полезные люди

Бакли взял из колоды даму – как раз то, что нужно. Ухмыльнулся и открыл карты.

– Сучий ты потрох!.. – гаркнул Шестой, капельки слюны полетели на колоду.

– Не везет тебе сегодня, дружище, – сказал Бакли и подвинул к себе монеты.

Шестому не везло и вчера, и третьего дня, и неделю назад, и месяц. Ему всегда не везло, когда играл против Бакли. От вечера к вечеру, по мере убывания запасов, Шестой менял ставку. Сперва играли по елене, затем – по глории, потом сошли на агатки, сегодня – на полтинки. И чем больше он проигрывал, тем теплее становилось словцо, которым звал его Бакли. Шестой сперва звался просто Шестым, потом – парнем, потом – приятелем, позже – дружищем, а теперь вот…

– Может, довольно, братец? – с сахаром в голосе предложил Бакли.

– Сдавай.

– Пока ты вконец не разорился, а? Я же о тебе забочусь!

– Сдавай, сучье вымя!

Бакли принялся тасовать, Шестой уставился в окно. За стеклом была узкая площадь, а по ту ее сторону – длинный сарай под двускатной красной крышей. Трактир, в котором сидели игроки, звался «Свиньей и гусем», здоровущий сарай напротив – Мясницким рынком, а площадь – Мясоедной. На площади наблюдалось движение: то прокатит телега, то процокает конь, то бойко проскрипят по снегу люди. Порою кто-то проходил у самого окна, и сквозь стекло влетал клочок разговора.

– Ишь, шастают, – со злобой процедил Шестой.

– Тебе-то что, друг мой?

– К коронации готовятся.

– И?..

– Ненавижу коронации! Сдавай уже.

Бакли стал сдавать.

– А ты их много видел?

– Кого?

– Коронаций.

– Ни одной.

– Так что же…

– Сказал – ненавижу! – огрызнулся Шестой, и Бакли предпочел замолкнуть. Шестой добавил: – Экая радость – коронация! Какую-то сучью пигалицу садят на трон, а я должен радоваться? Не дождутся!

Бакли сдал, они взяли карты. Бакли добрал одну, Шестой – две. Помедлил, натужно размышляя. Потянулся к колоде с глухим рыком, словно уже предчувствуя исход. Вытянул третью карту.

– Дерьмище!

Он швырнул на стол карты вместе с серебряной полтинкой.

– Будем продолжать, братишка? – спросил Бакли.

– Да. Но сдам я, – Шестой забрал колоду. – Тебе черти крутят.

Бакли усмехнулся. Шестой всегда хотел играть, и это было хорошо. «Желание – ценная штука, – так говорил хозяин. – Кто много хочет, тот полезен».

Однако сдать Шестой не успел. Дверь скрипнула, Бакли бросил взгляд и напрягся, шепнул:

– Он.

Человек, которого они видели нынешним утром на станции, вошел в трактир, притопнул, сбивая снег с подошв, осмотрелся. Напоролся на неосторожный взгляд Шестого – и тут же ринулся прочь. Шестой и Бакли – следом, на ходу надевая тулупы.

– Извозчик!..

Человек со станции подбежал к бричке, в которой приехал за минуту до того.

– Гони скорее!

Лошади не успели тронуться, как Шестой и Бакли уже вспрыгнули в экипаж.

– Ага, гони, мил человек, – сказал Бакли, бросая извозчику елену. – Куда-нибудь на околицу.

– К Привратной?

– Да хоть и к Привратной.

Человек со станции попытался выпрыгнуть на ходу, но Шестой крепко ухватил его за плечо, швырнул на сиденье и впечатал кулак под ребра.

– Ыыыыы… – человек разинул рот, пытаясь вдохнуть. На нем была громадная меховая шуба, и сам он – тщедушный, остроносый – терялся в ней. Мелкие глазенки испуганно блестели из-под шапки.

– У тебя куриные мозги, – сказал Бакли человечку. – Знаешь, почему? Давеча на станции мы искали следы одного пассажира. Всем станционным предлагали десять золотых за сведения, и ты купился. А монетки-то были простой наживкой. Ничего ты не понял, лопух.

Бакли сделал паузу, и Шестой снова ударил человека со станции.

– О-оой…

– Мы думали так: на станции должен быть парень из протекции. Тайная стража точно ведет учет, кто приехал и кто убыл. Но как вычислить этого парня? А вот как. Майор Бэкфилд сбежал, верхушка протекции распалась, новую не поставили. Значит, вас, шептунов, никто не кормит. А значит, вы теперь падки до денег.

– Будто раньше не были падки, – Шестой врезал человечка по уху так, что шапка улетела в снег.

– Потом мы порасспросили о тебе у коллег. И ничегошеньки не узнали, кроме того, что твое любимое местечко – «Свинья и гусь». А теперь осталось кое-что проверить…

Бакли сунул руки ему под шубу, пошарил, вытащил кошель. Высыпав монеты на ладонь, пересчитал.

– Все наши десять эфесов тут. Стало быть, с начальником станции не поделился, а значит, работаешь не на него, а прямиком на главу протекции. Ты-то нам и нужен, жадный осел.

– Сучья кишка, – Шестой, привстав, обрушил на него кулак.

– Ну-ну, хватит, – Бакли покачал головой. – Не переусердствуй, а то остатки мозгов выбьешь.

– Что вам нужно?.. – выдохнул человечек со станции.

– Польза, конечно. Что ж еще, кроме пользы! Когда мы спросили про этого пассажира, ты ушел, а потом вернулся со сведениями. Вот и принеси нам ту учетную книгу, с которой сверялся.

– Что?..

– Ты, тварь, оглох?! – взревел Шестой.

– Книгу, – повторил Бакли, кривясь. – Книгу учета. Ты ж не в голове все держишь. Кто и когда прибыл на вокзал Фаунтерры, куда направился потом. Ты вел учет для Бэкфилда, а его больше нет. Продай книгу нам.

– Продать?..

– Ну все, ты меня разозлил.

Шестой выхватил нож и прижал к подбородку человечка.

– Ц-ц-ц, – одернул его Бакли. – Спокойнее. Так вот, козлик, ты продашь нам книгу. Прямо сейчас. Цена – сто золотых эфесов.

– Д… д… двести, – прошипел человек со станции, сглотнув слюну от страха.

– Каков, а? – фыркнул Бакли и несильно ткнул человечка в нос. – Вот жадный козлик, видали такого?!

Ткнул еще раз. Человечек шморгнул, сглотнул кровь и сопли.

– С… сто восемьдесят.

– Сто сорок, – сказал Бакли.

– Д… деньги вперед.

– Не держи нас за ослов. Двадцать вперед, остальные – за книгу.

– Ладно.

– На вокзал, я так понимаю?

Человечек в шубе кивнул. Бакли дернул извозчика за плечо:

– Эй, мил человек! Планы сменились: вези на вокзал.

Книга представляла собою, на самом деле, шесть книг: по одной за каждый месяц, начиная с июля. Человечек со станции принес тома в мешке. Он пропадал часа два. Уже совсем стемнело, Бакли с Шестым утомились ждать в привокзальной церквушке. Шестой то и дело подхватывался со скамьи, громко рыскал от алтаря ко входу и назад к алтарю. Кто-то из прихожан сделал было замечание:

– Молодой человек, уважайте…

– Чего тебе, сучий потрох?! Сиди тихо и не лезь!

Старик умолк и спрятался в плечи. Когда явился человечек со станции, Шестой вырвал мешок из его рук, оттолкнул его, перебросил книги Бакли. Тот пролистал и удовлетворенно кивнул. Учет велся как надо. Указаны были имена и даты прибытия, исходная станция и направление, куда пассажир подался потом. Также вписано и то, чем был примечателен данный пассажир и почему удостоился внесения в книгу: «Видный дворянин», «Трое здоровяков – верно, воины», «Повздорил с охраной», «Сильно переплатил за билет», «Имел дорогой меч», «Вез собаку неясной породы»… Было даже такое: «Выйдя с вокзала, раздал одежду бродягам».

– Ты что же, сам это все отследил? – удивился Бакли.

– Есть еще трое на жаловании…

– И ты продаешь ваш общий труд? Ай-ай, как нехорошо.

– Они сбежали вместе с Бэкфилдом.

– А ты остался? Ждал, значит, случая продать книженцию? Жалко было бросить теплое место?

– Ну… э… ммм…

– Думал, северяне тебе заплатят за этот реестр?

