Книга: Фиалковое зелье
Назад: Глава 23
Дальше: Глава 25

Глава 24

Ночной улов, в который попалась весьма неожиданная рыба. – Честные люди, работающие за хорошие деньги. – Поэт Жуковский и его стихотворения. – Что следует сделать, когда идешь к волку в гости.
Пусти! – верещал секретарь, извиваясь в цепких лапах Балабухи и тщетно пытаясь вырваться. – Пус… ти!
– Здравствуйте, Николай Богданович, – очень вежливо промолвил Гиацинтов. И вслед за этим размахнулся и отвесил секретарю полновесную пощечину.
Берг взвизгнул и обмяк.
– Значит, это мы ходим по ночам и шарим по столам, – нараспев проговорил Владимир. – А еще стреляем исподтишка в спину ничего не подозревающим людям. – Ноздри его дернулись. – Как он сюда вошел, Антон?
– У него, оказывается, был ключ, – доложил гигант. – Я залез в окно, спрятался за портьерой и ждал, как ты велел… Через некоторое время он открыл дверь и стал рыться в вещах, потом услышал твои шаги и забрался в шкаф, а я ждал удобного момента, чтобы его схватить.
Берг свесил голову и заплакал.
– У, что-то наш мальчик разнюнился, – притворно сочувствующим тоном промолвил гигант. – С чего бы это, а?
– Вам не жить! – высоким, визгливым голосом выкрикнул Берг. – Вы даже не подозреваете, во что вы влезли, дурачье!
– Отчего же не подозревать – подозреваем, – ответил Владимир, помахав у секретаря перед носом заветной бумажкой, на которой виднелись ряды каких-то цифр. – Знаешь, что это такое? Кое-что я ведь уже расшифровал. Это имена, господин Берг. Имена и фамилии заговорщиков.
– Так вы… знаете? – пролепетал секретарь. – Но… послушайте! Мы ведь можем договориться, в конце концов. Вам нет никакого смысла… Вы должны быть с нами! Все честные люди на нашей стороне! И… вы можете быть уверены, вам хорошо заплатят!
– Да? – равнодушно промолвил Гиацинтов. – Интересно, за пулю, из-за которой я чуть не отправился на тот свет, мне тоже заплатят по полной?
– Но… это была ошибка! Я согласен, я готов признать…
– А как быть с Сергеем Жаровкиным? – безжалостно продолжал Владимир. – Во что мы оценим его жизнь? А ведь у него наверняка были мать и отец, которые любили его и гордились им. Была, наверное, и женщина, которая им дорожила… Что вы с ним сделали, сволочи? Зарезали и закопали, как собаку? – Его глаза метали молнии, он весь преобразился. – И ты что, думаешь, я соглашусь забыть это и сделать вид, что ничего не было, что так и должно быть?
– Но послушайте… – лепетал секретарь.
– Я тебя слушаю, слушаю, – сказал Гиацинтов, дергая ртом. – И сейчас ты мне расскажешь все, что знаешь. И тогда, может быть, гнида белобрысая, я оставлю тебя в живых. Уяснил?
– Я вам ничего не скажу! – заверещал секретарь. – Я вам ничего…
– Антон! – махнул рукой Владимир. – Приступай. Как говорил мой дядька Архип, если человек непременно хочет стать героем, почему бы не предоставить ему такую возможность?
Он проверил, хорошо ли заперта дверь, сел за стол и, раскрыв книжку Жуковского, углубился в ее чтение. При этом он не обращал на действия Балабухи никакого внимания, хотя любой беспристрастный человек, глядя на них, неминуемо бы забеспокоился. Больше всего беспокойства, надо сказать, они доставляли Николаю Богдановичу Бергу, ибо имели к его персоне самое непосредственное отношение.
– «Там небеса и воды ясны, – вслух читал Владимир, томно выгнув бровь, –
Там песни птичек сладкогласны!
О родина! все дни твои прекрасны!
Где б ни был я, но все с тобой
душой».
– Караул! – заверещал секретарь, багровея. – Спасите!
Очевидно, он не любил стихов.
– Будешь говорить или нет? – деловито спрашивал Балабуха. – Нет? Ну, пеняй на себя!
Владимир меж тем перечитывал «Людмилу»:
Вот и месяц величавый
Встал над тихою дубравой;
То из облака блеснет,
То за облако зайдет…
Чудесные строки! – уронил он в пространство. – Как просто – и вместе с тем как изящно! Помнится, еще мистер Кольридж, английский поэт, учил, что хорошие стихи – это когда лучшие слова стоят в лучшем порядке. Кстати, это правило справедливо и в отношении прозы, и жаль, что так мало авторов ему следуют!
Ущемленный дланью Балабухи, Берг издал долгий протестующий вопль.
– Вы не согласны, Николай Богданович? – светски-вежливым тоном осведомился у него Владимир.
– Умоляю, – захрипел секретарь, – уберите от меня этого бешеного! Он же убьет меня!
– Да что вы? – удивился Владимир. – Как это ужасно, в самом деле! Вы, наверное, этого не переживете!
