Глава 4
Этот участок только стали благоустраивать. Пару дней назад здесь находился пустырь в колониальном смысле этого слова: участок под строительство жилого моноблока и территории под зеленые посадки. Теперь здесь высился каркас здания с частично выложенными блоками-стенами. Рабочих не было, грузовая техника стояла в стороне. После объявления тревоги в связи с возможностью нарушения целостности центрального купола здесь вряд ли мог кто-то объявиться. Если только специально, чтобы найти ее. Анна считала, что у нее есть еще немного времени. Оно, это время, было ей просто необходимо, потому что сейчас она не была способна ни на какие действия. Только лежать, сжимать зубы от невыносимой боли в теле и считать секунды. А у нее они набирались в значительное число: пять тысяч четыреста. Именно столько нужно было организму, чтобы он смог наконец отойти от введенного «Виртиго».
Мышцы выкручивало, органы будто выворачивало наизнанку. Из горла шла пена и скулеж, словно у побитой собаки. Кровь, несмотря на то, что она наложила себе повязки, толчками выходила из ран, пропитывая одежду. Иногда по ее телу пробегали судороги, волнами: начинали дергаться пальцы на левой или правой кисти, затем дрожь змеей заползала выше, к локтю, к плечу, и вот уже вся рука дергается из стороны в сторону, а за ней – голова, туловище, ноги выплясывают только им известный танец. Внезапно дрожь прекращалась, сознание Анны в это время прояснялось, чтобы спустя какое-то время помутнеть вновь.
На четырех тысячах ее стало отпускать. Судороги больше не повторялись, тело стало постепенно расслабляться, вытягиваясь на земле.
На пяти тысячах Анна окончательно пришла в себя и теперь смотрела на потрескавшийся купол колонии. Особенно ее заинтересовало Солнце. За те полтора часа, пока цетолог находилась в сумеречном помрачении сознания, искусственное светило изменилось. Оно деформировалось и теперь опасно нависало над строениями купола, вероятно, после последнего толчка сорвало крепления.
Анна с трудом встала. Левая нога тут же подломилась. От невыносимой боли цетолог завалилась обратно на землю, рыхлую, податливую, почти земную.
Снова встала.
С помощью колоссальной силы воли заставила себя сделать шаг по направлению к выходу со стройки.
«… два, три, четыре…», – считала она про себя шаги, которые сумела сделать.
После двадцатого шага она поняла: вот она, ее цель, – идти. Все равно куда, все равно зачем.
Идти вперед – цель жизни. Ее или человечества, не все ли равно.
Дальше пошло лучше. Можно сказать, она втянулась в процесс, привыкла. Ноги сами шли вперед, справляясь со своей главной функцией: перемещения. Перед глазами периодически то светлело, то темнело. В любом случае женщина с трудом различала дорогу перед собой.
Наверное, ей лучше было отлежаться, но время, время… оно ускользало скользкой змейкой, просыпалось сквозь пальцы мелкими крупинками песка, утекало, как вода сквозь разрушенную запруду.
Новое землетрясение она почувствовала подошвами ног: мелкая вибрация, которая почти сразу же прошла. А затем она ощутила, что правая нога проваливается в пустоту, и тут же изменила направление движения, но это не помогло. И мгновение спустя она уже утопала в марсианском красном песке, буквально увязая в нем по щиколотку.
Это означало одно: последние Врата на ее Марсе открыты, и теперь происходит Обмен.
У ПСР получилось то, что начал Первопроходец. Несмотря на экспертов ЭНэС, которые, даже прилетев на Марс, не смогли помешать началу процесса. Даже мифические аргусы, о которых говорили в «Спасении», что они убивают агентов «Нерва», оказались не способны предотвратить открытие Врат. Да и как они смогли бы?!
Подготовка длилась несколько десятков лет. С этой и с той стороны, с помощью технологий марсиан, которых (вот парадокс!) никогда не существовало в этом мире, открывались переходы. Когда их открылось достаточное количество, возник процесс индуцирования. Вот почему Обмен начался раньше высчитанных сроков.
Почему-то Анна не была очень рада такому исходу событий. Единственное, что сейчас испытывала цетолог, это облегчение. Не нужно было обходить препятствия и постоянно оглядываться, высматривать погоню и смотреть на искусственное светило, боясь, что оно упадет прямо на голову.
Перед ней открывалось широкое плато. Нужно было только выбрать направление.
И Анна знала, куда пойдет.
Она вытащила из песка ботинок в магнитной подошве, сделала шаг, совершенно не задумываясь по поводу того, почему она еще не умерла от холода или отсутствия пригодного для дыхания воздуха. Анна просто сделала еще один шаг, забыв о ране в ноге, забыв о разорванных связках и мышечных волокнах.
Почему-то здесь было идти не в пример легче, чем под куполом.
Прошло около минуты, прежде чем все вернулось в норму. Разве что солнце стало меньше слепить, по краям став багрово-черным: видимо, были повреждены генераторы.
К новому толчку Анна уже была готова, ждала его с нетерпением.