– Вы не хуже северян, – человечек несмело покосился на Шестого.

– Это чертовская правда. Ты попал в самую точку, козлик. Мы намного лучше.

Бакли протянул мешочек, набитый золотыми. Служитель станции схватил, оценил на вес и шустро выскочил из церкви. Был – и уже нету.

– Идем, браток, – сказал Бакли Шестому. – Хватит беспокоить прихожан.

Они вышли на улицу. Вечер покусывал за щеки хрустким морозцем. Вокзал светился цветными огнями, трепыхались флаги. Извозчики переругивались за место поближе к дверям станции. Полдюжины привокзальных гостиниц, как могли, тянули к себе внимание приезжих: плакатами и вымпелами, яркими фонарями, ветровыми трещетками, жестяными коронами. Притопывая на месте, орали зазывалы: «Гостям коронации – чистые комнаты!.. Согрейтесь с дороги! Пассажирам пунш за счет гостиницы!.. Постоялый двор „Минерва“ – лучший у вокзала!..»

– Коронация, – Шестой плюнул на снег. – Ненавижу это дерьмо.

Бакли смотрел вслед человечку со станции. Тот прошел мимо лучшей привокзальной «Минервы», оглянулся через плечо, юркнул в проулок. Бакли сказал:

– Давай, Шестой, принеси пользу.

– Его?.. Сейчас?!

– Нет, дождемся, пока северяне возьмут его и спросят!.. Сейчас, Шестой, сейчас.

– Сучья работа…

Верзила снова плюнул и пошел, ускоряя шаг, к тому самому проулку. Вернулся через каких-нибудь десять минут, сунул Бакли кошель с деньгами. Судя по весу, все сто сорок эфесов были здесь.

– Хорошо, – сказал Бакли. – Молодчик.

– Сучья работа, – ответил Шестой.

* * *

«Чтобы быть полезным, нужно иметь желание и умение», – так говорит их хозяин. С этой точки зрения, Шестой явно полезен: он знает свое дело и всегда, без перерывов, испытывает желание.

– Сыграем?..

Шестой рыскал по гостиничной комнатушке и мусолил колоду в здоровенных ладонях.

– Сыграем, а?

– Не мешай, дружок, – отмахнулся Бакли. – Видишь же: я занят.

– Что ты там ищешь?

Бакли водил пальцем по строкам учетной книги.

– Имена. Что еще тут можно найти?

– Какие имена?

Кривясь от его тупости, Бакли поднял глаза:

– Имена людей, Шестой. Двух полезных и одной мелкой шавки.

– Каких еще людей?

Бакли вздохнул. Шестой – дубина. Приходится объяснять то, что и ребенок понял бы.

– Вот ты, братец, не любишь коронацию, а зря. Важные люди изо всех земель съедутся на нее. Важные и полезные. Мне нужны двое из них.

– И как ты поймешь, кто полезный, а кто нет? – Шестой глянул через его плечо в книгу и нахмурился. – Тут же… тьфу… конь копыто сломит!

Бакли терпеливо ответил:

– Все просто, дружок. Эти двое не так мелки, чтобы быть бессильными, но и не так заметны, чтобы попасть под надзор северян. Они уехали к себе по домам, когда в столице стало страшно, но недавно вернулись, чтобы поспеть на коронацию. И еще, я знаю, из каких они земель. Достаточно примет, а?

– У… Ну, так ты ищи быстрее. А потом сыграем!

Вскоре Бакли нашел одно имя. Довольный собою, сел за карты и в течение часа выиграл у Шестого горку монет. Шестому пришлось крепко порыться по карманам и вытащить на свет все запасы. Десять агаток – вот все, что осталось у него к полуночи.

– Сыграем еще, – потребовал он.

– Сыграем, но завтра, братец мой любезный. Сегодня тебе уж больно не везет, а завтра, глядишь, удача переменится. Я ведь о тебе забочусь. Ты мне – как родной!

Бакли похлопал верзилу по плечу и отправился спать.

* * *

«Бакли знает подход к любому», – так говорит хозяин. Но, на самом деле, подходов только два: сверху или снизу. Нужно лишь правильно выбрать.

Вот привратник: с кирпичной рожей стоит на крыльце, гадливо зыркает сверху вниз на визитеров. Он – мелкая дрянь, к таким всегда нужно подходить сверху, поставив сапог на его загривок. Уберешь ногу с его шеи – сам окажешься под сапогом. Или одно, или другое – вот весь выбор.

Бакли неторопливо взошел на крыльцо. Привратник загородил ему путь:

– Кто такой? Куда лезешь?

Бакли ткнул ему пальцем в живот и чуток нажал, отодвигая привратника с дороги: краешком ногтя, чтобы не запачкаться.

– Поди-ка прочь, мил человек. Мы к аббату Феррайну.

Привратник насупил брови, набычился, сдвинув шапку на лоб:

– Кто такой, спрашиваю?

– Ты, видно, совсем ничего не понял… – Бакли брезгливо отвернулся от привратника и махнул Шестому: – Принеси пользу, дружок.

Как-то так вышло – ни Бакли, ни привратник не успели заметить, как именно… Но спустя вдох страж дверей пялился на свой палец, а тот сучковато торчал в сторону и быстро опухал. Бакли взял сломанный палец и плавно выкрутил. Из глаз привратника брызнули слезы.

– Я же тебе сказал, мил человек: мы к аббату Феррайну. Что тебе неясно, а? Беги к своему хозяину и скажи: тот, кто верит в святую Софью, пришел исповедаться.

Сверху или снизу – важно правильно выбрать.

Седой сухой дед с круглой проплешиной на темени сидел в кресле из черного дерева, постукивал пальцами по подлокотнику. Сидел себе, постукивал, глядел из-под бровей. Однако сразу – по твердой осанке деда, резной маске морщин, упертой неподвижности зрачков – Бакли понял, что выбрать.

– Желаю крепчайшего здравия вашему преподобию! Великодушно прошу простить за беспокойство, которое вам причиняю.

Короткими шажками Бакли подбежал к деду, на ходу уменьшаясь в росте. Встал на колено, наклонил голову. Аббат вяло протянул руку с перстнем, Бакли поцеловал громадный красный камень.

– Кто таков?.. – голос аббата Феррайна был скрипучим, но ровным.

– Я – Бакли, ваше преподобие. Могер Бакли.

– Какого сословия?

– Нижайше прошу простить, ваше преподобие, но важен ли ответ на сей вопрос? Поймите верно: я не имею секретов от вашего преподобия и с радостью скажу, к какому сословию отношусь. Но только я к вам не по делу сословия, и даже не по личному.

– Ты сказал привратнику, что хочешь исповедаться.

– Дело вот какое, ваше преподобие… Всю жизнь я поклонялся святой Софье Величавой, и всегда чувствовал ее опекающую длань на моем плече. Но недавно – в ноябре – кое-что переминалось и бросило мою душу в пучины тревоги. Святая Софья отвернулась от меня. Всякий раз, как пытался молиться, я получал от нее знак: обратись к Светлой Агате. И чем истовей были мои мольбы, тем жестче звучал ответ: ступай к Светлой Агате, лишь она поможет тебе!

Аббат Феррайн, что прежде слушал его с глубокой скукой, при последних словах шевельнулся.

– Что за знаки были тебе явлены?

– Разные знаки, ваше преподобие. Прежде всего, мирские.

Бакли поднял голову, повел взглядом вокруг себя, печально поджал губы. Мол, скверные дела творятся в мире, ваше преподобие сами понимают.

– Поднимись, – велел аббат. – Сядь вон туда и скажи ясно: Софья Величавая послала тебя к Светлой Агате?

Бакли сел, смущенно пожал плечами:

– Ваше преподобие, вы говорите так, будто Софья – лорд, а я – ее вассал. Не послала она меня, это будет неверное высказывание, но дала знак, что лишь Агата может помочь.

– Которая Агата? Северная или центральная?

– Центральная Агата, ваше преподобие. Оттого я и пришел к вам.

Аббат Феррайн не служил ни Агате, ни Софье. Он принадлежал к Церкви Праотцов и числился служителем святого Вильгельма. Однако не усмотрел никакого противоречия в словах Бакли.

– Ты поступил верно, придя ко мне. Я вознесу мольбы, чтобы Агата тебя услышала. В чем твоя просьба?

– Не о себе прошу, – с поклоном сказал Бакли, – а о своей святой покровительнице. Душевная боль от ссоры с Агатой разрывает ей сердце. Нежная душа Софьи истекает кровью… Я молю Агату быть чуткой к ее страданиям!