Следует признать, что в его словах заключался глубокий смысл, потому что, если бы предателя убили, он бы точно этого не пережил. Побледневший Берг перевел дыхание.
– Я… я согласен, Владимир Сергеевич! Я все расскажу!
– О, – покачал головой Гиацинтов. – Он мне расскажет! Да что вы можете мне рассказать, милостивый государь? Как вы продались за презренный, но почитаемый металл и исправно выдавали секреты своего отечества его врагам? В самом деле, ведь за службу в посольстве так мало платят – это вы сами мне жаловались, между прочим!
– Прошу вас… – пролепетал секретарь. – Пощадите!
Глаза Владимира сузились.
– Ты посещал дом графини Рихтер, верно? Тот, что напротив «Венской услады»?
– Д… да.
– И Жаровкин тебя выследил. Верно?
– Он… он сразу же начал меня подозревать. Не знаю, как ему удалось меня вычислить… – Берг улыбнулся гаденькой, неприятной улыбкой. – Только вот он не знал, что мне вскоре тоже стало известно, кто он такой и что делает в посольстве.
После этого в комнате послышались хрип, шум борьбы и треск падающей мебели.
– Антон! – резко сказал Гиацинтов. – Прекрати!
– Я убью эту гадину! – рычал артиллерист. – Я… я прикончу его!
– Антон, не надо, он нам еще нужен… Погоди хоть немножко, хорошо?
С большой неохотой артиллерист разжал пальцы, и Берг прислонился к стене. Воздух с клекотом выходил из его рта: на этот раз Балабуха придушил секретаря на совесть.
– Это ты заманил Жаровкина в загородный дом? – продолжал допрос Гиацинтов, когда жертва немного отдышалась.
Не в силах говорить, Берг только кивнул.
– Что было дальше? – спросил Владимир, изо всех сил пытаясь сохранить спокойствие.
– Ферзен, улучив момент, ударил Жаровкина кинжалом. Это произошло в доме, на втором этаже. Жаровкин забрался туда, хотел найти какие-нибудь документы… Розалия упала в обморок, мы унесли ее в другую комнату и стали совещаться, что нам делать. Ферзен решил увезти тело подальше и закопать его, но когда мы вернулись туда, где лежал Жаровкин, то обнаружили, что он еще жив. Ферзен… он задушил Жаровкина. Потом Иоганн заставил меня раздеть тело… на всякий случай, чтобы его не опознали, даже если когда-нибудь найдут. Куда он увез труп, я не знаю… Ферзен велел мне сжечь одежду, но камин дымил, у меня дрожали руки, я никак не мог разжечь огонь… В конце концов я взял большой камень, обернул вокруг него одежду, обвязал ее веревкой и бросил в воду.
Владимир опустил глаза, видимо, борясь с собой. Когда он поднял голову, взор его сделался таким угрожающим, что секретарь побледнел и отшатнулся к стене.
– Я не хотел, – залепетал Берг, – поверьте… Меня заставили… Я не желал ему зла, честное слово!
Гиацинтов обернулся к артиллеристу.
– Антон!
– Что?
– Он твой. – И Владимир снова раскрыл книжку сочинений господина Жуковского.
– Подождите, подождите! – отчаянно закричал Берг. – Не убивайте меня, умоляю! Я могу помочь вам! Ведь я знаю то, чего вы не знаете! Дело в том, что сегодня… сегодня ночью…
Владимир положил книжку на стол и сделал артиллеристу знак отпустить трепещущего предателя. Вздохнув, Балабуха повиновался.
– Сегодня ночью, – выпалил секретарь, – все заговорщики собираются в условленном месте, в одном из загородных домов! В три часа… у них назначена встреча… Должно произойти что-то очень важное, приезжает какой-то человек, которого они долго ждали…
– В самом деле? – прищурился Владимир.
– Клянусь! – И секретарь в подтверждение своих слов несколько раз кивнул головой.
– И кто там будет? – осведомился Гиацинтов. – От англичан, к примеру, много народу соберется?
– О, – залепетал секретарь, – англичане, конечно, заинтересованы в деле больше всех! Наверное, даже больше австрийцев! Ведь не австрийцы владеют Индией! А действия русского императора на Кавказе… очень, очень настораживают британцев!
– Это правда, что Сандерсон в курсе дела? – пустил наугад стрелу Владимир.
Секретарь вновь энергично закивал.
– Сандерсон знает! Совершенно точно знает! Я только не уверен, будет ли он сегодня на собрании… Он очень осторожный человек! И потом, если вдруг все откроется, он опасается за свой дипломатический статус…
– А от австрийцев кто должен быть? – спросил Владимир резко. – Давай, любезный Николай Богданович! Терять-то тебе все равно уже нечего, тем более что я и так уже многое знаю. – Он вызывающе помахал зашифрованным листком.
– От австрийцев главный, конечно, Зидлиц, – заторопился секретарь. – Хотя он всегда делает вид, что ни при чем, но такая уж у него манера…
Офицеры переглянулись и нахмурились. Стало быть, даже Зидлиц был в деле… тот самый угрюмый желчный Зидлиц, который считался правой рукой канцлера Меттерниха, его серым кардиналом.
