Глава 40
Джоэлу казалось, что он целует русалку или какое-то другое морское существо. Стройное мокрое тело Флоры прижималось к нему, изумляя Джоэла, но они оба уже начинали дрожать от холода и возбуждения.
Флора открыла дверь за своей спиной, и они буквально ввалились в уютную, душистую кухню, где испускала тепло печь, в которой еще не догорел огонь. Брамбл ворвался внутрь, промчался мимо них и хлопнулся на пол перед печью, сначала, впрочем, как следует отряхнувшись. Но Флора и Джоэл не обратили внимания на брызги, разлетевшиеся с шерсти собаки.
Флора тут же принялась расстегивать пуговицы рубашки Джоэла, одновременно подталкивая его поближе к огню. Ей хотелось остановиться, прекратить эту безумную истерику, но вместо того она лишь крепче прижалась к Джоэлу, зная, что он желает ее с такой же силой, с какой она желает его.
Флоре было наплевать, что она находится в кухне своего детства. Она ничего не видела и не замечала, кроме Джоэла: его холодной чистой кожи, прижимавшейся к ней, когда он обхватывал ладонями ее лицо и крепко целовал. Его оливковая грудь с редкими волосками поблескивала в свете огня, когда они опускались на пол, никакого другого света в доме не было, электричество пропало на всем Муре.
Джоэл отодвинулся.
– Разденься! – выдохнул он. – Разденься, пожалуйста. Я должен тебя видеть. Я не могу… я должен…
Флора села.
– Ха! – выдохнула она.
И тут же принялась сдирать с себя мокрую блузку, попутно осознавая, что это необычайно сложно делать даже при свете и не проведя предварительно несколько часов в баре. В особенности притом, что в ее голове кипело: «Это же он! Это он!» Но тут же какой-то другой голос гудел: «Это кухня твоей матери! Это кухня твоей матери!»
Флора изо всех сил старалась не смотреть на собственную школьную фотографию, висевшую над печью.
А Джоэл наклонился вперед и снова ее поцеловал, и какое-то мгновение Флора не могла думать ни о чем другом.
Ее кожа оказалась именно такой, какой ее представлял Джоэл: светлой, как молоко, белой, как небо снаружи. И она была безупречна, невыразимо чудесна. Джоэл жаждал каждого дюйма этой кожи, он хотел видеть облака, отражавшиеся в этих светлых мечтательных глазах, хотел гладить ее мокрые волосы… Глаза Джоэла жадно всматривались в лицо Флоры, впитывая его.
А она вдруг отстранилась. Да, ей хотелось видеть только его, но комната вокруг нее внезапно наполнилась призраками. Нет, не то… В этом необычном полусвете грохочущего шторма ей почудилось, что это они с Джоэлом – призраки. Что вокруг них продолжается реальная, обычная семейная жизнь: люди болтают и спорят, играют на скрипках, занимаются домашними делами, сушат у огня промокшие ботинки… Флора буквально ощущала, как они проходят сквозь нее. Она моргнула, охваченная этим странным чувством, ощущением и прошлого, и настоящего…
– О боже… – выдохнула она. – Прости… мне жаль…
Джоэл мгновенно отодвинулся и сел, а Флора стала шарить вокруг себя в поисках блузки. Джоэл направил ее руку.
– Все в порядке, – пробормотал он. – Извини, я виноват…
– Нет-нет, не в этом дело. Не в тебе.
– А в чем? – спросил Джоэл, прислоняясь к кофейному столу и прижимая ко лбу ладонь. – Черт, я хочу тебя. Я так тебя хочу! – Он осторожно погладил ее по щеке. – Я не должен был… прости. Я перешел черту.
– О нет, – возразила Флора, краснея.
Как бы ему хотелось, чтобы она раскраснелась по другой причине…
А Флора уставилась в пол:
– Прости…
Джоэл встряхнулся и наклонился вперед:
– Все в порядке, Флора. – Он поправил ей волосы. – Все в порядке.
И улыбнулся немного хищной улыбкой.
