Эпилог

В конце осени, занимаясь уже другим делом, я приехал к Ольге Михайловне, которая вернулась из санатория, и сообщил ей все, что узнал. Рассказ о младенце Алике, отнятой у Гранкиной квартире, о том, чьей дочерью является ее невестка, Булкина выслушала, не изменив выражения лица и не сказав ни слова. Так же молча она принесла деньги и расплатилась со мной. И лишь на пороге, открывая мне дверь, она процедила:

– Если в прессу просочится хоть намек на то, чем вы занимались, мой ответ вам не придется по вкусу.

Я не стал клясться в собственной порядочности, покинул квартиру без лишних разговоров, вышел на улицу и остановился.

В детстве одноклассники дали Оле Воробьевой кличку – глазастая, ушастая беда. Девочка выросла, но глаза у нее по-прежнему большие, слух отменный. Однако она больше не является ходячей бедой, не падает в лужи, не теряет деньги. Ольга Михайловна стала осторожной, аккуратной, расчетливой. Сама себе она не вредит. Теперь Ольга приносит беды другим людям. Она по-прежнему глазастая, ушастая беда. Но уже не хочется улыбаться, узнав про эту кличку.

Деньги, которые я только что получил от Булкиной за работу, тяжелой ледяной гирей оттягивали карман. Не хочу сказать, что испытывал те же ощущения, что Иуда, когда он решил вернуть первосвященникам тридцать сребреников, которые получил за предательство Христа. Но нести деньги в банк я просто не мог. Ну и куда их деть? Зачем только я взял плату! В ту же секунду пришло решение, я вынул телефон и набрал номер.

– Доброго дня, Ванечка, – произнес непритворно ласковый женский голос. – Все ли у тебя в порядке, ангел мой?

Я постарался говорить весело:

– Матушка Амвросия, все замечательно. Вы в обители?

– Где же мне еще находиться? – произнесла монахиня. – Нельзя хозяйство без пригляда оставить. Приезжай! Пирожки с капустой пекутся, коврижка медовая готова. Или ты на постные щи согласишься?

– Съем все, – пообещал я.

– Свежо предание, да верится с трудом, – засмеялась монахиня, – у тебя, поди, что-то случилось?

– Только хорошее, – заверил я, – матушка Амвросия, один мой приятель попросил передать для вашей обители пожертвование. Можно я его привезу?

– Спаси Господи, Ванечка, мы как раз лестницу в нашем детском доме ремонтировать решили, каждая копейка кстати, – обрадовалась Амвросия, – имя благодетеля назови! Молиться за него станем.

Просьба застала меня врасплох.

– Зачем за него молиться? – удивился я.

– В благодарность за его пожертвование, – пояснила монахиня.

– А-а-а-а, понятно, – протянул я, – он просил его имя не называть.

– Хорошо, Ванечка, тогда за тебя помолюсь, – пообещала женщина.

– Меня не крестили, – напомнил я.

– Молиться за некрещеных можно своими словами и про себя. И тому, кто не крещен, вполне дозволяется щец в обители откушать. Жду, Ванечка, – прозвучало из трубки.

Я положил мобильный в карман и пошел туда, где припарковал свою машину. Ну почему я для Амвросии открытая книга? По какой причине она всегда знает обо мне правду?

От этих мыслей меня отвлек крик:

– Ванечка, Ванечка!

Я остановился, повернул голову, увидел роскошный белоснежный «Порше», из окна которого высовывалась Дюка, она кричала:

– Ванечка, как дела?

– Спасибо, отлично, – ответил я. – А у вас?

– Я выхожу замуж, – на всю улицу заорала дама, – за Лешу. Он, правда, не любит веселья, суаре, сидит, как вы, с книгой. Ну ничего, я его перевоспитаю!

Автомобили, которые стояли за «Порше», загудели. Машина поехала вперед.

– Ванечка, – продолжала кричать Дюка, – приглашение на свадьбу вышлю на почту!

Я помахал ей рукой и открыл свою машину. Почему после пышного бракосочетания порой случается неприятный развод? Да потому, что мужчина пребывает в уверенности, что та, кого он повел под венец, останется всю дальнейшую жизнь такой же стройной, красивой, ласковой и заботливой, как во время исполнения марша Мендельсона. А женщина, надев обручальное кольцо, горит желанием переделать мужа на свой лад.

Уверенность мужа наталкивается на желание жены, в семье медленно, но неуклонно накапливается взрывная масса. «Опять перед телевизором лежишь, а я посуду мою?» «Ну ты и растолстела». И ба-бах! Один взорвался, наговорил гадостей другому, помчался в загс с заявлением о разводе. Ясное дело, он рушит семью, негодяй! Нет! В крушении брака виноват не тот, у кого сдали нервы, а тот, кто старательно жал на кнопку детонатора. Самые подлые вещи, как правило, делаются со сладкой улыбкой на губах.