Книга: Зажечь небеса [litres]
Назад: Глава двадцать третья Уэстон
Дальше: Глава двадцать пятая Уэстон

Глава двадцать четвертая
Отем

День выдался холодный, серый, и в «Белом султане» почти не было посетителей. Мы с Уэстоном расположились в глубине зала, разложив на столике учебники и тетради. Я склонилась над книгой, а Уэстон даже не открыл учебник по экономике. Он балансировал на двух задних колесах кресла, сдвигая колеса то вперед, то назад, чтобы удержать равновесие.
– Перестань, – попросила я. – Из-за тебя у меня комплекс неполноценности разовьется.
Уэстон опустил кресло на все четыре колеса.
– Хочешь кофе?
– Конечно…
Уэстон укатил прежде, чем я успела закончить фразу. Быстро и уверенно маневрируя между столиками, подъехал к прилавку, а обратно вернулся так же ловко, перемещая кружку из одной руки в другую, чтобы крутить колеса. Поставив кофе рядом с грудой моих учебников и папок, он снова принялся балансировать на задних колесах.
– Я серьезно, Уэстон. Глядя на тебя, я страшно нервничаю.
– Занимайся своими делами, Колдуэлл. Работай, не отлынивай.
Я скомкала салфетку и бросила в него, но Уэстон легко отбил ее рукой, не прекращая своих упражнений на равновесие. Он выглядел энергичным и полным жизни. Вступление в команду гонщиков-колясочников сотворило с ним настоящее чудо: теперь он тренировался с новой командой три раза в неделю и казался счастливым. Таким счастливым он не был, даже когда бегал за Амхерст.
Однако сегодня Уэстон был чересчур взбудоражен, и я не понимала причины такой оживленности. То и дело я ловила на себе его взгляды, и по его лицу было видно: что-то Уэстона беспокоит.
«Что-то происходит…»
Отрицать это и дальше бессмысленно. Я стояла на краю, готовая прыгнуть в пропасть, и наслаждалась этим моментом, смаковала это захватывающее ощущение – смесь восторга и страха. Ждала знака – какого-то мгновения, события, слова – ждала, что вселенная меня подтолкнет. И этот знак приближался, я это чувствовала. Видела в глазах Уэстона.
– Разве тебе не надо работать? – спросила я, в очередной раз перехватив его взгляд. – Мне казалось, мы пришли сюда заниматься.
– Я всё сделал.
– Вроде бы у тебя скоро важный экзамен?
Уэстон откинулся на спинку кресла.
– Ага.
– И?
– Я его уже сдал.
Я снова склонилась над книгой, преисполненная решимости окончить Амхерст с отличием, дабы в Гарварде, если я попробую подать новую заявку, сочли меня достойным кандидатом. И тут мне в голову пришла одна идея, так что сосредоточенность улетучилась, и сконцентрироваться на учебе уже не получалось.
– Итак, Уэстон.
– Итак, Отем.
Уэстон снова встал на два колеса и нагло улыбался, явно вознамерившись довести меня до ручки.
– У меня к тебе предложение.
– Валяй.
– У нас скоро три дня выходных, и я собиралась слетать в Небраску. Хочешь со мной?
– Я? – Уэстон с громким стуком опустил кресло на все четыре колеса. – В смысле, познакомиться с твоей семьей?
– Ну да. – Я заправила за ухо прядь волос. – И посмотреть ферму. Думаю, тебе там понравится. Восходы прекрасные, и это хорошая возможность сменить обстановку.
На лице Уэстона появилось знакомое мне выражение: смесь боли и страстного желания.
– Можешь отказаться, – мягко заметила я.
– Я поеду, – тут же ответил он.
– Правда?
– Ага, звучит заманчиво. Поеду с удовольствием. – Он кашлянул. – Никогда еще не был на ферме.
– Отлично, – подытожила я. Губы сами собой складывались в широкую улыбку, а в груди возникло приятное тепло. – Скажу родным, что ты тоже приедешь.
Ϛ.
В пятницу утром, перед нашим отъездом в Небраску, Уэстон встретил меня возле моего дома. Он был так мрачен и угрюм, что я решила: он передумал ехать.
– Что случилось?
– Не могу найти свой рюкзак. Ты его не видела?
– Нет. А ты когда его видел в последний раз?
