Глава 11

По законам шпионского жанра, во время обыска офицеры непременно должны были найти толстую пачку кредитных билетов с собственноручной надписью канцлера Меттерниха «Плата агенту Жаровкину за предательство родины», либо связку секретных бумаг с информацией, не подлежащей оглашению, либо еще какие-нибудь чрезвычайно компрометирующие вещи. Однако вместо всего этого офицеры узнали, что у письмоводителя Жаровкина было две запасные пары исподнего белья, шесть жилетов яркой расцветки с костяными пуговицами, две трубки, табакерка с хорошим турецким табаком, три рубашки, томик стихотворений Гейне, черные панталоны и черный сюртук. Также офицерам удалось обнаружить пять штук носков (один – правый – отсутствовал), нитки, иголку, ножницы, ночной горшок и запасные ботинки довольно хорошей кожи. Ни кошелька, ни денег, ни личных документов, вообще ни единого клочка бумаги, если не считать стопки чистых листов на столе. На всякий случай Гиацинтов просмотрел их все, но ничего не нашел.

– Пусто? – спросил Балабуха.

– Похоже, что так, – нехотя признался Владимир.

– Простукаем пол и стены? – предложил Балабуха в порыве энтузиазма.

– Давай, – без особого энтузиазма согласился его товарищ и, притянув к себе ворох одежды бесследно сгинувшего письмоводителя, принялся вторично обшаривать ее.

Следует сказать, что ни в стенах, ни под половицами, ни в ножках стульев, ни в столе, ни в шкапчике никакого тайника обнаружить не удалось, однако чуть позже усилия Гиацинтова были наконец вознаграждены. При более тщательном осмотре сюртука он выудил на свет божий клочок бумажки, завалившийся за подкладку. Карман, как оказалось, был дырявым.

– Ну, что там? – спросил Балабуха, сгорая от любопытства.

Владимир склонил голову набок, разбирая неразборчивые каракули.

– Чашка шоколаду… Грушевый пирог… Счет от тринадцатого апреля.

– За неделю до исчезновения, – напомнил Балабуха.

Офицеры со значением переглянулись.

– Там есть название ресторации? – спросил Антон.

– Есть. «Венская услада». И адрес… погоди-ка… Черт, уголок с адресом оторван!

Дверь распахнулась, и на пороге показался Август Добраницкий. В его внешности произошла разительная перемена. Во-первых, он переоделся в модный костюм изысканнейшего темно-серого оттенка. Во-вторых, на голове у него примостился высокий цилиндр. И в-третьих, в правой руке Август держал тросточку и небрежно поигрывал ею.

– Однако ты не терял времени даром! – заметил ему Балабуха.

– Что поделаешь, изящество у меня в крови, – самодовольно признался Август.

– В этом костюме ты похож на шута горохового, – не преминул уколоть его Антон.

– Что еще, кроме зависти, может говорить его устами? – заметил Добраницкий в пространство. – Ну как, ваш друг еще не нашелся?

– Нет, – сокрушенно признался Владимир. – Но мы его обязательно отыщем.

– Искренне на это надеюсь, – сказал Август, поворачиваясь к двери. – Если я вам понадоблюсь сегодня, я в «Венской усладе».

– Где? – в один голос спросили пораженные офицеры.

– В «Венской усладе», это заведение, которое… А что?

Балабуха кашлянул и взял Добраницкого за пуговицу, глядя на него сверху вниз.

– Август, голубчик, нам очень нужно туда попасть. Проводи нас!

– Да ради бога, Антон Григорьич! Э-э, только не надо отрывать пуговицу, этот сюртук совсем новый, то есть почти новый. Будь он новый, он бы обошелся мне в три раза дороже!

– Август, хватит болтать! Веди нас!

Это было чистенькое, вкусно пахнущее пирожными заведение, которое язык не поворачивался обозвать трактиром. Трое друзей уселись за столик и вопросительно переглянулись.

– Сначала сделаем заказ, – решил Гиацинтов. К их столику уже шел кельнер.

