***

На этот раз в кабинете было заметно чище. Джон пришел на десять минут раньше условленного времени, от чая вежливо, но непреклонно отказался и стоял, разглядывая свежевывешенные карты на стенах. Карты изображали сражения Божественной войны: ходы островных войск рдели красными изогнутыми стрелками, а передвижения Материкового союза обозначались, как водится, синим. Самая большая карта была расчерчена извилистыми длинными линиями всех цветов и показывала общую расстановку сил в конце войны. Иматега суетился, накачивал горелку, даже сбегал куда-то помыть чашки; вернулся с забрызганной спереди мантией, победно размахивая мокрыми руками. Джон украдкой заглянул в чашки: стенки внутри так и не расстались с бурым цветом тысячи заварок, но, по крайней мере, на дне стало меньше засохшего сахару. Вся эта кутерьма совершенно убедила сыщика, что должна прийти женщина – из-за мужчины доктор не стал бы наводить лоск – поэтому, когда по коридору застучали, приближаясь, знакомые легкие шаги, Джон только вздохнул и, поворотившись к двери, стал ждать. Иматега услыхал шаги уже на подходе, встрепенулся, зачем-то вылетел в коридор и там заахал, зашаркал, рассыпался в приветствиях. Шаги смешались, послышался ответный голос – знакомый, знакомый голос – и, глядя прямо в глаза вошедшей, Джон сказал:

– Покой вам, сударыня.

Джил встала на пороге, снимая шляпку и поправляя рассыпавшиеся волосы. Она была в платье, строгом, до пола.

– И вам покой, – сказала она.

– Позвольте вас представить, – дребезжал Иматега, подталкивая Джил под локоть, – Джилена Корден, из Островной Гильдии сыщиков; Джонован Репейник…

– Да мы, в общем-то знакомы, – сказал Джон, не отрывая взгляда от Джил. – Интересы часто пересекаются... Господин Иматега, позволите нам в коридоре парой слов перекинуться?

Джил развернулась и вышла. Доктор развел руками – он так и остался в дверях. Джон со вздохом протиснулся мимо него в коридор. Джил стояла неподалеку, близ окна, рядом с поворотом на лестницу. Репейник, скрипя древними половицами, подошел к окну.

– Значит, гулял ты там, – не оборачиваясь, сказала русалка. – Гуляка.

– Домой, говоришь, ехала, – напомнил Джон. – Мимо проезжала.

– Вроде того, – буркнула Джил. Она смотрела в окно, на скудный университетский парк. Джон машинально глянул сквозь мутное стекло и, не увидев там ничего заслуживающего внимания, вновь переключился на Джил:

– И?

Джил резко повернулась к Репейнику – так, что прошелестело, обвивая ноги, платье.

– Я тебе не соперник. И ты мне тоже.

– Да ну? – протянул Джон.

– Вот тебе и ну. Слушай, уф… – Джил обхватила руками плечи. – Вот что. Давай с доктором попрощаемся. И пойдем где-нибудь сядем. Поговорим. Просто… очень это необычное дело. У нас.

– Поговорить – это я всегда готов, – откликнулся Джон. – Поговорить я люблю.

– Ох, ну не надо, а? – сказала Джил почти жалобно. – Ты просто не знаешь много. Важных вещей. Я все расскажу, увидишь. Только место найдем тихое.

– Ладно, – сказал Джон. Позади скрипнула дверь, послышалось раздраженное покашливание.

– Идем уже! – сказала Джил и, подхватив в горсти подол, поспешила к доктору. Джон поплелся следом, храня кислое выражение лица. За время их разговора Иматега успел разлить по чашкам пахнувший веником чай и теперь хлопотал, ведя Джил к дивану под локоток. Та, криво улыбаясь сомкнутыми губами, села и приняла чашку. Джону пришлось усесться рядом. Сунутая доктором чашка была зверски горячей, и Джон, сжав челюсти, аккуратно опустил её на пол. Джил, по-прежнему беспомощно улыбаясь, обхватила ладонями раскаленный фарфор. Похоже, ей было не горячо.

– Дорогие мои! – воскликнул Иматега. – Я так рад, что мы встретились, все трое. Неужели удалось напасть на след древней цивилизации? Ах, как это было бы здорово! Ну, рассказывайте, подробней, как можно подробней!

Джон, оторопев, молчал. Джил опустила глаза долу и отпила глоток чая.

