Настоящее и будущее России глазами Достоевского

Атеист не может быть русским, атеист тотчас же перестает быть русским.

Ф. М. Достоевский

Полтора века назад писатель опубликовал роман «Идиот» и приступил к написанию романа «Бесы»

Федор Михайлович Достоевский, великий русский писатель, очень современен. Читаешь его романы и порой забываешь, что события происходят в XIX веке. Уж очень многое напоминает сегодняшний день нашей жизни в Российской Федерации. Герои романов Достоевского размышляют о «вечных вопросах» (есть ли Бог, бессмертна ли душа человека, почему Бог допускает в мире зло и несправедливость и др.) во вполне конкретных условиях российской истории. Жизнь героев протекает на том фоне, на который литературоведы, изучающие творчество Достоевского, порой не обращают должного внимания. А этот фон можно назвать русским капитализмом, который был порожден реформами в период царствования Александра II. Фактически в стране происходила буржуазная революция, которая неумолимо влекла Россию к трагедии 1917 года. И историю этой революционной ломки русской жизни можно и нужно изучать по романам и другим произведениям Федора Михайловича Достоевского. Время творчества Достоевского точно совпало со временем проведения реформ. И Федор Михайлович, образно выражаясь, писал «с натуры» буржуазную революцию в России. Революцию, которая незаметно, но неумолимо превращалась в перманентную смуту, которая терзала Россию вплоть до новых революций начала ХХ века.

Спустя почти полтора столетия Россия вновь наступила на «грабли» буржуазной революции, и сегодня мы переживаем многое из того, что выпало героям романов Достоевского. «Картины», «этюды» и «рисунки» Достоевского, сделанные «с натуры», помогут нашим современникам лучше понять, в каком мире они живут и куда этот мир движется.

Полтора века назад (в 1869 году) увидел свет второй выдающийся роман Достоевского «Идиот», который Федор Михайлович писал в 1867–1869 годах (первым значительным романом стало «Преступление и наказание», впервые опубликованное в 1866 году). И ровно полтора века назад, в начале 1870 года, Достоевский приступил к новому своему роману, названному «Бесы». Кстати, из «Пятикнижия» Достоевского (имеются в виду пять его основных романов: «Преступление и наказание», «Идиот», «Бесы», «Подросток», «Братья Карамазовы») роман «Бесы», пожалуй, самый политизированный. Напомню кратко, что он был создан Федором Михайловичем под впечатлением зарождающихся террористического и радикального движений в среде русских интеллигентов и разночинцев. Позднее эти движения получили название «нечаевщина» – по имени Сергея Нечаева, одного из наиболее активных нигилистов, который не брезговал убийствами и террористическими актами ради достижения своих целей. Непосредственным прообразом сюжета романа стало вызвавшее большой резонанс в обществе дело об убийстве студента Ивана Иванова, задуманное С. Г. Нечаевым с целью укрепления своей власти в революционном террористическом кружке.

В самом начале 1870 года писатель разрывался в выборе следующего произведения, за которое он примется в наступившем новом году. У него на тот момент были готовы наброски ряда произведений: «Житие великого грешника», «Повесть о капитане Картузове», «Смерть поэта». Но писатель склонялся в пользу еще одного произведения, романа о Князе и Ростовщике (наброски опубликованы в 10-м томе 15-томного собрания сочинений Достоевского).

Однако 23 января 1870 года бесповоротный выбор был сделан неожиданно в пользу будущих «Бесов». И причиной этого послужила история убийства студента Ивана Иванова, о которой тогда говорили не только в Москве и Петербурге, но и по всей России. Но, кроме этого, Федор Михайлович в то время узнал многие подробности из рассказов брата своей жены, Ивана Сниткина, студента Петровской академии, который лично знал как самого Иванова, так и некоторых из его убийц. И роман моментально «сложился» в голове писателя. Произведение создавалось достаточно быстро. В 1871–1872 годах в печати поочередно выходили его части.

Роман писался отнюдь не для полемики с революционерами и попытки «понять» их. А ведь именно так (толерантно и даже заигрывая) относились к ним представители интеллигенции. Роман звучал как обвинение либеральной интеллигенции – таких его представителей, как идеолог западничества, историк и философ Тимофей Михайлович Грановский (его прототипом в романе выступает Степан Трофимович Верховенский) и писатель-либерал Иван Сергеевич Тургенев (литературный прототип – писатель Семен Егорович Кармазинов). Именно по причине потворства безбожной интеллигенции в России народились «нечаевы», «ткачевы» и прочие «бесы».