– Что конкретно они собираются предпринять? – поинтересовался Владимир. – И когда именно?
Секретарь поежился.
– Умоляю вас, господа… Я знаю, что предполагается нечто очень серьезное… но никто не посвящал меня в детали… Я только поставлял информацию… Даже на совещание этой ночью меня никто не пригласил, и я узнал о нем… чисто случайно…
– В замыслы заговорщиков, – вкрадчиво осведомился Гиацинтов, – случаем не входит восстание в Польше, а?
Берг так поразился, что даже раскрыл рот.
– Вам и это известно? Однако… Да от вас и впрямь ничто не скроется, как я погляжу! Не зря Чернышёв вас сюда послал! Когда я прочитал его депешу, я сразу же понял… – он осекся.
– Владимир, – понизив голос, нежно проурчал Балабуха, – можно, я все-таки этого щучьего сына придушу? Так, для порядку…
– Значит, это ты предупредил своих друзей, а они подослали ко мне этого Ферзена и потом организовали на нас нападение, чтобы мы не смогли добраться до Вены, – холодно сказал Владимир. – Так?
– Я, – забормотал секретарь, – я просто испугался… Из Петербурга вас так лестно аттестовали… И вы вышли на след Жаровкина в первый же день…
– Да, мы не зря свой хлеб едим, – со смешком ответил Гиацинтов. – Ладно. Пошли будить посланника, Антон. Доложим ему, что да как… и заодно представим ему господина, которого он дарил своим доверием.
Он резко поднялся с места, взял листок со столбиками цифр, на котором будто бы были зашифрованы какие-то имена, и небрежно сунул его в пламя свечи. Берг, вытаращив глаза, смотрел на это.
– Да, Николай Богданович, да, – нараспев проговорил Владимир. – Никакого зашифрованного сообщения мне Жаровкин не оставил, и он вообще ничего не оставлял, кроме тех бумаг, которые ты забрал, когда думал, что убил меня. Так что попался ты, любезный, как последний глупец.
Секретарь, осознав происшедшее, хрипло взвизгнул и сделал попытку вцепиться молодому офицеру в горло, но Балабуха перехватил его и успокоил хорошим тычком.
– Пошли, – скомандовал Владимир. И офицеры вышли в коридор, причем артиллерист волок за собой упирающегося Берга, время от времени угощая его пинками.
* * *
– Ах ты господи… – простонал Иван Леопольдович, выслушав четкий и обстоятельный рассказ Гиацинтова о происшедшем. – Ах ты господи! Какой скандал! Какое несчастье!
Спешно поднятый с постели, он впопыхах накинул на себя шлафрок, но не успел снять ночной колпак, из-под которого торчали редкие взъерошенные волосы.
– Боже мой! И этот молодой человек… Мой секретарь…
Берг стоял, опустив голову, и молча утирал кровь, хлещущую из рассеченной (не без участия Балабухи) губы. На лице секретаря застыло угрюмо-злобное выражение.
– Разве я мало делал для вас? – жалобно спросил у него граф Адлерберг. – Разве я… Неблагодарное чудовище! Так предать мое доверие…
Его хлипкое тело ходило ходуном от негодования, однако секретарь, похоже, не собирался выказывать ни малейшего раскаяния.
– Иван Леопольдович, – вмешался Владимир, – простите, но уже второй час ночи, и времени у нас в обрез… Мы должны во что бы то ни стало узнать в точности, что именно готовят заговорщики против императорской власти. Похоже, они собираются поднять восстание в Польше…
– Ах, Польша! – простонал граф, сжимая обеими руками виски. – Да, господа, Польша… Это будет вечная ахиллесова пята нашей империи – доколе сама империя будет существовать… – Он скорбно покачал головой.
– Поэтому, – продолжал Гиацинтов, – нам надо в точности узнать, что и когда готовится, потому что это может быть очень серьезно… Мы с Антоном Григорьевичем немедленно отправимся на собрание этих господ. Если нам повезет, то, быть может, удастся кое-что подслушать… Вы же немедленно пошлите срочную депешу в Петербург. Да, и этого господина, – он кивнул на секретаря, – велите посадить под замок и крепко стеречь… Он не только наш главный свидетель – он будет отвечать по полной и за измену отечеству, и за гибель Жаровкина, и за покушение на меня… Думаю, его отдадут под военный суд.
Посланник вздрогнул. В гражданском законодательстве Российской империи смертной казни предусмотрено не было – крайними мерами были долгосрочное тюремное заключение или ссылка в Сибирь. Однако в исключительных случаях, когда вина требовала более сурового и решительного наказания, обвиняемый передавался военному суду, в чьей власти было выносить любые приговоры, и смертные тоже.
– Как все это ужасно! – сказал Иван Леопольдович плачущим голосом. – Хорошо, господа… Я сделаю все, как вы хотите…
Владимир кивнул.
– Вот и прекрасно… А теперь, Антон Григорьевич, айда за пистолетами. Когда идешь к волку в логово, следует хорошенько вооружиться…
Назад: Глава 23
Дальше: Глава 25