Уже целую неделю Андрюша и Майка собирались сходить на завод, который находился от их дома за три километра, но всё никак не могли выбрать время: то Майка по хозяйству была занята — ходила на рынок, стирала бельё, то Андрюша читал книжку или ему просто не хотелось куда-то тащиться по жаре.

Но вот сегодня за завтраком Майка прямо заявила, что хочет Андрюша или нет, а она обязательно пойдёт на завод.

— Так и пойдёшь без меня? — спросил Андрюша. — А вдруг кто тронет?

— Никто не тронет, — уверенно ответила Майка. — А если надо будет, и без защитника обойдусь.

Андрюша задумался: идти или нет? На заводе он всегда успеет побывать — это факт, но вот если Майка одна уйдёт — ему будет скучно. А потом, они всё делали вместе: и мыли полы (Андрюша таскал воду), и чистили картошку, и ходили в магазин. И уж раз всегда вместе, так и сегодня вместе.

И они пошли…

Андрюша очень любил у себя во дворе, в Москве, устраивать с ребятами разные атаки, бои с саблями и гранатами из бумажных кульков с песком. После этих боёв он всегда приходил домой разгорячённый и радостный. Это было очень интересно — фехтовать длинными саблями и протыкать картонный щит противника. А ещё можно было брать противника в плен: заломить ему руки и отвести под охраной в сарай.

Настоящую войну Андрюша никогда не видел, кроме как в кино. Да и в кино, когда ему было особенно страшно, он всегда уговаривал себя, что это-де кино и все артисты живы останутся.

А сегодня войну он увидел воочию, без деревянных сабель и картонных щитов.

Они шли мимо цехов с обрушенными крышами и скрюченными железными балками.

И кирпичи, и бетон, и железные балки — всё это было так перемешано, нагромождено друг на друга, что трудно было определить, откуда лучше всего начинать разборку.

Длинные цехи стояли, как скелеты, продуваемые насквозь горячим ветерком. Издали они казались заброшенными.

Но это только издали.

Снаружи и внутри кипела работа.

Тяжёлый экскаватор, как какое-то доисторическое животное, зубастой пастью вгрызался в землю, выбрасывал её и снова, угрюмо помахивая нижней челюстью, тянулся к земле.

В кабине экскаватора сидел молодой человек с чумазым лицом. Он ловко орудовал рычагами и педалями, ни на минуту не задерживая в воздухе пустого ковша.

Машина дико скрежетала, звенела, будто сопротивлялась человеку, но малейшее прикосновение руки к рычажкам — и она уже быстро поворачивалась вокруг себя или легко бороздила землю.

Вокруг грохочущих бетономешалок, похожих на огромные вертящиеся глобусы, густым облаком плавала цементная пыль, стояли мутные лужи воды.

А на расчищенных площадках уже устанавливались какие-то машины и станки.

Приподняв над землёй чугунную массивную деталь, чем-то напоминающую швейную машину, по цеху на гусеницах продвигался подъёмный кран.

Машинист этого крана, высунувшись из своей кабины, вложив два пальца в рот, свистел встречным рабочим — дескать, берегись! Кричать в таком шуме — всё равно никто не услышит.

И словно на фотографической пластинке, опущенной в проявитель, здесь можно было уже заметить, как постепенно проступали контуры новых огромных станков высотой с двухэтажный дом. Они не были ещё окончательно собраны; полированные валы и зубчатые колёса стояли по сторонам железной дороги, электромоторы были упакованы в деревянные ящики. Но многие ящики были уже разбиты, а огромные валы положены на тележки и перевезены на своё место. Чувствовалось — ещё пройдёт немного времени, и все эти пока безжизненные детали соединятся в могучие станки и зашумят, завертятся…

Сотни рабочих катали по деревянным дорожкам тачки, таскали носилки, словно галки чернели на электрических мачтах и столбах.

И как они забирались без лестниц на столбы — просто удивительно! Подходит к столбу человек с какими-то крючками на ногах и вдруг, как по воздуху — раз-два-три! — и он уже наверху, белые ролики навинчивает.