– Хотя я и могу сказать, что мне жаль. Это одно из тех немногих дел, с которыми я справляюсь очень хорошо.
Сердце Флоры подпрыгнуло. Она и поверить не могла в то, что осуществились ее долгие давние мечты, что Джоэл оказался рядом… А она не могла этого сделать. Ей захотелось плакать.
Он протянул к ней руки:
– Хочешь, чтобы я ушел?
Флора яростно затрясла головой.
– Хочешь, чтобы я остался, но ничего не делал?
Она снова тряхнула головой.
Джоэл улыбнулся:
– Хочешь, чтобы я остался и занялся кое-чем?
На этот раз она, сгорая от стыда, кивнула.
– Но я не могу, – после паузы с сожалением ответила она. – Это неправильно. Не здесь. И ты мой босс…
Джоэл снова улыбнулся.
– Тогда, – сказал он, задерживая ее руку, – тогда будет правильным спросить: а чего ты хочешь?
– Я хочу этого, – прошептала Флора, и по ее щекам медленно поползли слезы. – О Джоэл… Мне так жаль… У меня как будто дыра внутри. С тех пор, как умерла мама. Я думала, я уже в порядке. Но теперь я вернулась, и все очень плохо. Я даже не могу… Как будто чего-то не хватает. Даже рядом с тобой.
– Что ты имеешь в виду? – спросил Джоэл. – Что значит «даже рядом с тобой»? Я настолько ужасен?
– Нет, – возразила Флора, изо всех сил стараясь не выдать, как долго она его желала. Она вся сжалась.
Джоэл сел в старое кухонное кресло-качалку и усадил Флору к себе на колени. На спинке дивана висели два старых клетчатых одеяла, и Джоэл подтянул их к себе и закутался в них вместе с Флорой. Ему сейчас нужно было просто держать Флору рядом, не думая ни о чем другом.
– Так в чем же дело? – прошептал он.
Слезы потоком хлынули из глаз Флоры.
– Все это… возвращение сюда… Это было так тяжело!
– Мне казалось, тебе здесь хорошо, – нахмурился Джоэл.
– Я понимаю, но…
Джоэл немного подумал, вспоминая:
– Ты не выглядела довольной. В тот первый день.
– Вот не ожидала, что ты меня замечал.
– Я и не замечал, – согласился он, и в его тоне прорезался тот прежний Джоэл, которого так хорошо знала Флора. – Но я ощутил некоторое… сопротивление.
Флора вздохнула.
– Когда мама умерла, – заговорила она, – были многолюдные похороны. Пришли все до единого.
Флоре даже теперь больно было об этом думать. Тогда выдался прекрасный день. Маленькая церковь острова стояла на невысоком холме над заливом, рядом с древним разрушенным аббатством. Сама церковь была куда старше, чем кто-то мог вообразить, это был один из первых символов христианства на острове, где прежде властвовали древние боги – Тор и Один, а еще раньше – зеленые человечки и богини плодородия, боги равноденствия, а до них – кто знает, кто еще?
Это было простое строение, с крестом во дворе – в честь погибших на войне, на нем были вырезаны имена, среди которых чаще всего повторялись Макбеты, и Фергюсоны, и Маклеоды… Внутри стояли ничем не украшенные скамьи и лежали сборники церковных гимнов, и почти не было ничего нарядного, потому что церкви на северных островах всегда были суровыми, они проповедовали тяжкий труд, а не показуху.
И, как всегда со сменой погоды, за много миль, за длинным плоским пляжем показалась вдали линия материка, черные тучи тут и там сменились голубыми просветами, и наконец все небо очистилось, и холодный белый свет пролился в стеклянные окна маленькой церкви.
Конечно, она была битком набита людьми. Все явились. Поля предоставили самим себе, магазинчики закрылись на час или около того, потому что все пошли проститься с Анни Маккензи, родившейся на острове и прожившей на нем всю свою жизнь. Прапрародители Анни говорили еще на норвежском языке, она родила троих сыновей, и ни один из них, как ни странно, не покинул остров, – и, конечно, еще и ветреную дочку, о которой постоянно шептались, только ее завидев: не замужем, знаете ли, не пристроена, живет где-то там, в Лондоне, бог знает чем занимается и, похоже, считает Мур недостойным себя…
Флора привыкла к этому, в самом деле привыкла и не прислушивалась к разговорам, она принимала соболезнования и кивала, благодаря людей за то, что пришли.