– Не уверен. Пару дней назад? Вчера вечером начал собирать вещи и понял, что рюкзака нет.
– Ой, вот досада. В рюкзаке остался твой бумажник?
– Нет, только учебники и… кое-какие бумаги.
– Может быть, он в пекарне. Сейчас позвоню Эдмону.
Я достала мобильный и набрала номер своего шефа, а Уэстон наблюдал за мной с каким-то напряженным выражением лица.
– Хорошо, спасибо, Эдмон. – Я дала отбой. – Эдмон говорит, что не видел твой рюкзак.
Уэстон кивнул.
– Мне жаль, – сказала я. – Будем надеяться, он найдется.
– Ага. – Уэстон натянуто улыбнулся. – Будем надеяться.
Ϛ.
Мы сели на поезд до Бостона, а потом на такси добрались до Международного аэропорта Логана. У Уэстона не было багажа, который следовало зарегистрировать, но сотрудник аэропорта велел зарегистрировать инвалидное кресло. Пришлось ждать минут двадцать, пока принесли «дежурное» инвалидное кресло, в котором Уэстон смог бы доехать до входа на посадку.
– Эта штука весит целую тонну, – проворчал Уэстон, с усилием крутя колеса.
– Не понимаю, почему тебе нельзя было остаться в своем кресле, – заметила я. – Это всё равно что заставлять человека без ноги отстегнуть протез и использовать тот, который выдаст аэропорт.
Уэстон пожал плечами.
– Такова жизнь.
Мы встали в очередь на посадку. Когда пришел наш черед, Уэстон проехал через рамку-сканер, и красные огоньки погасли.
– Сюда, – сказал сотрудник транспортной безопасности, взмахом руки предлагая Уэстону отъехать в сторону. – Если вы не можете пройти через детектор, придется пройти досмотр с помощью ручного металлодетектора.
Тон, которым это было сказано, мне не понравился; я прошла через детектор и надела ботинки, наблюдая, как сотрудник водит металлодетектором над Уэстоном. Когда сотрудник провел прибором над левым бедром Уэстона, раздалось бибиканье.
– Что тут у нас? – спросил сотрудник.
– Титановый штифт, плюс металлические пластины в позвоночнике, – ответил Уэстон. – Тут куча железяк.
Сотрудник нахмурился.
– Подождите. – Он отошел в сторонку, посовещался с другим сотрудником службы безопасности, потом вернулся к нам. – Сэр, вам придется пройти более тщательный досмотр. – Он указал на отгороженный занавеской отсек, предназначенный для личного досмотра.
– Неужели это обязательно? – спросила я. – Он ветеран армии США.
Сотрудник предупреждающе поднял руку.
– Мэм, вы должны отойти. Сейчас же.
– Всё в порядке, – заверил меня Уэстон. – Ничего со мной не случится.
Я прикусила губу, глядя, как его конвоируют за занавеску. Через несколько минут он вернулся, и нам позволили двигаться дальше.
– Не могу поверить, что тебе пришлось проходить через всё это, – сказала я.
– Да? – откликнулся Уэстон, крутя колеса неудобного кресла. – Ему следовало хотя бы купить мне ужин.
– Я серьезно. По-моему, это чересчур.
– Люди просто делают свою работу. – Уэстон понизил голос. – Но… спасибо.
Поскольку мы находились в группе льготных пассажиров, нам удалось занять места в самолете раньше всех. Стюардесса взялась за спинку коляски и отвезла Уэстона в переднюю часть салона, где находились наши места.
– Вам вернут вашу коляску по завершении полёта, – сообщила она Уэстону, пока тот пересаживался в кресло.
Я посмотрела на нее и нахмурилась.
– А если возникнет чрезвычайная ситуация? Как ты выберешься из самолета?
Уэстон пожал плечами.
– Уверен, на этот случай есть соответствующая инструкция. Хотя без колес и впрямь чувствуешь себя странно. Как в ловушке. – Он издал негромкий смешок. – Забавно, когда я впервые сел в инвалидное кресло, мне показалось, будто часть меня умерла. А теперь… Я практически с ним сроднился.
Я достала блокнот, ручку и начала записывать свои впечатления, начиная от регистрации багажа и заканчивая посадкой. У меня в голове зарождалась одна идея.
Уэстон фыркнул.
– Строчишь гневное письмо в Федеральное авиационное агентство?
