Украина и Беларусь (общая площадь двух стран составляет 800 000 км2) также находятся в состоянии резкой депопуляции, характеризующемся преобладанием семей с одним ребенком и постоянным оттоком жителей в Западную Европу. Кстати, с их помощью европейские страны на какое-то время смогли скомпенсировать собственные потери от вымирания коренного населения. Даже Польшауже обладает очень умеренной способностью к интеграции, в связи с чем стала малопривлекательной для иммигрантов, которые могли бы уравновесить количество нерожденных детей. Значительные области Польши остались неиспользованными и невозделанными после того, как с 1939 по 1950 год на них были совершены массовые убийства или с них прогнали коренное население. В лучшем случае полякам можно надеяться на небольшие демографические вливания из чахлой и хиреющей Украины.
В течение последнего десятилетия Болгария, которая тоже является кандидатом на вступление в Европейский союз, отправила миллион своих лучших и наиболее активных граждан в Западную Европу, и это при общей численности населения в восемь миллионов (Буссе, 2002). Если бы пропорциональное число немецкой молодежи покинуло ФРГ, то мы бы недосчитались около 10 миллионов выпускников вузов. При таком сценарии страна должна столкнуться с кризисом своего дальнейшего существования.
Однако все это пустяки по сравнению с положением в Румынии. По данным Всемирного банка, в этой стране сегодня больше пенсионеров (6,1 миллиона), чем работоспособных (4,2 миллиона): «По сравнению с этими данными проблемы ФРГ, в которой до 2050 года ожидается сокращение с четырех до двух работоспособных граждан на одного пенсионера, представляются незначительными» (Макалир, 2003). Дело в том, что и в Германии, и в Румынии безработица стала следствием структурных реформ, а именно – ранним выходом на пенсию. Проработав 20 или 25 лет, женщины выходят на пенсию в 50 лет, а мужчины – в 55. Также не стоит забывать и о раннем выходе на пенсию по льготе, предусмотренной для некоторых групп населения. Более того, около 60 % молодых румын (младше 29 лет) хотят уехать из страны (Больцен, 2002). К концу этого десятилетия Европейский союз планирует присоединить к себе эту территорию Балкан, на которой находятся несколько неприбыльных месторождений нефти и миллионная армия выдохшихся жителей. По возможности, жители северо-запада Европы обещают местным жителям молочные реки и кисельные берега – эдакую Майорку размером с Восточную Европу, которую, однако, нужно будет создавать совместными усилиями. При этом за рамками дискуссии остается вопрос Армении, население которой внезапно сократилось с 3,8 миллиона в 1990 году до 2,3 или даже 1,4 миллиона человек в 2002 году (Венер, 2003). Люди просто массово выехали из страны, стоило появиться такой возможности.
Демографический антирекорд (1,0 ребенка на женщину) зафиксирован к западу от Одера, на территории бывшей ГДР. Общее старение населения и опустение небольших городов наглядно продемонстрировано в федеральной земле Бранденбург, которая граничит с Польшей. Отмирание деревень и городков станет «самым крупным испытанием ближайших лет» (Метцнер, 2003). Удивительно то, как один вымирающийнарод – немцы – испытывает страх перед потоком польских рабочих, а другой вымирающий народ – поляки – боится немцев, которые скупают старые спорные территории Польши, на которых ранее проживали германцы. Также интересно, как эта ситуация узаконивается в соглашениях и прочих документах, необходимых для вступления в Европейский союз. При этом Германии может прийтись совсем туго, если поток поляков в их страну прекратится, а полякам станет не лучше, если они лишатся немецких денег.
Пока в Европе решающую политическую роль играют конфликты прошлого, стратеги США следуют трезвому анализу действий старого Восточного блока (стран соцлагеря). Этот анализ показывает, что вероятность его укрепления и появления нового усиленного противника ничтожна, так что это не вызывает их опасений. Американские стратеги уже догадываются, что Соединенные Штаты получат в лице Европы не нового мощного союзника, а скорее еще одного подопечного, который все больше будет нуждаться в их защите: «Значение Россиив длительной перспективе будет терять свою актуальность. К 2015 году Евразия [российская часть Азии и старые советские центрально-азиатские республики] станет единственным географическим обозначением региона, не имеющего какой-либо политической, экономической и культурной общности. […] Мощь России будет сходить на нет, а ресурсы для осуществления ее политической воли в отношении других государств продолжат расточаться впустую» (CIA-NFIB, 2000; подробнее по теме см. Даванзо, 2003).
Балтийские республики, которые до сих пор ощущают угрозу со стороны России, занимают территорию 175 000 км2 и имеют слишком низкие показатели рождаемости и эмиграции, которых точно не хватит для сохранения их прекрасных ганзейских городов в прежнем виде. 1200 детей на 1000 латышек, 1300 – на 1000 эстонок или литовок – вот демографический статус этих стран в 2003 году. И тут тоже не обошлось без очередного курьеза: прибалтийские республики, которые явно находятся на грани вымирания, не желают присутствия этнических русских на своих территориях и хотят выдавить их обратно в Россию, которая, к слову, как и они, находится в демографической яме.
