Подъём корпуса домны — это был лишь один из этапов на подступах к чугуну. Для того чтобы задуть домну (то есть зажечь), нужно было закончить строительство ещё многих подсобных агрегатов. Требовалось смонтировать автоматический пульт управления, поднять эстакаду, по которой на самую верхушку домны, будто детские колясочки, забираются вагонетки — скипы с рудой и коксом.

Для, отливки чугуна в формы собиралась разливочная машина. По внешнему виду машина напоминала движущуюся лестницу в метро. Но вместо ступенек у неё — ванночки.

Семён Петрович с утра до ночи находился на заводе. Основная работа уже подходила к завершению. Государственная приёмочная комиссия во главе со знаменитым академиком-металлургом теперь почти каждый день принимала готовые к работе объекты.

Вскоре внутри домны был выложен из брёвен и берёзовых дров специальный настил. Заработал скиповой подъёмник, и домна начала загружаться шихтой.

Семён Петрович в последний раз проверил все движущиеся части и позвонил на ТЭЦ, чтобы пустили воздуходувку. С замиранием сердца он увидел по приборам, как в уже нагретые мазутом кауперы ринулся воздух. Когда он нагрелся до 700 градусов, Семён Петрович, взволнованно оглядев присутствующих, скомандовал:

— Дать воздух в домну!

И сразу доменный цех наполнился рёвом. Раскалённый ураган свирепо накинулся на деревянный настил в домне и зажёг его со всех сторон.

Андрюша торопился. Приближался торжественный час — выпуск чугуна. Как ему ни трудно было, но он всё-таки выпросил у папы для своих друзей пять зелёненьких пригласительных билетов. На домну сегодня пускали только заслуженных людей.

По шоссе с песнями, с гармониками, празднично нарядные, двигались толпы рабочих со своими детьми и жёнами. Вдоль оживлённой дороги на столбах и заборах плескались лозунги, флаги, висели листовки:

Андрюша знал: на митинге будет принят победный рапорт правительству, который от имени рабочих и служащих составили отец и Матвей Никитич.

Впереди на фоне бледно-голубого неба, вырываясь будто из вулкана, величаво плыли над домной огромные клубы жёлто-бурого дыма. Рождаясь, они были чёрными, постепенно превращались в коричневые, красные, оранжевые и напоследок светло-жёлтыми растаивали на горизонте.

У Андрюши радостно колотилось сердце. У него было такое чувство, как будто сегодня день его рождения.

Впрочем, такое же чувство было у всех!

Майка, Миколка, нарядные, чистенькие, в пионерских галстуках, и Афоня с Витахой, будто маленькие офицерики, оба в гимнастёрках с блестящими пуговицами, с серебряными бляхами на ремнях, с нетерпением ожидали Андрюшу у входа на домну.

Предъявив часовому пригласительные билеты, ребята вошли в цех.

В огромном гудящем здании, переполненном гостями, они на секунду растерялись. Их встретила надпись: «Опасно! Газ! Уходи!» — а в нос ударил тошнотворный запах.

Но никто никуда не уходил, а, наоборот, все старались устроиться поудобнее. Десятка два фотографов и кинооператоров со своими треножниками рыскали где им только вздумается.

Стоял оглушительный шум от воздуха, вгоняемого в домну. К нему прибавился другой — пулемётный треск.

Майкин отец, в широкой войлочной шляпе, брезентовой тужурке и рукавицах, вводил уже в летку — отверстие для выпуска чугуна — отбойный молоток. Возле него стояли Семён Петрович, Матвей Никитич и ещё много каких-то важных людей — орденоносцев, Героев Советского Союза, Героев Социалистического Труда.

И вдруг Майкин отец отскочил от летки. В ней заиграло солнышко, и из неё, рыская носиком, выползла огненная ящерица. Солнышко разгоралось всё больше и больше, и вдруг домна ахнула, как живая! Чугунные брызги, словно бенгальский огонь, полетели через цех.

— Ура! Ура! — закричали люди.

Оркестр заиграл Гимн Советского Союза.

Из домны забил сказочный ключ.

Извиваясь, озаряя ослепительным светом цех, жаркая, вся в клубах газа, огненная лава стремительно покатилась в исполинские чаши ковшов.

Над заводом загудел тяжёлый гудок. Он начал с низкого тона, словно хотел приноровиться после четырёхлетнего молчания, а потом, вырвавшись на свободу, овладел всей территорией. Его услыхали и в Жигачёве, и в соцгородке, и в колхозах за Днепром.

— Ура! Ура! — кричали люди.

Многие заплакали и стали друг с другом обниматься.

У Андрюши захватило дух. Он схватил Майку за руку. Он никогда не видел, чтобы плакали взрослые.

Огонь играл на глазах, на одежде и был обжигающ, но люди теснились к нему всё ближе и ближе, словно получше хотели рассмотреть чудесное творение и окончательно убедиться в том, что этот огненный ручей — дело их рук.

1950 г.