– Ну же! – поторопил доктор. – Я знаю, вам есть, чем поделиться! Вчера вы, Джонован, явно многое держали при себе. И вы, моя красавица, – Иматега шутя погрозил русалке пальцем, – тоже больше слушали, чем говорили. А ведь я, можно сказать, всю душу открыл, все карты сдал. Умоляю, поделитесь! С чем столкнулись? Что нашли? Для меня это вопрос всей жизни, понимаете?

Джон кашлянул.

– Честно говоря… – начал он. Джил перебила:

– Есть несколько людей. Пытаются добыть зелье. То самое, которое в книге. У них было налажено дело. Цех, вроде химического, лаборатория. Недавно пропали. Мы их ищем. В общем, можно сказать, что напали на след. Верно, Джон…нован?

Последние слова она произнесла, повернувшись к Джону и чуть заметно мигнув невидным для Иматеги глазом. Репейник кивнул, потому что больше ничего не оставалось. Про себя он при этом отметил слова Джил: «То самое, которое в книге». Похоже, расторопный доктор успел всучить русалке экземпляр монографии.

– Уж простите, что порознь к вам ходили, – продолжала девушка, глядя на доктора исподлобья. – Не знали, что оба одно дело делаем.

– Ах, да пустяки! – махнул руками доктор. – Поверьте, лишний раз с умными людьми поговорить – это радость. Вот что: скажите, кто же их ищет?

Джил набрала воздуха, и Джон, чтобы не дать ей ляпнуть еще что-нибудь, выпалил:

– Извините, но это конфиденциально. Имя клиента – профессиональный секрет.

– Ну... мы расскажем, – пообещала Джил, – но когда дело закончим.

Доктор просиял. Джон от злости взял с пола чашку и сделал необдуманный глоток.

– Пока сведений больше нет, – добавила Джил. – Но будем держать в курсе.

– Отлично, отлично! – скалился Иматега. – Видите, какая штука: никто из так называемых мужей науки толком не верит в па-лотрашти. Да, интересуются филологи, собиратели легенд, но и только. Искусствоведы, по правде говоря, каждую находку подвергают сомнениям. А вдруг не из-за океана? А вдруг местное, не торгованное? Тьфу! – доктор в сердцах плюнул на пол по-настоящему. – Ведь видно же, что уникальные вещи, у-ни-ка-льные!

Джил покивала. Чувствовалось, что ей больше всего хочется побыстрее уйти. Чтобы перевести тему, Джон сказал:

– Интересно, зачем их бог создал такой эликсир, который даёт постоянный эффект. Остальные людям сладкую жизнь не устраивали. Порадуют на выходных – и хватит.

Иматега прищурился:

– Оч-чень правильный вопрос, друг мой! Сразу видно острый ум. Да, я тоже думал об этом. Мне кажется, всё дело тут во власти. Вот представьте: куритель опия каждый вечер лежит с трубкой, весь, так сказать, в сладких грезах. Так он делает с юных лет – гнусная и достойна омерзения привычка! Положим, в один из дней он приходит в курильню, а продавец ему и говорит: извиняй, брат! С нынешнего дня зелье вдвое дороже. Плати или уходи ни с чем. А наш несчастный куритель точно знает, что в Дуббинге больше торговцев опием не сыскать. Что будет?

– Заплатит, – сказала Джил. – В долги влезет, но заплатит.

Джон подумал, что в Дуббинге торговцев опием, пожалуй, куда больше, чем в Ганнваре – профессоров, но смолчал.

– Именно! – с восторгом подхватил Иматега. – Пагубная привычка – страшное дело.

– Значит, Моллюск хотел власти, – заметил Джон.

– Вот-вот! Власти, власти и ничего кроме! – воскликнул Иматега. – Для бедных па-лотрашти он был сродни хитрому торговцу опием. Думаете, всё так складно устраивалось, как описано в поэме? Утром, мол, проснулся, сходил в храм, принял зелье – и до вечера гуляй радостный? Нет уж, полагаю, всё было гораздо сложней. Небось, и подношений кровавых требовал всё больше, и неугодных мог наказать, обделить зельем – вертел людьми, как хотелось! Да и остальными богами двигала лишь власть. Всегда. У нас, у смертных тоже бывает жажда править. Да только это жалкая тень той страсти, какая жила в сердцах богов. Оттого-то каждый хотел управлять миром в одиночку, самолично. И война из-за этого случилась. И у нас с вами теперь вся техника – пар, да уголь, да светильный газ. По слухам, в Линсе какой-то двигатель на спирту делают, сверхмощный – но только кто на нем ездить будет, спирт-то дорог! А при богах... Эх… – доктор махнул рукой.