А один рабочий крикнул Андрюше:

— Эй, малец, забирайся сюда — Москву видно!

То тут, то там тарахтели пневматические молотки, и люди, навалившиеся на них животом, тряслись вместе с ними как в лихорадке.

Куцые паровозы без тендеров тянули за собой длинные составы с кирпичом и железными балками. Автомобили-самосвалы, возившие песок, кружились вокруг цехов, будто в карусели. Не успеет один разгрузиться — глядишь, уже новый едет.

И странно было видеть среди снующих рабочих, взлетающих к небу подъёмных кранов, среди облаков известковой пыли маленький зелёный холмик, обнесённый тонкой проволокой.

На деревянном столбике со звездой ещё проступали выцветшие буквы:

Андрюша удивился одному: почему не написано, что Грицай — Герой Советского Союза? Под таким холмиком обязательно должен был лежать Герой Советского Союза…

Андрюша даже себе представил, как шёл бой за этот мартеновский цех. Его оборонял Грицай с группой бойцов. Они прятались за станки и бросали в немцев гранаты, а немцы — их при наступлении было больше — подогнали к цеху тяжёлые танки и стали бить по нашим в упор. И вот все наши бойцы полегли, остался только Грицай. «Сдавайсь!» — кричат ему немцы. А он и впрямь решил сдаваться. Вытащил из кармана белый платок и нацепил его на палку: дескать, сдаюсь. Немцы с автоматами подбегают к нему поближе, а он вышел из-за станка и как бросит в них гранату! Одну, другую… а третью… себе под ноги. Только так мог воевать этот Грицай!

А домна с покосившимся туловищем была уже рядом.

Справа от неё, как сказала Майка, стояли кауперы и пылеуловители — громадные цилиндры, связанные между собой мостиками и трубами. Они походили на гигантскую батарею парового отопления.

Майка устройство завода знала хорошо.

— А ты знаешь, для чего такие кауперы? — спросила она. — В них нагревают воздух и дуют в домну. Так она лучше горит. Понял?

— Что-то не очень… — ответил Андрюша.

— А ты уж так никогда-никогда и не расспрашивал папу про завод?

— Нет. Тут, говорят, надо физику и химию знать. А мы ещё не проходим в классе.

— Ну и что ж — я вот тоже не знаю ни физику, ни химию, а зато всё равно спрашиваю у папы. И теперь мне даже с любым инженером не страшно поговорить. Завод этот, конечно, большой, а если разобраться — в нём ничего сложного нет. Ты знаешь, что такое руда?

— Знаю, — ответил Андрюша, — полезное ископаемое. Например, железо в земле…

— Верно. Ну вот эту руду привозят на завод, а потом её вместе с углём засыпают в домну. Как слоёный пирог выходит. Сначала слой угля, потом слой руды, потом опять слой угля. А для того чтобы домна лучше горела, в неё дуют воздух. На теплоэлектроцентрали такая специальная машина стоит — воздуходувка. Но вот если гнать воздух, которым мы дышим, так он сразу остудит домну, а поэтому его нагревают в кауперах. А в домне знаешь какая температура?

— Ну?

— Тысяча пятьсот градусов!

— Здорово! Небось руда сразу расплавляется?

— Не сразу, а часа через три-четыре, — ответила Майка. — Ну вот, из руды, значит, выплавляют чугун, а если надо варить сталь, так этот чугун, совсем жидкий, подвозят к мартеновской печи и, как воду, заливают туда. Он очень горячий, понимаешь?

— Понимаю, — ответил Андрюша.

— А вот тебе, пожалуйста, газопровод! — Майка указала на толстую трубу, поднятую над землёй высокими подпорками. — По нему идёт горячий газ из домны и в мартеновский и в другие цехи. Вот и вся механика. Ясно?

— Прекрасно.

— А ты тоже стал рифмами говорить! — засмеялась Майка. — Ясно — прекрасно… А еще мне папа сказал, что «Жигачёвсталь» начали строить в 1930 году. Знаешь, здесь была только пустая степь и ни одного домика, а теперь на двенадцать километров цехи тянутся!

