***

Утром они долго отмывали в речке лица и руки, до шершавой красноты тёрли в холодной воде кожу, скребли песком кровавые потёки. Как могли, замыли пятна на одежде. Повезло: запекшаяся кровь была почти неразличима на тёмной ткани. Сыщики недаром одеваются в серое и чёрное.

Затем Джил ушла в деревню, а Джон остался наедине с Олмондом. На всякий случай он сразу же вынул револьвер, взвел курок и уселся напротив па-лотрашти, упершись спиною в стену и направив ствол на лжеученого. Олмонд вначале глядел на Джона, едва заметно улыбаясь, но потом утратил интерес и стал смотреть в потолок. Был он так же нем и неподвижен, как вчера, хотя ремень врезался в распухшие запястья, а на скуле подплыл багровый синяк. Джон с полчаса просидел у стены, целясь в Олмонда, а потом ноги затекли, и он принялся ходить вокруг. Со стыдом вспомнил, что в барабане все патроны – стреляные. Вынул последнюю обойму, перезарядил нечищеный револьвер. Было скучно и тревожно.

Джил вернулась часа через три, довольная, с мешком за плечами. В мешке обнаружился душистый серый хлеб, свежие яйца с коричневой скорлупой, шмат копченой грудинки в газетном свертке и даже картошка – чистые здоровенные клубни, гладкие, в самый раз запекать на костре. Вокруг пояса Джил несколько раз обвила толстую мохнатую верёвку.

– Сейчас привяжем красавца, – объяснила она в ответ на удивленный взгляд Джона.

– Здорово, – одобрил Репейник. – Как тебе столько достать удалось? Я думал, народец тут прижимистый.

– Здесь же не глухомань какая. Деревня большая, магазин есть.

Джон хмыкнул. Пока он раскладывал на алтаре продукты – будто запоздалое подношение мёртвой богине – Джил подтащила Олмонда к одной из колонн, когда-то облицованной зеркальными плитами, а теперь голой и обшарпанной. Усадив спиной к колонне, ловко обмотала его верёвкой, сделав петлю на шее. Развязала ремень, стягивавший Олмонду ноги, и вернула ремень Джону. Отступив, она с удовлетворением оглядела пленника. Олмонд шевельнулся, поёрзал, устраиваясь. Неуклюже потер ладони: наручники Джил снимать не стала. Русалка, глядя на пленника, нахмурилась и вдруг без всякой подготовки ударила его ногой в живот. Олмонд скрючился, захрипел – верёвка перехватила горло. Джил шагнула вбок, пнула под ребра – раз, другой. Олмонд выгнулся, заскрёб по полу ногами, силясь подтянуть тело к колонне. Джил ударила его в пах, и, когда Олмонд, наконец, хрипло вскрикнул, отступила, переводя дух. Па-лотрашти корчился, сипло кашлял, щерил лошадиные зубы. Джон присел перед ним на корточки, и Олмонд посмотрел на сыщика с ненавистью. От наглой улыбки не осталось и следа.

– Драре, – произнес он и сплюнул. Вязкая слюна заблестела на подбородке. – Увилен киапоро…

– У тебя есть выбор, – сообщил Джон. – Продолжаешь болтать на своем говённом наречии – получаешь по яйцам. Либо нормально отвечаешь на вопросы, и по яйцам получать не будешь.

Олмонд снова закашлялся.

– Кто вы? – спросил он.

Джон покачал головой:

– Это я хотел спросить. Кто вы такие?

Олмонд попытался сесть прямо, но скривился от боли в боку.

– Мы – па-лотрашти. Вианно тран лотрашти берид-до Па…

– Энландрийский язык, говнюк, – напомнил Джон. – Ты на нем говоришь?

– Мы – последние из великого народа с острова Па, – хмуро произнёс Олмонд.

– Последние? Сколько вас?

– Двадцать четыре.

– Где остальные? Что с ними стало?

Олмонд блеснул глазами:

– Землетрясение. Остров ушел под воду, почти все погибли. Спаслось двести тридцать душ. Это было давно.

Джон покивал. Что ж, Иматега оказался прав в своих предположениях.

– Как вы здесь оказались?