Но ей становилось все тяжелее. Особенно потом, во время поминок. Соседи приготовили печенье и чай, из булочной принесли сэндвичи, виски наливали в чайные чашки, потому что стаканов на всех не хватило. Кто-то взял с собой скрипку и заиграл печальную мелодию, и хотя разговоры звучали все громче, все равно в воздухе витало ощущение правильных проводов Анни.
А Флора могла думать лишь о том, как смотрели на нее люди, и вспоминала мать: ее бесконечное терпение, бесконечный труд, бесконечную доброту. И то разочарование в самой себе, которое Анни явно чувствовала, когда заставляла Флору заниматься танцами, ходить к репетиторам, стремиться в большой мир.
Но никто этого не замечал. Люди видели просто человека, который всегда поступал правильно, и ее, Флору, позволявшую матери трудиться…
В доме собралось множество людей, знавших Анни всю ее жизнь. Многие из них, с грустью заметила Флора, были намного старше, они прожили куда дольше, чем ее мать, и все они говорили много добрых слов об Анни.
Хэмиш просто сидел на месте, глядя в пустоту, он даже не плакал, что пугало куда сильнее, чем слезы. Эйлид, жена Иннеса, в это время кормила грудью Агот. Флора заметила, как Эйлид спорит с мужем, видимо считая, что им пора уходить. А Финтана нигде не было видно.
Люди заговаривали с отцом Флоры, но он никого не слушал – он, судя по всему, едва ли и видел кого-то. Но вдруг все заговорили и с Флорой, и миссис Лаэрд спросила, не собирается ли Флора вернуться домой, чтобы заботиться о братьях. Тот же самый вопрос ей задали четыре раза за последние полчаса, и Флора, разозлившись на всех, хорошенько глотнув виски, подошла к отцу.
Она и сама не понимала, как много выпила. Да и отец тоже… Он встал и побрел вон из дому, через двор к морю, а за ним потянулись его друзья. И Флора, слегка спотыкаясь, пошла за ними.
– Она вышла из моря, – слишком громко заговорил отец. – Она вышла из моря. Море прислало ее сюда, а теперь снова забрало. На самом деле она никогда не была нашей.
Другие мужчины кивали и, улыбаясь, соглашались, а Флору внезапно охватила бешеная ярость, какой она никогда не испытывала в жизни, и она повернулась к отцу с криком:
– Чушь все это! Прекрати! Она никогда никуда не ходила, она никогда ничем не занималась, кроме дома, и в этом виноват ты! Это ты приковал ее к кухне! Она не была селки! Она вовсе не была морским существом, вышедшим на берег для того, чтобы стать твоей рабыней! И нечего болтать все это, лишь бы себя утешить, потому что ей из-за тебя пришлось всю жизнь провести в этой… в этой жопе!
А потом Флора убежала подальше, села на стенку причала и долго сидела там, глядя на море и чувствуя себя онемевшей, – не из-за холодного ветра, а из-за того, что она должна была чувствовать, но не чувствовала. Ее гнев на всех местных подсказывал ей, что это естественно, это нормально: горе из-за всего того, чего ее мать так никогда и не увидела, из-за внуков, которых она не будет растить, из-за всего того, чего они не сумели сказать друг другу… Все исчезло. Пропало навсегда. Это было неправильно! И Флора поклялась себе, что никогда сюда не вернется… Потом она позволила Лорне увести ее к себе на ночь, а утром села на первый паром, чтобы вернуться в Лондон, вернуться к работе и не думать ни о чем, а только повторять себе: «Я должна убраться отсюда. Я должна уехать. Я должна уехать».
Джоэл внимательно посмотрел на нее.
– Ты действительно так и сказала – «жопа»? – мягко спросил он.