Воцарилось молчание.

– Ну, пора и честь знать, – сказал Джон, поднимаясь. – Благодарим за лекцию, профессор.

– Как что – с вами свяжемся, – сказала Джил и тоже встала. Джону сильно захотелось пихнуть её в бок.

– А знаете, – проговорил Иматега с таким видом, словно придумал что-то хорошее, – я ведь мог бы вам помочь. Ну, там – строить догадки, участвовать в поисках.

Джон содрогнулся. Джил улыбнулась одними губами.

– Уж как-нибудь мы сами, – сказала она. – Не переживайте. Раскроем вашу тайну.

Доктор вычурно простился, ловко поймал руку Джил для поцелуя, крепко стиснул ладонь Джона

и захлопнул за ними дверь.

– Ну что, в кабак? – негромко предложила русалка. – Здесь есть, недалеко. Для студентов.

– Как скажешь, – согласился Джон, потирая ноющий висок. Они покинули душные университетские коридоры, прошли по зеленой, стриженой лужайке. Выходить за ворота не стали, Джил повела Репейника куда-то вглубь кампуса. На стенах домов кое-где виднелись надписи.

«Я гонял балду два года, ещё два – и бакалавр».

«Хочу домой!» (ниже, другим почерком – «Я тоже хочу»).

«Лекция – не бордель, можно и пропустить».

«Я люблю Мэри» (ниже, другим почерком – «А я люблю фасоль»).

«Хальдер, сожги ректорат!»

«Ватти, мы тебя ждали два часа, иди в жопу».

«Давайте жить без алкоголя» (ниже, другим почерком – «Скучно!!!»)

«Декан – козел» (ниже, другим почерком – «Сам козел!»)

Джил шла быстро, не оглядываясь, словно хорошо знала дорогу.

– Зачем ты всё ему рассказала? – спросил Джон.

– Во-первых, ничего такого не рассказала, – откликнулась русалка, – а, во-вторых, он нам ещё пригодиться может. Вон сколько знает. Не умный, зато грамотный. Зачем обижать?

– А на кой пообещала имена сказать после расследования?

Джил потормошила волосы пятерней.

– Если мы всё расследуем, – сказала она рассеянно, – то, может статься, уже неважно будет.

– Вот как?

– Угу. Пришли, спускайся.

Джон обнаружил перед собой подвальчик с вывеской: «Четыре Книжки». Вывеска представляла собой выбитое дно от бочки с позеленевшим краником, название было намалевано, разумеется, карминной краской. Ступеньки в подвал стерлись так, что скользко было ногам. В зале вкусно, по-домашнему пахло жареным луком, свет лился цветными лучами через круглые, вровень с землей, витражные окошки. Джон и Джил устроились за столиком в дальнем углу. Подошла маленькая круглобокая официантка, Репейник заказал светлого пива для себя и красного эля для Джил – как она любила. Русалка при этом смотрела в окно, забранное изумрудным стеклом, и пальцами выводила круги на салфетке. Пиво принесли быстро. Джон тут же отхлебнул, прямо вместе с пеной, чтобы отбить вкус докторского чая. Джил пить не спешила, все так же глядела в сторону.

– Ну, – сказал Репейник, вытирая губы рукавом, – и кто начнет?

Джил покосилась.

– Кавалеры дамам фору дают, – заметила она. – А я тебе вообще жизнь спасла намедни.

– Ладно, – досадливо сказал Джон. – В общем, есть один меценат…

И он поведал девушке всё, что с ним произошло – про приглашение в дом Фернакля, про его странную лабораторию и не менее странных учёных, про слежку за Олмондом и про то, как Джон доверчиво попался на дурацкий трюк, про золотой амулет и даже про декана Гаульсона. Лишь о странном видении – серый песок, холод и тьма – он не стал говорить, да почему-то умолчал о найденной в квартире Олмонда мёртвой девушке. Лицо Джил оставалось бесстрастным, она ни разу не перебила Джона. Когда тот закончил и, сломав пару спичек, закурил, Джил сказала:

– Все ясно. Ты ничего не знаешь.