– Корабль, – буркнул Олмонд. – Мы построили корабль. Тран-ка Тарвем благословил его и повёл на восток…

– Повёл корабль? Великий Моллюск был с вами?

Олмонд недобро оскалился:

– Он вечно с нами, ищейка.

– Откуда у вас эликсир? – резко бросила Джил. – Старые запасы? От вашего бога? Сколько осталось?

Олмонд издал глумливый смешок:

– Мы сами его готовим. Ловим человечков. Разделываем. Загружаем сырьё в машины. Машины дают эликсир. Для всего этого божественное вмешательство не нужно.

– Так, погоди, – перебил Джон. – Вы готовите валлитинар из людей?

– В Энландрии, – с отвращением сказал Олмонд, – получается самый негодный валлитинар, что я пробовал. Слабый, нестойкий. Пить надо помногу, действует всего пару дней. Даже из приканцев – и то лучше выходило. Для настоящего валлитинара потребно брать одного из нас. Потомков Великого Моллюска.

Он гордо вскинул голову, но стукнулся затылком о колонну и зашипел от боли. Репейник украдкой взглянул на Джил. Русалка кусала губы. Да, дела, подумал Джон. Нет, я, собственно, подозревал, что они не просто так жертвы приносят...

– Что же вы, потомки моллюска, друг друга не режете? – спросил Джон. – Вас же было – сколько? Двести тридцать? Расплодились бы, кидали жребий. У вас, я читал, это дело обычное.

– Спаслись только мужчины, умник, – презрительно бросил Олмонд. – А ваши, местные женщины рожали от нас уродцев. Мы пытались разобраться, в чём дело, даже вскрывали брюхатых баб. Но ничего так и не выяснили. Из новорождённых младенцев валлитинар вообще не получалось сделать. На выходе – так, водичка.

Джил вдруг надвинулась на него и схватила за горло. Держала долго – Олмонд хрипел, давился, извивался всем телом. Джон не выдержал, встал и принялся отрывать её руки от горла па-лотрашти. Сперва ничего не получалось. «Ну всё уже, всё, – бормотал Джон, – ну Джил, да хватит уже, задушишь на хрен... Да Джил, мать твою так!» Наконец, она сдалась и позволила себя оттащить. Олмонд с визгом потянул воздух и принялся жутко кашлять. Репейник отвёл русалку в сторону.

– Не дури, – тихо сказал он. – Забыла, чему в Гильдии учат?

Девушка смотрела перед собой. Джон отступил на шаг, не сводя с неё глаз:

– Успокоилась? Нормально всё?

Джил встряхнулась и заморгала.

– А? Да, нормально. Извини.

Джон похлопал её по руке и вернулся к Олмонду. Тот все еще перхал. Да, подумал Джон отстраненно, это тебе не мечом размахивать. Это тебе не из жезла по живым людям шмалять. Или девчонок в клозете бросать прирезанных. Джил, конечно, круто с ним обходится. Но, пожалуй, заслужил, паскудник этакий. Последний из великого народа. Потомок моллюска…

– Продолжим, – сказал Джон. – Значит, валлитинар делается из замученных людей. И что, для этого обязательно нужна ваша лаборатория?

Олмонд перестал кашлять и отдышался.

– Машины, – сказал он хрипло. – Старые машины. Их ещё наши предки делали. Очень сложные, каждая деталь – на вес золота. Многие детали как раз из золота и сработаны. Сырьё… (он пугливо покосился на Джил, но та осталась спокойной) …сырьё расчленяем, загружаем. Дальше всё само работает. Только надо, чтобы сырьё… ещё тёплое… когда процесс начинается.

Он снова покосился на русалку. Джил стояла и задумчиво грызла ноготь, будто всё вокруг её совершенно не касалось.

Джон задумчиво кивнул.

– Машины, значит, – протянул он. – Да у вас там целая фабрика.

– Ещё ритуал, – добавил Олмонд. – Надо заклинания петь, всем собраться и петь.

– Ну хорошо, – решил Джон. – А вот такое имя – Хонна Фернакль – тебе знакомо?

Олмонд выпучил глаза.

– Знакомо или нет? – с нажимом повторил Джон. – Я так понимаю, он ваш предводитель.