…День был жаркий. Над «Жигачёвсталью» висело голубое бездонное небо.

Это было южное небо — чистое и хрустальное. Тёмными бархатными ночами оно покрывалось миллионами звёзд, созвездий и туманностей, и все они дрожали и мигали, словно передавали на землю таинственные сигналы; а днём это небо было без единого облачка, без единой тучки. Только иногда проплывали с далёким гулом серебряные точки — самолёты, — вот и всё, что могло нарушить его спокойную летнюю красоту. На листьях акаций, на платиновой чешуе тополей лежала густая пыль, и не было ни ветерка, ни дуновения, чтобы сбросить её и встряхнуть поникшие листья.

Ослепительно белое солнце выжигало кое-где пробивавшиеся на территории завода клочки травы, быстро сушило лужи около бетономешалок.

От духоты и пыли першило в горле, очень хотелось пить.

Когда ребята подходили к домне, навстречу им попался какой-то белобрысый мальчишка в очках с металлической оправой. Левая дужка на очках отсутствовала. Вместо неё за ухо тянулась петелька из чёрного шнурка.

Мальчишка шёл с большим ведром. В прозрачной воде плескалось солнце. Тащить ведро ему было тяжело, он перехватывал его то одной рукой, то другой.

— Эй, мальчик, заворачивай сюда! — крикнул Андрюша. — Дай напиться.

Тот поставил ведро на землю и, сплюнув сквозь зубы, юркими серыми глазами удивлённо взглянул на Андрюшу:

— А ты откуда такой выискался?

— Я? Здесь живу.

— Мы что-то таких здесь не видали.

— А теперь будете видеть…

— Ну что ж, очень приятно. Где изволите проживать?

— В доме инженерно-технических работников.

— А девчонка — твоя сестра?

— Нет… Ну, в общем, дай глоточек…

— Держи карман шире!

— Неужели жалко? — подошёл Андрюша к мальчику.

— У меня каждая кружка на учёте…

— Да мне немножко: полковшика — и хватит, — добродушно сказал Андрюша и хотел было снять с ведра ковшик, но мальчишка оттолкнул его руку;

— Не трогай, ведь сказал тебе!

Андрюша разозлился: такой маленький, а ещё руку отталкивает!

— Ты что, получить хочешь? — наступая, спросил он. — Дай сюда, говорю, ковшик!

Мальчишка отошёл на шаг от ведра и беспомощно оглянулся: Андрюша был сильней его.

Майка быстро подскочила к ведру, сняла с него ковшик и зачерпнула воды. Она пила жадно и даже нос намочила.

— Ух! — перевела она дыхание и снова зачерпнула. — Андрюша, на, бери. С этой жадиной разговаривать — от жары помрёшь!

— И не жадина! — обиделся мальчик. — Я рабочим воду несу, а вы и так напьётесь.

— Каким рабочим? — удивлённо посмотрел на него Андрюша, отрываясь от ковшика.

— Всем. Здесь у нас водопровод не работает, из колодца воду берём. Не знаешь, что ли!

— Так бы сразу и говорил, — сбавляя тон, сказал Андрюша.

— А ты не бери на силу. Узнай сначала. А то видали мы таких…

Мальчик взял у Андрюши ковшик, с усилием поднял ведро и, весь изгонувшись, шагнул вперёд.

Андрюша растерянно посмотрел ему вслед…

На территории домны работы шли полным ходом. Она вся была заполнена рабочими.

Газосварщики в синих очках, держа в одной руке горелку с голубым языком огня, а в другой — кусок толстой проволоки, сваривали железные листы.

Вверху, на самой домне, на подвесных люльках качались клепальщики и огромными, похожими на пистолеты пневматическими молотками загоняли в домну стальные заклёпки.

Огнеупорщики обматывали трубы асбестом, обкладывали их кирпичами.

Здесь работали и женщины. Они ходили в мужских брюках.

Над раскалённой от солнца домной струился горячий воздух, витала ржавая пыль.

И вдруг Андрюше пришло в голову забраться на один из пылеуловителей. Кстати, на нём почему-то рабочих не было.