Глаза Бакли заблестели от слез, губы задрожали.

– Ты молишь центральную Агату? – уточнил аббат Феррайн.

– Да, ваше преподобие! Только она и может излечить хворь несчастной Софьи!..

– Софья захворала, это верно, – проскрипел аббат.

– И столь тяжко захворала, что ничто не радует ее! – Бакли всхлипнул. – Даже три миллиона золотых не купят лекарства от этого недуга; даже четыре тысячи всадников не сыщут нужного зелья!

Аббат Феррайн повел бровью, помолчал какое-то время.

– Ты прав, сын мой: ни деньги, ни люди не помогут святой Софье. Тут требуется иное…

– Быть может, говор? – предположил Бакли.

– Говор?..

– Я слыхал, ваше преподобие, от некоторых хворей помогает целебный заговор. Зовете на помощь правильных людей, образуете круг, беретесь за руки, вместе произносите нужные слова…

Аббат нахмурился:

– Нет, и говор тут не будет уместен.

– Быть может, на помощь древних духов… Духов степей, ваше преподобие? Не будет ли это греховной ересью?

– Имея средство, не употребить его во спасение, – вот что будет ересью. Но духи степей опасны. Выпустив их на волю, как потом загнать обратно во тьму? Сторонись их, сын мой.

– Так что же делать, ваше преподобие?! – вздохнул Бакли, ломая руки. – Как помочь?..

– Время – вот лучший целитель. Ныне зима – час холода и тьмы. Но скоро весна ее сменит. Весною расцветет жизнь, морозы откатятся на север, крестьяне выйдут в поля… Люди исполнятся верою, и святое слово окрепнет, обретет силу. Вот тогда, пожалуй, одной молитвы будет довольно.

– Полагаете?.. – голос Бакли дрогнул от трепетной надежды.

– Да, сын мой. Верь.

– И если Софья исцелится весною, то центральная Агата…

– …заключит ее в сестринские объятия, полные радости.

– Не знаю, как благодарить ваше преподобие!

Бакли упал на колени и покрыл поцелуями не только перстень, но и всю сухую стариковскую ладонь. Аббат брезгливо отнял руку.

– Ступай, сын мой. Ступай.

Выйдя на улицу, Бакли протер губы и трижды с омерзением сплюнул. Процедил сквозь зубы:

– Старый хрен.

Шестой спросил его:

– Что скажешь? Есть польза от аббата?

– Самодовольная задница, как и все святоши. Кусок нахального дерьма. Только рыцари хуже.

Бакли перевел дух. От потока ругательств стало веселее – слетела мерзкая маска раболепия. Бакли стряхнул ее, дрожа всем телом. Хлопнул Шестого по плечу:

– Но все же, братец, малая польза есть. А малая – лучше никакой, верно?

– Угу. Теперь сыграем?

– Отчего нет?

Они пошли в таверну, и Бакли облегчил карман Шестого еще на десяток монет. Последних, что у него были. Когда Шестой понял, что лишился всего, то сказал только:

– Сучья жизнь.

Бакли бросил ему агатку – одну из выигранных:

– Держи, друг любезный, купи себе поесть.

А сам поднялся в комнату и нашел в книгах второе имя: Айра-Медея.

* * *

К бабам нужно подходить сверху. Это надежное правило. Всякая баба любит дерзость и хамство. Даже такая дорогущая, как вот эта.

Она сидит полулежа на горе подушек, вся такая блестящая: платье искристого шелка, золотая брошь в роскошных волосах, на плечах накидка с лисьей оторочкой. В глубоком вырезе белеют полушария грудей, бархатистые и сочные, как персики. Ноги лежат на подушке – специальной подушке для ног! Голые щиколотки, высеченные из мрамора… Бакли сразу проникся к ней ядовитой ненавистью.

– Здравствуй, красавица, – он подошел вразвалочку, небрежно оттолкнул ногой подушку. – Как мне тебя звать, чтобы было тебе приятно? Белокровная госпожа?..

При последних словах он нахально подмигнул. Айра-Медея не выдала никакой эмоции.

– Я давно живу в столице и привыкла к вашим порядкам. Зовите, как вам удобно: сударыней, например.

– Ай!.. Какая же ты сударыня, а? Что за чушь! Северные тощие грымзы пускай будут сударынями! А тебя стану звать… – он повел бровью вверх-вниз и жадно сверкнул зрачком, – красавица!

– Как вам угодно, – степенно кивнула Айра-Медея. – Присаживайтесь, славный.

Он еще постоял, пожирая ее глазами, и лишь после долгой паузы уселся. Сам налил себе чаю, не дожидаясь слуги, и звучно, с чавканьем, хлебнул.

– Аххх, хорошшшо!

– Что привело вас ко мне, славный?..

– Звать меня Могер, красавица. Могер Бакли. И в Южном Пути, откуда я родом, это имя всем известно.

– Охотно верю.

В редких тщательно запудренных морщинках на лице женщины читался ее возраст – четыре десятка. А в безмятежном выжидающем спокойствии ощущался громадный опыт – опыт дипломата или торговца, или тот и другой вместе. Айра-Медея не тратила сил и времени на традиционное южное славословие, на болтовню вокруг да около. С видом искреннего радушия она ждала.

– Вижу, красавица, тебе не терпится узнать: зачем же пожаловал господин Могер Бакли? Ну, беды не будет, если ты еще помучаешься, а я просто погляжу на тебя. Такую сладкую штучку не каждый день увидишь. Ох, не каждый!

Он выдержал паузу, представляя себе, как ставит на колени эту самую Айру-Медею, берет в руку хлыст и охаживает ее по спине и заднице, превращая кожу в один громадный синяк. Приятное зрелище. Бакли улыбнулся, облизнул губы.

Южанка молчала.

– Ладно, давай к делу, раз уж ты так настаиваешь. Я хочу купить у тебя кое-что.

– Мне жаль, славный Бакли, но вас ввели в заблуждение. Уже шесть лет, как я ушла от славного ремесла и не занимаюсь торговлей.

– Да?.. – он изобразил удивление. – А чем же занимаешься?

Она улыбнулась в ответ.

– Если желаете купить что-то из принадлежащего мне, я позову своего управителя. Он теперь заведует такими делами.

Айра-Медея потянулась к колокольчику. Несколько поспешно – на секунду раньше, чем следовало бы. Эта секунда выдала, сколь глубоко Бакли неприятен южанке. Вот и отлично, – сказал он себе, – защита сломана, теперь нападаем.

– Ты не поняла меня. По-твоему, я пришел сюда поговорить с управителем? Я проделал триста миль в снег и мороз, чтобы поторговаться с каким-то дерьмовым управителем?! Я пришел делать дело, красавица. Только с тобой. Так что положи свой колокольчик и продай мне товар.

Она помедлила. Не дрогнула ни одна черточка ее холеного лица, но Бакли знал: Айра-Медея колеблется, вышвырнуть ли его к чертям или выслушать. После паузы она отложила колокольчик. Как все бабы!.. – презрительно подумал Бакли.

– Какой товар нужен славному?

– Очи. Хочу купить искровые очи.

– Для оружия, надо полагать?

– Ну ясно, что не для сортира!

– Какое именно оружие нужно оснастить? Копье? Шпагу? Кинжал?

– Всякое и разное. Я хочу, красавица, вооружить отряд.

Айра-Медея удостоила его слабой, чуть заметной улыбки.

– Похвальное желание, славный.

Она подняла рукав платья и сняла браслет. Сплетенный из тончайшей золотой проволоки, он весь пестрел алыми камнями разного размера. Очи. Больше дюжины очей. Эта старая грудастая сука носила на руке целое состояние.

– Как вы, конечно, знаете, очи делятся на классы в зависимости от их размера, формы и качества огранки. – Айра-Медея положила браслет перед гостем и деревянной шпажкой для фруктов указала на один из небольших камней. – Этот класс зовется «лилией». Он – самый мелкий из тех, что используются в оружейном деле. «Лилиями» оснащаются кинжалы и парадные шпаги. Разряд «лилии» способен нанести вред только при вхождении клинка в тело, и даже в этом случае не убьет, а лишь оглушит противника и собьет с ног. «Лилия» – оружие благородного и великодушного человека, любящего красоту поединка, а не жестокость.

Бакли только скривился и качнул головой.