– Возможно, – ответила я. – То, с чем мы столкнулись – это совершенное безобразие. А как же пользоваться туалетом? Наш рейс короткий, но что, если бы мы летели из Австралии в Японию?
Тут я поймала себя на том, что сказала «мы», а не «ты». Воображение тут же нарисовало мне несколько заманчивых картин того, как я путешествую вместе с Уэстоном по всяким экзотическим местам. Например, мы могли бы поваляться на пляже в Кэрнсе или посидеть под цветущими сакурами в Токио.
Стараясь не смотреть Уэстону в глаза, я принялась ожесточенно строчить в блокноте.
«Проклятие, подруга! – У меня перед глазами возникла Руби. – Ну ты и попала».
Когда мы прилетели в Омаху, пришлось ждать, пока все пассажиры покинут самолет. Минут десять мы просидели одни в пустом салоне, потом к нам наконец подошла стюардесса.
– Приношу извинения за задержку, – сказала она. – Мы ждем, пока сотрудники аэропорта найдут и привезут ваше кресло.
– Конечно, без проблем, – ответил Уэстон, хотя его встревоженное лицо и нервно переплетенные пальцы говорили ровно об обратном.
Прошло двадцать минут.
– Полный идиотизм, – пробормотала я. – Извините, – обратилась я к другой стюардессе, когда та пошла по проходу, собирая мусор. – Где его кресло? – Я говорила ровным тоном, хотя в душе вся кипела от гнева.
Стюардесса переговорила с членами экипажа и вернулась к нам, вид у нее был виноватый.
– Вашу коляску всё еще ищут, но у нас есть другое инвалидное кресло, в нем вы сможете покинуть самолет.
– Как вы могли потерять его кресло?
– Оно не потеряно, просто его еще не выгрузили…
– Отем. – Уэстон покачал головой. – Всё в порядке.
– Нет, не в порядке, – возразила я. – Ты не должен мириться с подобным отношением. Ты должен иметь возможность передвигаться в собственном кресле, вместо того чтобы сдавать его в багаж.
Стюардесса натянуто улыбнулась.
– Как бы то ни было, нам нужно готовиться к следующему рейсу, так что я скажу наземной команде принести вам…
– Нет, спасибо, – перебил ее Уэстон. – Я подожду здесь.
Стюардесса раздраженно вздохнула и удалилась.
– Какое безобразие, – проворчала я. Потом набрала сообщение брату, ждущему нас на парковке возле аэропорта, а сама гадала, как долго всё это будет продолжаться.
Прошло еще двадцать минут, и вот, наконец, Уэстону доставили его кресло.
– Прости, что тебе пришлось пройти через всё это, – сказала я, когда мы выходили из здания аэропорта.
– Это же не твоя вина.
– Я чувствую себя виноватой. В смысле это ведь я предложила тебе поехать со мной.
– А я согласился.
– Знаю, я просто…
«Хотела, чтобы всё было идеально».
А вместо этого всё пошло наперекосяк.
На парковке нас встретил мой брат – он стоял возле своего пикапа. Мы с Трэвисом обнялись, потом они с Уэстоном пожали друг другу руки, и только тут я сообразила, как тяжело будет Уэстону перелезть из инвалидного кресла в кабину пикапа.
Сначала внутрь забралась я, чувствуя себя отвратительно, потому что Уэстону пришлось сначала усесться на пол кабины, а потом подтянуться, чтобы занять свое место на сиденье. Трэвис закрыл дверь кабины и стал грузить коляску и багаж в кузов пикапа.
– Мне так жаль, – сказала я Уэстону.
– Не извиняйся. Я очень рад, что поехал с тобой.
Я смотрела на него, чувствуя наплыв самых разных эмоций. Одно хрупкое мгновение Уэстон смотрел мне в глаза, и мое сердце сладко замерло в груди. Потом Трэвис забрался на водительское место, точно бык, ворвавшийся в библиотеку.
– Готовы зажигать? – спросил он, включая радио.
Уэстон улыбнулся.
– Всегда.
Мы въехали в небольшой городок Линкольн, и Трэвис взял на себя обязанности гида.
– Видишь, вон там «Счастливый бильярд»? Там папа учил нас с сестрой гонять шары. А вон там, видишь? – Он взмахнул рукой у нас перед лицами, указывая куда-то за окно. – Закусочная «У Люси»? Там у Отем было первое свидание.