Надо сказать, что в других романах «Пятикнижия» Достоевский очень подробно и интересно раскрывает такие детали социально-экономического фона жизни его героев, как ростовщичество, коррупция, учредительство акционерных обществ, торговый и фабричный капитал, биржевые спекуляции, эксплуатация наемного труда, разорение помещиков и крестьян, появление люмпен-пролетариев в городах, появление публичных домов и игорных заведений и т. п. Все отношения людей начинают опосредоваться деньгами. Даже страстная любовь начинает подменяться капиталом (вспомним, например, историю Настасьи Филипповны из романа «Идиот»). А вот в романе «Бесы» на первое место выходят вопросы политические. Писатель не на шутку обеспокоен тем, что Россия в результате деятельности революционеров-бесов может вообще погибнуть.

События во многих романах Достоевского происходят в столице Российской империи – Санкт-Петербурге. Но вот в «Бесах» мы видим жизнь неназванного губернского города. Тем самым писатель хочет подчеркнуть, что описываемые события и люди типичны для всей России.

В круг людей, которых можно условно назвать «интеллигенцией» и «элитой», входят такие герои романа, как Степан Трофимович Верховенский, Варвара Петровна Ставрогина, Семен Егорович Кармазинов, губернатор Андрей Антонович фон Лембке, Юлия Михайловна фон Лембке (жена губернатора) и другие. Сюда можно также причислить многочисленную «творческую» богему, посещавшую литературный салон, который в Петербурге организовала Варвара Петровна Ставрогина.

Первые из двух названных выше лиц – основные герои, они в центре внимания рассказчика. Особенно Степан Трофимович Верховенский – «интеллектуал», «мыслитель», «философ», оторвавшийся от русских корней, весьма очарованный западной культурой, еще не атеист, но уже агностик: «А между тем это был ведь человек умнейший и даро-витейший, человек, так сказать, даже науки, хотя, впрочем, в науке… ну, одним словом, в науке он сделал не так много и, кажется, совсем ничего. Но ведь с людьми науки у нас на Руси это сплошь да рядом случается». Между прочим, он отец другого главного героя, Петра Верховенского. Формальный муж богатой и властной Варвары Петровны Ставрогиной, фактически находится на ее содержании. Следует также обратить внимание, что повествование ведется от имени Антона Лаврентьевича Г-ва – молодого человека либеральных убеждений, вхожего в высшее общество города. Он ближайший друг («конфидент») Степана Трофимовича Верховенского.

Намного шире круг тех, кого можно отнести к категории «бесов» (революционеры, нигилисты, террористы): Петр Степанович Верховенский (главный «бес» в романе), Николай Всеволодович Ставрогин, Сергей Васильевич Липутин, Алексей Нилыч Кириллов, прапорщик Эркель, Иван Павлович Шатов, Шигалев (главный идеолог «бесов»). Первых двух также следует отнести к главным героям романа.

В романе имеется еще масса героев, которые относятся к группе «наши» (так в романе называются члены тайной террористической организации): Лямшин, Виргинский, Толкаченко и др. Кстати, как созвучно название с молодежным движением «Наши», которое возникло в России (в 2005 году) и, слава Богу, умерло на наших глазах (2013).

Что касается положительных героев, то их немного. Это Лизавета Николаевна Тушина (Лиза), отец Тихон, Хромоножка (Мария Тимофеевна Лебядкина), Дарья Тимофеевна Шатова.

Наконец, множество героев, которые выступают не в качестве «активных бесов», но своим поведением и высказываниями помогают писателю воссоздать ту напряженную, нездоровую атмосферу, которая воцарилась в 60-е годы позапрошлого столетия в России. Это Мария Шатова (Marie), Хромой, Федька Каторжный, Павел Павлович Гаганов, Артемий Павлович Гаганов, Иван Тимофеевич Лебядкин (капитан Лебядкин).

Некоторые герои на протяжении романа меняются. Прежде всего, это касается Ивана Павловича Шатова, который начинает прозревать и не желает более сотрудничать с «бесами». Кстати, некоторые исследователи творчества Федора Михайловича усматривают, что в образе Шатова Достоевский выписал свой автопортрет. Некогда в молодости писатель был нигилистом, петрашевцем, но за время своего восьмилетнего пребывания в тюрьме и ссылке переосмыслил всю свою жизнь. Если так можно выразиться, «из Савла стал Павлом». Петр Верховенский и другие «бесы» не желают выпускать из своих цепких лап жертву – Шатова. Подобно тому как Нечаев и его подельники убили студента Иванова, «бесы» из романа Достоевского убивают Шатова. Это одно из главных сюжетных событий романа.