А что, если бывшие страны соцлагеря все-таки смогут стать настолько привлекательными, что их демографическое обескровливание прекратится? А что, если они станут некоторым образом привлекательными в качестве регионов для иммиграции? Для этого им понадобится то же самое, что необходимо другим развивающимся странам.
Дайте нам свободу, и мы станем такими же богатыми и влиятельными, как вы, – вот основной посыл колоний Европы в 1960-е годы. Помогите нам развиться, ведь вы как-то смогли разбогатеть и после того, как перестали нас грабить. Специалисты из старых метрополий предложили им открыть рынки и сделать их свободными. Тогда бывшие колонии отпустили цены. Они стали закупать машины или даже получать их бесплатно, но нищета все сильнее захватывала их. Неужели консультанты с Запада не понимали механизмы системы, в которую они пригласили новых участников?
Если действительно хочешь помочь менее развитым странам, то ни в коем случае нельзя давать им деньги. Если такие страны в качестве помощи получают просто деньги, то у них вырабатывается воззрение, в соответствии с которым на территорию государств-членов ОЭСР каким-то мистическим образом должна была спуститься казна. Иначе как еще можно объяснить то, что они так легко могут расставаться с ее частью! Однако страны, которые выступают донорами денежных средств, вовсе не уставлены сундуками с золотом. В них есть то, что позволяет создавать деньги, – залогоспособная собственность. Опять же установление отношений собственности требует совсем небольших технических усилий. Для этого прежние владельцы должны получить дополнительный титул собственника и вместе с ним попасть под налогообложение. Это распределение должно быть зафиксировано в документах, которые свидетельствуют о наличии у кого бы то ни было титула собственности. Также требуется введение института кадастров и реестров земельных участков. То есть в этом случае нужно просто уметь давать выписки и ставить на них гербовую печать. В стране должна быть полиция, которая исполняет закон и сама находится в его власти, а вместе с ней – и независимый суд, который принимает решения, не оглядываясь на волю и желания власть имущих. И конечно же, судебные решения должны исполняться после вступления в законную силу. Всем этим требованиям могут соответствовать и те страны, которые не являются членами ОЭСР, причем переход к такой модели не требует большого изменения образа мышления населения конкретной страны. Никакая помощь извне или самопомощь не будет так полезна, как информация о механизмах создания денежной массы.
Не признанный в академических кругах экономист из развивающегося государства Перу Эрнандо де Сото (1992; 2000) должен был приехать в Египет и объяснить, какой путь выбрать, чтобы преодолеть нищету. Он выяснил, что девять десятых рынка недвижимости в Египте невозможно использовать в качестве залога для получения кредита, так как к жилью в этой стране нельзя применить исполнительные и обеспечительные средства. Перуанский экономист поэтично называет этот феномен «мертвым капиталом». Изменение прежнего титула владения на титул собственности, как пишет этот автор, может обусловить возникновение новых объемов капитала, которые «в 30 раз превысят рыночную стоимость всех предприятий, торгующихся на Каирской бирже» (де Сото, 2001).
Если около 70 % мировой денежной массы гарантируется собственностью на землю, а развивающиеся страны предоставляют населению меньше 10 % такой собственности, то теряется любая возможность избавиться от нищеты и преодолеть колоссальную разницу в доходах населения. Страны-члены ОЭСР вместе с еще одной крупной группой из 59 стран создают 96 % мирового валового социального продукта, используя свои структуры собственности, и при этом они имеют 98 % мировой биржевой капитализации (Merril Lynch/Cap Gemini, 2002). Остальные 140 стран дают от 4 до 2 %. «Большой сатана» – не что иное, как неспособность этих стран к установлению отношений собственности. Долгие речи о богатых странах, которые должны разделить свои привилегии и достаток с бедными государствами, покажутся глупостью, если их аудитория наконец поймет, что такое право собственности, и оно станет частью общего правосознания (хрестоматийная ошибка в этом вопросе допущена у Эммата, 2003). Нации, у которых все еще не развилось такое правосознание, будут закономерно выступать не за распространение экономического знания и использование описанной модели, а за то, чтобы просто поделить то, что было создано в другом месте. Во многих странах успешной может стать только такая попытка получить перспективу и взгляд в будущее без апатии и терроризма, в ходе которой права владения с их неравномерным распределением доходов будут устранены и дадут возможность перейти к собственническим отношениям. К тому же такая реформа может пробудить творческое начало рыночной экономики, которое, в свою очередь, смогло бы стимулировать всеобщую экономическую активность и поставить вопрос о дальнейшем развитии. Этот путь позволяет теоретически осмыслить аспекты дальнейшей открытости государства в отношении глобальных процессов (подробнее – Хайнзон, 2001).