Глава 35
— Что ты помнишь?
Вопрос этот ввинчивается в мозг раскаленным сверлом — снова и снова, каждый раз доставая до новой болевой точки. Сам по себе голос, который задает его, ничем не примечателен — негромкий, блеклый, с едва заметным дефектом дикции. Однако при первых же его звуках хочется съежиться, обхватить руками колени и замереть в позе эмбриона.
Это не спасает. Вопросы повторяются, и под их градом я сжимаюсь все сильнее, будто одиночка в драке, которого повалили на землю и пинают ногами.
— Что ты помнишь, Террел?
— Сосредоточься, Террел!
— Почему ты молчишь, Террел?
Может быть, именно с тех времен я так невзлюбил свое имя? Из всех сотрудников интерната по имени меня называл только он. Баумгартен.
А что я, собственно, помнил?
Охваченный пламенем дверной проем — будто портал в ад. Там, за ним — чьи-то крики, топот ног и клубы черного едкого дыма. И чья-то рука с блестящим кольцом на безымянном пальце, бессильно скребущая ногтями по полу.
А еще раньше…
Большая, сильная ладонь, обхватить которую у меня не хватает пальцев. Он идет рядом — высокий, огромный. Чтобы заглянуть ему в лицо, нужно запрокидывать голову. В какой-то момент он наклоняется и — ух, дух захватывает! — я подлетаю верх. Но мне не страшно. В этих руках мне ничего не страшно.
— Посиди пока тут, папе надо поработать…
Этот голос куда желаннее и приятнее, но слышу я его редко. Так редко, что не успеваю толком запомнить, прочувствовать. И снова и снова хватаюсь за воспоминания о нем, будто за ускользающую из пальцев нить.
А еще раньше…
Я на полу рядом с рабочим столом отца. Тот сидит рядом, и я время от времени поднимаю голову в надежде, что он смотрит, как у меня получается. Крохотные неловкие пальцы старательно выводят на белом листе зеленую ящерку, изогнувшуюся буквой S. Картинку эту я откуда-то срисовываю, но там эта ящерка блестящая, металлическая, а моя — живая, с глазками. Вот только в моем воображении она получается куда красивее, чем получается изобразить. И я беру новый листок и рисую ее снова. И снова. И снова. Возле меня уже целая кипа изрисованных листков, и с каждого на меня глядит эта ящерка. Только она не железная, а каждый раз разного цвета. Мелков у меня много.
— Что ты помнишь, Террел?
Мало. Чертовски мало. Но я знаю, что раньше помнил больше. Другие эпизоды стерлись, отошли на второй план, затмеваемые страшной картиной пожара. И сеансы у Баумгартена не помогали восстановить их. Впрочем, и не должны были. Сейчас, в сознательном возрасте, я понимал, что у него была совсем другая цель.
Чтобы я все забыл.
Наверное, это правильно, и в этом и заключается терапия для детей с посттравматическим синдромом. Но я не хотел забвения. Я хватался за эти обрывки воспоминаний изо всех сил. Это было то немногое, что у меня было своего, и я не хотел, чтобы у меня отняли и это.
Проснулся я резко, так, будто кто-то залепил мне пощечину. Некоторое время лежал, тяжело дыша и глядя в потолок. Наконец, сел, опустил ноги на пол. Отер взмокшее от пота лицо. Да уж… Давненько я не видел этих снов. В детстве они повторялись чаще, буквально каждые две-три ночи.
Голова трещала — не то из-за того, что не получилось толком выспаться, не то из-за вчерашнего многочасового сеанса виртуальной реальности.
По дороге в санузел столкнулся в коридоре с Рико, старшим из Родригесов. Тот, похоже, только что вернулся с ночной смены и отмывался в душе. Обратно он шел голым по пояс, лямки комбинезона болтались на бедрах. Оказалось, что грудь и плечи его были сплошь покрыты сложной вязью татуировок. Без новомодных стереоэффектов, просто однотонная черная краска. Узоры каких-то индейских мотивов — угловатый геометрический орнамент, страшные рожи с выпученными глазами и высунутыми языками.
Он поначалу напрягся, но потом устало кивнул мне, как старому знакомому и прошел в свою комнату. Со спины его мне вслед поглядел разрисованный солнечный диск с языками пламени.
Стоя под струями прохладного душа, я прикидывал, как мне половчее спланировать сегодняшний день.