Следует сказать, что «Бесы» – один из значительнейших романов Достоевского, роман-предсказание, роман-предупреждение. Роман входит в ряд русских антинигилистических романов, в книге критически разбираются идеи левого толка, в том числе и атеистические, занимавшие умы молодежи того времени. Достоевского нередко называют писателем-пророком. Правильнее, наверное, говорить не о пророчествах, а о прозрениях писателя (различия в этих понятиях я объясняю в своей книге «Ангелы и демоны литературы», которая вышла в прошлом году в издательстве «Кислород»).

Чем живут и дышат «бесы»? Вот фрагмент разговора двух других «бесов» – главного идеолога Шигалева и одного из группы «наших», члена революционной «пятерки» Лямшина: «Я предлагаю не подлость, а рай, земной рай, и другого на земле быть не может, – властно заключил Шигалев. – А я бы вместо рая, – вскричал Лямшин, – взял бы этих девять десятых человечества, если уж некуда с ними деваться, и взорвал их на воздух, а оставил бы только кучку людей, образованных, которые и начали бы жить-поживать по-ученому».

Один из наиболее ярких и запоминающихся фрагментов романа – обращение Петра Верховенского, главного «беса», к Николаю Ставрогину. Верховенский склонял Ставрогина к тому, чтобы он стал официальным лидером, а точнее «знаменем» нигилистов и революционеров: «Ставрогин, вы красавец! – вскричал Петр Степанович почти в упоении. – Знаете ли, что вы красавец! В вас всего дороже то, что вы иногда про это не знаете. О, я вас изучил! Я на вас часто сбоку, из угла гляжу!.. Вы мой идол! Вы никого не оскорбляете, и вас все ненавидят; вы смотрите всем ровней, и вас все боятся, это хорошо. К вам никто не подойдет вас потрепать по плечу. Вы ужасный аристократ. Аристократ, когда идет в демократию, обаятелен! Вам ничего не значит пожертвовать жизнью, и своею, и чужою. Вы именно таков, какого надо. Мне, мне именно такого надо, как вы. Я никого, кроме вас, не знаю. Вы предводитель, вы солнце, а я ваш червяк…»

И далее Верховенский раскрывает Ставрогину тайные цели и планы революционеров: «Ставрогин, мы сделаем смуту – все поедет с основ. Раскачка пойдет такая, какой еще мир не видал. Все рабы в рабстве равны. Первым делом, понижается уровень образования, наук и талантов. Не нужно высших способностей – их изгонят или казнят. Чуть-чуть семейство или любовь, вот уже и желание собственности. Мы уморим желание; мы пустим пьянство, сплетни, доносы; мы пустим неслыханный разврат; мы всякого гения потушим в младенчестве. Все к одному знаменателю, полное равенство. Все эти реформы нынешнего царства произвели то, что им нужно было произвести – волнения, а главное – беспорядок. Беспорядок – чем хуже, тем лучше. Кажется, это вы сказали, что если в России бунт начинать, то непременно чтоб с атеизма. Русский бог уже спасовал перед „дешевкой". Народ пьян, матери пьяны, дети пьяны, церкви пусты. Как только в наши руки попадет – мы, пожалуй, вылечим – и, если потребуется, мы на 40 лет в пустыню выгоним. Но одно или два поколения разврата теперь необходимо, разврата неслыханного, подленького, когда человек обращается в гадкую трусливую, жестокую, себялюбивую мразь – вот чего надо! А тут еще свеженькой кровушки подпустить, чтобы попривык.»