– Да… – улыбнулась Флора.
– И с тех пор сюда не приезжала?
– Я была слишком смущена, – пояснила Флора. – Это было ужасно с моей стороны.
– Нет, – возразил Джоэл. – Уверен, это было великолепно. Ты им выдала нечто такое, о чем они говорили неделя за неделей.
– Может быть, – кивнула Флора.
Каким-то образом рассказ о давнем событии снял с ее плеч тяжкий груз. Помогло и постепенное потепление, которое она ощущала на острове. А сейчас ей было так тепло, уютно и спокойно в объятиях Джоэла…
– А твоя мама какая? – спросила вдруг она.
Джоэл долго молчал, и Флора почувствовала, как он слегка напрягся. Она не думала, что вопрос может оказаться слишком личным. Но возможно, так оно и было…
– Прости, – сказала она. – Все в порядке.
Но Джоэл неловко подвигался на месте.
Снаружи продолжал грохотать шторм. Джоэл посмотрел на огонь.
– Боже, – тихо произнес он. – Как я устал…
Флора заглянула ему в лицо:
– Хочешь, постелю тебе постель?
Он посмотрел на нее:
– Не думаю, что мне это поможет.
Флора улыбнулась. Они все так же сидели, не желая нарушать чары. Потом Флора оставила мокрую одежду сушиться у огня и повела Джоэла в свою спальню.
– Это что, ты действительно их получила? – спросил он, оглядывая розочки – награды за танцы, висевшие на стенах.
– Да их все получали, – краснея, ответила Флора.
– Нет, – покачал головой Джоэл. – Ты действительно была прекрасна.
Такого никто не говорил Флоре прежде.
Джоэл лег на мягкую постель и сонно улыбнулся. Было так странно видеть его лежащим здесь – в ее детской кровати, в доме, полном ее юношеских фантазий, – но он действительно был здесь, Джоэл во плоти…
– Расскажи мне сказку, – почти засыпая, попросил Джоэл.
Он хотел пошутить, но на шутку это совсем не было похоже.
Флора как следует укрыла его одеялом и села рядом.
– Когда-то, давным-давно… – начала она.
Джоэл подумал, что ее певучий голос – самое прекрасное, что он когда-либо слышал.
– Когда-то, давным-давно, похитили одну девушку. Из замка на самом дальнем севере ее повезли через море. Она этого не хотела…
Флора замолчала. Мать часто рассказывала ей эту историю. Но что было дальше? Однако в следующее мгновение она поняла, что это не имеет значения. Джоэл закрыл глаза и моментально крепко заснул.
Флора долго смотрела на лицо Джоэла, зачарованная его красотой, изгибом рта, линией скул, и в сотый раз прокляла себя за то, что оказалась неспособна пройти через то, чего ей так хотелось.
В бесконечном разочаровании она подняла одеяло и легла, практически обнаженная, рядом с ним, под завывания шторма, бросавшего горсти дождя в окно. Она чувствовала его сонное тело, вдыхала его прекрасный теплый запах, ее светлая рука легла на его грудь. Этого было недостаточно, совершенно недостаточно, но ничего другого не оставалось.
В какой-то момент они оба проснулись, но никто не мог понять, какое сейчас время дня или ночи. Флора принесла холодной воды из-под старого крана, они накрылись одеялом, находясь очень близко друг к другу, и Джоэл обнял ее.
– Прости… – пробормотал он.
Это прозвучало неуверенно и нервно и было так не похоже на него, что Флоре пришлось посмотреть на Джоэла, чтобы убедиться: это он.
– Я… ты спрашивала о моей матери.
Флора кивнула.
– Я не… я на самом деле…
– Ты не обязан рассказывать, – мягко произнесла Флора.
– Нет! – довольно резко вырвалось у него. – Нет, я должен. Я хочу… – Он глубоко вздохнул. – Я вырос в системе попечительства. У меня не было родителей. Я никогда их не знал. Были только… приемные семьи. Очень разные семьи. Множество.
Флора смотрела на него ясными глазами, стараясь не выдать охватившей ее жалости, – она понимала, что Джоэла это напугает.