Сегодня мне нужно было отметиться в полицейском участке, и это я решил не откладывать в долгий ящик. А уж после разговора с Джулией нужно поискать альтернативу салону «Blue Ocean». К хорошему быстро привыкаешь, конечно, но в моем положении это опасно. Полно ведь и бесплатных салонов. И Джулия сама говорила, что их посещение входит чуть ли не в список условий для получения универсального базового дохода.
Участок с самого утра напоминал растревоженный пчелиный улей. Я назвал дрону, стоящему у входа, цель визита, и тот отправил меня к кабинету Джулии — прямо по коридору и направо. По левой стороне коридора был огороженный прозрачной перегородкой опен-спейс, в котором кишели добрые полсотни людей. В основном, судя по виду, мелкие правонарушители и граждане, обратившиеся в полицию с каким-то заявлением. Первых можно было определить по понуро опущенным плечам и кислым физиономиям. У некоторых на запястьях поблескивали широкие браслеты наручников. Заявители, наоборот, были крикливы и суетливы. Общаться им приходилось чаще всего с дронами, принимающими стандартизированные заявки. Однако суть заявлений порой с трудом вписывалась в предусмотренные формуляры — из-за этого и столько нервов.
Возле кабинета Джулии было куда спокойнее. Саму ее я даже не сразу узнал без уже привычной брони и мускульных усилителей. Правда, пантера была на месте — сидела возле рабочего стола в позе сфинкса, и на мое появление отреагировала движением ушных сенсоров.
— А, Фрост! С утра пораньше?
Джулия указала мне на стул напротив, сама же еще пару минут занималась своими делами. Стол перед ней был чист, но она, похоже, видела на его поверхности какие-то документы с помощью НКИ. Она скроллила их, перетаскивала с места на место, что-то печатала на невидимой клавиатуре. Я тихонько наблюдал за ней.
Без брони она казалась такой хрупкой. И вдобавок — на пару лет моложе. Сколько ей? Лет двадцать пять, наверное. Но если бы не суровое выражение лица, ее можно было бы принять за мою ровесницу. Вот только выглядит усталой, под глазами темные круги. Похоже, опять бессонная ночь.
— Ну, что, как освоился? — наконец спросила она.
Я пожал плечами. Рано было делать какие-то выводы. За эти первые три дня я мало что увидел. Большую часть времени провел либо в своей комнате, либо в виртуальной реальности. Познакомиться почти ни с кем не успел. А с кем успел — лучше бы и не знакомился…
В памяти всплыла зловещая усмешка типа со стальными зубами.
Рассказать о вчерашнем инциденте Джулии? Ничем хорошим это не кончится. В интернате стукачей, пытающихся решить конфликты с помощью взрослых, мягко говоря, недолюбливали. Здесь ситуация почти такая же. Мне нужно самому как-то решить вопрос с Ежами, не вовлекая в это дело полицию. Тем более что предъявить им особо нечего.
Однако Джулия, к моему удивлению, первой спросила меня о Ежах.
— У тебя с ними не было никаких конфликтов?
— Вчера вечером, — не стал отпираться я. — Остановили на улице. П-пытались развести на деньги.
— Хм… А до этого?
Я помотал головой.
— Почему вы сп-прашиваете?
— Самопальный шокер тебе в вирт-капсулу воткнул Дживс Ривера по прозвищу Томагавк. Состоял в группировке Ежей. Высокий парень, с тебя ростом. Бритоголовый, с металлическими имплантами на черепе. И татуировка у него на правой щеке, в виде индейского топора. Точно не сталкивался с ним раньше?
— Нет. Вп-первые слышу. И что он говорит? Зачем он…
— Да ничего он не говорит, — устало вздохнула Джулия. — Он мертв.
Сказала она это буднично, мимоходом, но меня будто из шланга холодной водой окатили. В глазах моих, видимо, застыл немой вопрос, потому что Джулия, взглянув на меня, нехотя добавила:
— Загнулся от передозировки. Но, мне кажется, тут что-то нечисто. Скорее это убийство, и работал профи. Куда больший профи, чем сам Ривера.
— А он…
— Да, за ним числились подобные грешки. Он был одним из самых опасных у Ежей. Правда, в банде состоял формально, больше действовал сам по себе.
— Но п-почему я?
— А это у тебя надо спросить, — раздраженно ответила Джулия.
Я ее не винил за эту вспышку — видно было, что она устала и издергана.