– Знакомо, – медленно кивнув, сказал Олмонд.

– Так, – сказал Джон. – Ну что ж, давай рассказывай, что вы там не поделили. Почему это вы, ребята, от него сбежали.

Па-лотрашти вновь закашлялся, сотрясаясь всем телом. На шее у него отпечатались красные следы от пальцев Джил. Кончив кашлять, Олмонд перевел дух, облизнул губы и заговорил:

– Тысячу лет назад нас было двести тридцать. Мы живем долго: пятьсот лет, семьсот, если повезёт – проживём еще дольше. Это – свидетельство нашей избранности. Мы, древний народ Па – почти боги. Но умираем так же, как и вы, легко – от болезней, от ран. У вас плохая страна, жестокая к пришельцам. С каждым годом нас становилось всё меньше. Плохая страна. Плохие люди.

– Куда уж нам, – поддержал Репейник. – Ты, мудила, говори, да не заговаривайся.

Олмонд зыркнул опухшим глазом.

– Когда от народа осталось сто душ, – продолжал он, – Тран-ка Тарвем призвал нас и сказал: «Ваши дни сочтены, и недалёк тот день, когда вас не останется. Так отдадим же людям секрет эликсира! Не дадим пропасть чудодейственной тайне!» Он даже опыты провел на людях, проверял действие валлитинара. Но мы устроили тайное совещание. На совещании решили: не отдадим людям эликсир.

– Ещё бы, – согласился Джон. – Откроете тайну валлитинара – придется сказать, откуда он берётся. И что предыдущую тысячу лет он брался, в основном, из жителей Энландрии. Нехорошо выйдет. Понимаю.

Олмонд покачал головой:

– Тран-ка Тарвем говорил, что не выдаст. Говорил, что люди никогда не узнают ни наших лиц, ни имён. Но мы не поверили. И решили от него укрыться. Назначили ночь, забрали все машины из лаборатории и увезли…

«Стоп, – ошеломленно подумал Джон. – Это что же…»

– Погоди-ка, – сказал он, – не гони. Ты хочешь сказать, что Хонна – и есть Великий Моллюск?!

– Ну да, – растерянно ответил Олмонд. – Тран-ка Тарвем живет среди вас под именем Хонна Фернакль. А что…

Джон помотал головой. Чушь, какая чушь… но всё ведь сходится. И сверхъестественные способности Хонны, и странные недомолвки о пропаже, и даже сокрушительный водопад сознания, который Джон прочёл в его мыслях при первой встрече – всё получило объяснение. Головоломка собралась в целую картину, правда, картина эта оказалась чудовищной. Репейник посмотрел на Джил. Джил стояла, открыв рот. Джон сообразил, что у него тоже открыт рот, и закрыл. Да, но…

– Но Фернакль – дед слепой! – воскликнул он. – С палкой ходит! Какой он бог?!

Олмонд позволил себе ещё одну короткую ухмылку:

– Тран-ка Тарвем стар. Один из самых древних богов. Человечье тело – дряхлое, принимать божественный облик ему тяжело. Потому-то мы и решились на побег. Знали, что сил у него хватит лишь на то, чтобы посылать вдогонку ищеек. Сам он за нами не погнался бы.

Джон потер заросшую скулу.

– А как же война? – спросил он. – Как вышло, что Хонна не погиб вместе с Хальдер и прочими?

– Он не ввязывался в войну, – скривив губы, ответил Олмонд. – Великий Моллюск выше подлых свар. Переждал в укрытии.

"Умно, – подумал Джон. – Ай да Хонна".

– Фернакль всё-таки может стать… кем там становился – гигантским кальмаром или вроде того? – уточнил он.

– С трудом, – качнул головой Олмонд. – И ненадолго. На час, другой. Мы вначале хотели его убить, но не стали рисковать. В божественном облике Тран-ка Тарвем разорвёт нас в клочья. Мы его все равно убьём. Придумаем, как, и убьём. Но позже.

Репейник уселся на пол и подпер голову рукой. Значит, его клиент – последний выживший бог. С ума сойти. Впрочем – а что это меняет? Да ничего. Есть заказ, есть плата за выполнение. Даже аванс был. Надо доделать работу, вот и всё.

