30. Эндж
Эндж готовила ужин. Как обычно. Час назад Уилл и Олли вернулись домой от своих друзей, и Эндж смягчилась, когда они попросили молочный коктейль. Как обычно. Потом она накричала на них за то, что они разбросали свои вещи по полу, и сказала, что расскажет отцу, когда он вернется домой. Как она делала обычно. Не было ни слез, ни гнева, ни торга. Она делала все, как всегда, хотя все было по-другому.
У Лукаса была другая семья.
Эти слова крутились у нее в голове весь день, но она все еще не могла понять их смысл. Как будто кто-то сказал ей, что она живет на Марсе, а не на Земле – это было интересно, даже очень, но последствия оставались неясными. Сейчас она просто ждала, когда появится дополнительная информация.
У Лукаса была другая семья.
Эндж включила духовку и взглянула на свое отражение в стекле. На нее смотрело отражение ее матери. Горькое, отстраненное и немного безумное. Эндж вдруг ощутила острую тоску по ней. Ее мать умерла почти двадцать лет назад, и за десять лет до этого она была уже практически мертва, просто сидела на диване, наблюдая за Опрой и разглагольствуя о том, что она никогда не должна позволять мужчине контролировать ее счастье. Она услышала голос матери в своей голове: они все одинаковые. Эндж страстно хотелось упасть в кресло рядом с ней и сказать: надо было слушать тебя, старая злая корова. Как оказалось, ты была совершенно права.
В двери звякнули ключи.
– Эй, – позвал Лукас.
Он вошел и подмигнул ей. Подмигивание всегда было их фишкой. За все эти годы она ни разу не видела приветствия, которое бы ей так нравилось. Некоторые мужья небрежно целовали жен в щеку, другие просто ворчали, когда входили. Но подмигивание Лукаса всегда казалось таким искренним, таким полным любви. Это было похоже на маленький секрет, который они делили между собой.
Один из многих секретов, которые они делили.
– Как вкусно пахнет, – сказал он. – А что у нас на ужин?
Такой обычный вопрос. Он прозвучал абсурдно, учитывая масштаб теперешней ситуации, но в то же время удивительно успокаивающе. Эндж оглянулась на кухню, разглядывая лук, говяжий фарш, яйца и сухари, лежавшие на кухонном столе.
– Гамбургеры?
Лукас рассмеялся.
– Это что, вопрос?
Это правда был вопрос. Эндж совершенно не помнила, что собиралась готовить, не помнила ничего, кроме ингредиентов, которые увидела на своем кухонном столе. Может, это шоковое состояние? Идея неплохая. Если она в шоке, кто-нибудь должен заворачивать ее в теплое одеяло, давать сладкий чай и присматривать за ней, пока она не «придет в себя». Она видела по телевизору, как фельдшеры делают это, после того как люди попадают в аварию и тому подобное. Наверняка существует такая служба для женщин, которые узнали о том, что их мужья изменяют. А если они существуют… где, черт возьми, ее одеяло и сладкий чай?
– А, тефтельки, – сказал Лукас, заглядывая в кастрюлю на плите.
– Да, – ответила она. – Тефтельки.
Конечно, подумала она. Тефтельки. Большинство женщин кричат и швыряются вещами, когда узнаю́т, что у их мужей есть другая семья. Эндж приготовила мужу его любимое блюдо.
Лукас подошел к мальчикам, игравшим в приставку, и, как ни странно, они буркнули приветствие своему отцу.
Они станут семьей, поняла Эндж. Ее сыновья, Лукас, Эрин и их маленькая единокровная сестра Чарли. Однажды, на своей свадьбе, они поблагодарят «папу и Эрин за все, что они сделали за эти годы». Потом они будут улыбаться за столом, за которым будет сидеть Эндж, безучастная, стараясь выглядеть счастливой, чтобы не испортить этот день.
Эндж подошла к холодильнику, достала полупустую бутылку вина и два бокала. Она чуть не рассмеялась. Два бокала! Через десять лет, когда Лукас будет женат на Эрин, она все еще будет доставать два бокала, когда откупорит бутылку вина? Будет ли она по-прежнему готовить минестроне без сельдерея, потому что Лукас ненавидит сельдерей? Будет ли она по-прежнему говорить мальчикам «подождите, пока папа вернется домой»?
– Я умираю с голоду, – драматично воскликнул Олли.
Эндж собиралась сказать ему, что ужин скоро будет готов, но вмешался Лукас.
– Ты не умираешь с голоду. Дети в Африке – вот кто умирает с голоду. Ты просто голоден.
Да пошел ты, подумала Эндж.
Обычно, когда Лукас говорил что-то подобное, Эндж испытывала гордость. Какой у нее хороший муж. Какой прекрасный образец для подражания для ее сыновей. Часто она укоряла себя: почему ей самой не пришло в голову сказать что-нибудь в таком духе? Слава богу, у них есть Лукас, думала она, их моральный компас.
Теперь это казалось смешным. Моральный компас Лукаса!
Эндж наполнила один бокал и направилась в гостиную. Лукас сидел на подлокотнике кресла Олли. Эндж скользнула на другой. Он взглянул на ее бокал, возможно, удивляясь, почему она не предложила ему выпить, но не сказал об этом. Может быть, чувство вины? Так, у меня есть девушка и незаконнорожденный ребенок, так что лучше я не буду напоминать своей жене про вино. Может, у него все-таки есть моральный компас?
– Ты не в спортивном костюме, – небрежно заметила Эндж.
Он колебался лишь несколько секунд.
– Я зашел в студию на пару часов.
– В воскресенье?
– Да. Всплыло одно дело в последнюю минуту.
– Ах да? – Она сделала большой глоток вина. – Кого же ты снимал?
Ей пришло в голову, что у нее нет никаких доказательств. Ни клочка. Она представила, как стоит перед судьей и говорит: Маленькая девочка двигала ручкой точно так же, как это делает мой старший сын. Угу. А еще моя интуиция. Женская интуиция никогда не ошибается. Приговорите его к смерти, судья! Или по крайней мере к каторге. Судья рассмеется ей в лицо. Может быть, именно поэтому она теперь на него давит. Она хочет, чтобы ее теория была опровергнута.
– Есть еще вино?
– На кухне. Кто же снимался? – снова спросила она.
– Постоянная клиентка с трехлетним ребенком, – сказал он, наполняя свой бокал до краев.
Эндж сделала еще один большой глоток.
– Наверное, было весело.
– Я умираю с голоду! – снова крикнул Олли из соседней комнаты.
– Ужас, – ответила Эндж в тот же момент, когда Лукас сказал: «Ты не умираешь!»
Лукас посмотрел на нее.
– Дорогая, ты выглядишь напряженной. Как насчет того, чтобы я приготовил тебе ванну?
– Но ужин…
– Я доготовлю. Иди. Я принесу тебе еще бокал вина. И я разогрею порцию, чтобы ты поела, когда выйдешь.
Ей хотелось ударить его по голове. Она хотела знать, как он мог так поступить с ней, и, что еще важнее, как он мог поступить так с их сыновьями. Она хотела знать, как он мог стоять здесь и притворяться идеальным мужем после того, как провел день с Эрин и Чарли. Она хотела услышать правду от него. Вместо этого она услышала, как сама сказала: «Ванна была бы кстати», – и направилась к двери.