Глава 29

– Ну конечно, я! – сердито ответила красавица, сверкая незабудковыми очами. И, не сдержавшись, как следует стукнула Владимира по лицу.

Добраницкий кашлянул, повертел головой и стал поспешно приводить в порядок пострадавшую в погребе одежду.

– За что? – с недоумением спросил Владимир, держась за щеку.

– За все! – гордо ответила Антуанетта.

Собственно говоря, это была маленькая месть Полины Степановны за то, что Владимир со своими друзьями постоянно мешал ей, ставил палки в колеса и вообще вел себя не как добропорядочная ширма, каковою он считался изначально, а как человек, ведущий самостоятельное и независимое расследование.

– Добрый вечер, мадемуазель, – поспешно вмешался Август, поправляя съехавший набок галстук. – Надо же, какая удачная встреча! А я как раз думал, неужели вы пали жертвой чар этого мерзкого шулера…

Тут, надо сказать, Антуанетта слегка переменилась в лице.

– Не понимаю, господа, что вы себе позволяете! Меня пригласил… гм… один знакомый… Попросил составить компанию будущему российскому императору…

– Будущий российский император, – проворчал Владимир, – цесаревич Александр Николаевич! А этот – самозванец!

– Мне неизвестны такие тонкости! – парировала Антуанетта. – Между прочим, он показывал портрет своего отца, великого князя Константина… Надо сказать, что фамильное сходство налицо!

– Мадемуазель Антуанетта, – пылко проговорил Владимир, – клянусь вам честью, что эти люди замышляют чудовищную аферу, чтобы уничтожить Российскую империю! И этот человек – вовсе не тот, за кого он себя выдает!

– Ну так что же, – пожала плечами неподражаемая мадемуазель, раскрывая веер, – если Российская империя чего-нибудь стоит, то уничтожить себя она не даст. Впрочем, я человек, от политики далекий… и вообще, почему с вас течет вода? Вы что, купались в Дунае? Ночью?

– Нет, – признался Владимир, – просто нас хотели утопить.

– В погребе, – зачем-то добавил Август, улыбаясь Антуанетте, которая ему очень нравилась.

– Утопить в погребе? – изумилась красавица. – Это что, такая шутка?

– Нет, – покачал головой Владимир. – Погреб связан с рекой каким-то механизмом, и, когда мы оказались внутри, этот механизм привели в действие, и… Мы едва не погибли.

– По-моему, господа, вы изволите говорить сущий вздор, – заявила Антуанетта, обмахиваясь веером. – Такое бывает только в романах… и вообще, я не могу представить, чтобы в замке моей дорогой кузины Изабеллы стояли механизмы для того, чтобы затопить погреб, который все-таки не пруд! И даже не озеро!

Добраницкий вытаращил глаза и поперхнулся.

– Кузины Изабеллы? – пролепетал он, меняясь в лице.

– Ну это я так ее называю, – ответила Антуанетта. – Собственно говоря, Розалия – моя сводная сестра, а Изабелла – ее кузина, значит, и моя тоже… хотя мы с ней почти не общаемся, по правде говоря.

– И вы с самого начала были с ними заодно? – медленно спросил Владимир.

– С кем? – спросила Антуанетта, невинно хлопая ресницами.

– С людьми, которые составили заговор против нашей страны. И… я же видел, как Ферзен передавал вам деньги! – в порыве негодования прибавил молодой офицер.

– Да, Розалия мне часто давала деньги через Иоганна, – сухо отозвалась Антуанетта. – И это она, кстати сказать, помогла мне, когда надо было оплатить лечение на Мадейре. Я жила там восемь лет… или девять? В общем, достаточно, ведь за докторов надо платить, за жилье тоже, а у меня… у нас с тетушкой Евлалией не так уж много средств…

Владимир закусил губу. Как, как он мог не навести справки об Антуанетте? Как проглядел, что она приходилась родственницей Розалии фон Рихтер?

