Глава 24

Юра насел на маму, и та после долгих уговоров рассказала ему правду:

– Я тебя никогда не рожала. У меня были проблемы со здоровьем, они не позволили мне забеременеть.

Молодой человек ожидал чего угодно, но только не этого.

– Я не твой сын? – обомлел он. – А чей? У папы была любовница, это она меня родила?

– Нет, – ответила Розалия, – пожалуйста, выслушай меня, а уж потом решай, как поступишь.

Госпожа Шлаг рассказала Юре, что они с Давидом Моисеевичем очень хотели детей, но жена никак не могла забеременеть. А потом Давид пришел к ней с предложением:

– Розочка, мы можем получить прекрасного мальчика, ему четыре годика. Мотя Зильберштейн работает помощником у академика Константина Митова. Его лаборатория сейчас проводит испытания новых методов для улучшения мозговой деятельности детей с умственной неполноценностью.

– Испытания! – всплеснула руками Розалия. – Да еще на малышах! Неужели нашлась мать, которая согласилась предоставить свое дитя для опытов?

– Розочка, – стал вводить жену в детали Давид, – некоторые люди всех своих младенцев охотно продадут. Но Митов покупает сирот.

– Покупает? – ужаснулась жена. – За деньги?

– Уж не за кожуру апельсинов, – хмыкнул муж. – Объясняю суть. Порой на свет появляются дети с патологией. Они страдают потерей речи, не ходят, им никогда не научиться грамоте. Прости, дорогая, за некорректное сравнение, но они как живые покойники. Некоторые матери, узнав, кто у них родился, оставляют чадо в роддоме, потом оно попадает в особый интернат. Среди отказников есть перспективные малыши. Если им уделить должное внимание, пригласить опытных врачей, учителей, массажистов и еще тьму специалистов, ребенка можно поставить на ноги, социализировать, но это требует больших сил и денег. У приюта ни того ни другого нет. Поэтому те, кто мог бы вести более или менее нормальную жизнь, просто лежат в кроватках. Как правило, такие дети не доживают до семи-восьми лет. Митов отбирает двоих-троих из тех, кого можно реабилитировать, и… Понятия не имею, что он делает, не все его подопечные выживают, но кое-кто не умирает. Мотя объяснил, что примерно через год они выглядят и ведут себя так, словно появились на свет здоровыми. Метод Митова официально не разрешен, он пока находится в стадии эксперимента. Детей Константин Алексеевич, как я уже говорил, берет в специнтернате, но он не имеет законного права взять воспитанника, поработать с ним и вернуть, пусть даже и вполне нормальным. Поэтому ребенка оформляют как умершего. А Митов, получив нужный результат, более не нуждается в подопечном.

– Матерь божья! – ахнула Розалия.

– У крошек ужасные диагнозы, их смерть никого не удивляет, – вздохнул Давид Моисеевич, – прости, дорогая, я не владею всеми подробностями. Знаю только общую схему. Наверное, заведующая интернатом делится с теми, кто выписывает справки о смерти.

– А что происходит с ребятками, которые уже не нужны Митову? – дрожащим голосом осведомилась Розалия.

– Самый актуальный вопрос, – похвалил ее Давид, – профессор их продает.

– Бедные крошки, как рабы на рынке, – взвилась супруга.

– Солнышко, согласись, это лучше, чем умереть в интернате, остаться без шансов выжить, – возразил Давид, – деток забирают разные люди. Сейчас у Константина Алексеевича есть мальчик Владимир Жуков. До того как Митов его отобрал, он в два года сидеть не умел. Сейчас ему вот-вот исполнится четыре, он бойко говорит, поет, танцует. Профессор им очень гордится, пока Жуков его лучший результат. Мать Вова не помнит, потому что она от него в роддоме отказалась. Эксперимент Митова длится не один год. Первой группе детей сейчас по семь-восемь лет, те, кто выжил, обрели семьи, развиваются нормально. Но надо с детьми постоянно заниматься. Возможен ли обратный откат к умственной неполноценности? Никто не знает. Рискнем? Возьмем к себе Юрия Давидовича?

– Да, – твердо ответила жена, – мне нравится имя Юрий. Много денег надо заплатить?

– Ничего, заработаю, – заверил Давид, – я известный стоматолог, а зубы у людей болят во все времена. Без куска пирога не останемся.