В этот раз смещение реальностей произошло на более долгий срок. На полчаса. За это время женщина не успела пройти большое расстояние, но увеличение процесса Обмена, несмотря на состояние, определенно заметила.
В третий раз Обмен произошел неправильно. В этот раз все осталось, как прежде, визуально. Но вот по ощущениям… Анна тут же почувствовала смертельный холод и отсутствие достаточного количества кислорода в воздухе. Хорошо, что длилось это всего лишь пару секунд, иначе она умерла бы. Цетолог осознала это, но отнеслась к произошедшему со странным равнодушием. Сейчас, когда ее семья была спасена, она не видела большой беды, если Анна Лебедева вдруг умрет. Ведь настоящая Анна Лебедева уже давно умерла.
Наверное, прошло не меньше четырех циклов Обмена, прежде чем она добралась до цели. Дрожь под ногами практически не ощущалась, толчки стали больше, чем просто землетрясением. Анна чувствовала, как искажается само пространство, идет волнами, пока с большим интервалом между собой, но с каждым разом временной разрыв между искажениями становится все меньше и меньше.
А женщина все делала шаги, перестав считать их после второй тысячи. Сбилась.
Только когда она уткнулась лбом в стекло, ей пришлось остановиться.
Сделала пару шагов назад, но для раненой ноги это оказалось чрезмерной нагрузкой, и Анна упала на пол.
В водной лаборатории.
Когда она была здесь? Сегодня? Вчера? На прошлой неделе? Или отошла всего лишь на минуту и теперь вернулась обратно?
В любом случае она пришла туда, куда и собиралась.
Обмен позволил ей пройти мимо охраны, если она еще находилась здесь, и даже сквозь стены, которых на плато в ее мире просто не существовало.
Цетолог сидела прямо перед огромным резервуаром с водой, тем, что служил инкубатором. Через стекло, тихо шевеля плавниками, на нее пристально смотрела беременная марсианская косатка.
– Ну, здравствуй, Офелия, – с трудом разлепив губы, произнесла Анна. – Скажешь мне что-нибудь?
И Офелия сказала.
Телепатический удар был такой мощи, что Анна на неопределенное время потеряла сознание. А когда пришла в себя, то оказалось, что она стоит прямо перед резервуаром.
«Убила, – услышала она у себя в голове. – Убила, убила, убила, убийца, убийца…»
Она хотела сказать: «Да, я – убийца. Я сознаюсь. Я каюсь. Прости меня! Если сможешь. Я пришла к тебе». Но язык не повернулся во рту, чтобы выдать звуки, намертво пристав к небу. Анна попыталась пошевелить раненой ногой, потому что стоять на ней было все больнее и больнее, но и этого она сделать тоже не смогла.
Ментальное доминирование, с ужасом поняла она, но тут же успокоилась. Разве она не знала, куда шла, разве не понимала, что может с ней произойти?!
В голове между тем звучало: «Убийца, убийца, убийца, убью, убью, уб…».
Тело Анны внезапно ожило: до этого способное только стоять, оно резко подалось вперед, врезавшись в стекло; удар был такой силы, что у женщины потемнело в глазах. Когда темнота ушла, оказалось, она сидит на полу и тщетно пытается остановить кровь, льющуюся из сломанного носа.
Косатка медленно из-за заметно увеличившегося живота нарезала круги внутри резервуара. Все в ней выдавало злость и раздражение. Чужеродное, ни на что не похожее, оно росло диким цветком внутри Анны Лебедевой.
Животное потеряло контроль над человеческим телом, но цетолог ощущала нарастающее давление на свое сознание – это Офелия пыталась взять под контроль его снова. Женщина не стала сопротивляться. Впустила косатку и тут же ощутила печаль и боль потерявшего лучшего друга, мать…
Вооруженные люди, ворвавшиеся в водную лабораторию, не остановили процесс, но сильно замедлили его. Косатка отвлекалась. Судя по ее резким, рваным движениям, стала оценивать степень опасности.
– Не двигайся! Сиди, где сидела! – приказал средних лет мужчина. То, как он двигался, выдавало в нем Часового.
Как и еще троих, которые, в общем, чем-то неуловимо походили на него.
Все они держали в руках оружие, направленное на нее. Каждый из них боялся. Она чувствовала их, потому что сейчас была частично связана с косаткой. А вот зашедший последним страха не испытывал и тем отличался от всех стальных. Высокий, с короткой стрижкой под «ежика», которая ему совсем не шла, со ссадинами и кровоподтеками на породистом лице.
–Уходите! – с трудом сказала Анна. Ее губы онемели, стали чужими. – Она зла. Она убьет и вас.
Сознание женщины плыло. Она с трудом могла сосредоточиться на том, что говорит.
– Экспертиза Несчастных Случаев, – представился высокий. – Инспектор Ковалый. Вы – Лебедева Анна Игоревна. Мне нужно задать вам пару вопросов. Для этого вам придется проехать с нами.
– Никуда я с вами не поеду, инспектор Ковалый, – устало проговорила Анна.