– И это было ужасно? – прямо спросила она.
– Мне особо не с чем сравнивать, – ответил он. – Но думаю, что да.
– Но это в прошлом? – еще тише спросила Флора.
– Не знаю, – сказал Джоэл со всей возможной откровенностью.
И тогда наступила очередь Флоры гладить его лицо, она притянула Джоэла к себе и поцеловала.
Внезапно в дверь отчаянно заколотили, и они отшатнулись друг от друга, чары развеялись, они поспешно начали искать свою одежду. Но Джоэлу и надеть-то было нечего.
– Ой, это, наверное, Колтон нам напоминает, что платит не за это, – с нервным смешком сказала Флора.
Джоэл покачал головой:
– Может, это твой отец?
– Стучит? Зачем бы ему?
Флора натянула на себя просторный свитер и джинсы и бегом спустилась вниз. Яркое солнце, вышедшее после бури, ослепило ее, когда она пыталась понять, кто это пришел и какой теперь час. Кто вообще мог так колотить в дверь?
Стук повторился, и Брамбл заворчал, но не тревожно – это значило, что снаружи стоит кто-то ему знакомый.
– Эй, кто там? – крикнула Флора.
– Привет! – откликнулся мужской голос. – Финтан? Иннес?
Флора открыла дверь.
– Извините, – сказала она. – Только я дома.
Стоявший на крыльце человек кивнул, хотя его взгляд сразу скользнул через плечо девушки внутрь, туда, где Флора аккуратно развесила у огня мокрую одежду – пиджак, полосатую рубашку…
Флора наконец сообразила, кто это:
– Тиарлах! Что случилось? Твои ребята попали в шторм?
– Нет, слава богу, мы их вовремя спрятали в боти.
Боти – так местные называли маленькие каменные хижины в разных удаленных местах, – они давали убежище тем, кто попадал в бурю.
Флора посмотрела на часы. Ох, надо же, уже шестой час! Они проспали весь день.
– И долго они там просидели?
– Ну, сейчас они уже спускаются с холма.
– А… Так ты из-за…
Флора внезапно покраснела. Боже… а у нее в доме другой мужчина…
– Нет, просто…
Чарли как будто не хотелось договаривать.
– Ну… мне нужен трактор Эка.
– Зачем?
– Да там неприятность… – поморщился Чарли.
– Какая? – Флора мгновенно встревожилась. – Кто-то пострадал?
– Нет, не беспокойся, – ответил Чарли. – Не в людях дело. Но… ты умеешь водить трактор?
Джоэл уже стоял у печи, наблюдая за их энергичной беседой, но расслышать, о чем речь, не мог. Потом Флора обернулась, и Джоэл сразу понял по ее лицу, что она уходит, и уходит с этим мужчиной, и он не был уверен, что сможет это выдержать.
– Я должна идти. Там кита на берег выбросило.
– Там… что? – не понял Джоэл.
Он стал оглядываться по сторонам в поисках своих очков. Он чувствовал себя непривычно, ранимым и встревоженным. А Флора уже выходила из дому.
– Кит. Это иногда случается. Они теряются во время шторма.
Джоэл покачал головой, совершенно ничего не понимая. Он рассеянно достал из кармана телефон. Связь восстановилась, ему пришло множество сообщений. Но он не в силах был на них сосредоточиться.
– Флора! Ключи! – торопил девушку Чарли.
– Иду, иду!
Она задержалась на миг, повернулась к Джоэлу:
– Ты можешь остаться здесь.
– Но ты уходишь.
– Ненадолго. Я должна это сделать.
Джоэл смотрел на нее. Он не хотел, чтобы она уходила.
Зазвонил его телефон.
– Мне нужно работать, – коротко сказал Джоэл и тут же замкнулся, как захлопнувший створки моллюск.
– Нет, – сказала Флора. – Не смей! Не смей быть таким. Не надо.
– Флора! – закричал Чарли. – Прошу тебя, бога ради, ты не могла бы поспорить со своим боссом потом?!