Но если Розалия помогла ей деньгами, если она фактически спасла Антуанетте жизнь – тогда, конечно, девушка с незабудковыми глазами не станет слушать никаких разоблачений, да что там – попросту от них отмахнется. Потому что он, Владимир, ничего такого для нее не сделал, а Российская империя для этой своенравной очаровательной венки – пустой звук. Подумаешь, одной империей больше, одной меньше…

– Скажите мне только одно, – умоляюще попросил Владимир. – Когда вы… Когда мы с вами разговаривали, вы передавали мои слова Розалии? Она просила вас шпионить за мной и за моими друзьями? Да или нет?

Антуанетта вздохнула. Наделенная тонким чувством юмора, она, конечно, прекрасно понимала комизм этой сцены. Но пока она подбирала слова, чтобы ненароком не обидеть своего собеседника, вмешался Август.

– Владимир!

– Что тебе? – раздраженно выпалил Гиацинтов.

– Владимир, – быстро зашептал Добраницкий, – за нами скачут всадники, и они не отстают! По-моему, они… они хотят убить нас!

Словно в ответ на его слова, грянул выстрел, и пуля прошила насквозь обивку кареты.

– А, черт бы их взял! – вырвалось у Владимира. – Антуанетта, пригнитесь! Балабуха, гони! За нами погоня!

– Ну, чертовы клячи, – проскрежетал на козлах Балабуха, – живей!

Лошади, хрипя, помчались как стрела. Еще две пули просвистели над каретой.

– Осторожнее! – крикнул Владимир.

Он взял пистолет, выбил ручкой окошко в задней стенке кареты и выстрелил два раза. Одна из лошадей преследователей споткнулась и рухнула на дорогу.

– А, черт! – процедил Владимир сквозь зубы.

– Промазал? – робко поинтересовался Добраницкий. Он съежился на сиденье, закрывая руками голову.

– Да нет, попал – в лошадь, – проворчал Владимир. – Животное жалко.

Антуанетта смотрела на него широко распахнутыми глазами. Чертыхнувшись про себя, Владимир стал перезаряжать пистолеты.

«Она не ответила на мой вопрос… Промолчала! Молчание – знак согласия… Значит, она была со мной, чтобы шпионить… Она не любит меня… не любит!»

Он стиснул челюсти и перед самым поворотом выстрелил дважды, почти не целясь. Двое всадников покачнулись в седлах, через минуту один из них упал на дорогу, но нога его зацепилась за стремя. Лошадь продолжала нестись вперед, волоча по камням его тело. Теперь в седле оставались всего четверо преследователей.

– Похоже, что силы уравниваются, – почти равнодушно заметил Владимир.

Их лошади, непривычные к столь бешеному ритму, тем не менее неслись из последних сил. Экипаж миновал мостик, и тут раздался громкий треск. Добраницкого отшвырнуло к стенке кареты.

– Берегись! – крикнул Владимир.

Карета заскрежетала, описала полукруг и остановилась. Гиацинтов распахнул дверцу и, сжимая в правой руке пистолет, выскочил на дорогу.

– Камень! – простонал Балабуха, спрыгивая с козел. – Ну что ты будешь делать!

– Их всего четверо, – быстро сказал Владимир. – Придется принимать бой.

Он переложил пистолет в левую руку, а в правую взял шпагу.

– Август!

В ответ раздался невнятный стон. Артиллерист бросился к карете. Добраницкий с окровавленной головой прислонился к стенке и слабо стонал. Антуанетта пыталась перевязать его платком.

– Он ушибся! – крикнула она.

Махнув на Августа рукой, Балабуха вернулся на дорогу. Всадники меж тем приближались.

– Ну, – сказал Владимир, поднимая пистолет, – за отечество!

– Ура! – подхватил Балабуха, поднимая свой пистолет.

Они выстрелили почти одновременно. Одна из лошадей кувыркнулась в пыль, другая запрыгала на месте с перебитой ногой.