— Пока что картина складывается странная. Как это вижу я? Кто-то пытался тебя убить в первый же день после активации твоего гражданского статуса. Попытка была так себе. Явно торопились, в качестве исполнителя взяли чуть ли не первого попавшегося из местных. Но спустя сутки, вместо того, чтобы довести дело до конца, просто залегли на дно и подчистили следы. На этот раз куда аккуратнее. Возможно, это те же самые заказчики. А может, и нет.
Звучит одновременно и страшновато, и обнадеживающе. Если я до сих пор жив — возможно, это таинственные недоброжелатели отказались от своих планов. По крайней мере, на время.
— И что будет д-дальше?
— Я не ясновидящая! Одно могу сказать — со стороны полиции тебе, увы, рассчитывать не на что. Оба инцидента исчерпаны, дела по ним закроются в ближайшее время. Случай в игровом салоне пришлось оформить как акт вандализма. Тут я пошла навстречу хозяину салона — так он получит хоть какую-то страховку.
— А если они п-попытаются снова?
Она развела руками, не сводя с меня внимательного, изучающего взгляда.
— Тогда ты вряд ли что-то сможешь им противопоставить. Да и я тоже. Если только ты мне не поможешь. Ты точно ничего не утаиваешь от меня?
— Да т-точно! — огрызнулся я.
Я и сам начинал злиться. Она что, думает, я совсем идиот? Если бы у меня были хоть малейшие подозрения по поводу того, кто за всем этим стоит — я бы не геройствовал, а рассказал все, что знаю.
— А что ты можешь рассказать об Арнольде Баумгартене? — неожиданно спросила она.
— Он-то тут п-причем? — удивился я.
— Может, и не причем. Но сегодня ночью было совершено нападение на его квартиру. Все вверх дном. Похоже на обыск. Сам Баумгартен исчез, но в квартире мы нашли следы его крови.
— Он… он…
К горлу, как всегда, когда сильно волнуюсь, подступил комок, и мне сложно было выговаривать слова.
— Либо мертв, либо похищен, — холодно продолжила Джулия. О таких вещах она говорила спокойно и отстраненно, будто хирург об операции. — Делом занимаются детективы, подробностей я не знаю. Да если бы и знала — сам понимаешь… Но я была в самой квартире. Она на моем участке, так что я первой приехала на вызов. Судя по всему, нападавших интересовали записи Баумгартена. И это весьма странно, не находишь? Кому могли понадобиться записи детского психолога, работающего в сиротском интернате?
Смотрела она на меня так, будто я от нее что-то скрывал, но вот-вот должен сдаться под гнетом новых открывшихся фактов. На меня же накатил странный ступор. Все происходящее казалось каким-то нелепым кошмаром. Попытки убийства, похищения, трупы… Как меня так угораздило? И самое главное — что я сделал-то? Я не мог припомнить ничего такого, что могло бы послужить толчком для развития подобных событий. Зато некстати вспомнилась другая деталь.
— А его к-книжка?
— Книжка? — Джулия удивленно приподняла бровь.
— Некоторые записи он д-делал от руки. У него б-была такая синяя к-книжка записная…
— Бумажный блокнот?
— Да.
— Занятная привычка… Редкая по нынешним временам. Но, возможно, это зацепка. Хорошо. А что ты вообще можешь сказать о Баумгартене? У тебя же с ним был какой-то конфликт?
Вспоминать об этом не хотелось, но я понимал, что это важно.
Много лет прошло, и сейчас я и сам не знал точно, верно ли все истолковал тогда. На своих сеансах Баумгартен применял что-то вроде гипноза. Я проваливался в темноту, тело цепенело, и единственное, что поддерживало связь с реальностью — это его голос.
— Что ты помнишь, Террел?
От одного воспоминания об этом я вздрогнул. И почти сразу в памяти всплыли мерзкие ощущения от его касаний. В тот раз я очнулся во время сеанса от того, что Баумгартен нависал надо мной всей своей немалой тушей. Рубашка на мне была расстегнута, на губах был какой-то гадостный привкус. Сам психолог потом объяснял, что я напрочь вырубился, и ему пришлось делать мне искусственное дыхание. Но эта версия была довольно сомнительной, особенно если учесть, что видеозапись сеанса почему-то не велась. Хотя должна была.
Я не стал молчать. Тут же стали всплывать мелкие эпизоды, связанные с другими воспитанниками интерната. Началось внутреннее расследование, быстро вышедшее на более высокий уровень… Через полгода проверок Баумгартена, наконец, полностью оправдали и восстановили в должности. И с тех пор больше ноги моей не было в его кабинете.