– Следующий класс – «роза». Очень широко применяется в производстве искровых мечей и боевых шпаг. «Роза» невелика размером, но очень эффективна благодаря кубической форме и совершенной огранке. Разряд такого ока, войдя в тело на уровне сердца или выше, наверняка приведет к смерти, а войдя ниже сердца – причинит резкую боль и, вероятно, лишит сознания. Обратите внимание: «роза» мала, это делает ее подлинной находкой для легких видов оружия. В гарде самой изящной шпаги можно разместить до трех «роз». Или взгляните на это…

Айра-Медея повела рукой, и в ее ладони возникла фарфоровая трубочка с маленькой крестовидной медной рукоятью.

– Компактный самострел – прекрасная вещь для леди в трудное время. Прячется в рукаве, снабжается стрелкой, на острие которой – око класса «роза». Никак не портит наряда, легко сочетается с самым различным платьем, в одну секунду может устранить опасность, грозящую даме. Определяя направление выстрела, леди может выбрать: лишить наглеца жизни или только сознания. Согласитесь, это удобно.

Белокровная Айра-Медея подняла трубочку на уровень лица Бакли, затем опустила к его животу. Цепочка мурашек пробежала по спине. Бакли терпеть не мог оружия, особенно – нацеленного на него.

– Самострел, конечно, разряжен, – улыбнулась Айра-Медея и передала устройство гостю.

Бакли отбросил самострел.

– Это не по мне, красавица. Дай то, что нужно мужчине. Настоящему мужчине, ты понимаешь меня?!

Крупный камень блеснул меж ее белых пальцев – будто застывший сгусток пламени.

– Класс «хризантема» – клык искровой пехоты его… простите, ее величества. Применяется в длинных копьях. Разряд в грудь лошади способен остановить ее сердце. Касание к рыцарской кольчуге, даже без проникновения в тело, расплавит кольца проволоки, оставит сильный ожог и парализует воина. Разряд с наконечника копья, проникшего в тело, неминуемо приведет к смерти. В битве при Пикси «хризантемы» имперских солдат убили шесть тысяч мятежников и обратили в бегство все северное войско. Такие очи вам нужны, славный?

– Внушает уважение, – сказал Бакли, рассматривая камень. Большой, хороший. Бакли любил большие вещи. – Но вот это око, соседнее, выглядит еще крупнее. Какого оно класса?

– Это – «кипарис», славный. Сечение в половину дюйма, призматическая огранка. Крайне эффективен против тяжелых доспешных воинов. Работает, в основном, на обжигающее действие. При касании к стальной кирасе мгновенно будут расплавлены все пряжки и крепления, а также кожа под ними. При касании к шлему сгорят волосы латника и обуглится кожа на голове. Никакой доспех не защищает от «кипариса». Однако он очень сложен в применении: требуется особое копье и отточенные навыки бойца, иначе велик риск неудачным движением убить самого себя.

– Как это?..

– Заряд «кипариса» столь велик, что разряжается не только при касании, но и при поднесении клинка к проводнику: железу или коже. Приблизь руку к заряженному «кипарису» – он разрядится молнией, и ты лишишься руки. Потому в имперской искровой пехоте лишь каждый десятый воин, из числа самых опытных, вооружается такими очами. Их назначение – проламывать латный строй противника. Вам, славный, в вашей личной домашней охране, вряд ли понадобится подобное оружие.

– А вы знаток своего дела, – выронил Бакли и ощутил сильное желание назвать Айру-Медею госпожой. За что тут же озлился на нее еще больше. – И что ты, красавица, посоветуешь для моей личной гвардии?

– Для начала советую вооружить небольшой отряд – например, святую дюжину, семнадцать человек. Это даст бойцам время освоиться с новым оружием, а вам – проверить их на лояльность. К тому же, для личных нужд большее число столь сильных воинов и не требуется. Святой дюжине понадобится шестнадцать копий с тремя «хризантемами», шестнадцать легких клинков – тридцать две «розы», и офицерская шпага – еще три-четыре розы. Также два малых самострела – в подарок вашей жене и дочери по случаю коронации ее величества. Я порекомендую оружейника, готового исполнить заказ. Камни, оплаченные вами, будут доставлены прямо к нему. Они обойдутся в…

Бакли взмахом руки остановил ее речь. Из блюда с южными фруктами, стоящего перед хозяйкой дома, взял виноградинку.

– Святая дюжина… Ты, красавица, не за того меня принимаешь. Я – Могер Бакли, разве не ясно?

Он бросил ягодку в рот, а из блюда взял персик.

– Что могут семнадцать человек, скажи мне? Это – не число. Вот, скажем, рота…

Бакли подбросил персик на руке, будто пробуя его вес. Надкусил.

Тонкая бровь Айры-Медеи двинулась вверх.

– Вы пришли ко мне, славный, чтобы купить вооружение для целой роты? Это очень…

– Очень мало, красотка. Очень мало.

Бакли бросил огрызок персика назад в блюдо, утер губы рукавом, взял апельсин. Покрутил в руке, перекинул из ладони в ладонь. Взял еще один.

Айра-Медея качнула головой:

– Если вы достаточно богаты, чтобы купить столько очей, то обязаны знать, по какой причине я не могу их вам продать.

Она протянула Бакли краснобокий персик:

– Угощайтесь, славный.

– Ты до сих пор не уловила, красавица.

Он взял с блюда еще апельсин, и еще. Поймал момент, когда глаза южанки сверкнули пониманием. Четыре апельсина. И в зрачках женщины полыхает огонь: яркий, ненасытный – алчность. Вот так-то! Почувствуй желание, сука! Стань полезной!

Бакли придвинул к себе целое блюдо.

– Я так голоден, красавица. Проглотил бы все!

Айра-Медея ошалелым взглядом ласкала блюдо. Видно было: она считает фрукты. Десять, пятнадцать, двадцать… Протянула руку, тронула один, оставила… Но вот южанка моргнула пару раз, и огонь пропал, она овладела собой.

– Мне следует поговорить со своим поставщиком фруктов.

– Конечно, сладкая. Поговори, поговори.

– И потребуются гарантии, что вы владеете тем, что обещаете.

Бакли протянул южанке вексель. Дал время прочесть сумму и название банка.

– Деньги класса «большие» – самое эффективное средство против живой силы противника.

Он сгреб ладонью браслет с очами и компактный самострел, поднялся на ноги.

– Приятно было поболтать с тобой. Еще увидимся.

* * *

Слежку они заметили на Купеческом спуске. То есть, заметил Бакли, а Шестой пялился в небо. С Дворцового острова взмывали шутихи и рассыпались искрами над Престольной цитаделью. Все прохожие задирали головы, глазели на фейерверк, кто-то даже несмело покрикивал: «Слава Янмэй!..» Шпион сделал ошибку: не смотрел вверх, как все, а под шумок решил подкрасться поближе. Вот Бакли его и приметил.

Взял Шестого за локоть, повел по спуску. Шестой бурчал про долбанные праздники и сучьи коронации. Бакли втащил его в двери искровой мастерской.

– Слава императрице, хозяин!.. – крикнул Бакли и получил в ответ:

– Да черт ее знает… может, и слава…

Хозяин вышел, встал за прилавок: косматый и смурной, с усталыми злыми глазами. Бывший солдат, – понял Бакли. Этих сволочей он не любил, хотя и меньше, чем рыцарей.

– Чего вам, парни?

– Зарядить бы очи, служивый.

– Показывай.

Бакли выложил на прилавок самострел. Хозяин выщелкнул стрелу, вынул камушек из крепления на ее острие.

– Это не все, – сказал Бакли и протянул хозяину «кипарис».

– Дрянная штука, – сказал бывший солдат и пожевал губу. – На кой вам этот душегубец?

– Вставь в стрелу заместо «розочки».

– Не встанет, – буркнул хозяин, кажется, с облегчением. – Камень большой, не ляжет в ствол самострела. Забери.

И оттолкнул раскрытую ладонь Бакли с «кипарисом». Тогда Бакли протянул вторую ладонь, пять золотых сверкали на ней.

– А ты возьми стрелку подлиннее, служивый. Пускай камень торчит из ствола, не беда.

– Ты совсем дурак? Его нельзя так носить. Коснешься камнем своей же руки или ноги…

– Не коснусь, не бойся. Заряжай.