– Я не знаю? – возмутился Репейник. – Ну-ну. Ещё послушаю, что сама расскажешь.

– Сверни мне тоже, – попросила Джил. Сыщик повиновался, чиркнул спичкой, поднес огонь девушке. Та затянулась, длинно выдохнула и, рассматривая кончик самокрутки, заметила:

– А табачок-то прежний.

– Ещё старые остатки, – пояснил Джон. Джил покачала головой и снова затянулась, после чего, не торопясь, заговорила:

– Я, как только тебя встретила, поняла. Что тоже её ищешь. Лабораторию. Хотела сразу просить – брось дело. Но вот что подумала. Если не согласишься, дурой буду выглядеть. А ты бы точно не согласился. Потому и промолчала тогда. Три дня назад. Но, видно, судьба такая. Придется всё-таки тебя попросить.

– Интересно, – ухмыльнулся Репейник. – А с чего это я должен оставить дело?

– Ну… – Джил рассеянно сбросила пепел в фарфоровую пепельницу. – Вообще, я бы хотела, чтобы ты не бросал, а наоборот. Мне помогал. В расследовании. Но на это ты уж точно не пойдешь…

– По всей вероятности, – вставил, не скрывая иронии, Джон.

–…Поэтому, – не обращая внимания, продолжала девушка, – раз уж я все равно дурой выставилась, то давай так. Сейчас расскажу всё, что знаю. Это быстро, пяти минут хватит. Потом – делай, что хочешь. Помогай, не помогай, расследуй, не расследуй – дело твоё. Пять минут.

– Да хоть целый час, – пожал плечами Репейник. – Пиво здесь свежее.

Джил мотнула головой:

– Ладно. Книжку ты читал. Про зелье помнишь?

– Вал… – Джон замешкался, вспоминая, – валлитинар. Да. Я так понял, Фернакль собирался выяснить, как валлитинар готовится…

– Ни хрена, – отрезала Джил. – Он всю жизнь это знал.

Джон нахмурился.

– То есть?

– Лабораторию держали настоящие Па. Те, кто выжил. Не все погибли, когда остров затонул.

– Материк, – поправил Джон машинально.

– Да. Материк. Они спаслись. Корабль, наверное, построили. И приплыли к нам. А Фернакль твой – он у них за старшего был. Тут они и жили, в Энландрии. Долго, тыщу лет, или сколько там. Потом не поделили чего-то. Собрались и сбежали. И лабораторию прихватили. А Фернакль на бобах остался. Без приборов, без зелья. Всё.

Джон молчал, задумчиво постукивая ногтём по кружке.

– И я вот сейчас подумала, – добавила Джил, – странно, что они его не убили. Раз между ними раздор пошел. Но тому, наверное, свои причины. Отношения, все дела. Да и несладко ему, поди, без валинара-то этого. Может, еще хуже смерти, когда за всю жизнь к счастью привык, а тут – хлоп, живи, как все.

«Привыкание, – подумал Джон. – Прямо мои мысли. До сих пор мысли сходятся…» Он потряс головой и сказал – может, излишне резко:

– Версия смелая, но нелепая. Это же легенды. Сказки. То, что у одного из них нашёлся амулет – так просто из музея экспонат выкрали, или даже Хонна купил, денег-то много у него. А…

– Это не версия, – перебила Джил. – Я сначала тоже не поверила, но это не версия. Это – правда.

Она затянулась. Табак еле слышно затрещал. Джон спохватился и увидел, что его самокрутка погасла. Сам виноват, тянуть надо было. Он снова чиркнул спичкой и, пыхая ртом, спросил:

– А… откуда… пф… такая уверенность?

– Мой заказчик рассказал, – просто ответила русалка.

– Твой заказчик, – повторил Джон. – Ну хватит, Джил. У нас с тобой один и тот же клиент: меценат Фернакль.

– Нет, – сказала Джил. – Видела я твоего Фернакля. Специально ездила, надо же было взглянуть. На потерпевшего. Старый, высокий, седой. Не видит ничего, слепой, как крот. Мой – молодой, черноволосый. Приземистый такой коротышка. Ниже меня на голову. Лицо без особых примет. Зовет себя – аптекарь.

– Аптекарь? – недоверчиво переспросил Джон.

– Аптекарь, ага, – согласилась девушка. – Так и сказал. Только он такой же аптекарь, как я сама.

