Я постучалась и попросила разрешения войти, но в спальне Дженни стояла гробовая тишина, а дверь не шевелилась. У меня было такое чувство, как будто меня ударили. Хотелось плакать. Сделав глубокий вдох, я взяла чемодан и, собрав все остатки мужества, зашагала вниз по винтовой лестнице.

Джекаби я нашла в его кабинете по звукам доносившихся оттуда шагов. Он разбирал корзину, наполненную всякой всячиной. Кое-что из этих вещей он складывал в походную сумку, а остальное кучей оставлял на столе. Рядом с кучей лежала деревянная трещотка, в воздухе пахло чесноком.

– Почти готов, – сказал он. – Осталось только упорядочить кое-что из того, что я купил вчера.

– Сэр, – обратилась я к нему, не зная, с чего начать. – Дженни… Мне кажется, что она… что с ней… – Я вдохнула поглубже. – Сэр, с ней что-то неладное.

– Именно сейчас?

Он вынул из корзины узловатый корень и чашку с золотой каемкой и поставил их на стол. На другом конце стола уже стоял чайный сервиз, но эта чашка в пастельных тонах была явно из другого набора.

– Да, сэр. Не знаю, виной тому перчатки, цветы или мои слова, – вздохнула я. – Или же все вместе. Но ей стало хуже.

Джекаби швырнул корень в сумку и повернулся ко мне.

– Дело не в вас, мисс Рук. Наша бесплотная подруга сама завела себя в своего рода чистилище. Она не может покинуть дом, потому что полагает, что может существовать только здесь, в том месте, которому, по ее мнению, принадлежит. И точно так же может прикасаться только к тем вещам, которые, по ее мнению, принадлежат ей. Именно поэтому расследование по ее делу и приостановилось. Она не могла сопровождать меня в моих изысканиях.

– Расследование по ее делу? Вы говорите о ее гибели?

Джекаби кивнул.

– Да, дело о ее убийстве… и кое о чем еще.

– Разве она так вам нужна, чтобы расследовать его?

– Я бы мог постараться и сам. И до некоторой степени постарался. Дуглас помог мне составить довольно внушительное досье.

Порывшись в ящике, он вынул папку. Когда он положил ее на стол, я заметила аккуратно напечатанное на обложке имя Дженни.

– Оно неполное, но тут все, что мы знаем о мисс Кавано и ее женихе: газетные вырезки, улики, представляющие интерес лица. Загвоздка в том, что в глубине души Дженни не уверена в том, что должна узнать правду. И пока она этого не захочет, я даже не знаю, будет ли во благо открыть ей истину. Возможно, она боится, что ответы окажутся болезненней вопросов, а я не могу обещать ей обратное. Однако когда она будет готова, то, думаю, сможет пойти куда угодно, в том числе и туда, куда должна.

– Вы думаете, – раздался из-за стола голос Дженни, и постепенно в воздухе проявились нежные очертания призрачного лица. Она выглядела рассерженной и расстроенной, но, по крайней мере, исчезли признаки замешательства и паники, и сейчас она, похоже, полностью контролировала себя. – Но вы не знаете. Могли бы просто поверить мне, когда я говорю, что хочу знать, а не секретничать и не шушукаться у меня за спиной, утверждая, что дело безнадежное и стоит только того, чтобы засунуть его подальше в ящик.

– Вот ваша папка, – сказал Джекаби. – На ней написано ваше имя и все такое. Откройте ее.

Дженни состроила недовольную гримасу.

– А где мои перчатки?

– Я уже говорил, что они вам не нужны. Могу даже доказать.

Он взял со стола чашку с золотой каемкой и еще одну с подноса.

– Вот эта – из вашего наследственного сервиза.

Он швырнул пастельно-голубую чашку, и Дженни, распахнув глаза от неожиданности, протянула руки и схватила пролетающее мимо нее фарфоровое изделие.

– А вот эту я купил вчера на рынке.

Не дав ей опомниться, он вслед за первой кинул новую чашку с золотой каемкой. Дженни инстинктивно протянула руку, но чашка пролетела сквозь нее, разбившись о книжный шкаф.