– Продолжай, – велел он. – Значит, вы смогли вывезти лабораторию у Фернакля из-под носа. Дальше что?

Олмонд неуклюже пожал плечами, насколько позволила веревка:

– Укрыли машины в надёжном месте. Собираемся там, приводим жертву, устраиваем обряд, создаем валлитинар. Всё.

– Почему Хонне так важно вас найти? – спросил Джон. – Он ведь и сам сумеет заново сделать те приборы, о которых ты говоришь.

– Думаю, он не сможет построить их снова, – хмыкнул Олмонд. – Ты был прав, сыщик, там целая фабрика. Нужны годы, чтобы собрать машины, воссоздать рецептуру. Мы взяли всё, что было: записи, реагенты, чертежи.

Джил подошла ближе. Олмонд напрягся, глаза его забегали, но девушка присела на пол рядом с Репейником.

– Ты говорил, ваш бог собирался отдать зелье людям? – спросила она спокойно.

– Собирался, – кивнул Олмонд. – Но теперь вряд ли что получится.

– Почему?

Олмонд понял, что его не будут бить, и слегка расслабился.

– А ты представь, – предложил он. – Он ведь как хотел? Сперва – приготовить много валлитинара, сотни бочек. Собрать людей – наловить по улицам или ещё что – и дать им попробовать эликсира. Они бы стали, как мы, счастливы и блаженны, и рассказали бы всему миру о новой эпохе. Без несчастья, без горя. Тогда уже Тран-ка Тарвем открылся бы всему человечеству. Стал бы править вами. А теперь – что? Валлитинара у него не осталось. Ну, придет он к вашим правителям. Расскажет об эликсире. Так его осмеют и выгонят.

Джон задумался.

– Но Хонна может принять божественный облик, – возразил он. – Станет гигантским кальмаром, вынырнет из моря, объявит о начале новой эры…

Олмонд фыркнул:

– Ты правда думаешь, что такое сработает, ищейка? Время богов прошло. Люди отвыкли от их власти. Его просто расстреляют из пушек.

Джон кивнул. Это походило на правду. И раньше, до войны, и теперь – люди всегда знали, что боги смертны. Как раз поэтому Прекрасная Хальдер в последние мирные годы не давала аудиенций и не дозволяла никому к себе приближаться, кроме проверенных жрецов: богиня опасалась покушения. Но покушений не было. Возможно, оттого, что простой народ действительно любил Владычицу Островов, а те, кто были не так просты, отлично понимали: смерть богини ничего не решит. Не станет Хальдер – придет Ведлет или, допустим, Лакурата, или какое-нибудь другое чудовище, и станет Энландрия частью Твердыни или Арверниса. Неизвестно еще, что хуже. Но теперь времена изменились. Люди отвыкли от божественной благодати, научились жить без зарядных башен, а прошедшие после войны годы начисто стерли из народной памяти уважение к прежним владыкам. Зато осталась злость на покойных богов – за послевоенную разруху, голод, энергетический кризис. Да, пожалуй, Великому Моллюску, пришедшему из моря, никто не обрадуется. Уж точно не обрадуются чиновники в правительстве, которые прибрали к рукам магические артефакты и поделили меж собой привилегии на волшебство. Явился новый бог? Снова отдавать ему власть? Лишиться исключительных прав на магию? Как бы не так. Вали его, ребята! И пойдет Тран-ка Тарвем на корм рыбам.

Так что Хонна все рассчитал верно: сперва надо было подготовить людей, дать им вкусить вечного блаженства, чтобы росла молва, чтобы ширились ряды восторженной паствы, а потом уж предстать во всей красе перед валяющимся в экстазе человечеством. Вот тогда все получилось бы, и короли вместе с главами парламентов на брюхе приползли бы за своей долей валлитинара, и стал бы Хонна Фернакль, простите – Тран-ка Тарвем, Радетельный Пастырь – верховным правителем всего мира. Отличный расчет, безошибочный. Да только вмешались в дело хитрые и жадные па-лотрашти. И теперь у Хонны одна надежда: Джон Репейник, который поможет вернуть украденные машины. А Джону Репейнику осталось совсем чуть-чуть – Олмонд схвачен, избит и сломлен, и надо только задать ему один-единственный вопрос.