– А ему-то откуда известно?

Джил пожала плечами.

– Не знаю, – сказала она. – Говорит, давно интересуется этими… Па. Да только не так уж много ему известно. Иматега куда больше знает.

Джон крякнул и выпил пива.

– Ладно, – сказал он. – Проехали. А зачем понадобилась моя помощь? Ты ведь успела разузнать больше, чем я. Могла бы промолчать и сама копать дальше.

Джил затушила самокрутку.

– Сложно очень, Джонни, – сказала она. – Тяжко за ними идти. И опасно.

Она смотрела на Репейника. Солнце светило через стекло в окошке, и от этого глаза русалки наливались блеском. А на дне зрачков – если знаешь, куда смотреть – притаился кошачий зеркальный огонь.

– Ты одного только вёл – и то едва к богам не отправился, – сказала Джил. – А я четверых выследила. До съёмных квартир, как ты. И у каждого амулет нашёлся. Скажешь – тоже в музеях спёрли? Или на рынке купили? Вещицы-то чистого золота. И не вчера их отлили, ты сам видел. Древние это хреновины, Джон. Как и хозяева ихние.

Джон кивнул. Ему стало не по себе.

– Скажи, – произнес он нехотя, – а там, где ты была, в тех квартирах – ты ничего не нашла…

– Нашла, – покивала Джил. – У одного – руки в шкафу. Кисти, отрезанные, левые все. Воняли – страсть. У другого кожи шмат, с татуировкой. Кожа в спирту была, не воняла. У третьего – тоже руки, но правые. Четвертый девчонку в сортире мёртвую держал, целиком.

– Олмонд, – поморщился Джон.

– А, точно, ты ж там тоже был, – вспомнила Джил. – Я за ним ведь следила. А когда ты успел?

– Позавчера, – буркнул Джон – вечером.

– А я – в тот день, когда он тебя… – девушка замялась, и Джон с удивлением взглянул ей в лицо. Джил нахмурилась:

– На день, стало быть, разминулись. Когда её нашла – еще теплая была. Успела бы раньше, может, спасла бы.

Джон молчал.

– Хотя вряд ли, – в раздумье продолжала русалка. – Крови много потеряла, почти все вытекло. Все одно померла б.

– Думаешь? – нехотя спросил Джон.

– Я такого много видала, – угрюмо сказала Джил. Джон кашлянул и очень деловито сказал:

– Вот что странно: говоришь, девчонка много крови потеряла? Но ведь если бы она в сортире истекла кровью – к соседям протекло бы. А там ничего такого не было. Ну, напачкано, конечно, но и только.

– Значит, он собрал кровь, – проворчала Джил. – До этого где-то подвесил тело. И в таз собрал или кастрюлю. А то – на улице резал, а затем полумертвую в дом притащил. Но это уже ерунда, так не получится.

Она, наконец, вспомнила про свой эль, придвинула кружку и, сгорбившись, припала к ней губами.

– Да! – сказал Джон, сворачивая новую самокрутку. – А Гильдия? Хочешь, чтоб я тебе помогал – как на это Донахью посмотрит?

Джил облизала губы:

– Он не знает.

– В смысле – не знает? А кто принимал заказ?

– Никто, – сказала Джил. – Я сама. Верней… то есть…

Джон чиркнул спичкой и прикурил, пряча огонь в ладонях.

– Не было никакого заказа, – призналась Джил.– Он, аптекарь этот, прямо ко мне пришёл.

Джон затянулся.

– Левый заработок предложил, значит?

– Угу.

Джон откинулся на стуле.

– И ты согласилась? Ох, Джил, не ровен час начальство узнает.

– Не учи, – огрызнулась русалка. – Я не вентор уже.

Джон покачал головой.

– На тебя не похоже, – сказал он и, не удержавшись, добавил: – Всегда таким лояльным работником была.

Джил глянула на него – быстро, хищно.

– Причины нашлись.

– Ну-ну, – сказал Джон.

Джил принялась расправлять кружево на рукавах. Покончив с рукавами, разгладила платье на коленях. Джон наблюдал за ней, пуская дым к потолку.

– Ладно, – сказала, наконец, русалка. – Не смейся только.

– Не буду, – пообещал Джон.

– Мне… нужен этот валинар, – сказала Джил. – Аптекарь с самого начала про зелье рассказал. Я и повелась. Мы с ним условились: я лабораторию найду, а он мне зелье отдаст.