— Полезем, а? — предложил он Майке. Майка взглянула на пылеуловитель:

— Нет, не полезу. Я устала.

— Эх ты, струсила! — сказал Андрюша.

— Не струсила, а устала, — повторила Майка. — И потом, я эти пылеуловители уже десять тысяч раз видела.

— А я никогда не видел.

— Ну и полезай один.

— А ты совсем нетоварищеский человек и нелюбопытная.

— Насчёт человека — это мы ещё посмотрим, кто товарищеский, а кто нет, — сказала Майка. — И ты такими обвинениями не бросайся! А любопытной Варваре в церкви нос оторвали…

Майка чем-то была рассержена. Это Андрюша почувствовал сразу. Может быть, потому, что он с тем мальчишкой грубо разговаривал…

Высокий пылеуловитель, похожий на гигантскую бутылку, со всех сторон окружали лестницы со ступеньками из тонких поржавевших прутьев.

Андрюша поднимался медленно. С высоты он заметил группу парней. Раньше увидеть он их не мог — они были по другую сторону пылеуловителя.

Ребята, человек десять, укладывали в штабеля кирпичи. Они брали кирпичи у железнодорожного полотна, где их было навалено видимо-невидимо.

Пять прямоугольных штабелей стояли уже уложенные, укладывался шестой.

Ребята носили кирпичи, как дрова, на согнутых руках. Работали они молча, не торопясь. Только изредка переговаривались;

— Васька, осторожней клади! Бьёшь ведь…

— Ух, и жара!

От кирпичной пыли и лица и руки у них были розовыми, а волосы серыми — словно в муке.

«Ремесленники на практике», — решил Андрюша.

Пылеуловитель опоясывали площадки с поручнями. На площадках через большие, похожие на пароходные иллюминаторы отверстия можно было заглянуть в корпус пылеуловителя. Там было темно и гулко.

Хотелось плюнуть в темноту, но Андрюша не плюнул — крикнул:

— Я тут!

«Ятут… ятут…» — отозвалась темнота.

— Дам чугун!

«Дамчугу… дамчугу…» — опять гулко раскатилось по бездонному колодцу.

— Разговаривает! — рассмеялся Андрюша и вдруг отшатнулся: какой-то чёрный комочек промелькнул мимо его лица. Из пылеуловителя вылетел стриж.

А завод, огромный, раскинувшийся на многие километры, лежал внизу неподвижный, разрушенный и, если бы не вспыхивающие дымки паровозов, не чёрные точечки людей, казалось — мёртвый навсегда.

Вдали зеленели степи, вилась голубая лента Днепра. На реке еле различались баржи и пароходы.

Кругом было так хорошо и красиво, что Андрюше очень захотелось, чтобы и завод заработал снова. Вернее, это был бы уже не завод, а пароход под его командованием.

Андрюша гордо прошёлся по площадке — своему воображаемому капитанскому мостику — и пожалел, что с ним не полезла Майка, а то бы могла написать стихи про красивые виды.

И ещё жалко, что нету здесь Серёжки. Он бы смог перед всем классом засвидетельствовать, что Андрюша действительно лазил на домну. А что, интересно, делает сейчас Серёжка в Москве? Сидит дома или гуляет по улицам? Вот стояли бы они вдвоём на этой высоте и глядели на весь завод, и Андрюша не скучал бы без своего закадычного друга. Майка тоже неплохая девчонка, но разве можно на неё положиться? Не успел он поругаться с этим мальчишкой — она сразу разозлилась.

На земле, возле лестницы, его уже давно поджидали два незнакомых мальчика.

Один мальчик был высокий, с крупной угловатой головой, остриженной под машинку. Тёмные брови его сходились над переносицей. Он был в матросской тельняшке с обрезанными рукавами. Его штаны подхватывал широкий ремень с металлической пряжкой, на которой было выдавлено «РУ».

А другого Андрюша уже знал. Это у него он просил напиться, когда встретил его с ведром.

Маленький мальчишка держал руки на бёдрах и, сбросив очки с носа — они остались висеть на шнурке на левом ухе, — пристально глядел на Андрюшу.