– Где вы спрятали лабораторию? – спросил Джон.

Олмонд наклонился вперед, так, что веревка врезалась в горло, и далеко сплюнул тягучей слюной.

– Хер тебе, – сказал он.

Джон стиснул зубы и встал. «Сейчас Джил кинется, – подумал он. – Опять придется оттаскивать. Дам ей на этот раз побольше времени. Совсем обнаглел, паскуда». Но Джил отчего-то медлила, и Джон, стараясь говорить спокойно, произнес:

– Как скажешь. Времени у нас хоть отбавляй. Будешь сидеть без воды и жратвы. Гадить – под себя. На ночь развязывать не будем. Завтра я тебя снова спрошу.

– Хер вам обоим, – ответил Олмонд и снова попытался харкнуть на пол, но только заплевал подбородок. Джил поднялась на ноги. Па-лотрашти вздрогнул всем телом и затравленно поглядел на неё, но русалка тронула Джона за плечо и попросила:

– Выйдем. Разговор есть.

Джон оглядел Олмонда, убедился, что тот надежно обмотан верёвкой, и пошел к разбитому окну. Следом за Джил он вылез наружу. Стоял чудесный полдень, воздух пах мёдом и солнцем, и в высоком небе, звеня, трепетали жаворонки. Роща тихонько шелестела, ветерок трепал Джону волосы, и всё это было совершенно некстати, потому что в десятке ре от них сидел связанный пленник, из которого надо было выбить правду. Джил сделала несколько шагов и уселась в густую траву. Похлопала рукой, приглашая. Репейник опустился рядом.

– Джонни, – сказала Джил, – давай не будем.

– Чего – не будем? – не понял он.

Джил потерла лоб кончиками пальцев:

– Смотри… Вот ты спросил, где лаборатория. Он, ясное дело, поломается. Но скажет. Надолго его не хватит. Думаю, уже к вечеру расколется. Или завтра с утра.

– Почему так скоро?

– Действие зелья кончается, – объяснила Джил. – Он же сам сказал, помнишь – слабый, мол, валлитинар. Действует всего пару дней.

– Ну и прекрасно, – заметил Джон. – Всего-то делов осталось – подождать.

– И что? Вот он скажет. Ты отправишься к Хонне, всё передашь. Он пойдет туда, где лаборатория. Обратится в чудище. Перебьет этих… лотрашти. И станет готовить зелье.

– Мне всё видится немного с другой стороны, – возразил Джон. – Я пойду к Хонне, передам информацию, и он мне заплатит. Одновременно с этим ты пойдешь к своему аптекарю – или кто он там – и тебе он тоже заплатит. На этом наша работа будет закончена, а что случится дальше – не так важно.

«А кстати, кто же всё-таки этот аптекарь? – подумал Джон. – Наверное, кто-то вроде Иматеги – узнал про Па, решил во что бы то ни стало разыскать последних выживших… Только, в отличие от бедняги-доктора, аптекарь умён. И не ищет контакта с древней цивилизацией, а попросту хочет сварить зелье. Надо будет Олмонда спросить, вдруг чего знает».

– Джонни, – терпеливо сказала Джил. – Ты что, не понял? Хонна – бог. Он целый мир под себя подгребёт. Все будем, как эти вот гады.

– В смысле – пить зелье по утрам и ходить счастливыми?

– В смысле – резать друг друга. Забыл, из чего зелье делается?

Джон пожал плечами:

– Ерунда. Не думаю, что для приготовления валлитинара обязательно надо кого-то резать. По-моему, па-лотрашти просто любят пытки, вот и приплели ритуальные жертвы к рецепту приготовления. Да и то сказать – рецепту три тысячи лет! У нас ученые вон какие… Придумают что-нибудь. Чтоб без жертв.

– Вот, сам же сказал, – подхватила Джил. – Па-лотрашти любят пытки. И при этом счастливые ходят! Неужели не понимаешь? Это такое счастье… поганое это счастье, вот что. Людей режут – сами смеются. А если все, как они, станут? Я так не хочу.