– Что угодно господам?

– Мне кофе с шартрезом, – быстро сказал Владимир. – И грушевый пирог. Один мой друг говорил, что ваши грушевые пироги – просто чудо!

– Да, о них так многие говорят, – довольно равнодушно отозвался кельнер. – А другие господа что будут?

Добраницкий попросил обычный кофе и пирожное, Балабуха – бутылку токайского, однако в ответ услышал, что вино у них не подают. Артиллерист открыл было рот, чтобы возмутиться, но тут Владимир так посмотрел на него, что Антон понял: возражать не следует. Надувшись, он попросил кофе и «чего-нибудь на ваш выбор».

– Рекомендую пирожное «Принцесса»… Сейчас вам все принесут.

Кельнер уже собирался отойти к другому столику, и Владимир решил пойти напролом.

– А вы не помните моего друга? Такой мужчина средних лет, темноволосый. У него еще был поврежден левый мизинец.

Кельнер пожал плечами.

– К нам заходит очень много народу, сударь, – сказал он в свое извинение и пошел принимать заказ у румяной дамы, которая только что вошла в «Усладу» под ручку с каким-то фатом.

Владимир сердито стукнул ладонью по столу.

– Ничего не выходит, – выпалил он с раздражением.

– Может, дать ему денег? – предложил Добраницкий. – Деньги очень освежают память.

– Надо будет попробовать, – отозвался Владимир.

Он отвернулся и стал смотреть на хозяина в белом фартуке, который за стойкой бережно раскладывал пирожные. В заведении в этот час было совсем немного народу. Хромоногая девушка с грустными глазами подметала пол, другая, бойкая и расторопная, вытирала свободные столы и меняла цветы в стоящих на них вазах. Владимир вздохнул и поглядел за окно. Мимо по улице скользили изящные ландо и тряские кареты, а напротив располагалась мастерская модистки, в витринах которой красовалось множество шляпок. Из мастерской вышли две женщины, барышня и служанка, и двинулись к наемному экипажу, стоявшему у обочины. На девушке было белое муслиновое платье с яркими цветами и капор, украшенный горой лент и искусственных цветов. Лица ее Владимир не видел – его затеняли широкие поля. Но тут озорник ветер, прилетевший с Дуная, выказал явное намерение схватить шляпку и утащить ее с собой. Девушка испуганно вскрикнула, поднесла руку к капору и невольно подняла голову. Лишь на долю секунды молодой офицер увидел ее глаза, и в следующее мгновение на улице между ним и незнакомкой проплыло ландо, на запятках которого стояли два лакея. Когда оно скрылось из виду, девушка и ее спутница уже исчезли.

– Сударь… – робко протянул кто-то над ухом Гиацинтова.

Владимир перевел дыхание и поднял глаза. Возле него стояла хромоногая девушка, которая только что убирала пол.

– Я правильно поняла, вы ищете господина, у которого был поврежден мизинец? Правда, он давно к нам не заходил, но…

– Да-да, – поспешно сказал Гиацинтов, – я бы очень желал его найти. Так вы помните его?

– Да. Весной, в апреле, он заходил к нам каждый день.

«Так-так», – гулко сказал кто-то в мозгу Владимира.

– А потом вдруг перестал… – продолжала девушка, робко поглядывая на красивого офицера. – Он всегда был очень вежливый, не то что иные господа.

– А почему вы его запомнили? – брякнул Гиацинтов и тут же устыдился своего бестактного вопроса. Она была калека, а у Жаровкина был поврежден палец. Не было ничего удивительного в том, что она обратила на письмоводителя внимание.

– Луиза, – недовольно окликнул девушку хозяин из-за стойки, – не отвлекай господ!

Владимир обернулся к хозяину и широко улыбнулся.

– Простите, я всего лишь спросил фройляйн, какое мороженое мне лучше взять… Говорят, ваше мороженое – самое лучшее в Вене!

– А, ну тогда… – смягчился хозяин.

Владимир повернулся к девушке и незаметно вложил в ее руку золотой. Хромоножка покраснела.