Бывший солдат был из этих, странных – тех, кто не хочет денег. Смотрел с отвращением на «кипарис» и на золото. Так смотрел, будто предложили ему съесть коровью лепешку. Бесполезный человечишка, – подумал Бакли. Но вдруг солдат схватил деньги и швырнул в стол. Было ясно: не для себя берет, а кому-то. Сыну, сестре, вдове друга – черт его поймет.

– Давай.

Отнял у Бакли «кипарис» и ушел вглубь мастерской. Там что-то зашаркало, заскрипело, защелкало… Вернувшись, принес самострел, из ствола которого на три дюйма торчала стрела с пылающим оком. Солдат держал оружие как ядовитую змею – на вытянутой руке.

– Возьми. Держи так, к себе не приближай. Убьешься – не моя беда.

– Не надейся, сучонок, – сказал Бакли тихо, чтобы солдат не расслышал.

Они вышли на спуск, и Бакли отыскал взглядом былого шпиона. Мужичонка стоял на той стороне улицы – как бы скучал, как бы разглядывал колбасную лавку.

– Принеси-ка пользу, братишка, – Бакли указал Шестому на шпиона, а затем – на узкий темный переулок.

Спустя две минуты мужичонка извивался, прижатый к стене чьего-то сарая, а Шестой отбивал ему внутренности.

– Простите… – блеял шпион и охал, когда кулак врезался в живот. – Ох. Пощадите… ох!

– Скажи, чей ты, тогда пощадим. Кто тебя послал? Северяне? Аббат? Айра-Медея?

– А?.. Кто?.. Ох!.. Пощадите, добрые люди! Умоляю!..

– Ладно, – буркнул Бакли, – плевать, кто послал. Отпусти его, Шестой.

Верзила отступил на шаг, и шпион некоторое время молча дышал, тупо хлопал глазами, не веря в спасение. Потом расплылся в щенячьей улыбке и бросился бежать. Бакли поднял самострел и пальнул бегущему в спину.

Когда тело перестало дергаться, он подошел поглядеть. Разряд спалил одежду и кожу меж лопаток шпиона, обуглил мышцы. На спине мертвеца чернел огромный смрадный ожог, в центре которого торчало оперение стрелы. Сам «кипарис» вплавился так глубоко в ткани тела, что даже не был виден.

– Южная сука не лгала, – кивнул Бакли. – «Кипарис» – мощная штука. Ну-ка, братец, вытащи его и почисти.

Шестой похлопал глазами:

– Порыться в трупе и вытащить око?

– Оно стоит двести эфесов! Предлагаешь оставить похоронщику? Давай, дружок, принеси пользу.

– Сучья работа, – пробурчал Шестой и склонился над телом.

Вечером в таверне Шестой принес камень Бакли. Но не отдал, а лишь показал и сунул в карман.

– Ты чего это?

– Он не твой, а хозяина. Вот хозяину его и отдам.

– Не мой?

– Не твой. Ты купил его на хозяйские деньги.

Бакли озверел: безмозглая дубина – а туда же, умничает!

– Я – рука хозяина, сучий ты хвост! Я – его доверенный, я – его спаситель! Я тащу хозяина из болота!

– Ты только тратишь деньги и командуешь. А сучьи дела делаю я. Вся грязь мне, а деньги – тебе. Это что, справедливо?

– У меня есть мозги, вот и командую! Понимаешь или нет? Хотя где тебе понять, тупому мордовороту!

В следующий миг Бакли оторвался от земли и завис, хрипя. Ладонь Шестого сжимала ему горло. Бакли ловил воздух ртом, пытаясь вдохнуть. Шестой положил ему на язык камень, что час назад был в теле мертвеца.

– Кто тупой мордоворот? Я?

– Нет, нет…

– Я тупой? Я тебе эту дрянь в глотку затолкаю! Я тупой?! Я?!!

– Нет, прости, братец, ну прости…

Шестой швырнул его на пол, Бакли кое-как поднялся на четвереньки, закашлялся.

– Прости меня, дружок… кха-кха-кха… ну, слетело с языка, сглупил… кха-кха… работа видишь какая нервная… Я и осерчал, а на тебе сорвался… Дурак я… Ну ты же знаешь, как тебя люблю. Всегда же о тебе забочусь, родной мой!.. Кха-кха-кха… Прости, брат!

– Ладно, – Шестой отошел от него, сел, бросил на стол «кипарис». – Давай сыграем.

– У тебя же денег нет.

– Я одолжу у хозяина. Вот этот камушек. Говоришь, он стоит двести?

Бакли сел напротив.

– Ты же проиграешь, парень. И будешь должен хозяину двести золотых. Как вернешь, а?

– Это мое дело, Бакли. Играешь или нет?

Сверху или снизу. Плевать на голову или ползать на четвереньках – вот выбор. Иногда приходится то, иногда другое. Но никого не презираешь сильней, чем тех, перед кем только что стоял на коленях.

– Играю. Я раздену тебя, дружок. И посмотрим, что скажешь хозяину. Как без меня выкрутишься – посмотрим.

Он взял колоду, перетасовал. Шестой не возражал, лишь слушал, как карты шуршат друг о друга. Бакли швырнул ему две и две взял себе. Раскрыл – два короля. Гарантированная победа. Все равно, что получить деньги по векселю.

– Так что, дружище, какова ставка? – насмешка сочилась ядом. – Цельный камушек? Двести эфесов?

– Двести.

– Доберешь карту?

– Нет.

– Ну, тогда наслаждайся, браток.

Бакли бросил на стол своих двух королей. Шестой потер подбородок, хмыкнул. Издал странный звук – не то смешок, не то всхлип. И раскрыл карты: король и туз.

– Твою… – Бакли потер глаза, не желая им верить. – Твою Праматерь!.. Так не бывает!..

– Деньги на стол, сучий хвост! – рявкнул Шестой.

Бакли бросил мешочек монет. Шестой сунул его за пазуху, а камень щелчком отправил в руку напарнику.

– Еще сыграем? – спросил Бакли.

– Нет. С меня хватит.

– Что?..

– Я ухожу, вот что. Хватит с меня этой дряни.

– Эй!.. Братец, постой, постой!.. Ты что, из-за трупа озлился? Ну хочешь, следующего мертвеца я обыщу! Хочешь? Так честно будет…

– Ссать на мертвеца. Это ты мне надоел, а не трупы. Твоя чванливость и ложь. Ты мне: братец да дружок, а сам держишь меня за дерьмо. Думал, не вижу? Все я вижу! Одно дело делаем, но ты будто лорд, а я будто быдло. Осточертело. Я ухожу.

– А как же я?.. Куда я без тебя?..

– Плевать.

– И что хозяину скажу?.. Он же спросит о тебе!

– Вот и скажешь, почему я ушел. Бакли ко всем знает подход, ага? Вот и расскажешь ему, как ты со мной поладил!

Сверху или снизу… Иногда приходится снизу. Даже часто, если разобраться. Полезное умение, нужно им владеть…

Бакли умоляюще глянул на Шестого.

– Прошу тебя, не делай так. Как человек прошу… Хочешь уйти – ладно, иди. Я же тебе добра желаю, если хочешь – так иди. Но хоть злобу не уноси в сердце! Да, я зазнался, было дело… но при том всегда тебе хотел добра! Прости меня, дурачину… Такой вот я – маленький человек, слабый… Но ты же сильный, можешь меня простить! Не уходи по злому, давай выпьем мировую напоследок!

– Баба, – презрительно буркнул Шестой.

– А если и баба, так что?.. Не всем быть воинами. Не всем боги дали сил, как тебе. Тут пожалеть бы человека, что он слаб, а не презирать!.. Не моя в том вина, понимаешь?

– Ладно, – скривился Шестой, – наливай мировую. Выпью, потом пойду.

Бакли вынул из багажа ту самую бутылку. Откупорил, налил. Поднес кубок ко рту, сделал вид, будто пьет, шумно глотнул воздуха. Шестой выпил взаправду.

Спустя минуту агония кончилась, маска боли и удивления застыла на лице трупа. Бакли пнул бывшего напарника, чтобы убедиться в смерти… или просто для удовольствия.

– Сверху или снизу, дружок. Твое место снизу, а мое – сверху. Ты дурак, что не понял этого.