Джон вспомнил, как читал Олмонда – несколько секунд, пока не свалился от боли. Ликующая радость, кипящая энергия. Сделать что-то… Смеяться… Петь… Убивать…

Он нетерпеливо качнул головой:

– Не хочешь – не пей. Я тоже не буду. Никто нас не заставит.

– Да весь мир будет пить этот валлитинар! – потеряв терпение, воскликнула Джил. – Как ты не понимаешь? Ты что, хочешь среди таких олмондов жить? Вечно счастливых? Открой же ты глаза! Это – не счастье, это – дурман вроде опия! Только от опия люди отупелые сидят, а от валлитинара – наоборот.

Джон встал и отряхнул штаны. Ты – сам по себе, люди – сами по себе. Не будь добреньким. Не лезь спасать кого попало. Не помогай упавшим.

Да провалитесь вы все! Грёбаные сволочи, подумал он, чувствуя, как закипает злость. «Весь мир»... Я – ублюдок. С детства от вас только и вижу, что пинки да плевки. Всю жизнь прячусь, всю жизнь под страхом разоблачения. Работу потерял. Жену потерял. Эту вот... монстру – тоже потерял. Ублюдок. Ублюдок. Катитесь к свиньям собачьим, пейте свой эликсир, режьте друг друга, что хотите, то и делайте, вы этого заслужили.

– А как же твоя мать? – спросил он, глядя сверху на Джил. – Так и останется без зелья?

Джил молчала. Репейник прошелся по примятой траве – десять шагов туда, десять обратно. Гнев постепенно выветривался. Солнце грело затылок, в высокой траве шуршали ящерицы. Джил подтянула к груди колени и, отвернушись, уткнулась носом в плечо.

– Давай уйдём, – невнятно попросила она. – Уедем куда-нибудь. Просто уедем. Спрячемся, отсидимся. А этого… лотрашти я убью. За доктора. За ту девку. За всех.

Джон вздохнул, вновь опустился на траву и осторожно обнял Джил. Она не сопротивлялась, но и не ответила объятием, все так же сидела, обхватив колени и пригнув голову. Джон выждал несколько минут и негромко сказал:

– Послушай. Ну что толку сейчас спорить. Он ведь ничего не сказал пока.

– Скажет, – глухо ответила Джил.

– Скажет – не скажет… Давай так: ты его сейчас убивать не будешь. Посидим здесь, подождём пару дней. В городе нынче всё равно опасно появляться. Жратва у нас тут есть, крыша над головой – тоже. Подумаем, поговорим.

Джил не ответила. Джон закряхтел.

– Мне тоже не по душе вся эта перспектива, – сознался он. – Правда, не думаю, что у Хонны так быстро всё получится. Люди нынче недоверчивые, от богов отвыкшие. Может, у него вообще ничего не выйдет. В любом случае, даже если Фернаклю повезёт с его планом, пройдет немало времени. Это одного валлитинара сколько приготовить надо! А Хонна – всё сам будет, помогать некому. Так что…

Джил по-прежнему молчала, но уже как-то по-другому. Джон понял, что она ждёт продолжения.

– Так что предлагаю для начала дождаться, чего там Олмонд расскажет, – закончил он. – А там и решать. По зрелом размышлении.

Джил не ответила.

– Ещё остается проблема с па-лотрашти, – напомнил Джон. – Они все живы, они на нас злы, и будут искать. Либо Хонна их убьет, либо нам самим придется. Что-то я не уверен в наших возможностях.

Джил упорно хранила молчание, и Джон решился – ну, не соврать, но покривить душой.

– Можно ещё так, – предложил он. – Можно узнать, где лаборатория, пробраться туда, взять столько валлитинара, сколько унесем, и сделать ноги. И принести всё твоей матери. А? Что скажешь?

Джил вздохнула, высвободилась из объятий Джона и поднялась на ноги.

– Ладно, – сказала она. – Уговорил. Давай подождём. Надо и впрямь все обмозговать. Но ждать будем недолго. Два дня – крайний срок.

Солнце припекало. Джон украдкой вытер лоб.

– Договорились, – сказал он.