– Берите ее, – приказал инспектор.
Красноповязочники осторожно (наверное, видели запись с камер в больнице, догадалась Анна) двинулись в сторону женщины. И остановились буквально в метре от нее. В совершенно неудобных для этого позах. Все четверо. Инспектор ЭНэС тоже не избежал этой участи.
Офелия, увидев, что ее добычу (только так теперь она воспринимала цетолога) пытаются забрать, предприняла меры по ее защите. Как могла, как умела.
Но при этом полностью потеряла контроль над Анной.
Женщина могла сейчас сбежать. Подальше отсюда. Не очень далеко, но за пределы ментального воздействия Офелии точно. Могла, но не хотела. Она ждала нового толчка, и он не заставил себя ждать.
Пространство и время исказились внезапно, превратились в одно целое, барьеры пали, как и стеклянная преграда. Теперь Анне не нужно было биться головой об нее, разбивая лицо в кровь.
Вода при этом никуда не делась, не вылилась бушующим потоком вовне, она, словно живая, соблюдала условные границы. Так животное, всю жизнь прожившее в неволе и внезапно получившее свободу, не выходит из клетки, потому что не понимает, что такое возможно – иметь свободу.
Косатка не понимала. Люди, которые застыли, словно мухи в янтаре, не понимали.
Понимала Анна. Поэтому она, единственная из всех, кто находился сейчас в водной лаборатории, перешагнула через барьер.
Анна вошла внутрь резервуара. И обняла Офелию. Как мать дитя. Вот только она не была ей матерью, а косатка – ее ребенком.
Четырнадцатисантиметровые зубы сомкнулись на Анне, вошли глубоко, пронзив всю левую половину, по ходу разорвав кожу, мышцы, сухожилия и органы, раздробив хрящи и кости.
«Убийца, убью», – мелькнула мысль Офелии в голове цетолога, прежде чем животное вырвало огромный кусок из тела человека. Секунда, и зубы снова пришли в движение, в этот раз косатка заглотила женщину практически целиком, лишь ступни торчали из тупорылой пасти наружу.
Перед тем как челюсти Офелии сомкнулись, Анна испытала облегчение. Она сюда шла именно за этим, за смертью. Она не видела своего места в этом мире, независимо от того, произойдет Обмен или нет. Женщина не хотела жить чужой жизнью, а своей у нее больше не было.
Но смерть не пришла к ней сразу. Несколько секунд цетолог еще находилась в сознании. Но в сознании уже не своем. Мыслеволны косатки и человека объединились, став единым целым. И вот тогда Анна закричала, но не от боли – за все время ее практически не было, от того, что ей открылось.
Весь Марс – от экзосферы до самого ядра. От простейших до тысяч сложных организмов, людей, живущих на красной планете. И при этом к каждому человеку Анна могла влезть в голову, повлиять на его мысли, стереть, подчинить, изменить…
А еще она чувствовала переходы, лакуны в пространстве и времени, открывшиеся по всей поверхности Марса и внутри него. Десятки Врат, сосредоточенные на территории Земли Ксанфа, виделись ей рукотворно-упорядоченным пламенем, рвущимся из недр планеты. И женщина чувствовала, что может перемещаться между ними или перемещать. Процесс Обмена нарушил пространственно-временные барьеры, создавая коридоры – короткие, длинные, переплетающиеся, словно ветви деревьев, или прямые, как дистанция спринтера.
Что ей резервуар в водной лаборатории, если перед ней открывались такие просторы, такие возможности!
И этой силой обладала марсианская косатка, в связи со своей животной ограниченностью не способная осознать всю мощь своего разума.
Анна, недолго думая, рванулась вперед, оказавшись за секунду всеми организмами на планете, не став перекраивать ничьи сознания, она просто была ими. Чувствовала, ощущала. Жила.
В рыжего Матиаса она тоже вошла, тенью тени, удивилась, что пройдоха еще на этой стороне Марса. Вспомнила больницу она не сразу. Прошло какое-то время, прежде чем память выдала ей картинку, как в зданиях медсектора люди пытаются прикончить ее детей, ее мужа: кровь, мертвые тела, ужас оставшихся в живых…
Анна пришла в бешенство, попыталась раздавить рыжего, убить его изнутри, стереть личность, превратить в безмозглую куклу. Но время было уже упущено. Она начала умирать и оттого стала терять контроль над ментальной силой животного.
Рванулась к своему бывшему руководителю, но тоже не смогла этого сделать. Не хватило сил.
Единственное, что она еще могла, это переместить кого-нибудь к рыжему. Например, того инспектора ЭНэС, из всех, кто пришел за ней, он был самый сообразительный и даже в непредвиденной ситуации должен был разобраться что к чему.
В следующую секунду произошло две вещи.
Олег Ковалый исчез, испарился на глазах у четверых Часовых.
Анна Лебедева умерла.
Куски ее тела плавали внутри резервуара, и касатка быстро и методично пожирала их, пока от цетолога не осталось даже крошечного кусочка.