* * *

Злой сырой ветер гулял над городом Грейс. Восточное море плевалось холодом на материк. Бакли кутался в шубу и плед, зябко выглядывая из окна экипажа. Могильно-серые дома, неприветливые оконца, забранные ставнями, толпы воинов на улицах. Рыцари… Эти рыцари и этот жалкий город, и огрызок побережья – вот все, что осталось во владении хозяина Бакли. Почти все. Еще – четыре миллиона эфесов, вывезенных из Лабелина. Два золотых галеона, стоящих в бухте под охраной десятков боевых кораблей. Бакли даже разглядел их, когда улица перегнулась через холм, и между крыш мелькнул лоскут моря. Там, на свинцовой воде, темнели два могучих силуэта с костлявыми мачтами без парусов. А вокруг россыпь других – уменьшенных подобий. Четыре миллиона эфесов. Пока ты хочешь – ты полезен. О, в эту минуту Бакли чувствовал себя очень полезным!

Дворец маркизов Грейсенд охраняла рыцарская рота. Капитан сделал вид, что не узнал Бакли, и заставил ждать четверть часа на ветру, пока из дворца не вышел секретарь хозяина.

– Отчего вас так долго не было? Хозяин заждался!

– Я спешил, как мог.

– Неделю хозяин откладывал совещание, дожидаясь вас, но сегодня таки начал его. Вы едва успели.

– Ну, слава богам.

Когда секретарь ввел его в кабинет хозяина, там находились шестеро.

Маркиз Уиндли – лорд, лишившийся земли. Его городом, его землями, его флотом теперь правит кто-то из северной своры, пока сам Уиндли с горстью людей и кораблей сидит здесь.

Барон Хьюго Деррил – железный кулак хозяина, жестокий несгибаемый вояка. Прославленный в трех боях: в одном намял бока медведям Нортвуда, а из двух других крайне успешно бежал. Это он привел с собой тех рыцарей, что теперь заполняют Грейс.

Маркиз и маркиза Грейсенд – двое славных дворян, породивших на свет круглую дуру. Это они владеют Грейсом и принимают у себя всех остальных.

Леди Магда – дочь хозяина. Толстая, уродливая, в сумерках не отличишь от свиньи. В свои двадцать пять все еще не замужем, что и не диво. Но в ее голове, покрытой жиром и прыщами, определенно имеются мозги.

И, наконец, сам хозяин: великий герцог Морис Лабелин. Повелитель трети Южного Пути, сюзерен горстки безземельных вассалов и войска трусливых рыцарей. Владелец четырех миллионов золотых монет.

Когда Бакли вошел в кабинет, говорил барон Деррил:

– Милорд, я не вижу иного пути, кроме атаки. В Дойле, Уиндли, Солтауне, Эльфорте стоят по две жалких роты северян, в Лабелине – один батальон. За нами четыре тысячи всадников. Мы вышибем мятежников изо всех городов и вернем наши земли. Рельсы разрушены. Ориджину понадобится месяц, чтобы вернуть из Фаунтерры главные силы. За это время мы…

– Обделаемся со страху, – сказала леди Магда, чем вызвала у Бакли усмешку. – Когда Ориджин шел к нам в прошлый раз, именно этим мы и занимались. Точнее – вы.

Барон, стиснув зубы, проглотил обиду. Вместо него ответил маркиз Уиндли:

– Шпионы доносят, что на Севере не все гладко. Граф Флеминг с батальоном кайров восстал против Ориджина и держит побережье Моря Льдов. Мы можем сомкнуться с ним и общими силами пойти на Первую Зиму. Что запоет чертов мятежник, когда мы сожжем его столицу?!

– Вы не сожжете Первую Зиму, господа, – сказала леди Магда. – Вы упретесь лбом в ее стены, а ваша задница будет торчать на юг. Ориджин сядет на своего вороного, прискачет в Кристальные Горы и трахнет вас в эту самую задницу. А потом – его конь. А потом – все десять тысяч его кайров вместе с их конями.

– Доченька, – сказал герцог. Не разобрать было, стыдит он леди Магду или хвалит.

– Милорд, я прошу вас отнестись серьезно… – начал барон Деррил.

– К чему? – перебила леди Магда. – К вашим идиотским планам или полководческой бездарности? О, второе действительно серьезно!

– Дочь! – рыкнул герцог резко, но с долей похвалы. – Барон, мы достаточно бились с Ориджином, мне хватило. Я готов купить кого угодно: вассалов Ориджина, кайров, греев, его коня, его матушку, кузенов, шлюх – да хоть весь чертов Север! Но сражаться с Ориджином я больше не стану.

– Милорд, посмею напомнить: мы пробовали купить вассалов Ориджина. Потеряли сто тысяч золотых и пять агентов, но так ничего и не добились. Подлый Стэтхем…

Леди Магда хохотнула:

– Взял у вас сто тысяч, но остался верен сюзерену? Естественно! Чего еще вы ждали! Я сделала бы так же на его месте. Все любят деньги, но и все хотят быть на сильной стороне. Пока Ориджин побеждал, никто не предал бы его. Нужно быть круглым дураком.

– Дочь, – одернул ее герцог, теперь с обидою, ведь это он заговорил о подкупе. – Маркиз Грейсенд, что вы посоветуете?

– Нам нужен Запад, милорд. Орда Степного Огня понесла потери, но все еще сильна. На его пути стоит литлендская крепость Мелоранж. Мы можем сговориться с кочевниками: мы поможем им, они – нам. Шаваны не умеют штурмовать замки – мы научим. А когда Мелоранж падет, перебросим всю орду к Фаунтерре.

– Хрм, – скептически хрюкнула леди Магда.

– Враг моего врага – мой друг… – сказал герцог. – А как прикажете потом делить власть со Степным Огнем? Если вдруг он возьмет Фаунтерру, то напялит корону на свою больную голову. Это, по-вашему, лучше Ориджина с его куклой?

– Шаваны не возьмут Фаунтерру, но изрядно потреплют кайров. Тогда Ориджин станет сговорчивей…

– А что думаешь ты, Могер Бакли? – спросила леди Магда.

– Х-ха! – герцог обернулся и тоже увидел его. – Мой верный, верный пес! Мой самый полезный человечек! Иди-ка сюда, расскажи, с чем прибыл.

Он вышел вперед, низко поклонился хозяину, улыбнулся его свиноподобной дочке. Поклонившись барону и маркизам, Бакли сказал:

– Я поговорил с двумя нужными людьми, ваша светлость. Один из Альмеры, другая из Шиммери.

– И?.. – герцог хлопнул в ладоши, поторапливая. – И что же? Выкладывай скорей!

– Ваша светлость очень мудры, что послали меня именно к этим двум людям. Альмера и Шиммери – самые перспективные союзники.

– Альмера поможет нам?! Пошлет войска против столицы?! – леди Магда хохотнула. – Ты такой шутник, Бакли.

– Вы, как всегда, зрите в корень, миледи. Альмера не пойдет в бой. Не поможет ни деньгами, ни людьми, и участвовать в каких-либо заговорах тоже не намерена. – Бакли воздел палец и добавил веско: – Пока что. Однако, ваша светлость, Альмера занята тем, что упрочивает свою власть, окутывается сетью агентов-святош, заручается верностью всех лордов и рыцарей. К весне святое слово окрепнет, – так сказал аббат Феррайн. Ваша светлость понимают: это значит, что весной Галлард Альмера станет готов к активным действием.

– Пф!.. – фыркнул Уиндли. – Станет или не станет – еще по…

– Цыц, – рявкнул герцог. – Что еще об Альмере?

– Альмера уже ведет переговоры с шаванами.

– Как?! Аббат признался тебе в этом?

– Нет. Но я, ваша светлость, намекнул ему: не договориться ли, мол, святой Софии с богами Запада? На что аббат ответил: никоим образом. Из чего следует: Альмера сама ведет эти переговоры и не желает помех. Можете поверить, к весне орда встанет на сторону Галларда – то есть, против столицы.

– Неплохо, – буркнул герцог.

– Отлично, папенька, – леди Магда облизнулась. – Просто отлично! Ведь шаваны никогда и ни за что не замирятся с кайрами! Это значит, если Галлард подружится с ними, то шаваны вынудят его идти против Ориджина!

– Магда, я похож на идиота?

– Нет, папенька.

– Почему ты говоришь так, будто я – он?

– Прости, папенька.

– Бакли, что ты скажешь о Шиммери?

– Я беседовал, ваша светлость, с южной торговкой по имени Айра-Медея. Изволите видеть, она – кузина славного Айры-Меркура, одного из шиммерийского Совета Пяти, который контролирует добычу очей…

– Бакли, я не позволил этого дочери, а тебе подавно. Прекрати разжевывать, говори кратко!