— Ты что там поделывал? — хмуро спросил высокий и медленно приподнял бровь, кивнув головой в сторону пылеуловителя.

Андрюша оглянулся. Майки нигде не было. Ему стало не по себе. Откуда эти ребята? Кто они такие?

— Просто так лазил, осматривал. А что?

— А ничего… — ответил мальчишка с очками на левом ухе. — Сейчас увидишь.

В это время из-за пылеуловителя появился ещё один мальчик. Он закричал:

— Витаха! Чего вы там связались с ним? Идите скорее сюда!

Высокий обернулся на зов, махнул рукой — дескать, сейчас приду — и опять посмотрел на Андрюшу:

— Ну, отвечай: чего тут шатаешься?

— Гуляю. Отдыхать сюда на лето приехал.

— Отдыхать на завод приехал?.. — удивлённо протянул Витаха и обратился к своему приятелю: — Это как понять, Миколка? В санаторий, что ли?

В его голосе слышалась издёвка.

— В санаторий… на пампушки, на галушки и на вареники с вишней. А украинского борща со свиным салом не желаете? — с подначкой сказал Миколка.

— Почему не желаю… можно попробовать, — не зная, что говорить, отвечал Андрюша.

— А кавуна?

— А что это такое? — спросил Андрюша.

— Кавун — это вроде кабана, бежит и хрюкает! — за смеялся Миколка. Потом обернулся к Витахе: — Ну что мы с ним будем робить?

— Учить… — сказал Витаха.

— С красным паровозом?

— Можно и паровоз пустить.

Миколка усмехнулся и вдруг, замахав руками, закричал;

— Эй, ребята, сюда! Здесь курортника поймали!

И сразу из-за пылеуловителя появились остальные мальчики, таскавшие кирпичи.

Потные, загорелые, они вмиг плотной стеной окружили Андрюшу и с любопытством стали его разглядывать.

— А ну-ка, повтори при всех, зачем ты приехал на завод, — сказал Миколка усмехаясь.

— Не повторю, — тихо сказал Андрюша. Миколка подошёл поближе — теперь его была сила — и сжал кулаки:

— Не повторишь? Ну?

— Отдыхать…

Ребята рассмеялись, и громче всех смеялся Миколка.

Если бы в этот момент не появилась Майка, Андрюше пришлось бы плохо.

Майка где-то ходила возле домны. Заметив Андрюшу и того белобрысого очкастого мальчишку, которого они чуть не побили, она почувствовала, что сейчас будет драка. Надо было выручать Андрюшу.

Она быстро вошла в круг ребят:

— Ну, чего вы наседаете? И не стыдно — двадцать на одного!

— Не стыдно, — ответил Миколка. — И тебе сейчас попадёт.

— А за что?

— Сама знаешь.

— За воду? Но мы ведь тебя не били…

— Бить не били, но ковш отняли.

— Подумаешь — ковш! Я тебе десять таких принесу. А если мы и виноваты перед тобой, то извиняемся. Вот и все дела!

Миколка не знал, что ей ответить. Выходило, что она права. Но он не мог просто так спустить Андрюшке свою обиду.

— Ладно, ты нам тут зубы не заговаривай разными извинениями… — начал он. Но Майка его уже не слушала. Потом она вдруг протянула Витахе руку:

— А ты, мальчик, здравствуй! Будем знакомы. Меня зовут Майка.

Она сразу поняла — то ли по росту, то ли по белой бляха на поясе с двумя буквами «РУ», — что он здесь самый главный.

Витаха покраснел, часто заморгал длинными ресницами и, не глядя на Майку, быстро пожал ей руку.

— А теперь до свиданья! Мы бы ещё с вами поговорили, но нам пора обедать… Пойдём, Андрюша! — Майка сделала шаг.

— Ребята, чего же вы? А ведь она тоже на меня нападала! — растерянно сказал Миколка.

Но ребята уже расступились.

Андрюша уходил медленно, вразвалку. Он не чувствовал себя побеждённым. Но ему было стыдно перед Майкой. Она могла подумать, что он трус.