2 месяца и 3 недели назад
Выпускной класс, ноябрь
Время истекало. Я хмуро посматривала на дверь кабинета. У меня оставалось только двадцать минут, чтобы доделать это дурацкое задание по истории, прежде чем прозвенит звонок на первый урок. Но как бы громко ни звучал «Гамильтон» в моих наушниках, это ничуть не помогало быстрее находить в учебнике даты важных сражений Войны за независимость. А поскольку остальные еще не пришли, мне не у кого было спрашивать ответы.
Мои оценки медленно, но верно ухудшались, с тех пор как я стала проводить бо́льшую часть свободного времени за просмотром репетиции «Ромео и Джульетты». Саша всегда отыскивала какого-нибудь девятиклассника, чтобы он снимал репетиции, – слава богу, мне не приходилось разрываться на части, чтобы справляться еще и с этим в дополнение к работе с оркестром. Но каждый раз, когда они подправляли сценарий, мне приходилось вносить изменения в саундтрек, чтобы музыка подходила к их репликам. А ведь в сутках всего двадцать четыре часа.
Пока я торопливо выписывала ответы на листок с заданиями, кто-то плюхнулся рядом со мной и, не говоря ни слова, вытащил из моего уха наушник – послышался отчетливый хлопок. Подпрыгнув от неожиданности, я подняла взгляд и увидела, как Диего вставляет его в свое ухо. Узнав песню, он закрыл глаза и улыбнулся.
Я не разговаривала с ним с той университетской ярмарки, и меня приводило в ужас воспоминание о том, как я на него сорвалась. Он снова вынул наушник и похлопал по пачке заданий.
– Ты что, не получила письмо от мистера Бэскина? Он сегодня болеет, урока не будет. Так что у тебя есть лишний день на подготовку.
– О! – Я тут же вытащила телефон и открыла приложение электронной почты. И, о чудо, я тут же увидела письмо от нашего учителя истории.
– Отлично. – Я поморщилась. – Ну, то есть, в его болезни нет ничего отличного. Разумеется.
– Да-да, я понял. – Он вернул мне наушник. – Ну так вот… Слушай, я хотел извиниться.
– За что? – Наверное, он жил в какой-то параллельной вселенной, потому что извиняться на самом деле следовало бы мне.
Он шумно выдохнул.
– За то, что не ответил на твое сообщение тогда. За все это. За то, что убедил папу выйти из компании твоего отца.
Я вскинула брови.
– Ты?
Диего напряженно сглотнул, так что я заметила, как дернулся его кадык.
– Ну… вроде того. Когда продажи «Губки-Клоуна» начали расти, я захотел превратить это в настоящий бизнес. Папа был слишком занят на работе и не мог посвящать делу много времени, но мне нужна была помощь – помощь взрослого человека – и деньги, чтобы купить больше оборудования. Так что я подал заявку на шоу «Бизнесмен или банкрот», ничего ему не сказав.
– Когда нас пригласили на прослушивание, папа не смог отказать. Это был безумный шанс. А он всегда из кожи вон лез, чтобы меня порадовать. Думаю, это из-за того, что я приемный… как будто он хочет доказать, что безмерно меня любит, или что-то вроде того. А потом, когда мы попали на шоу и выступали перед инвесторами, они стали спрашивать, как же я буду управлять бизнесом, если еще учусь. Я подумал, кто-то из них, наверное, хочет предложить, чтобы за дело взялась его команда. Но папа сказал, что примет руководство на себя – на полный рабочий день. В прямом эфире сказал.
– Ага. Я помню, – ровным голосом произнесла я.
– Вот почему я не ответил на твое сообщение. Папа уже сообщил мне, что собирается покинуть компанию твоего отца, и он знал, что твой отец этого не одобрит. Так что я просто чувствовал себя ужасно виноватым.
Мое сердце замерло. Я была потрясена.