– Скажите, мой друг… Он с кем-нибудь встречался здесь?

Девушка озадаченно нахмурилась.

– Нет, никогда… Он всегда был один.

– И никто с ним не заговаривал, никто не подсаживался…

– Насколько я помню, нет.

Что ж, по всему выходило, что единственная ниточка, которая у них имелась, вела в никуда.

– Мне кажется, ему просто нравилось у нас, – добавила девушка. – Он все время садился за один и тот же столик и оставался за ним по несколько часов. Хозяин не возражал, потому что он всегда что-нибудь заказывал… И читал газету. Меня обычно посылали за ними…

И тут в мозгу Владимира внезапно что-то словно щелкнуло. Сидел по несколько часов за одним столом… Читал газету… И ни с кем не общался. Вот оно что!

– А за каким столом он сидел? – быстро спросил молодой офицер.

Девушка кивнула на маленький стол у самого окна.

– Вот за этим.

Владимир вскочил с места так стремительно, что чуть не опрокинул стул.

– В самом деле? А как именно он садился? Так, так… Благодарю вас.

…Сначала он увидел улицу, по которой по-прежнему катили экипажи. Потом – угол мастерской модистки и возле мастерской – дом, на который Владимир раньше не обратил внимания. Здание стояло в глубине улицы, отгороженное от нее высокой кованой решеткой. Судя по всему, оно было построено еще тогда, когда ни Владимира, ни его спутников не было на свете. Это был двухэтажный особняк с высокими окнами и стройными колоннами, изящный и даже красивый, но Гиацинтову, бог весть отчего, почудилось в нем что-то зловещее. Он обернулся к девушке.

– Большое спасибо вам, фройляйн… Теперь еще один вопрос. Вы не помните тот последний раз, когда мой друг сидел тут? Может быть, тогда случилось что-нибудь… что-нибудь особенное?

Хромоножка задумалась.

– Последний раз… это было, по-моему, двадцатое число, хотя я могу ошибиться… Ну да, двадцатого Бригитта разбила вазу и хотела свалить вину на меня… – Она покачала головой. – Нет, ничего такого не произошло. Ваш друг долго сидел на своем обычном месте, читал газеты, потом встал, расплатился и быстро ушел…

– Значит, ничего? – упавшим голосом спросил Владимир.

– Ничего такого не было, сударь…

– Что ж, – сказал Гиацинтов, незаметно вручая ей еще один золотой, – это уже что-то. Благодарю вас, фройляйн.

Хромоножка отошла, украдкой косясь на него. Кельнер принес заказ, и Владимир спросил дополнительно самого дорогого мороженого.

– Я чувствую, тебе удалось напасть на след, – прогудел Балабуха. – Давай выкладывай!

Владимир наклонился к нему через стол.

– Жаровкин использовал «Усладу» как наблюдательный пункт, – шепотом сказал он. – Мне кажется, он наблюдал за домом напротив.

Слушая его, артиллерист озадаченно нахмурил брови.

– Зачем? – напрямик спросил он.

– Не знаю, – честно ответил Гиацинтов. – Но, кроме этого, у нас пока ничего нет. Доедай свое пирожное, мы сейчас нанесем туда визит.

– Понял, – кивнул артиллерист, и пирожное, лежавшее на его тарелке, скрылось из глаз еще быстрее, чем два гривенника в руке станционного смотрителя.

– А ты, Август, – обратился Владимир к поляку, – можешь погулять пока, развеяться. В конце концов, ты вовсе не обязан с нами искать нашего… беспутного друга.

– Да вы что, господа? – обиделся Август. – Как же я могу вас бросить – мало ли что случится! Вдруг вам понадобится моя помощь? Нет-нет, вы от меня не отделаетесь, даже не надейтесь!

– Ладно, – решился Владимир. – Тогда пойдем все вместе.

Он доел мороженое, лучезарно улыбнулся хромоногой девушке, которая по-прежнему подметала пол, и поднялся из-за стола.