Он, конечно, не простил мне той истории. Еще бы! Я его едва не уничтожил. Он мог бы лишиться лицензии, а скорее всего — еще бы и тюремный срок схлопотал.
Я в общих чертах пересказал все Джулии.
— Тебе ведь было года три-четыре, когда ты попал в интернат? То есть до этой истории ты уже несколько лет ходил на сеансы к Баумгартену?
— Нет. С младшей г-группой работала мисс Роджерс. Она уже вышла на п-пенсию. К Баумгартену я попал лет в д-девять. И у него были… д-другие методы.
Джулия озадаченно вздохнула, сделала несколько пометок у себя в виртуальном блокноте и сменила тему.
— Как у тебя с соседями? Не цапаешься с Родригесами?
— Нет.
— Насчет работы пробовал нащупать почву?
— Нашел п-подработку в одном вирт-проекте… — нехотя признался я. — «Наследие Странников».
— Молодец, — неожиданно поддержала меня полицейская. — Я говорила, что тебе это зачтется. Идет социальный эксперимент. Все время, проводимое в виртуальной реальности, засчитывается наравне с рабочим и дает прибавку в социальном рейтинге. Может быть, даже сможешь рассчитывать на досрочное снятие штрафного статуса.
Вот тут я оживился.
Я уже изучил возможности досрочного снятия штрафного статуса. Был, конечно, самый простой и быстрый — внесение денежного залога. Платишь определенную сумму — и тебя мгновенно переводят на статус С со всеми соответствующими привилегиями. Однако сам по себе штрафной срок — в моем случае это три месяца — продолжает идти, и если в течение этого срока ты совершишь серьезное правонарушение, то мало того, что залога обратно не получишь, так еще и оранжевый статус вернут с дополнительными штрафными баллами. В общем, палка о двух концах.
Впрочем, этот вариант мне все равно не подходит. Сумма залога для меня сейчас составляет чуть меньше тридцати тысяч баксов. Я такие деньжищи и за год не скоплю. Одно радует — сумма эта потихоньку снижается. Похоже, она прямо пропорциональна сроку. Но все равно, проще уж потерпеть эти три месяца.
— И что мне н-нужно делать? — спросил я.
— Хорошо себя вести, — усмехнулась Джулия. — Не попадаться на другие штрафы, исправно отмечаться у меня каждую неделю. И проводить не меньше сорока часов в неделю в капсуле. По баллам социального рейтинга это тебе будет засчитываться почти как полезные общественные работы. Если будешь делать это регулярно — сможем сократить твой срок.
— На сколько?
— Ну… где-то на месяц.
— Никогда не п-понимал, зачем им это… — покачал я головой.
— Кому?
— Властям. И самой к-корпорации. Благотворительность?
Джулия снисходительно усмехнулась.
— Корпорация свое получит в любом случае. Просто не от абонентов, а напрямую из городского бюджета.
Я хотел спросить — раз уж городские власти так расщедрились, так почему бы просто не увеличить размер пособий для граждан. К чему вся эта возня с вирткапсулами? Но не успел сформулировать вопрос, как ответ сам всплыл у меня в голове.
Загоняя безработных «желтков» в игровые залы, власти убивают сразу двух зайцев. Они еще и убирают бездельников с улиц. И дают им некую иллюзию занятости. Те, кому на роду написано барахтаться у самого дна, в довесок к скудным подачкам получают суррогат новой жизни.
Впрочем, это куда лучше, чем ничего.
Ну, а корпорация во всей этой схеме, конечно, не в накладе. Новые постоянные пользователи — это новые вирткапсулы, новые игровые салоны и новые рабочие места для создателей грез.
— К слову, если и правда хочешь ускорить процесс — то могу устроить тебя и на настоящие общественные работы, — предложила Джулия. — Это будет тебе огромным бонусом. Думаю, тогда статус D у тебя продержится считанные недели. Но… придется немного запачкать руки. В прямом смысле.
— Я готов, — не задумываясь ответил я.
— Что ж, тогда я отправлю твое досье офицеру Брику, он занимается этим направлением.
— Сп-пасибо!
— Если у тебя больше нет вопросов ко мне, то можешь идти, Фрост.
— Один. По п-поводу запроса о моих родителях…
Джулия шумно вздохнула, откинувшись на спинку кресла. После изрядной паузы покачала головой.
— Пока ничего. И… боюсь, я тебе тут не помощник. Извини. Если хочешь докопаться до своего прошлого — придется искать другой способ.
— Например?
Она пожала плечами.
— Зависит от того, что тебе удастся вспомнить.