– Ур-ра! – закричал Владимир, бросаясь вперед.

Интересно, как долго могут продержаться двое против четверых? Особенно если эти двое так отважны, как наши офицеры, и им решительно нечего терять.

На долю Балабухи достались флегматичный толстяк Сандерсон и огромный англичанин – такой же огромный, как и сам Балабуха. Их схватка была поистине схваткой титанов. Гиацинтову же выпали невзрачный француз, как оказалось, в совершенстве владевший всеми запрещенными приемами, и другой противник, приметы которого история не сохранила, ибо Владимир заколол его с первого же удара. С французом, увы, пробовать что-либо подобное было совершенно бесполезно.

– Прекрасный выпад! – насмешливо комментировал он очередной удар Владимира. – А посмотрим, как вы ответите на это, месье!

И Гиацинтов едва успел отбить выпад, грозивший ему верной смертью.

– Честное слово, – с издевкой в голосе сокрушался соперник, – даже жаль будет убивать такого противника, как вы!

Балабуха, отшвырнув в сторону Сандерсона, бросился на второго своего противника и погнал его по дороге. Хотя тот был редкостным здоровяком, но все равно не смог устоять перед натиском разъяренного артиллериста.

– Ах, вы так! – подзуживал француз Владимира. – Ну-ка, а мы вот так…

И шпага Владимира переломилась на середине клинка. Сам Владимир быстро отскочил назад.

– Тебе не жить, – мягко промолвил француз, поудобнее перехватив эфес своей шпаги, чтобы поразить офицера одним ударом.

Светло-серые глаза Владимира потемнели.

– Неужели? – процедил он.

И, поднырнув под смертоносную шпагу соперника, Владимир левой рукой отбросил его руку с клинком, а правой воткнул обломок своей шпаги ему в грудь.

– Честное слово, – насмешливо произнес Владимир, отступая на шаг назад, – мне не жаль будет потерять такого противника, как вы!

Француз, побелев, согнулся в три погибели и захрипел. Изо рта его потекли красные струйки. Он выронил свою шпагу и рухнул на дорогу.

– Извини, друг, – сказал Балабуха своему противнику, проколов его насквозь, как бабочку.

Он вытащил из тела убитого свою шпагу и огляделся. На ногах оставался один Сандерсон. Совершенно измученный битвой, он прислонился к дереву.

– Так, – пренебрежительно промолвил Балабуха. – Теперь этот колобок…

Но колобок проявил завидную сноровку. Он сунул руку за отворот сюртука, извлек блестящий пистолет и, тщательно прицелившись, выстрелил.

– Это… это что же… – забормотал Балабуха, роняя шпагу. На лице его показалось выражение детского недоумения.

– Антон! – закричал Гиацинтов, бросаясь к нему.

Сандерсон меж тем перезарядил свой пистолет и наставил оружие на него.

– Стойте! – выкрикнул пронзительный женский голос.

Англичанин, остолбенев, повернул голову. Возле кареты стояла Антуанетта. Ее черные волосы рассыпались по плечам, глаза сверкали гневом. Воспользовавшись тем, что Сандерсон не смотрит на него, Владимир быстро наклонился и подобрал пистолет одного из убитых противников. Балабуха лежал на дороге, держась рукой за правую сторону груди, и то закрывал, то открывал глаза.

– Стойте… – повелительно проговорила Антуанетта, подходя ближе. – Довольно!

Гиацинтов хотел вскинуть свой пистолет, но девушка встала между ним и англичанином, не давая стрелять. Ее незабудковые глаза с вызовом смотрели ему в лицо. Слегка побледнев, он опустил оружие. После небольшого колебания Сандерсон последовал его примеру.

– Я и не знал, что он вам так дорог, – насмешливо сказал Владимир.

Антуанетта вспыхнула.

– Вы и в самом деле ничего не знаете, – с вызовом ответила она.

