В хабе шел дождь. Таявший иней на внутренней стороне купола капал серыми слезами в коралловом сиянии башни.

Зен не ожидал, что вернется так скоро, да еще и совсем один. Когда он проехал через К-шлюз, то немного опасался, что это место будет кишеть крейттами, или что дорога закончится там, где взорвалась бомба. Но крейттов не было, и когда «Дамасская роза» послала дрона, он показал ему «Нектарницу», мирно стоявшую на дорожке в дальнем конце купола.

– Нова? – спросил он в гарнитуру. – Ты здесь?

На мгновение он замер в ожидании, а потом в голове прозвучал ее голос:

– Здесь.

– Ты цела! Что случилось? Почему ты не вернулась в Кхурсанди? Прошло уже столько часов. Я боялся бомбы…

– Все в порядке, – сказала она, но ему показалось, что в ее голосе прозвучала грусть. – Подойди и поговори со мной, Зен. Поговори со мной вживую, а не так.

Она сидела посреди путей и смотрела, как приближается старый красный поезд. Иногда она пользовалась разумом, чтобы передвинуть стрелки и помочь ему срезать путь через лабиринт рельсов. Иногда зажигала Станционных Ангелов, чтобы те танцевали рядом с ним и игриво карабкались по корпусу и крыше единственного вагона, который он тащил – старый основной вагон Ворона. Позади нее тихо ждала «Нектарница», все еще стыдясь своей неспособности взорваться, но уже начиная думать о новых амбициях, которые Нова ей дала.

«Дамасская роза» приблизилась и остановилась. Нова встала. Она уже приняла решение, но почти передумала, когда Зен вышел из вагона и направился к ней, подняв воротник пальто, чтобы защититься от дождя.

Он обнял ее.

– Я так волновался за тебя, – сказал он. – Я хотел сразу же поехать за тобой, но появилось столько дел. Чандни ранили, и нам пришлось отвезти ее в больницу – в конце концов, она вернулась и спасла меня и Треноди от Шива Мако. Кхурсанди до сих пор пребывает в хаосе, пока перезагружается дата-рафт, но Треноди и ее дядя заняты разговорами с адвокатами и людьми, они пытаются установить наши права на К-шлюз до того, как прибудут новые Преллы. Но Преллы, которые уже там, вроде бы нормальные – та Лария, она адекватная. А я только и мог думать, что о тебе, но Станционные Ангелы продолжали слетаться на станцию, и «Роза» сказала, что это знак, что с тобой все в порядке…

– Так и есть, – ответила Нова. – Это были мои послания тебе, и они приносили мне обратно новости. Иначе я бы тоже беспокоилась о тебе. Ангелы следили за новостями и передавали их мне. Я знаю все о новой созданной компании, Линии Зенит-Старлинг, и о том, что вы собираетесь отправить торговую экспедицию в Великую паутину. А еще я видела сайты сплетен. Там говорят, что новые деловые союзы обычно скрепляются браком.

Зен сначала стал выглядеть растерянно, потом недоверчиво, а затем несколько испуганно.

– Я и Треноди? Такого никогда не будет! Я просто останусь на Кхурсанди, пока все контракты не будут подписаны, и проведу экспедицию. А потом, я подумал, что мы могли бы поехать на Летний Луг, найти Мику и маму…

Нова как будто рассмеялась. Он был так молод и красив, и ей так повезло, что он любит ее. Ей была ненавистна сама мысль о том, что придется сделать. Но ее разум стал странным, полным вещей, которые, как она знала, Зену никогда не понять.

Нова сказала:

– Дурацкий дождь. Я потратила годы, чтобы научиться плакать слезами, как настоящая девушка, а теперь их не видно из-за дождя.

– Почему ты плачешь? – спросил Зен.

– Потому что я не могу вернуться на Кхурсанди с тобой, – тихо сказала она.

– Что ты имеешь в виду?

– Со мной что-то случилось, Зен. Я изменилась.

– Мы оба изменились, – ответил Зен, – и через многое прошли. Но теперь мы в безопасности. Мы победили! У нас все хорошо! Разве нет?

Она покачала головой, не зная, как объяснить.

– Я становлюсь чем-то… – Она попыталась подобрать слова. – Мой разум раскрывается, как крылья… – Она снова покачала головой. Объяснять было бесполезно. – Когда я была на Кхурсанди, то думала только о том, как бы вернуться сюда. А теперь, когда я здесь, мне придется продолжить все это, – добавила она.