Юра быстро освоился в семье. Через пару дней стал звать приемных родителей «мама» и «папа». Розалия, главный бухгалтер крупного предприятия, бросила работу и стала дотошно выполнять все предписания Митова. День матери и сына был расписан по минутам. Утром зарядка, обливание ледяной водой, калорийный завтрак, занятия с логопедом, затем с учителем, которого рекомендовал Константин Алексеевич, прогулка, обед, сон, спортивная тренировка, ужин, чтение книг, душ и баиньки. Розалия укладывала мальчика, садилась около него и пела сыну колыбельную. В субботу-воскресенье распорядок дня слегка менялся, вместо уроков шли в театр, Консерваторию, цирк, кино… В семь лет Юра отправился в школу, в первом классе он просидел до Нового года, потом его перевели во второй.

– На редкость талантливый, умный, усидчивый мальчик, – нахваливала ученика Шлаг педагог, – звезда класса.

Розалия довольно улыбалась. Знала бы училка, что у «звезды класса» в двухлетнем возрасте было клеймо умственно отсталого.

Юра с блеском окончил десятилетку, поступил в институт, получил диплом, работает в сфере компьютерных игр, прилично зарабатывает и обожает маму. Отца он, к сожалению, лишился, Давид Моисеевич не так давно скончался.

Так кто требовал денег от Розалии? Ирина Евгеньевна, директор интерната, где жил Вова Жуков до того, как его отобрал в свою экспериментальную группу Митов.

Шубина позвонила госпоже Шлаг, которая по-прежнему живет в квартире, некогда купленной Давидом Моисеевичем, и обстоятельно объяснила Розалии, что та должна платить ей энную сумму в месяц. Если она откажется, Юрий узнает, что не является родным сыном Розалии и Давида. Он – Вова Жуков, его биологическая мать – наркоманка, проститутка, отец неизвестен. Как молодой человек отнесется к этому известию? Да он проклянет Шлаг, которая его всю жизнь обманывала, сыном называла, а на самом деле она ему чужая баба. Мальчик-то Жуков. Русский он! А из него еврея сделали, он в синагогу ходит! Не простит Юрий Розалию, бросит ее! Уйдет навсегда, даже не оглянется на пороге.

Ирина Евгеньевна капитально запугала бедную госпожу Шлаг, та стала платить шантажистке деньги. Когда запас средств иссяк, Розалия Львовна рассталась с серьгами, ожерельем. И в конце концов больше у нее ничего ценного не осталось. А Шубина не унималась. Что случилось дальше – известно: Розалия попала в больницу.

Услышав этот рассказ, Юра стал целовать Розалию.

– Мамочка, почему ты мне сразу правду не сказала?

– Боялась, – рыдала та.

– Мамуля, я тебя люблю, – заверил Юрий, – и никогда в жизни тебя не брошу. Если решишь меня выгнать, я домой проситься буду, дверь царапать. Ну нельзя же быть такой глупышкой, платить мерзкой бабе!

– Ты не еврей! – прошептала Розалия. – Русский! А я тебя в синагогу водила, теперь сам туда ходишь.

– Никто понятия не имеет, какой национальности была тетка, которая меня на свет произвела! – отрезал Юра.

– Сыночек, приличная еврейская девочка никогда не станет вести безалаберный образ жизни, – пролепетала Розалия.

– Мамуля, встречаются и плохие еврейские девочки, – возразил Юра. – О чем мы сейчас спорим? Вова Жуков? Кто его так назвал? От ребенка отказались в роддоме. Таки мама, включите мозг! Разве можно было записать отказника – Йося Рубинштейн? Мама, куда уплыл ваш разум? Придется смириться с тем, что Юрочка, этот шлемазл, таки хороший еврейский мальчик. И прекратим дискуссию на реках Вавилонских. Я ваш единственный сын, вы моя единственная мать, а папа был единственным отцом. Ну понятно, обидно, что я не композитор. Но, Розалия Львовна, вы от меня никогда не избавитесь. Я ваша карма. Ох. Я ж иудей! А запел на индийский лад.

Розалия рассмеялась и… опять слегла с высоким давлением. На сей раз оно подскочило от радости, а Юра решил во что бы то ни стало отомстить мерзкой жабе по имени Ирина Евгеньевна. Найти ее не составило большого труда. Однокурсник и друг Юрия работает ну в очень серьезном месте, имеет доступ к разным базам. Никакой особенно оригинальной мести Юрий не придумал. Он насобирал в парке собачьего дерьма, сложил в коробку, заявился к Шубиной как представитель благотворительного фонда и наткнулся на меня.