Pion des Loches A.-A. Op. cit. P. 291; Fain A.-J.-F. Op. cit. T. 2. P. 31; Сегюр Ф. П. Поход на Москву. С. 32.

Pion des Loches A.-A. Op. cit. P. 291; Boulart J.-F. Op. cit. P. 255; Denniée P.-P. Op. cit. P. 78–79.

Caulaincourt A.-A.-L. Op. cit. P. 427; Lejeune L.-F. Op. cit. P. 215–216; Пеле Ж. Указ. соч. С. 84. Примеч. 23; Soltyk R. Op. cit. P. 242; etc.

Гувион Сен-Сир отметил, что «теперь Наполеон не столько желал его (сражения. – В.З.), как прежде, и полагаю, предпочел бы дойти до Москвы, не давая сражения, потому что у него далеко не прежние вероятности успеха» (Цит. по: ЧОИДР. 1872. Кн. 1. С. 109). Вильсон: «Бонапарт еще до битвы при Бородине понял, что не сможет уничтожить русскую армию и силою вынудить мир. Но он рассчитывал, что взятие Москвы испугает императора и даст возможность взбунтовать страну» (Вильсон Р. Т. – герцогу Глостерскому. 27 сентября 1812 г. // Вильсон Р. Т. Указ. соч. С. 197). Решение Наполеона переориентироваться, главным образом, на политические средства Вильсон считал глубоко ошибочным. «Для Наполеона лучше было бы, – писал Вильсон в “Повествовании о случившемся…” – осознав всю опасность, обратиться исключительно к военным мерам, а не возлагать надежды на политические интриги, которые лишь задерживали исполнение военных планов до тех пор, пока не стало уже слишком поздно» (Там же. С. 286). По нашему мнению, Наполеон окончательно решился на изменение стратегического плана только в ходе Бородинского сражения.