Гиацинтов пожал плечами. Почему-то он ощущал одну лишь страшную усталость.

– Что ж… Вы свободны, мистер Сандерсон.

– Вы не тронете меня? – недоверчиво спросил англичанин.

– Я? – Владимир снова пожал плечами и вытер кровь с лица. – А на кой вы мне дались?

Сандерсон покачал головой.

– Я вам очень признателен, но… Вам все равно не уйти, поймите. В это дело замешаны слишком высокие люди. Они не дадут вам доехать не то что до Петербурга, а даже до границы империи.

– Это мы еще посмотрим, – сказал молодой офицер, вскидывая голову.

В разбитом экипаже кто-то завозился, и через мгновение Август, подслеповато щурясь, выполз наружу. Его голова была перевязана.

– Ох! – простонал он, качаясь. – Как будто с самими чертями играл в карты, смухлевал… и они меня потом всю ночь шандалами вразумляли! О-ох!

Он застонал и схватился за висок. Антуанетта поглядела на него и отвернулась.

– Мистер Сандерсон, – тихо сказала она. – Уже поздно, и я… Я устала и заблудилась. Прошу вас проводить меня домой.

Она протянула англичанину руку. Не колеблясь ни мгновения, он отлепился от ствола дерева и шагнул к девушке.

– Прощайте, – сказала она Владимиру.

– Прощайте, – мрачно ответил он, не глядя на нее.

Антуанетта помедлила.

– Больше вы ничего не хотите мне сказать?

– Я? – Владимир поморщился. – Нет, ничего.

– Что ж, – произнесла она, – значит, я зря… – Она умолкла и нахмурилась. – А впрочем, неважно.

Она оперлась о руку Сандерсона, и они зашагали прочь.

– Похоже, что вы проиграли, – сказал толстый англичанин с торжеством, проходя мимо Гиацинтова.

– Похоже, что мы выиграли, – в тон ему ответил Владимир.

Распростертый на дороге Балабуха хрипло застонал, и Гиацинтов, забыв обо всем на свете, бросился к нему.

– Артиллерист! Ну ты как, живой? Сейчас я тебя перевяжу…

Кое-как с помощью подоспевшего Добраницкого ему удалось остановить кровь.

– Ничего, старик… Держись… Доставим тебя к доктору, он тебе поможет.

Внезапно он вспомнил угрозы англичанина и нахмурился. Было похоже на то, что их трудности только начинаются.

– Где она? – неожиданно спросил Балабуха, приоткрыв глаза.

– Кто? – удивился Владимир.

– Она… Антуанетта…

– А, вот ты о чем…

В нескольких словах Владимир объяснил другу, что Антуанетта ушла вместе с Сандерсоном, и он не стал ее удерживать.

– И ты ее отпустил? – в отчаянии простонал Балабуха. – С этим колобком?

– А что я должен был сделать, скажи? – Владимир начал сердиться.

Балабуха долго глядел на него в молчании.

– Эх ты… – наконец промолвил он. – Такая девушка, а ты… Ты что, так ничего и не понял? Разве она стала бы становиться между тобой и этим англичанином, если бы не любила тебя…

И внезапно Владимиру стало очень жарко.

– Нет, Антон… Уверяю тебя, ты заблуждаешься… Это она из-за него…

– Эх ты… – пробормотал Балабуха еще раз и, закрыв глаза, впал в забытье.

– Что такое? – тревожно спросил Август. – Что?

Гиацинтов вскочил на ноги. Он бросился в ту сторону, куда ушла Антуанетта, но ее уже не было видно.

– Антуанетта!

Солнце медленно поднималось над горизонтом. Воздух стремительно светлел. В кустах щебетали и прихорашивались многочисленные птицы.

– Антуанетта!

Никого. Что он тогда ответил Сандерсону? «Похоже, что мы выиграли?»

Однако теперь он вовсе не был в этом уверен.