Джон поднял брови.

– Тебе нужен валлитинар? Хочешь стать счастливой, как древние Па?

Джил переставила кружку с места на место. Побарабанила по краю стола.

– Я для матери.

Джон вспомнил: жаркий день, тёмный деревенский дом, старуха в углу, точно призрак. И тут же – ночь, полная луна, двое на берегу, волосы, серебряные от лунного света…

– Мать помирает, Джон, – сказала русалка, глядя в окно. – Отец из Дуббинга доктора выписал. Тот говорит – чёрная меланхолия. Жить она больше не хочет, понимаешь? Ей ведь шестьдесят только. А она лежит на лавке да смотрит в потолок. День-деньской.

Джил взяла кружку обеими руками и стала пить.

– Это… из-за тебя? – медленно спросил Репейник.

– Да, – сказала Джил, со стуком поставив опустевшую кружку. – Я ж ублюдок, – с горечью прибавила она. – Отрезанный ломоть. Нет у Корденов больше дочки. В монстру превратилась. Отец хоть разговаривает со мной. Раз в пару месяцев к ним в деревню катаюсь. До ночи в кустах прячусь, ночью к дому прихожу, в окно стучу. Батя выходит тогда. Боится, конечно, что узнают. Но выходит. Вот и рассказал, что мать жить не хочет больше.

Из кухни выглянула официантка. Джон поднял руку, подзывая. Заказал еще пива. Джил, навалившись на локти, разглядывала древесные узоры столешницы. Джон смотрел на чёрные волосы, разделенные косым пробором, на розовые кончики ушей, выглядывающие из прически. Можно было бы попробовать какой-нибудь дурман подыскать для матери, подумал он. Тот же опий... Или магические стимуляторы... Хотя что это я – стимуляторы. Знаем, пробовали. Это всё для развлечения, а для тех, кто жить не хочет, дурмана еще не придумали. Опий и вовсе – та же смерть, только медленная. Да. Никогда не делай добро, сказал он себе с усилием. Никогда не помогай упавшим. Даже если помощь нужна женщине, с которой ты когда-то делил постель. Даже если это – единственная женщина, с которой ты можешь что-либо делить.

А ведь она и впрямь спасла мне жизнь, подумал Джон. Вот проклятье.

– Послушай, я тебе помогу, – сказал он.

Джил повернула голову.

– Правда?

– Да. За мной – должок.

Девушка кивнула.

– Узнаем, где лаборатория – сдадим дела, – предложила она. – Ты – Фернаклю, я – аптекарю. Деньги получим, а дальше пусть сами разбираются. Как тебе?

Джон хмыкнул:

– А потом нас найдут Па и выпустят кровь. И руки отрежут.

– Не думаю, – сказала Джил почти весело. – Мой аптекарь… – она осеклась. Как раз в этот момент принесли пиво. Джон терпеливо дождался, пока официантка расставит новые кружки, пока уберёт старые, пока поменяет пепельницу, и только когда девушка ушла на кухню, он сказал так спокойно, как мог:

– Твой аптекарь – что?

– Неважно, – сказала Джил. – Забудь.

Джон сжал зубы. Разжал. Сжал. Разжал.

– Знаешь что, – сказал он, – это мне всё не нравится. Честно говоря, уже жалею, что согласился. Пяти минут не прошло, а жалею. Что дальше-то будет, а?

Джил обхватила плечи руками.

– Хорошо, хорошо, – тихо сказала она. – Хочешь всю правду, вот вся правда. Аптекарь не только мне зелье даст. Он хочет вообще рассекретить валинар. Чтобы всем достался. И матери тоже. И мне. И тебе. Всем. Будем жить, как эти, древние. Счастливые все время. Такая вот у него идея. Так он мне сказал.

Джон помолчал.

– Валлитинар, – сказал он.

– Чего?

– Вал-ли-ти-нар, – повторил Джон. – Так правильно.

– А я говорю?

– А ты говоришь – валинар. Всё время.

– Ладно, – сказала Джил. – Пусть будет валлитинар.

Джон подумал.

– Так вот почему ты сказала, что, если всё расследуем, то неважно станет – рассказывать Иматеге правду или нет.

– Угу.

– Значит, счастливые все будем, говоришь?

– Угу.

Джон поднял брови.

– Сама в это веришь?

Джил вздохнула и взяла со стола кружку.