«Откровения» Верховенского пострашнее, чем то, что можно прочитать в разных «тайных» документах более поздних времен (типа «Протоколов сионских мудрецов» или «Доктрины Даллеса»). Самое удивительное, что главный «бес» Верховенский на самом деле никаких «высших целей» перед собой не ставит. В порыве откровения он признается, что ему даже и на социализм наплевать, он просто мошенник: «Я мошенник, а не социалист. Ха-ха-ха!.. Мошенник, мошенник. Вас заботит, кто я такой? Я вам скажу сейчас, кто я такой, к тому и веду. Недаром же я у вас руку поцеловал. Но надо, чтоб и народ уверовал, что мы знаем, чего хотим…»

Оказывается, высшая идея главного «беса» – не социализм или какая-то иная форма организации «рая не земле», а разрушения и убийства: «Мы провозгласим разрушение. почему, почему, опять-таки, эта идейка так обаятельна! Но надо, надо косточки поразмять. Мы пустим пожары. Мы пустим легенды. Тут каждая шелудивая „кучка“ (имеется в виду подпольная ячейка типа той, которая называлась в романе „наши“. – В. К.) пригодится. Я вам в этих же самых кучках таких охотников отыщу, что на всякий выстрел пойдут, да еще за честь благодарны останутся. Ну-с, и начнется смута! Раскачка такая пойдет, какой еще мир не видал. Затуманится Русь, заплачет земля по старым богам.»

Российская интеллигенция в штыки встретила роман «Бесы». Достоевского обличали в искажении правды, преувеличениях и даже клевете. При жизни писателя роман не получил должного признания в среде образованной части населения, которая увлекалась новомодными теориями, особенно марксизмом. О пророческих (точнее провидческих) словах писателя из романа «Бесы» вспомнили лишь в бурные годы первых двух десятилетий ХХ века, когда Россию накрыли массовые беснования в виде трех «русских» революций и гражданской войны. И тогда некоторые интеллигенты пришли в себя и бросились перечитывать роман Достоевского. Так, в разгар революций известный русский философ Николай Бердяев, не избежавший в начале своей творческой карьеры некоторых искушений либерализмом, издал сборник своих статей о революции под названием «Из глубины» (1918). Одна из наиболее интересных статей сборника имеет название «Духи русской революции». Она представляет собой размышления философа по поводу романа «Бесы»: «Достоевский открыл одержимость, бесноватость в русских революционерах. Он почуял, что в революционной стихии активен не сам человек, но что им владеют нечеловеческие духи. Когда в дни осуществляющейся революции перечитываешь „Бесы“, то охватывает жуткое чувство. Почти невероятно, как можно было все так предвидеть и предсказать».

В конце прошлого и начале нынешнего века Россию накрыла новая волна массовых беснований, которая началась с «реформ» Горбачева, а затем продолжилась и усилилась при Ельцине. Я рассчитываю, что читателю не надо разжевывать, что слова писателя о «раскачке», о «беспорядке», о «понижении уровня образования, наук и талантов», о «равенстве в рабстве», о «разврате неслыханном и подленьком», о «реформах нынешнего царства», о «пьянстве, сплетнях и доносах» и т. п. – все это о нашей сегодняшней России и ее гражданах.

Если проводить параллели, то мы и сегодня видим Верховенских, причем они уже не тайные руководители каких-то подпольных «кучек», они сегодня во власти. Они ненавидят русский народ, они не скрывают и своей ненависти к Достоевскому, который вскрыл планы революционеров, показал их бесовскую природу. Наверное, почти ни у кого не возникает сомнений по поводу того, что господин Чубайс — из разряда тех «бесов», о которых писал Достоевский. А вот отношение самого Чубайса к Достоевскому: «Вы знаете, я перечитывал Достоевского в последние три месяца. И я испытываю почти физическую ненависть к этому человеку. Он, безусловно, гений, но его представление о русских как об избранном, святом народе, его культ страдания и тот ложный выбор, который он предлагает, вызывают у меня желание разорвать его на куски». – Типичная реакция одержимого бесами!

Но есть бесноватые, в которых бес вселяется по попущению Бога и которые потом могут от этого беса избавиться (исцелиться). В христианской литературе описаны тысячи случаев подобного рода. Но вот есть другая категория людей. Святитель Николай Сербский не раз говорил, что всех людей можно разделить на три категории: богоподобные, звероподобные и бесоподобные. Последних не стоит путать с обычными бесноватыми. Последние – бесы в человеческом обличье. Святой праведный Иоанн Кронштадтский по-своему объяснял этот феномен бесоподобия. Он говорил, что в последние десятилетия XIX века в России появляется все больше бесноватых среди интеллигенции. Это новый вид бесноватых. Если у «классических» бесноватых бес вселяется в тело, то у российской безбожной и богоборческой интеллигенции бес вселяется в ум. А это намного страшнее. И верховенские, и чубайсы – именно такой новый тип бесноватых, это уже бесоподобные.

