Натирает геморрой? – медленно сказал Белет. – Откуда она об этом знает?

– Поверь мне, ты не хочешь этого знать…