– Правда? – спросил Уэстон. – А можно поподробнее?
Я пихнула брата локтем.
– Не вздумай ничего ему рассказывать.
– Брэд Миллер, да, Отем? – Старина Брэд, у него еще были «скобки» на зубах, и он никогда не менял одежду после целого рабочего дня на конюшне.
– Мне было четырнадцать, – сказала я. – И я еще не могла нести ответственность за свой выбор.
– Когда она вернулась, от нее исходил весьма своеобразный запашок, – продолжал Трэвис, весело хихикая.
– О, боже. Заткнись.
– Что это значит? – спросил Уэстон.
Я скрипнула зубами.
– Я тогда в первый раз поцеловалась. К тому же Брэд был настоящим джентльменом. – Я сильно пихнула Трэвиса локтем в бок. – Вообще-то он даже накинул мне на плечи свою куртку, так что домой я пришла, благоухая сеном.
– Которое успело побывать в животе у лошади.
– Я придушу тебя во сне, – пообещала я братцу.
Уэстон рассмеялся.
– И с этим парнем ты в первый раз поцеловалась?
– Ага, – подтвердил Трэвис. – Прямо на дорожке возле закусочной «У Люси».
Я округлила глаза и скрестила руки на груди.
– И что? Это было мило; вполне романтический момент, и я об этом не жалею.
– В этом вся моя сестра, – заявил Трэвис, выезжая из городка и сворачивая на проселочную дорогу. – Как это говорится? Неисправимый романтик. Она чуть телик не сломала, постоянно смотрела «Титаник», и каждый раз плакала, когда Леонардо Ди Каприо помирал. Каждый. Раз.
– Тебе не обязательно было при этом присутствовать – вот всё, что я могу сказать. – Я посмотрела на Уэстона. – А твои сестры такие же несносные, когда дело доходит до неловких воспоминаний о детстве?
Уэстон покачал головой и едва заметно улыбнулся.
– Я могу слушать про твое детство целый день.
Его сине-зеленые глаза показались мне бездонными. Мы сидели так близко, что наши губы могли бы случайно соприкоснуться. Вот если бы пикап сильно тряхануло на ухабе…
– Приехали, – объявил Трэвис, тормозя возле нашего дома.
Мы с братом вылезли из машины.
– Боже, я смотрю, у вас тут лило как из ведра? – спросила я при виде луж жидкой грязи возле дома.
– Не то слово.
Я содрогнулась при мысли о грязевых потоках, которые, очевидно, текли от сарая к загону.
– И так весь год?
– Большую его часть, – ответил Трэвис. – А что? Ой.
Он посмотрел на инвалидное кресло. Уэстон не смог бы тут проехать, если бы грязь не подсохла.
Трэвис весело улыбнулся.
– Ну, надеюсь, к завтрашнему дню еще подсохнет.
Уэстон сполз на пол кабины, а уже оттуда перелез в кресло. Потом мы направились к крыльцу.
На крыльцо вели три ступеньки, и я, схватив брата за руку, прошипела ему на ухо:
– Ты же сказал, что позаботишься об этом!
– Я позаботился.
Трэвис зашел за угол дома, вернулся с большим листом фанеры и положил его на ступеньки, так что получился пандус.
– Пойдет, – сказал Уэстон и начал штурмовать подъем. Наклон был слишком крутой, лист фанеры прогнулся в середине, но Уэстон справился, хоть это далось ему с трудом. У меня защемило сердце.
– Мама сейчас в магазине, закупает продукты для ужина, – сообщил Трэвис, придерживая дверь открытой. – А папа, наверное, в сарае.
Любимый дом вдруг показался мне маленьким и тесным. Интерьер представлял собой минное поле из предметов мебели, стоявших слишком близко друг к другу, все коридоры были слишком узкими. Мне хотелось показать Уэстону поля, но я совершенно забыла про ступеньку между кухней и задней дверью. Уэстон легко преодолел это препятствие и подъехал к краю поля. Солнце опускалось за горизонт, золотя влажные, тонкие кукурузные стебли.
Уэстон молча наблюдал за игрой света.
– Извини, – сказала я. – Я плохо всё спланировала, и получилось так…
– Идеально, – тихо проговорил Уэстон. – Всё просто идеально.
Назад: Глава двадцать третья Уэстон
Дальше: Глава двадцать пятая Уэстон