Сжав первую чашку в ладонях и нахмурившись, она обратилась к Джекаби:

– Хватит портить мое имущество! Ничего вы не доказали. Вы и так знали, что я могу дотрагиваться только до вещей, которые принадлежат мне. Вы просто издеваетесь надо мной, и я попросила бы вас не ухмыляться, когда я сержусь на вас!

Джекаби покачал головой, продолжая улыбаться.

– Вы можете дотрагиваться до того, что принадлежит вам, по вашему мнению. Вообще-то, та чашка, которую вы держите в руках, вам не принадлежит. Разве вы не узнали сервиз, который подарила мне миссис Симмонс в прошлом году за то, что я помог ей разобраться с гномами?

Дженни с изумлением посмотрела на руки; голубая чашка начала опускаться сквозь ее пальцы. Она судорожно пыталась удержать ее, но чашка упала на пол, разлетевшись на дюжину осколков.

– Цвета, конечно, похожие, но главное – что вы поверили. Убеждение – вот что играет роль, мисс Кавано. Уверенность у вас в голове.

Он толкнул через стол папку к Дженни, оторвавшейся от созерцания черепков.

– Это ваше дело. Вам нужно только открыть его.

Дженни уставилась на папку. Я, задержав дыхание, наблюдала за тем, как она протягивает руку к столу. Пальцы остановились возле обложки, и на мгновение я поверила, что бумага ей поддастся, но ее кисть прошла насквозь по самое запястье и погрузилась в стол. Дженни тут же отдернула руку, будто ее укусили, и прижала ее к груди. На ее лице застыло выражение смущения.

– Попробуйте еще раз, – предложил Джекаби, к удивлению, мягким тоном.

Дженни посмотрела на детектива, потом на меня, а потом снова перевела взгляд на папку. Помотав головой, она неуверенно попятилась к книжному шкафу, теряя очертания.

– Дженни, подожди! – воскликнула я, но она снова исчезла.

– Мне кажется, все прошло довольно неплохо, правда? – Джекаби затолкал пустую корзину на и без того заставленную книжную полку. – Я не был до конца уверен, что моя теория подтвердится на практике, но эксперимент закончился впечатляющим успехом.

– Мистер Джекаби, прошу вас! Дженни не какая-то диковинка, требующая научного исследования, она ваш друг!

Джекаби приподнял бровь.

– Говоря по существу, мисс Рук, одно не исключает другого, и тут нечего стыдиться. Все исключительные люди по определению являются отклонением от нормы. Если настаивать на своей обычности, мы никогда не станем по-настоящему выдающимися.

– Вот это, я понимаю, хорошо отрепетированное и красноречивое оправдание своей грубости по отношению к милой расстроенной женщине.

– Она в порядке. Уверяю вас, когда она по-настоящему выйдет из себя, вы сразу это заметите. Зрелище не из приятных. Когда я переделывал ее прежнюю кухню под лабораторию, она начала вести себя как эхо.

– Эхо?

– Многие духи ни на что больше не способны. Многие из них – не что иное, как эхо. При этом дух представляет собой только отголосок последних мгновений своей жизни – нелепый сгусток эмоций и боли, пойманный словно эхо в ущелье, повторяющее одно и то же.

– Вы имеете в виду фразу «Вам нельзя здесь находиться»? – спросила я.

Уверенное лицо Джекаби слегка дрогнуло.

– И что-то про работу с ее женихом, – добавила я.

– Температура заметно упала?

– Вода застыла. И пронеслось что-то вроде холодного шквала.

Он побледнел.

– Думаете, мне стоит еще раз попробовать поговорить с ней? – спросила я.

Джекаби задумчиво посмотрел на потолок. Спальня Дженни находилась как раз над его кабинетом.

– Нет-нет. Наша небольшая экспедиция, пожалуй, будет как нельзя более кстати. Мне кажется, нам лучше побыть вдали от нашей дорогой мисс Кавано и дать ей время прийти в себя – по меньшей мере несколько дней. Ну, чтобы позволить ей побыть в тишине, покое и тому подобное…

В комнате стало холоднее, по моим рукам пробежали мурашки.

– Возможно, вы правы, сэр.