– Совет Пяти ищет сбыта искровым очам, ваша светлость. До смерти Адриана между Шиммери и Короной действовал договор. Согласно ему, шиммерийцы сбывали львиную долю очей императорской армии, и только крохи могли продавать на сторону.

– Не более десяти процентов, – подсказала леди Магда.

– Благодарствую, прекрасная леди! Таким образом, император удерживал монополию на самое эффективное оружие в мире. Но теперь имперская армия разбита и не нуждается в очах. Ориджин также не нуждается: если даже он захочет вооружить кайров искрой, то использует тысячи трофейных копий, захваченных при Лабелине. Кроме того, казна Ориджина и его венценосной куклы практически пуста…

– Три миллиона триста тысяч расходных статей при двух миллионах годового дохода, – ввернула леди Магда.

– У вас точнейшие источники, премудрая леди. Итак, ваша светлость, королевство Шиммери очень встревожено потерей прибыли. Они ищут новых покупателей, и так старательно, что Айра-Медея лично повела со мной переговоры, едва я заикнулся об очах.

– И до чего же вы договорились?

– Шиммерийцы готовы разорвать контракт с Короной, если мы закупим искрового оружия на четыре полка. Но на складах у них есть много, много больше! Надо полагать, в прошлые годы оставались излишки, которые не требовались Короне. Сейчас Шиммери имеет в запасе не меньше пятидесяти тысяч очей! Полное вооружение для пятнадцати искровых полков, ваша светлость!

– Как ты узнал об этом? – спросила леди Магда.

– Язык фруктов, миледи. Я обучу вас ему.

– Пятьдесят тысяч очей!.. – вскричал барон Деррил, не сдержавшись. – Больше, чем было у Алексиса при Пикси! Мы вооружимся ими и…

– Да, барон, – кивнул герцог.

– Когда прикажете отправиться в Шиммери, милорд?

– Немедленно, барон, сегодня же. Приступайте к подготовке.

– Слушаюсь, милорд.

– Маркиз Уиндли, маркиз Грейсенд, окажите помощь барону. Ваши флотилии также понадобятся для защиты груза.

– Да, милорд.

Спустя несколько минут дворяне покинули кабинет, сверкая глазами от возбуждения. Остались лишь герцог с дочкой, секретарь и Бакли.

Леди Магда дождалась, пока шаги затихли в коридоре, и спросила:

– Нет же, папенька?

– Конечно, нет, дочка.

– Ни в коем случае, прекрасная леди, – ввернул Бакли, хотя его никто не спрашивал.

– Мы не станем вооружаться очами, – сказал герцог Морис Лабелин. – Мы не хотим, чтобы кайры открыли на нас охоту. Мы выкупим у шиммерийцев оптом весь запас очей, а потом распродадим по дешевке.

– Западникам, – сказала леди Магда.

– Монахам Альмеры, – добавил Бакли.

– Бандитам, пиратам, столичному отребью! – вскричал герцог. – Всему миру, тьма сожри! Всякий, кто не любит северян, получит в руки дешевое и мощное оружие!

– Вот такое, – вставил Бакли и протянул леди Магде компактный самострел. – Я привез вам подарок, великолепнейшая герцогиня.

Он показал, как действует устройство. Леди Магда расхохоталась:

– О, да, папенька! Какие к чертям кайры, если у каждого бандита в Фаунтерре, у каждого шавана в степи будет такое!

– Мы потеряем на этом больше миллиона золотом… – хмуро сказал герцог, но тут же рассмеялся, согнав тень с лица. – Зато с кайрами будет покончено навсегда. Они не погибнут, с ними случится нечто намного худшее. Они…

– Устареют!.. – воскликнула леди Магда. – Мастерство мечника, труд кузнеца, воинские традиции, доблесть – все это утратит цену, как плешивая овчина. На кой оно нужно, если каждый крестьянин сможет убить рыцаря, просто нацелив эту штуку?!

Дочь герцога вскинула самострел и дернула скобу. Стрелка ударила в рыцарский доспех, стоявший у стены. Мигнула вспышка, грохотнул разряд. Пряжки расплавились, нагрудник обрушился на пол.

– Простите, миледи, это око класса «хризантема», – сказал Бакли, низко кланяясь. – Там стояло более сильное – «кипарис», но я убрал его, чтобы не подвергать риску вашу бесценную жизнь.

– Более сильное?! Х-ха!

Герцог о чем-то задумался, потирая подбородки.

– А ведь это уничтожит не только кайров. Если мы выбросим в продажу пятьдесят тысяч очей, устареют не северяне, а все рыцарство. Мы увидим мир, в котором рыцарей больше не будет.

На минуту повисла тишина, а потом Магда хохотнула:

– Туда им и дорога! Рыцари не спасли нас, когда пришли северяне. Пусть убираются на Звезду. Деньги и те, кто их имеет, – вот кто должен править миром!

– Ты права, дочка, – кивнул герцог одобрительно, хотя и с тенью сомнения.

– Мы построим мир без рыцарей, прекрасная леди! – воскликнул Бакли. – Понятный и эффективный мир, замешанный на деньгах. Мы поведем прогресс вперед, как хотел покойный владыка Адриан. Мы покончим с феодализмом!

Тут он заметил, что и герцог, и дочка внимательно глядят на него. Кажется, Бакли увлекся.

– Мы построим?.. – спросила леди Магда с упором на местоимение.

– Простите, прекрасная герцогиня. Вы, а не мы. Я не смею стоять в одном ряду с вами.

– А что будешь делать ты, Бакли?

– Помогать вам, премудрая леди. Приносить пользу, ведь для того и нужны слуги.

– И почему ты станешь это делать?

– Потому, что хочу денег, великолепная. Много денег.

– Отлично, пес. Хорошо служишь. Будет тебе косточка.

Пухлой рукой леди Магда встрепала его волосы.

– Ладно, ладно, – прервал герцог Морис, – остался еще вопрос. Бакли, что ты узнал об этом подлом торгаше?

– О Хармоне Пауле, ваша светлость, я разузнал самое главное. Вот в этой книге, – Бакли извлек на свет учетный том со станции, – значится, куда именно он подался!

– И куда же?!

– Папенька, зачем он вам?

– Как – зачем?.. – герцог чуть не поперхнулся. – Он украл мою Светлую Сферу! Мою! Светлую! Сферу!.. Заменил дерьмовой подделкой!..

– Не такой уж дерьмовой, – отметила леди Магда. – Подделка – шедевр искусства… Папенька, зачем вы ищете пса, когда нужен хозяин? Мы прекрасно понимаем, что за Хармоном стоит Виттор Шейланд.

– Вот тут ты ошибаешься, дочь. Виттор послал Хармона продать Сферу. Если бы он сразу выдал ему подделку, то Хармон бы сразу и продал ее, верно? Однако этот шельмец-торгаш куда-то пропал на неделю перед сделкой с нами. Потом лгал, дескать, его выкрали и пытали. Так вот, в эту самую неделю он и подменил Сферу. А значит, был в сговоре не с Шейландом, но с кем-то совсем иным.

– А я бы начала с Шейланда, папенька… Шепнуть бы Северной Принцессе пару слов о том, откуда муженек берет деньги. Она возжелает увидеть Сферу, чтобы убедиться. Шейланд или покажет Сферу женушке, или нет. В первом случае мы точно будем знать, что это он оставил себе подлинник, а нам скормил фальшивку. Во втором случае, если Сферы у него не окажется, – хотя бы поссорим его с Ориджином. И то приятно.

Герцог поморщился:

– Дочка, в тебе есть разум, но, прости, мыслит он не всегда в нужную сторону. Учись направлять его куда следует. Торгаш сбежал из Южного Пути? Сбежал. А какого черта он бы сбегал, если бы не стоял за фальшивкой? Чего ему бояться, будь он чист?!

Морис Лабелин ткнул пухлым пальцем в грудь Бакли:

– Итак. Где Хармон Паула?

– На юге, ваша светлость.

– Конкретнее?

– В Лаэме, королевство Шиммери.

– Как ты узнал?

– В этой книге, ваша светлость, имя Хармона не упоминается. Но отмечен странный тип, который трижды, проезжая через Фаунтерру, раздал одежду привокзальным нищим, а себе купил новую. Поскольку время событий совпало с подделкой Сферы, то я предположил…

– Ага, ага. И дальше?

