Вернулся он домой в плохом настроении, бросил на диван пальто, поставил на газовую плиту чайник и стал бесцельно слоняться по комнате.

Бабушка работала в ночной смене. В комнате было подметено. Вместо старой скатерти с большим чернильным пятном, которое посадил Юра, на столе лежала новая — голубая. На всех постельных подушках были сменены наволочки. Ясно было — в отсутствие Юры она сходила в прачечную и принесла свежее белье. А на столе у Юры, где всегда был ералаш из газетных вырезок, спортивных фотографий и разных книг, сегодня все было прибрано.

Накрывая себе на стол, чтобы поужинать, Юра вдруг почему-то вспомнил, что он ничего не пишет отцу и матери о своих отметках. И бабушка, собственно, тоже ничего не могла сообщить им. Откуда ей знать о двойке во второй четверти, когда она еще и табеля в руках не держала? Ей сказали, что табель еще не выдают, и она не волнуется, верит. А ведь родителей не проведешь. И что бы им такое написать?

Юра вспомнил Казанский вокзал и проводы. На перроне тогда было полно народу, и все пассажиры ехали на куйбышевскую стройку. Какой-то дядька в шапке набекрень ходил с гармошкой и горланил частушки. Отец тоже немножко был навеселе и все целовал Юрку. «Ты у меня один остаешься, сынок, — говорил он. — Если дома непорядок будет, смотри — на самолете прилечу. Бабушке не груби! И чтоб в школе тоже полный порядок был! Я ж хочу тебя инженером сделать, сынок ты мой!»

Юра вздохнул. После первой четверти он дал себе слово, что уж теперь-то он начнет заниматься по-настоящему. И даже в первые дни, к удивлению всего класса, он вел себя в школе, как круглый пятерочник. Но потом… все опять пошло кувырком. Как все это складывалось, он даже сам не замечал. Только слово скажет — говорят, нагрубил педагогу. Только вскочит на кого-нибудь на перемене, чтоб скакать, как Чапаев на коне, — говорят, нарушил дисциплину. Ну и пошло, и пошло…

А то, что он умный человек, это он сам прекрасно знал. Ему об этом не раз говорили и ребята и сама Ирина Николаевна. А раз он умный, так чего же волноваться? Только вот стоит засесть за книги…

Юра встал из-за обеденного стола с твердой решимостью сейчас же начать заниматься. Он приблизительно знал, что было задано по алгебре и физике. Ему захотелось к завтрашним урокам сделать все-все до единого примерчика, как это, например, всегда делает Димка.

Раскрыв задачник по алгебре на нужной странице. Юра вдруг увидел, что тут надо решить ряд уравнений с двумя неизвестными, а главное, с извлечением корня. Если уравнение он бы смог так-сяк, как-нибудь решить, то с извлечением корня дело обстояло сложнее.

Короче говоря, Юра не имел ни малейшего представления об этом корне — откуда он взялся и что он значит.

«Попробую сначала сделать физику, — подумал он, — а к этому потом еще вернусь».

По физике ему предстояло выучить закон Ома.

«Сопротивление проволоки прямо пропорционально напряжению и обратно пропорционально силе тока, — бормотал Юра над учебником. — Сопротивление проводника…» А что такое напряжение? Откуда взялась сила тока?

Юра заглянул в предыдущие странички учебника. Оказалось, что сила тока измерялась количеством кулонов, прошедших через поперечное сечение проводника в одну секунду. А что такое кулоны?

И вдруг Юра услышал, что за стенкой, в Зининой комнате, заиграло пианино. «Мой миленький дружок, любезный пастушок.» Вот, чорт возьми, Зинка запела! Никак сосредоточиться не дает.

Парамонов подождал минут пять, думая, что вся эта музыка скоро прекратится, но потом, видя, что Чайковского сменил Бизе, а за Бизе пошел Штраус и впереди безусловно дожидался своей очереди еще новый композитор, постучал кулаком в стенку. Музыка смолкла на мгновенье, но затем вместо вальса, видно назло, Зинка заиграла бешеный гопак.

Вообще вечерами, вернувшись из школы. Юра всегда с удовольствием слушал через стенку игру Зины, но сегодня музыка ему мешала.

Юра вышел в коридор и постучал к соседям:

— Зин, поди сюда!

Девочка выглянула из комнаты.

— Ты слышала, как я стучал?

— Слышала.

— Чего же продолжаешь играть?