Достоевский дает понять читателю, что нигилисты и революционеры типа Верховенского – «бесы» не в переносном смысле, а в буквальном. Ибо высшими «идеями» настоящих бесов являются ложь, убийства и разрушения. Об этом прямо написано в Евангелии от Иоанна (слова Иисуса Христа): «Ваш отец – диавол, и вы хотите исполнять похоти отца вашего. Он был человекоубийца от начала и не устоял в истине, ибо нет в нем истины. Когда говорит он ложь, говорит свое, ибо он лжец и отец лжи» (Ин. 8:44). Верховенский и Ко – «бесы», принявшие человеческое обличие. Бес главной целью имеет довести человека до убийства и самоубийства – чтобы он повесился, утопился, застрелился, отравился. Но перед этим – как можно больше других отправил на тот свет. Говорят, что философия суицида появилась во Франции в ХХ веке, авторами соответствующей теории, подталкивающей человека к суициду, являются Жан-Поль Сартр и Альбер Камю. На самом деле вся эта дьявольская «философия» еще за несколько десятков лет до французов была озвучена героем романа Достоевского Алексеем Кирилловым.

Федор Михайлович совершенно не случайно ставит в качестве эпиграфа к своему роману выдержку из Евангелия, посвященную истории исцеления гадаринского бесноватого: «Тут на горе паслось большое стадо свиней, и бесы просили Его, чтобы позволил им войти в них. Он позволил им. Бесы, вышедши из человека, вошли в свиней; и бросилось стадо с крутизны в озеро, и потонуло. Пастухи, увидя случившееся, побежали и рассказали в городе и по деревням. И вышли жители смотреть случившееся, и пришедши к Иисусу, нашли человека, из которого вышли бесы, сидящего у ног Иисусовых, одетого и в здравом уме; и ужаснулись. Видевшие же рассказали им, как исцелился бесновавшийся» (Лк. 8:32–36).

Эта история была воспринята писателем как надежда на исцеление ставшей бесноватой России. Федор Михайлович верит, что в Россию придет Спаситель и избавит ее от легиона бесов, мучавших и терзавших народ. Что все эти бесы переселятся в стадо свиней. Что свиньи бросятся в море с обрыва. И после этого в России наступит мир и покой. А она, как сказано в Евангелии, подобно исцеленному бесноватому, опять будет «сидеть у ног Иисусовых», «одета» и «в здравом уме».

В конце своей жизни главный герой романа, Степан Трофимович Верховенский, начинает прозревать, причем, что удивительно, он неожиданно вспоминает известную ему еще с детства историю о гадаринском бесноватом. И уже на краю могилы до Верховенского доходит, наконец, глубинный смысл этого евангельского сюжета: «Друг мой, – произнес Степан Трофимович в большом волнении, – savez-vous, это чудесное и. необыкновенное место было мне всю жизнь камнем преткновения. dans ce livre. [вы знаете. в этой книге. – фр.] так что я это место еще с детства упомнил. Теперь же мне пришла одна мысль; une comparaison. [одно сравнение. – фр.] Мне ужасно много приходит теперь мыслей: видите, это точь-в-точь как наша Россия. Эти бесы, выходящие из больного и входящие в свиней, – это все язвы, все миазмы, вся нечистота, все бесы и все бесенята, накопившиеся в великом и милом нашем больном, в нашей России, за века, за века! Oui, cette Russie, que j’aimais toujo-urs. [Да, Россия, которую я любил всегда. – фр.] Но великая мысль и великая воля осенят ее свыше, как и того безумного бесноватого, и выйдут все эти бесы, вся нечистота, вся эта мерзость, загноившаяся на поверхности. и сами будут проситься войти в свиней. Да и вошли уже, может быть! Это мы, мы и те, и Петруша et les autres avec lui [и другие вместе с ним. – фр.], и я, может быть, первый, во главе, и мы бросимся, безумные и взбесившиеся, со скалы в море и все потонем, и туда нам дорога, потому что нас только на это ведь и хватит. Но больной исцелится и „сядет у ног Иисусовых"… и будут все глядеть с изумлением.»

Многие считают «Бесов» одним из самых мрачных произведений Достоевского. И я так же думал. Но вот перечитал его еще раз и понял: роман помогает нам глубже осмыслить евангельскую историю о бесах гадаринской страны и вселяет надежду, что Россия вновь «сядет у ног Иисусовых, одетой и в здравом уме».