– Тогда ты будешь продолжать. Мы пришлем сюда много поездов. Мы пойдем дальше вместе, исследуем всю Паутину миров – все будет как раньше…

– Нет, не будет, – возразила она. – Когда человеческие поезда начнут путешествовать по Сети, вместе с ними придут Стражи. Они захотят удостовериться, точно ли от того, что они натворили, не осталось и следа. Как только они обнаружат рабочие машины Творца рельсов, то отключат их и заменят какими-нибудь своими. И мне нужно поговорить с машинами, пока этого не произошло, Зен Старлинг. Мне еще столько всего надо у них узнать. Я должна докопаться до сути. Смотри…

Она повернулась и указала мимо серебристой громады «Нектарницы». Путь, на котором она стояла, тянулся к стене купола, но не доходя до нее, спускался в землю и исчезал в устье туннеля, украшенном сверкающими кораллами.

– Это самая старая линия во всем хабе, – сказала она. – Первая линия. Я думаю, что она ведет к тому, с чего все началось. Если смогу туда добраться, то смогу найти и самого Творца рельсов. Думаю, что он еще жив, по крайней мере какая-то его часть. Но я не имею ни малейшего представления о том, что происходит в глубине Черной Зоны. Я даже не знаю, выживут ли там люди. Так что мне придется идти одной. Меня отвезет «Нектарница». Она больше не хочет быть бомбой. У нее развилось внезапное желание путешествовать.

Бывшая рельсовая бомба включила двигатели. От вибрации задрожал потрепанный капот. За ней, глубоко в туннеле, с помехами мерцал свет ожидавшего К-шлюза.

– А когда я пройду, – продолжила Нова, – то выну боеголовку из «Нектарницы» и взорву ее. Я должна заблокировать этот шлюз, чтобы Стражи не смогли пройти за мной.

– Но это значит, что ты никогда не вернешься.

– Да, – кивнула она, – не вернусь. И я буду очень скучать по тебе, Зен Старлинг.

Зен вдруг почувствовал себя совсем маленьким и потерянным, как в детстве, когда смотрел, как родной дом исчезает из виду, пока мать везла его по К-трассе в новый дом.

– Но ты нужна мне, – пробормотал он.

– Ты тоже нужен мне. – Она коснулась его лица и улыбнулась. – Вот каково это – быть человеком. Ты нуждаешься в ком-то и любишь его так сильно, что хочешь, чтобы это длилось вечно. Но так не бывает, и все проходит, остается позади, в прошлом, и удержать его нельзя. Остаются лишь воспоминания. Я всегда буду их хранить. Помнишь ту первую ночь на Йаарме в Драгоценном саду, когда ветер раздувал занавеску?

Он обнял ее, а она целовала его, целовала и целовала. Чувствовала вкус дождя на его губах и соль его слез. Она сохранила этот вкус и тепло в своей самой глубокой памяти.

– Пожалуйста, останься, – попросил он. И она хотела. Но знала, что, если и согласится, то все равно никогда не переживет момента слаще этого. Она долго стояла так, приблизив свое лицо к нему, глядя в глаза, вдыхая его мускусный запах. А потом, пока не передумала, повернулась и быстро пошла прочь сквозь дождь.

«Нектарница» задвигалась, открывая на ходу люк в боку. Нова порывалась оглянуться, но не стала, потому что хотела, чтобы последним воспоминанием о Зене остался его поцелуй. Поэтому она шла быстро, опустив голову, не отставая от поезда, чувствуя себя героиней старого фильма. И задавалась вопросом, не потому ли она вообще хотела влюбиться – не ради самой любви, а ради сладкой ноющей грусти в конце.

Музыка росла вокруг нее, как саундтрек. Это был голос «Нектарницы», певшей новую песню, песню, полную удивления перед размерами Вселенной и тайнами, которые лежали перед ней в свете черных солнц. Она проворно вскочила в дверной проем, который возник перед ней, и вошла внутрь. Дверь закрылась, «Нектарница» набрала скорость и понеслась под землю к свету шлюза. И вдруг там, где был поезд, осталась лишь пустота.

Зен долго стоял и смотрел на шлюз. Он вытер глаза и ждал, что Нова передумает и «Нектарница» вернет ее обратно, но знал, что этого не случится. «Дамасская роза» спросила, не хочет ли он поехать за ней, но Зен покачал головой, потому что понимал: это бесполезно. Нова ехала туда, куда он не мог последовать.

«Дамасская роза» больше не спрашивала его ни о чем. Через некоторое время она осторожно открыла дверь. Зен сел в основной вагон, и старый красный поезд доставил его обратно в Империю Сети, где его ждала вся оставшаяся жизнь.