– В последний раз этот неизвестный купил билет до Маренго. Я тоже поехал в Маренго и пошел в морской порт. Подумал так, ваша светлость: Хармон имел с собой деньги, и он купец. Вероятно, он бы…

– Боги! Что с вами двумя! Как же вы любите разжевывать и класть в рот кашицу!! Да, Хармон – купец при деньгах, да, он не поплыл бы на Юг порожняком, закупил бы товара. Да, ему нужно было нанять корабль. Я понимаю это не хуже твоего!

– Простите, ваша светлость.

– И ты нашел это судно?

– Да, ваша светлость. По счастью оно как раз стояло в Маренго, и я поговорил с капитаном. Торгаш назвался славным Хорамом и зафрахтовал судно до Лаэма. Там, в Лаэме, не составит труда отыскать его: Хармон так отличился, что весь город его запомнил.

– Это как же?

– Он купил на торгах самую дешевую и скверную рабыню, какую только нашел. А потом, ей в подарок, купил небесный корабль.

– Что купил?

– Небесный корабль, ваша светлость.

– Что за штука?!

– Ну, вроде как шар, в котором горячий воздух. Он, якобы, взлетает вверх и может поднять человека.

– Серьезно? Поднимает человека прямо в небо?!

– Не тебя, папенька, – подмигнула леди Магда. – С тобой он не справится.

Тучный герцог уставился на дочку… и вдруг расхохотался, потрясая щеками.

– Это точно! Ха-ха-ха. Но и тебя тоже не поднимет. Ха-ха-ха-ха! Даже не мечтай, дочурка!

Теперь засмеялась и свинка Магда. Отец и дочь на пару тряслись от хохота, Бакли скромно улыбался, боясь позволить себе большее.

– Ладно, – сказал герцог, отдышавшись и утерев слезы с глаз, – теперь о деле. Ты, дочка, поплывешь в Шиммери.

– Я, папенька?

– Шиммерийцы любят женщин – ты женщина. Для дела нужен ум – у тебя он есть. И я должен доверять своему послу, а два миллиона золотых я доверю только тебе. Сам же тем временем отправлюсь в Фаунтерру, где стану изображать побитого щенка, выклянчивать милости у ее, так сказать, величества и понемножечку интриговать против Ориджина. Короче, делать все, чтобы Ориджин не пронюхал о нашей задумке.

– Кто будет со мною в Шиммери?

– Барон Деррил и маркиз Уиндли с сотней кораблей и тысячей воинов. Нет, с полутора тысячами. Но никому из солдафонов не давай говорить – у них языки дубовые. Когда дойдет до беседы, говори сама, либо дай говорить Бакли. Он тоже будет с тобой.

– Благодарю за доверие, ваша светлость!

– Бакли, твоя первая задача – найти этого Хорама… тьфу, Хармона, и вернуть мне Сферу. Если тебе понадобятся воины – возьмешь их у Магды. Если Магде понадобится твой быстрый язык или твой нюх – она воспользуется тем и другим. Все ясно?

– Да, ваша светлость. Разрешите мне еще раз от всей души поблагодарить…

– Ага, ага. Я понял, хватит. И еще. С тобой был один головорез, как там его звали?..

– Шестой.

– Шестой?

– Такое его прозвище, ваша светлость.

– И куда он подевался?

– Он хотел уйти.

– Хотел уйти?

– Да, ваша светлость.

– Со всем, что знает?

– Да, ваша светлость.

Морис Лабелин снова рассмеялся:

– Хотел уйти, а?.. Ха-ха-ха! Вот шутник!.. Ну, ничего, Бакли, возьмешь себе Седьмого.

– Да, ваша светлость.

– А теперь довольно болтовни. Собирайтесь!

* * *

Портовый город Грейс понемногу таял в дымке. Два человека на корме флагманского судна «Величавая» провожали город взглядами: уродливая толстая женщина в дорогом плаще и низкорослый мужчина с маленькими, сдвинутыми к переносице глазками. Мужчина, казалось, не находил себе места – переминался с ноги на ногу, прерывисто дышал, то выпрямлялся, то опирался на поручень локтями. Присмотревшись к нему внимательно, можно было понять: он теряет покой от близости толстухи. Искоса поглядывая на нее, он изо всех пытался уловить ее настроение, будто оно имело для мужчины крайнюю важность. То и дело облизывая губы и нервно сглатывая, мужчина словно бы собирался с духом, чтобы сказать нечто.

– Надеюсь, в Шиммери жарко, – сказала толстуха.

Ее слова странным образом придали мужчине решимости, и он, наконец, раскрыл рот:

– Прекрасная леди Магда, я хотел сказать о том, как меня переполняет радость от соседства с вами. Мысль, что я буду вашим спутником в этом путешествии, делает меня счастливейшим из…

– Ты любишь мою задницу? – спросила леди Магда.

– Простите, ваша светлость?..

– Отойди на два шага назад и посмотри внимательно на мою задницу. Ну!

Он вынужденно повиновался. Зад герцогской дочки был огромен и бесформен, словно две сгнившие тыквы. Вероятно, его сплошь покрывали прыщи, как и все остальные участки кожи миледи.

– И как, она тебе по нраву? – осведомилась леди Магда. – Если нет, то прекрати лизать ее, черт возьми!

– Ваша светлость, я ничего такого не имел в виду…

– Все эти «прекрасная», «великолепная», «радость от соседства»… Я знаю, какая я. Оставь свое вранье для безмозглых курей.

– Ваша светлость, простите меня, но я совершенно искренне…

– И «вашу светлость» засунь туда же, куда «прекрасную леди»! Я тебе не светлость! Папенька – светлость, за ним будет мой старший брат, а я – вряд ли.

Сконфуженный Бакли покраснел и не нашелся с ответом. Его глупый вид развеселил леди Магду:

– Хи-хи, какой ты потешный! Отними у щенка право подлизываться, и он не будет знать, что делать. Ладно, Бакли, если так уж хочешь лизать – лижи. Но делай это правильно. Говори то, что мне действительно будет приятно.

– Вы так умны, миледи!

– Угу, я это знаю. Придумай что-то поинтереснее.

– Меня восхищает прямота, с которой вы указали этим маркизам и баронам на их ошибки.

– Тогда почему ты такой скользкий, если любишь прямоту? Нет, Бакли, комплименты – не твоя стихия. Скажи то, что меня порадует, или помолчи.

– Ладно, миледи, порадую вас, – сказал Бакли снисходительно, подражая ее собственному тону. – Я знаю, как сберечь миллион эфесов.

– Повтори-ка.

– Нам дали два миллиона золотых, чтобы купить у шиммерийцев очи, а затем распродать по дешевке. Добрый миллион мы потеряем на этой затее: купим дорого, продадим дешево. Так вот, я знаю, как его сберечь.

– И как же?

– Я скажу вам, миледи… Но не сейчас.

– Это еще почему?!

– Во-первых, миледи, вам будет интересно самой поразмыслить об этом и найти способ. Во-вторых, я хочу как следует обдумать все детали, чтобы не попасть впросак. И в-третьих, самое главное. Если скажу сейчас все сразу, то вы спросите: отчего не сказал об этом на берегу, вашему папеньке?

– И отчего же не сказал?

– Тогда он дал бы вам лишь один миллион, не два.

– То есть, ты украл для меня миллион золотых у моего же отца?

– Ни в коем случае, миледи. Я свято верю в родственные чувства и убежден, что вы отдадите деньги отцу, едва мы вернемся в Южный Путь.

Кривая ухмылка леди Магды отразила понимание:

– Но вернемся мы через добрых полгода. А за полгода человек с умом и миллионом золотых может сделать очень многое. Ты об этом, Бакли?

Он ответил поклоном.

– Вероятно, у тебя есть и мысль, во что вложить эти деньги?

Он многозначительно улыбнулся.

– Чего ты хочешь для себя?

– Крохотную долю прибыли… и счастья быть рядом с вами, прекрасная леди.

Дочь герцога усмехнулась:

– Вот теперь вышло уместно. Ладно, буду прекрасной, уговорил!

А Бакли подумал в который уже раз: как хорошо, что ты не умеешь читать мысли, жирная свинья. Если бы умела, то знала: под крохотной долей прибыли я понимаю все сто процентов. А также два миллиона золота, что сейчас лежат в трюмах, и все очи, которые мы купим. И ты будешь мне полезна, толстозадая. Дашь мне все, чего хочу, ведь ты заглотила крючок. Откуда я знаю? Просто: мы все еще плывем на юг, а не возвращаемся в Грейс.

И, умей ты читать мысли, знала бы еще одно. Сильней всего презираешь тех, перед кем ползаешь на коленях.