— А почему нельзя?

— Мешаешь! — строго сказал Парамонов. — Я физикой занимаюсь.

— Физикой? — удивилась Зина.

— Так точно! — сказал Парамонов и пошел обратно к себе в комнату.

Но Зина, видно, ему не поверила. За стенкой раздались куплеты тореадора.

«То-ре-адор, сме-ле-ее в бой…» — повторял про себя Юра. — А что ж такое кулон? Кулон — это такое количество электричества… «Тореадор, тореадор… помни, что в час борьбы твоей кровавой…» количество электричества, которое при прохождении через раствор азотнокислого серебра… выделяет на катоде… Тьфу! Ничего не понимаю!»

Юра опять постучал в стенку. Музыка смолкла, но через минуту к нему в комнату вошел Зинин отец, Иван Петрович:

— Юра, что это значит?

— А чего ваша дочь мне мешает?! — Юра встал из-за стола. — Сама шалтай-болтай и других сбивает!

— Это кто, я шалтай-болтай? — Из-за спины Ивана Петровича показалась Зина.

— Конечно, ты! Здоровая девчонка, а все время больной притворяешься! Тебя на буксире тащат.

— Юра, ты неправ, возводя такие обвинения, — сказал Иван Петрович. — Зина слабый ребенок.

— Зинка слабая? Да ее в телегу запрячь можно! — усмехнувшись, сказал Юра. — А в общем, пускай она мне не мешает.

— Подумаешь, профессор! — ответила Зина. — Создайте ему условия! Кто тебя слушать будет?

— Тише, тише, ребята! — сказал Иван Петрович. — Конфликт нужно ликвидировать, а вы — наоборот!

— Эх, Зинка, у тебя знаешь что? — вдруг сказал Юра и, постучав себя по лбу указательным пальцем, дотронулся им до деревянной двери.

Девочка больше не играла. Но сидеть над физикой Юре расхотелось. Вернее, когда в комнате наступила тишина. Юра вдруг понял, что сиди не сиди над учебником, а он так отстал, что надо начинать буквально с азов. В общем, и Зинке запретил сегодня играть — испортил ей настроение, и сам не занимался.

Юра снова постучал в стенку и крикнул:

— Зинка, играй! Теперь все равно!

А сам подумал: «Нет, надо действительно бросать школу».

— Ты что, психический больной? — вошла в комнату Зина. — То ему не играй, то играй!

— Переживаю, — искренне сказал Юра. — Вот ответь: что такое кулон?

— Кулон — это такое количество электричества, которое при прохождении через раствор азотнокислого серебра выделяет на катоде 1,118 миллиграмма серебра, — отчеканила Зина.

— Хм! Правильно! — сказал Парамонов. — А вот что такое ампер?

 

 

Определение ампера Зина тоже знала.

— Откуда тебе все это известно? — удивился Юра и тут же тихо, будто через силу, добавил: — Зин, а ты мне не объяснишь сейчас… ну, хотя бы… физику для начала? Знаешь, жизнь в нашем классе пошла наперекосяк, и теперь так не проживешь.

И вдруг Юра подумал о том, как много людей учится. Да почти все его знакомые! Учится Ирина Николаевна, Толькин отец, профессор, тоже учится по «индивидуальному методу». И даже старик-истопник из женской школы — уж, кажется, куда такому старому! — и тот на курсы попал.

— Сейчас? Уже поздно. Вот лучше с завтрашнего дня.

— Нет, давай с сегодняшнего, — настаивал Парамонов. — Хотя бы один примерчик решим. Ты же ведь знаешь меня: как захочется — я ведь места себе не найду. Ну пойми человека…

— Зина! — раздался за стенкой голос мамы. — Уже двенадцать ночи — пора спать!

— Ух, я твою маму иногда просто ненавижу! «Иди есть, иди спать»! Как будто в этом главное! — И вдруг, смирившись. Юра вежливо добавил: — Впрочем, хорошо. Спокойной ночи! Давай с завтрашнего дня.

Ему было трудно просить помощи у девочки, он готов был сквозь землю провалиться, но он понял, что лучше в своей квартире заниматься, чем оставаться с кем-нибудь в школе после уроков. А потом, если он наверстает алгебру и физику, — это будет сенсация! И главное — никто не узнает, кто ему помог, подумают, что сам. А когда сам нагоняешь, это ведь труднее, и на плечах надо иметь голову.