– Но я понятия не имел о том, как это повлияло на твою семью, – продолжал он. – Я так расстроился, когда ваш бизнес стал разваливаться. Я недостаточно все продумал. И тогда вина просто копилась и копилась, и я… не мог заставить себя что-либо сказать. И я не знал, что до сих пор все так плохо. Я точно не хотел сделать тебе больно. – Он положил руку мне на плечо. – Я никогда не хотел сделать тебе больно.
У него были такие честные глаза, что я поняла: он говорит правду. Я провела все эти годы, обвиняя его в том, что он считает меня недостойной его внимания, – а он все это время винил себя.
Я шумно выдохнула.
– Но это была не твоя вина. Ты был ребенком, которому открылась невероятная возможность, и ты ей воспользовался. Откуда тебе было знать о последствиях.
Он расслабился и нервно усмехнулся.
– Ну, я хотел бы как-то возместить тебе все это.
Я прикусила губу.
– На самом деле… ты можешь кое-что сделать.
– Да? – В его взгляде появилась такая надежда, что я едва не рассмеялась.
– Ага. Ты же умеешь снимать видео, верно?
– Ага.
– Ну вот… мы ставим «Ромео и Джульетту» через несколько недель, ну эту, школьную пьесу. И… – Я изобразила смущенную улыбку. – Я все-таки хочу подать документы в те университеты, чтобы учиться музыке. Уж где-нибудь мне дадут стипендию, в конце-то концов. Не попробуешь – не узнаешь.
Диего улыбнулся.
– Хорошо.
– Так вот, мне нужно заснять пьесу, чтобы отправить видеозапись вместе с заявлением. У меня есть все, что нужно для съемки и записи аудио, но я не могу записывать сама, потому что буду играть в оркестре, а на той неделе ты снимал бейсбольный матч, вот я и подумала…
– Сделаю. Все, что нужно.
– Правда? – Я просияла.
– Конечно. Но послушай…
– Да?
– Я хочу, чтобы ты точно поняла одну вещь… Я не просто чувствую себя виноватым из-за своего отца, и его бизнеса, и всего остального. Я хочу, чтобы ты знала: мне никогда, никогда не казалось, что я лучше тебя. Ни на единую секунду. И мне жаль, что я натолкнул тебя на эту мысль. Ты… ты просто чудо, Эмбер.
Я буквально перестала дышать. Все эти годы мне казалось: всех моих стараний недостаточно. Я оказалась недостаточно хороша, чтобы сделать саундтрек для пьесы без вокальных партий. Чтобы добиться стипендии на обучение. Чтобы поровну уделять внимание всем, кому нужен был кусочек меня. Чтобы спасти жизнь сестры. Я никогда, никогда не была достаточно хороша. И поэтому, когда кто-то назвал меня «чудом», это буквально оглушило меня.
– Я знаю, как усердно ты работаешь, чтобы профессионально заниматься музыкой, – продолжал он. – И ты ведь этого добьешься, какие бы препятствия ни вставали перед тобой! Ты настоящая звезда. Ты этого заслуживаешь.
От его слов у меня перехватило дыхание. Он посмотрел на меня своими невероятными медными глазами, и мне пришло в голову, что было бы так легко сейчас наклониться поближе и поцеловать его.
Погодите, что? О чем я думаю? Я отвела взгляд, отстранившись от него. Мне нравился Робби. Я любила Робби. Какого черта я думаю о том, чтобы поцеловать Диего? Может, дело в благодарности за его готовность помочь и облегчении от того, что мы наконец-то все проговорили? Точно, все дело именно в этом. Меня просто захлестнули эмоции. Вот и все.
– Спасибо, – только и смогла выговорить я.
– Не за что. – Он снова вставил себе в ухо мой наушник, вытащил из своей сумки тетрадь на спирали и принялся писать, слегка покачиваясь в такт музыке. Но на какое-то мгновение мои мысли заглушили музыку – я безуспешно пыталась придумать оправдание, почему я только что захотела поцеловать не того парня, которого любила.